Фонарь, висевший снаружи телеги, то и дело подскакивал да плясал на дорожных колдобинах, отчего свет проникал в повозку неравномерными вспышками. На пустых холщовых тюках лежала юная девица, совсем еще ребенок. На лице ее поминутно сменяли друг друга то скорбь, то страдание, то отвращение, изредка разглаживалось ее чело временным блаженным облегчением. Девицу мучила лихорадка.

Склонившись над ней, сидела на коленях взрослая женщина.

– Трезора, – мягким глухим голосом позвала она, – ты слышишь меня?

– Да. – Неожиданно звонко откликнулась девочка, с упрямой яростью, жмурившаяся от лихорадочного жара. – Но мне так нехорошо. А еще и эти… преследуют нас, Вы видите?

– Кто преследует? – спокойно спросила женщина, перебирая фляги большом своем походном сидоре. Поддерживать разговор и не позволять Трезоре терять сознание сейчас было необходимо.

– Гина Гасава! – обиженно воскликнула она, открыв даже глаза от возмущения. – Вы-то! Вы-то должны знать, когда Вас преследуют!

Покровительница ее только снисходительно улыбнулась в ответ на дерзость Трезоры. Повозка наполнилась горьковатым запахом: в чистой воде Гасава размешала концентрированный отвар целебных трав и щедро влила туда крепкого хмеля. Напиток этот мог только временно облегчить муки ее спутницы, но это уже было что-то. Более существенную помощь они обязательно найдут в Форткоме, славном приграничном городке, куда и мчалась сейчас телега, с горем пополам прорезая темноту на своем пути единственным стареньким фонарем.

– Никто тебе зла не сделает. В такой час, да в такой глуши даже разбойники не орудуют. Да и грабить здесь нечего.

Гасава была права – никакого ценного груза в повозке не было, а правил ею старик торгаш, который накануне распродал все свое добро на рынке в соседнем городке и выручку всю отправил домой вместе с большой вереницей других торгашей-земляков, чтобы деньги добрались до его семьи раньше и в большей сохранности.

Однако после слов Трезоры, сердце Гасавы тревожно заныло.

– Так что полно тебе, мышонок. Вот, выпей-ка лу…

– Не называйте меня так!

Трезора и прежде была не робкой девчонкой, а теперь вовсе не отказывала себе в раздраженных малоуважительных интонациях. Так или иначе, Гасаве удалось принудить ее выпить самодельное лекарство.

Ненадолго она покинула Трезору, чтобы выглянуть из повозки. В лицо ей сразу же ударил холодный ночной ветер. Затуманенные неверным светом буйно раскачивающегося фонаря, глаза Гасавы довольно долго привыкали к темноте. Она подивилась, насколько быстро скакали лошади, только различив очертания дороги и густых кустарников по обе стороны от нее.

Запомнить все дороги Благословленных Земель было не под силу обычному смертному. Но Гасава являлась подневольной странницей уже больше двадцати лет, и пути до такого важного дорожного узла, как Фортком, она знала неплохо. И таких зарослей крапивы на них никогда не встречала. В груди защекотала тревога. Гасава стала успокаивать себя, что везет их старик, проживший в Форткоме всю жизнь, и наверняка знающий все местные дороги, как свои морщины, а быстрая езда – то еще пущее доказательство, что возница уверен в том, куда он едет.

Но как бы быстро он ни ехал, вырваться из бескрайней ночи, было невозможно. Таких ночей Гасава лицезрела уже тысячи, но некоторые из них пробирались под грубую ткань ее одежды, под кожу и под кости, комком оседая в горле. Такая ночь всякий раз заставляла задаваться нелепым в сущности вопросом: а уж не последняя ли она часом?

Гасава вернулась к страждущей.

– Сама как думаешь, отчего это с тобой? Дорога притомила? Или, может, отравилась чем?

Отроческое лицо Трезоры пробуждало в Гасаве нечто сродни материнского умиления. По долгу своей службы Гасаве как жрице нельзя было заводить ни мужа, ни детей, ни даже котенка. А из-за непрерывных странствий и дружба становилась затруднительна – повезет, если одного и того же человека пару раз за год встретишь. И пусть Гасава всегда была окружена путешественниками, одиночество со временем снедало ее все сильнее.

И вдруг с десяток недель эта девчонка напросилась путешествовать с ней, представившись беглянкой из крестьянской семьи. Говорила, мол, хотят ее выдать замуж за мужика злого, а она не хочет, боится. Да только не убедили Гасаву россказни о простом происхождении. Был на Трезоре надет обычный сарафан, да только капризность ее была почти что барской, да и говор у нее был совсем не простецкий, выдававший временами ее не по возрасту глубокую образованность. Но сколько бы проблем не создавала эта юная чертовка, ее присутствие рядом немного успокаивало немолодую уже жрицу.

– Я больна, гина Гасава. – Смиренно признала она. – Больна всеми болезнями мира одновременно. Они борются друг с другом и потому пока меня не трогают. Но после, когда победит самая прилипчивая зараза, она меня и убьет. И это будет ни страшная чума, ни кровавая падучая, а противная незаметная хворь, которая…

– Ох, Дрон всемогущий… – тяжело вздохнула Гасава. – Совсем бредишь. Болезни всегда действуют сообща.

– А вот и нет! – Трезора хотела добавить что-то еще, но резко обернулась куда-то в сторону, ее воспаленные черные глаза уставились куда-то сквозь полотно, накрывавшее воз. – Ну вон же они! Следят за нами. Ну как же Вы не слышите их голоса?

– Это ветер завывает. Да и кто ж может следить за нами, когда мы мчимся во весь опор?

– Вы не понимаете. – Скривилась Трезора.

Гасава с тревогой нахмурилась. У нее было на эту ночь задание свыше – отвести от старичка-возницы беду. Самая обычная работа для жрицы бога Дрома, однако вкупе с навязчивым страхом Трезоры начинало казаться, что дело не ограничится рядовой сворой волков или разбойниками на большой дороге.

Поддавшись смурным мыслям, Гасава выглянула теперь с другой стороны воза: к вознице, сидящему на козлах. Маленький старик с желтоватой кожей усердно вглядывался в темноту, куда уходила дорога. Это Гасаве сразу не понравилось: чего же там высматривать, если дорога одна?

– Далече еще до Форткома?

– А, уж… уж скоро, гина покровительница. – Неуверенно ответил возница.

Заплутал. Да и дорога уж не была широка и заезжена, как прочие пути до городов. Одно давало надежду – раз дорога была, то куда-нибудь она рано или поздно приведет. В любом случае, деваться было некуда.

– Понятно. – Ответила Гасава. – Вы зовите, коли надо чего будет, ладно?

Обычно подобные неприятности она переносила с абсолютным равнодушием. Убытки от таких глупостей несли только сами торговцы и путешественники, а Гасаве только и знай, что в дороге находиться нужно да оберегать спутников, а куда ехать – неважно. Да и не проще ли становится, когда в беде не остается выбора?

Она вернулась в крытый воз. Теперь-то дела обстояли по-другому: застрять неизвестно где с больным дитем перспектива не из лучших. Гасава стала размышлять. Воз был пуст, что играло, конечно, против них, зато запасов собственного провианта из пары сидоров бы хватило на несколько дней. К тому же в конце лета в лесу с голоду не пропадешь. Однако и дело-то не в еде вовсе, а в сжираемой лихорадкой Трезоре.

– Ты уж потерпи, милая. – С ласковой печалью попросила Гасава, снова сев рядом. – Доберемся все-таки куда-нибудь, а там тебе и постель, и лекаря найдем.

– Я не мил…

Возмущение Трезоры потонуло в пронзительном свисте снаружи. Лошади резко затормозили, отчего телегу ощутимо мотнуло вперед. Снаружи раздался грозный женский голос, допрашивающий о чем-то возницу.

Гасава замерла. Она ждала подобного, не раз бывала и в более пугающих ситуациях, однако оказалась вдруг не готова к тому, что что-то действительно произойдет. Человек существо двойственное: в мучительном ожидании нехороших событий сначала воет, себя жалея, а чуть погодя, готов хоть на стену лезть, лишь бы уже произошло все неизбежное поскорее. А как только грохочет беда над головой – так сразу застывает растеряно, будто не готовил себя ни к чему, будто и не ждал вовсе. Пятится в страхе, но минута между «еще не» и «уже» захлопнулась намертво железной дверью за спиной.

Дорогу преграждали два всадника, молодые мужчина и женина. На разбойников они похожи не были, однако первое, что бросилось в глаза Гасаве – это распущенные рыжие волосы женщины. Кто же она была такая, раз не стыдилась показываться простоволосой? Наружный фонарь на телеге хоть и был слабеньким, но его света было достаточно, чтобы разглядеть лица обоих. Несмотря на общую моложавость, под глазами мужчины отпечатались глубокие тени, как у больного. Взгляд его был отстранен, плечи немного опущены, будто он вот-вот ожидал удара по шее. Девушка держалась с безупречной осанкой, губы ее были плотно сжаты, тонкие брови сведены к переносице.

– Вы кто такие, и зачем зашли на наше поселение? – Твердо и недружелюбно спросила всадница. И у нее, и у ее спутника за спинами висели луки и колчаны со стрелами.

– Мы заплутали. – Мирно ответила Гасава. Как бы хорошо она ни знала все крупные селения Благословенных земель, никак не могла понять, что это еще было за «их поселение», и почему оно требовало такой охраны даже от старика и женщины с ребенком. Порывистый ветер трепал подол ее длинного черного платья, напоминавшего монашеское одеяние.

–Я форткомских издалека вижу. – Не смягчившись, бросила всадница. – Убирайтесь отсюда.

Молчавший все это время мужчина единым ловким движением снял со спины лук, достал и прицелился в возницу.

– Разворачивайтесь. – Гасава оглянулась на возницу. – И езжайте обратно. Наверняка вернетесь к развилке, где свернули не туда. – Старик остолбенел, когда на него направили оружие. – Уезжайте. Незачем оставаться там, где Вас видеть не хотят. И позаботьтесь найти лекаря для девочки, которая была со мной. Будем считать, что это плата.

Всадники с недоумением следили за невозмутимыми указаниями Гасавы. Та, будучи совсем безоружной, совершенно не боялась грозных незнакомцев на ночной дороге. Возница все же выполнил приказ Гасавы и поспешно укатил. Без его фонаря на дороге стало совсем темно.

– А ты чего осталась? – Презрительно спросила всадница. – Тут гостей не ждали. Ты, может, самоубийца или дура?

Стрелок по каким-то личным соображениям опустил лук, однако обратно его не убрал.

– Я жрица бога Дрома. – Ответила Гасава с таким видом, будто это было что-то среднее между предложенными незнакомкой вариантами.

– А я говорила, что за нами следят, а Вы не верили! – вдруг позади раздался голос Трезоры.

В темноте было видно ее очертание на фоне белого ствола березы, к которому она прислонилась, успев в какой-то момент выбраться из повозки. Девочку слегка шатало, большего разглядеть было нельзя.

– Что ты тут делаешь? – Гасава обеспокоено поспешила к ней, и аккурат к ее приходу, ноги Трезоры подкосились, и она начала падать. Гасава взяла ее на руки и обернулась к всадникам. – Кто бы вы ни были, – ее глуховатый голос почти терялся в шуме листвы на ветру и потрескивании стволов деревьев, но она была уверена, что местные ее прекрасно слышат. – Вы ревностно охраняете свою землю, а значит любите ее. Стало быть, и сердца у вас добрые. Помогите нам.