Пятница.

Приблизительно 10:50.

Лебедь изучающим взглядом водила по часам. В век технологий, когда всё стремилось вперёд, время было ресурсом невероятно ценным. Каждая сэкономленная секунда могла быть использована с пользой. По крайней мере, ей следовало бы быть такой. Однако Лебедь, не испытывая острой необходимости в удовлетворении многих потребностей, не гналась ни за временем, ни за успехом, ни за деньгами. Первое тратилось в своём темпе. Блэр знала, когда стоит поработать, когда стоит отдохнуть, когда заняться чем-то приятным, а когда — не заниматься ничем. Второе... приходило к ней самостоятельно, каким-то чудесным образом. Среди своих талантов Лебедь могла бы отметить разве что исключительную производительность в моменты, когда её разум к чему-то горел — так она оканчивала университет, так получала докторскую, так писала свои работы — те, что сейчас приносили ей побочный доход в размере большем, чем чеки за её работу в Бюро. В этом и лежало третье. Выходило, что потребностей, нуждающихся в удовлетворении — помимо её непомерного любопытства, разумеется — на текущий момент времени не существовало. Именно потому она и могла себе позволить потратить десяток минут на изучение красивых стрелок классических часов у неё в кабинете. Лишённых секундной стрелки, классических настолько, что, виси они в британском замке веке в шестнадцатом, никто бы не заметил подвоха. Цифрового в её кабинете не было почти ничего. Ни компьютера, ни даже ноутбука, ни намёка на электронику, помимо света и кондиционера. Даже системы защиты не было видно. Её кабинет выглядел так, словно был на самом деле крошечной библиотекой — потолок возвышался над нею в четырёх метрах, а все стены, не считая тех, что уходили в окна, сверху и до цокольной части были забиты книгами. кабинет формой напоминал жирненькую букву "П", в первой, входной части, стояла пала комфортабельных кресел, журнальный стол и торшер, во второй своё место нашла небольшая кухонька. Даже там не было электроники — изящный металлический чайник нагревался на антуражной газовой плите, больше ничего ей и не требовалось. Кабинет выглядел так, словно был вырван из девятнадцатого века. То было её небольшой прихотью.

Книжные полки были заполнены книгами совершенно разными. Вопреки ожиданиям, там были не только психологические труды — ещё и полно классической и не совсем литературы. Были и поэмы, и романы, и детективы, и научная фантастика, и взятые в книжный переплёт статьи. Объяснение было простым до ужаса — Лебедь любила свой кабинет, возвращаясь сюда всякий раз по желанию, погружаясь в атмосферу недалёкого прошлого и увлекая разум чтением порой на целые ночи. Пациентам такая обстановка тоже, зачастую, нравилась — сквозь толстые старинные стены с трудом пробивалась связь, интернета здесь не было, и люди могли насладиться полностью спокойной обстановкой, лишённой современной городской суеты и шума. Даже окна её выходили на небольшой парк, и шума машин почти не было слышно. Почти полный покой. Именно поэтому в кабинете был небольшой буфет и уже упомянутая кухня — нередко пациенты оставались после приёма или просились "погостить" во внеприёмное время, заключали устный договор о тишине и молчании и им же наслаждались, пока хозяйке не наступала пора уходить.

Единственным существенным изъяном наполнения её кабинета было отсутствие кровати и другой удобной мебели для секса. Нет, разумеется, Лебедь не нарушала трудовую этику настолько открыто. Она никогда не спала с пациентами, хотя, будучи женщиной достаточно привлекательной, понимающей и идеально-фальшиво эмпатичной, она порой очаровывала пациентов сама собой. С этой трудностью, целиком связанной с доверием, сталкивается каждый терапевт рано или поздно. Она была привлекательной и молодой, а ещё брала достаточно нелёгкие случаи — с ней такое происходило чаще обычного. Но она никогда не нарушала договора и не симпатизировала тем, с кем работала. Кабинет служил местом встречи для её многочисленных любовников. И в Нью-Йорке, и в Джерси полно привлекательных, молодых и полных сил парней, которым нечего предложить в плане отношений. Инициативные, держащие в головах лишь намётки на мозг и ведомые остаточными после взросления гормонами, они желали двух вещей: научиться грамотно доставлять удовольствие женщине, и женщину, доставляющую удовольствие им. Доктор Суон была рада помочь в обеих вещах, ведь получала с них удовлетворение не самых притягательных потребностей её тела, а также иногда глупые, но до омиления искренние попытки в проявление симпатии. Впрочем, когда такое происходило, она думала: "этот сломался", и искала себе нового. Больше трёх ночей с ней никто не проводил ещё со времён старшей школы. Разумеется, она тщательно убирала всё и весьма вдумчиво подходила к выбору времени: за столько лет практики обоих вещей, и секса, и терапии, в одном месте, она ни разу не попадала ни в одну неловкую ситуацию, связанную и с тем, и с другим одновременно. Для страсти подходили и подоконники, и деревянный пол — парни получали в своё распоряжение превосходную даму без табу, те, кто жаловались на условия, считались "сломанными" ещё до окончания процесса. Как и те, кто зарился на её дорогую библиотеку. Одного мерзавца, своровавшего книгу, она, правда, так и не нашла, но он был хорош. А один придурковатый был с деланной яростью выгнан из кабинета и списка партнёров, когда заляпал читаемый в тот момент роман. Печальное воспоминание.

На журнальном столике покоилось несколько вещей. Достаточно неорганично там выглядела папка. Она была принесена самой Суон сегодня утром. В ней покоилось уже до дыр зачитанное личное дело сегодняшней пациентки. Ей думалось, что её это смутить не должно — сама Ахерон видела эту папку на чужих столах уже сотни раз. Однако Лебедь собиралась проверить, расходится ли то, что ей думалось, с действительностью. Ещё там была бумага. Много бумаги. Набор пастельных мелков и ручек. А ещё стопка тестов, самых разных.

Послышался стук в дверь. Три коротких звука. Ахерон была достаточно пунктуальной. И несколько нетерпеливой. Интересное сочетание для солдата. До назначенного времени оставалось ещё приблизительно семь минут.

Когда оставалось шесть минут, стук не повторился. Суон всё ещё смотрела на дверь, перебирая в голове варианты. Она была вполне готова начать сеанс, и хотела выяснить, насколько готова Ахерон. Насколько ей действительно хочется поскорее с этим разобраться — впрочем, Лебедь сомневалась, что выйдет скоро. Насколько её нетерпение сильнее её вежливости.

Но стук не повторился и в следующую минуту. Она не слышала за дверью движения — дверь была большой, из тёмного дуба, и скверно пропускала звуки — но отлично знала, что его и нет. Она скажет "Войдите" — и дверь отворится почти моментально. Скорее всего, Ахерон держит руку на ручке уже две минуты. Однако не спешит входить.

— Прошу, — Лебедь негромко хмыкнула собственным мыслям и легко улыбнулась. Её голос принял всё тот же мягкий, обволакивающий, почти мурлычащий тембр, которым она говорила на парковке. Дверь действительно отворилась через секунду. В коридоре за ней лицо появилось лишь через секунду. Сначала она, догадалась Лебедь, просканировала помещение внутри, и лишь убедившись, что в обозримой части нет угрозы, показалась ещё немного, чтобы осмотреть другую. Привычки, которые из человека, ежедневно имевшего дело со смертью, не выбьешь. Вот чем вызвана её медлительность — хотя медлительностью она считалась для быстродумающей Лебедь, а так отнюдь таковой не была. Тех, кто медленно действует, убивают первыми.

Ахерон проскользнула в дверь, не открывая её целиком. Та медленно закрылась за её спиной. Она пыталась заглянуть глазами за угол книжного шкафа — туда, где скрывалась небольшая кухня и буфет. Несколько секунд она молча стояла, словно потерянная. Потом посмотрела на Лебедь. Та глядела в ответ с тёплой улыбкой, ожидая реакции. Слегка сощурилась.

— Можете осмотреть, если вам так будет спокойнее. — Мягко проговорила Суон. Ахерон признательно кивнула и сделала пару шагов в сторону кухни. Убедившись, что ничего там нет, она вернулась на прежнее место. Ахерон была одета в те же джинсы и ту же кожанную куртку. Армейские сапоги сменились комфортными на вид кросовками. Под курткой была видна хлопчатая майка. Её волосы выглядели тем же образом — ухоженные, свежевымыте, но такие, по которым видно, что их не касалась рука цирюльникаПарикмахер. Прошу простить за древние слова, конкретно это — моя личная небольшая страсть. уже достаточно давно. Чёлка тем же образом закрывала левый глаз. Забавно, что так Ахерон выглядела ещё более потерянной. Не в пространстве или ситуации — в мире в целом.

— Здравствуйте, госпожа Ахерон. — выждав ещё полминуты, вновь заговорила Лебедь. Её забавляла чужая неловкость, возведённая в такую степень, что даже поздороваться сейчас она была не в силах. Надо полагать, раньше она работала исключительно с армейским психологом, а те редко были приятными собеседниками. Сущая глупость, если так подумать. Почему не нанять городских?

— ... Здравствуйте, — Ахерон кивнула ей. Подумав ещё несколько секунд, добавила: — Спасибо, что напомнили мне.

— Никаких проблем, — поспешила заверить её Лебедь. Она показала ладонью на кресло. Своё Лебедь уже заняла. — Прошу, присаживайтесь.

Ахерон перевела взгляд на кресло. То было простым, но изящным, не доставало до пола, а, подобно надкушенное яблоко, покоилось на металлической раме. Было обито чёрной кожей и накрыто сверху белоснежной мягкой подушкой. Забавный контраст, который её собеседницу ни капли не смутил. Спустя пару секунд она подошла и уселась.

Лебедь предпочитала фиксировать время работы, но редко, из-за специфики своей клиентской базы, отказывалась от этого правила. Любопытнее беседовать два часа к ряду, чем ограничиться часом. Несмотря на это, она предпочитала брать деньги за сеанс, а не за час работы — если, разумеется, клиент в целом платил лично. Сейчас за Ахерон платила, вероятно, страховка или ещё какая программа профессиональной поддержки. Она пришла без сумки или рюкзака, по видимому, хранила всё необходимое в карманах. Если вовсе имела что-то необходимое. Кошелёк таковым точно не являлся. Но брать деньги за время, как уже оглашено, Лебедь не собиралась. Поэтому она позволила себе помолчать — тем более, что молчала и Ахерон. Долгих девять минут. Нелёгкое испытание для человека, вообще-то! Обычно люди, не имеющие занятия, столь откровенно разглядываемые и сидящие лицом к лицу с другим человеческим существом, не выдерживают дольше двух минут тишины. Впрочем, Ахерон была военной — в её работу практически была включена контрактно опция "вы должны уметь ждать". Даже не будучи снайпером, она явно умела это делать.

Спустя именно девять минут Ахерон раскрыла рот. Однако не нарушила тишину. Так, будто резко захотела разойтись в рассказе, думала было начать, повинуясь импульсу, а потом спохватилась. Это показалось Лебедь забавным. Эта женщина в принципе казалась ей весьма забавной. Молча восседая, она ощущалась монолитной конструкцией, статуей из чистого мрамора — красивой и недвижимой, твёрдой, но стоит сколоть где надо, и изойдётся трещинами. Она сомкнула губы в неловкости и поспешила отвести взгляд. Взгляд её, к слову, смягчился, стал более плавным. Зрачки расширились.

Занятная.

— Прежде чем мы начнём... — через минуту вновь нашла в себе силы она. Лебедь позабавила формулировка — она-то начала ещё вчера, когда получила личное дело, и пока каждую минуту взаимодействия — не важно, личного или косвенного — получала лишь истинное удовольствие. — Почему здесь?..

Вчера Лебедь сказала ей, что принимает в офисе лишь в субботу, однако они были тут сегодня, в пятницу. Интересно. Эта деталь её зацепила.

— Мне показалось, здесь обстановка будет комфортнее. Тишина, никаких шумов и тревог извне. Только внутренние, — осторожно повлекла своим рассказом Лебедь, точно поманила пальцем. Одна нога её была закинута на другую, ладони лежали на коленях, а голова была наклонена набок совсем немного. — Скажите, госпожа Ахерон, что вас тревожит сейчас?

Глаза рейнджера — о том, что ранее Ахерон принадлежала именно этому роду войск, Лебедь узнала из её личного дела первым делом — забегали по кабинету, пытаясь найти ту самую причину тревоги инстинктивно. Лебедь знала — она отнюдь не здесь, не где-то вовне, она внутри, в чужой голове, сидит, точно паразит, и не даёт вздохнуть полной грудью. Скоро это поняла и Ахерон. Её ответом послужило качание головы.

— Не знаю... — сдавшись, проговорила Ахерон, и вернула взгляд, почти стыдливый, на Суон. Та ответила ей бесконечной теплотой и лёгкой заинтересованностью; такой взгляд топил ума и сердца наивных людей, но, встретившись со льдом, возведённым вокруг Ахерон, не сумел отбросить даже отражения. — Ничего?..

— Возможно, отсутствие связи? Здесь не ловит мобильник. — сама Лебедь не верила в это предположение ни на долю процента, однако озвучила его. Другие, более стоящие, были бы слишком резкими.

— У меня нет мобильника, — призналась Ахерон достаточно легко. — Я выбросила купленный после того, как вы мне написали.

Люди, у которых наблюдаются проблемы с доверием, достаточно забавны. Господин Джоуль сформулировал закон сохранения энергии, отлично работающий, если углубляться в концепции, на любом этапе мироздания. Так, к примеру, гениальность всегда сопровождалась абсолютным профанством в какой-то области. Гениальный историк мог считать на пальцах и не иметь возможности сложить сумму из списка своих покупок. Обычно ум и эмпатия были двумя крайностями, а многие гении шакали бок-о-бок с социопатией. Люди, тщательно хранящие свои секреты, зачастую, абсолютно бездарно выдавали что-то, что не считали ценным. Ни у кого не хватит сил держать всё. Но не всегда не считающееся ценным им не является — по таким кусочкам раскрываются детективами великие преступления, вскрываются умы людей великими диктаторами, и подбираются ключики в ларцу секретов простыми терапевтами, какой была она.

— Неужели? — Лебедь удивляется лицом — процентов в двести ярче, чем удивилась внутренне. — Не трудно без него?

— Я привыкла, — с толикой неловкости отзывается Ахерон.

Проведя не одну командировку во вражеском тылу, привыкаешь ко многому, надо полагать. К отсутствию телефона уж точно.

— Как же вы... Связываетесь с другими людьми? Заказываете себе еду? Находите дорогу? Ищете информацию?

— Обычно мне оставляют письма, но я редко общаюсь с людьми. — "Тяжёло с ней работать" — думает Лебедь. — Обычно я покупаю её сама. Я не хожу по незнакомым местам, а если приходится, пользуюсь туристическими картами на улицах. Обычно, если мне нужно что-то найти, я пользуюсь общественными компьютерами в библоитеках или интернет-кафе.

До забавного конкретная, отмечает Ледедь. Не проигнорировала ни один вопрос и дала чёткий ответ на каждый, хотя задавала их она, особо не задумываясь. Надо полагать, годы в армии закрепляют манеру общаться определённым образом. Это осознание сразу ведёт к другому — Ахерон будет молчать, пока её напрямую не спросить.

— И как давно вы так живёте?

— ... С момента, как уволилась из армии?.. Я не совсем умею жить иначе.

— А что вы едите, если не секрет? — Внезапно спрашивает Лебедь. Внезапно даже для самой себя, ведь этот вопрос не кажется важным.

— ... — Ахерон он, кажется, ставит в ступор. Однако она не возражает. Просто, вероятно, пытается сформулировать ответ. — Обычно я беру что-то быстро готовящееся. Знаете, эту лапшу, которую нужно залить водой, или что-то в этом роде... Это важно?

Лебедь несколько удивлённо вкидывает брови. Ахерон выглядит очень здоровой и подтянутой. Она не на фронте уже больше четырёх лет, однако формы не потеряла. Если она в самом деле питалась так, то точно выглядела бы хуже. Сама Лебедь не придерживалась строгой диеты, однако редко позволяла себе излишне вредную пищу. Из нежелания, в основном. Ей повезло с генетикой.

— Что угодно может быть важным в этом деле, — нагло лукавит Лебедь, улыбаясь. — Мне было любопытно. А могли бы вы... описать свой обычный день?

Это тоже ставит Ахерон в некоторый ступор. Она молчит несколько десятков секунд, словно каждое слово, составляющее вопрос, было сказано на ином языке, и она перебирала память, чтобы сложить из них, как из кубиков, формулировку на языке своём.

— Я... Не думаю, что это имеет отношение.

Значит, личные границы у неё всё же есть. А ещё есть конкретная цель, с которой она сюда пришла, и от которой не хочет отстраняться. Ахерон поняла, что её уводят не в ту степь, и вернула Лебедь к исходной точке.

— Хорошо, — снисходительно и легко, словно это действительно не интересовало её, отвечает Лебедь. — Тогда перейдём к чему-то иному. Полагаю, у вас есть чёткая причина, по которой вы сюда пришли. Поделитесь?

Ответила Ахерон не сразу. Однако эта пауза даже в контексте конкретной беседы была особенно долгой. Интересно, она так снимала свои защиты? Лебедь могла представить, что происходило в чужой голове. Подруга или сослуживец, говорящие "если попросишь о помощи — сделаешь самый важный шаг к тому, чтобы вылечиться", например, из-за воспоминания о которых она сюда и явилась. Не потому что должна. А потому что в глубине души она хочет, чтобы ей помогли.

— Я... Забываю вещи.

С чёткой проблемой несложно работать. Сложнее, если она комплексная — а здесь был налицо именно такой случай — но всё равно проще. Впрочем, Лебедь и не работает с теми, кто не может сформулировать проблему.

— Вот как, — на сей раз удивления на её лице нет. Лебедь кивает. Она не держит в руках блокнота. Никогда. Всё, касающееся пациентов, лежит строго в голове, и выносится на бумагу лишь при крайней необходимости. Ей так проще. — Когда это началось? Насколько серьёзно?

— ... Думаю, около шести лет назад мне в первый раз на это указали, — её голос теперь сквозит неуверенностью и сомнением. Зато формулировка убеждает в истинности слов — вряд ли она сама бы запомнила, когда это началось. — Сначала совсем просто. Забыла, что ела на завтрак, забыла, когда дни рождения у парней из отряда. Потом... Начала забывать, что делала недавно. У меня появились проблемы, когда я начала ошибаться в отчётах. Я забывала приказы, цифры. В какой-то момент из головы вылетела целая вылазка. Из-за этого я и уволилась.

Скорее, её уволили. Позволили уйти с честью. Неврологические проблемы — не её профиль, но Лебедь знала, что Ахерон уже посещала невролога, и тот не нашёл причин, по которым проблема была бы в мозге. Значит, в дело вступал психиатр — ведь проблема была внутри. Лишь потом это дошло до неё, когда медикаментозное лечение не дало эффекта и стало очевидно, что ответ где-то ещё. И что могло понадобиться Бюро от неё?

— После увольнения стало почему-то проще, но недавно я снова начала забывать. Теперь целые дни.

Это было интересным феноменом.

— Как это ощущается?

Вопрос вновь заставляет Ахерон задуматься. — Никак?.. Этого просто... Будто никогда не было. В один момент смотрю на календарь, а там одна дата. Смотрю через минуту — и уже другая.

— Значит, событий того дня ты тоже не помнишь?

Ахерон кивает: — Я помню, что проснулась. Позавтракала и пошла на пробежку. А потом помню кровь и людей со вспышками. И скорую. И вас.

Поэтому она просила напомнить ей. Поэтому решила не откладывать встречу на более поздний срок. Что ж, нужно было отдать ей должное, Ахерон боролась с этой проблемой.

За время беседы Лебедь успела проанализировать определённые части её жизни. Так, например, она ужимала аебя в потребностях. Ахерон не меняла одежду, не ходила к парикмахеру. Не готовила, но и не ходила по дорогим ресторанам — хотя вполне могла себе позволить, ведь обладала солидными сбережениями после стольких лет службы. При этом следила за собой, о чём говорила пробежка. Ещё Ахерон была заперта в своём мире. Она не уходила дальше своего района, судя по её словам, почти не общалась с людьми и не ведала о происходящем. Лебедь была почти уверена, спроси она о том, кто победил на прошедших выборах, какая команда выиграла супербоул в этом году или премьеру какого фильма сейчас обсуждают буквально все, Ахерон бы не ответила. Она отрезала мир от себя, словно считала себя разносчиком опасной заразы, и ударилась в себя. Она привыкла исполнять приказы, за более чем полжизни в армии она не занималась ничем другим, лишь получала и выполняла их, а ещё выдавала свои. Когда она лишилась этого, она лишилась и воли. Инструмент без хозяина никому не нужен. Но она не пыталась найти себя в чём-то другом, не рыскала в поисках интересующего занятия. Ахерон просто... потерялась. Вероятно, Лебедь не так сильно ошибалась, когда посчитала её потерянной. Но вместо того, чтобы в этом тёмном лесу кричать "Ау!", рейнджер привязала себя верёвкой к толстому дереву в центре этого леса, и принялась ходить по кругу. Нердкий и достаточно тяжёлый случай. Обычно после армии люди что-то ищут. Она не искала ничего. Лебедь уже знала, какие вопросы будет задавать дальше. Возможно, они сразу не решат проблему, однако вектор движения ей понятен. Лебедь поможет ей. Достаточно быстро. Заинтересованность в её взгляде несколько стёрлась. Дело почти в миг стало достаточно скучным, но она обязана была довести его до конца. В отличие от сексуальных партнёров, перед пациентами она держала все свои обязательства.

— Что ещё запомнилось из вчерашнего дня? И сегодняшнего, воспоминания должны быть ещё свежи.

— Помню, как вернулась домой. Мне вызвали такси. Я не ела ничего, сходила в душ и легла спать. Проснулась и наткнулась на вашу визитку. Сходила в магазин и купила одноразовый телефон. Написала вам. Пошла на пробежку, потом сходила в душ. Позавтракала в кафе и пошла искать ваш офис, — Ахерон рассказывала последовательно, но было видно, что это вызывает у неё трудности. Она то и дело запиналась. Но дело, казалось Лебедь, здесь было не в памяти, а в сомнении — сомнение как червь въелось ей в разум, заставляя её каждый раз задумываться, не пропустила ли она что-то, и искать в памяти связывающие детали. И она не договорила. Её зрачки сузились, рот оставался открытым. Она поняла что-то.

— ... Я не помню, как к вам зашла.