Из «исчезнувших людей» района Санья — жуткой клоаки на востоке Токио — семью Дэнджи одна на своих плечах вытащила его мама. Хрупкая, больная женщина, каждый день она пахала больше, чем папаша мальчишки за всю свою жизнь. Если бы не он, дурак с убийственной тягой к азартным играм и бухлу, простая чернорабочая с малышом бы вообще не оказались в месте, что росло на десятки метров ввысь, как опухоль, на окраине мегаполиса с глянцевых обложек.
В Санья, что контролировалась по существу только якудза, почти невозможно было оказаться просто так — туда приходили, потеряв всё. И «всë» — это далеко не всегда были деньги и кров. Говоря «всë», часто имели ввиду статус, честь, имя… То, что не исчислялось в иенах. Бывшие зэки, должники, бросившие семью неудачники, игроки в казино, прогоревшие дельцы, ночные бабочки, рабы положения из бедных стран — бараки и повторно занятые сквоты восточного Токио видели десятки тысяч историй.
Мама вытаскивала Дэнджи к лучшей жизни на своих руках. Подобно тому, как ракета-носитель сгорает в атмосфере, запуская на орбиту челнок. А мальчонка и слов-то таких ещё не знал, рассматривая картинки из чëрно-белых журналов про космос, разысканных единственной родительницей. В силу того, что нынче уже шестнадцатилетний студент видел закутки Саньи, дай бог, лишь первую половину своей жизни, юноша не припоминал историй, что нанесли бы ему серьёзный моральный вред. Тем более, что взрослая ладонь всегда тщательно закрывала глаза, стоило на улице раздаться трёхэтажной ругани и звону бит с трубами — Дэнджи ещё начинал возмущаться, что ему вечно не дают ни на что интересное посмотреть. А ещё мальчишка восторгался рокоту армады мотоциклов, от которого у него захватывало дух и всё внутри дребезжало.
Семья и поныне жила небогато, ютясь в крохотной однушке. Но любая, даже самая маленькая и худая квартирка, после построенных непонятно когда непонятно кем хибар на крышах заброшенных многоэтажек, была настоящим подарком судьбы. Для молодого парня, который почти всё свободное время проводил на улицах токийского урбана, когда не играл в приставку и не сидел на окне в больших накладных наушниках, так и вообще — то, что надо.
За ночь с тридцать первого марта на первое апреля внезапного желания ни учиться ещё три года в сидевшей в печёнках школе, ни даже узнать результаты собственных вступительных экзаменов не появилось. Но изгнанный на улицу работящим материнским пинком под зад, юноша был вынужден направиться к подземке и выйти через пару станций от дома, возле той шараги, в которую он, скорее всего, попадёт.
Академия «Дзокугаку», в которой от академии было столько же, сколько в любимых хот-догах Дэнджи из «Фэмили Бургера» от настоящего нью-йоркского стрит-фуда. Злачное местечко, представлявшее из себя т.н. «публичную школу» — для тех, чьих баллов и средств не хватает на частную. Хватало одного взгляда на эту бетонную крепость, будто ради безопасности мимо спешащих пешеходов спрятанную за высоким забором, чтобы появилось желание плеваться под ноги и вертеть в руках нож-бабочку. Даром, что на самом заборе не было колючей проволоки.
Юноша, лениво выдувая пузыри из жвачки, плёлся через толпу таких же, как он несчастных, среди которых уже сновали коршунами старшекурсники, чтобы найти бедолаг для своих клубов по интересам. На широченном бумажном плакате результаты сотен незнакомых Дэнджи людей, из которых подавляющее большинство, всё же, положительны. Сказывались и невысокие, мягко говоря, требования к поступающим, и то, что запрос на услуги «Дзокугаку» был мал даже в сравнении с её ближайшими соседями по району из числа «паблик-скулс».
Глаза скользили по листам бумаги, выискивая столбец имён, начинающихся на «Дэ». Среди разных Дэнки и прочих Дэнто, ищет, бегая от строчки к строчке…
— Оба-на, пятьдесят пять процентов… Ништяк! — потирая руки от радости за то, что возня с поступлением закончена, смачно прозевал новоиспечённый старшеклассник. — Это надо будет отметить.
И без того растрёпанные волосы колыхал ветер, поднявшийся к неудаче тех, кто пытался дозвониться домой. Рассказать о результатах экзаменов родне, как никак, стремились почти все. Дэнджи входил в число этих несчастных, покручивая в руках недавно добытую раскладушку, к которой пальцы никак не привыкали после прошлого кирпича с кнопками. Набирать по памяти нужный номер приходилось с особым усердием — во второй руке была открытая банка лимонада, который он потягивал всю дорогу от станции до новой школы.
Задорный проигрыш гудков прервался. Вопрошающий женский голос с недоверием протянул в трубку:
— «Кто это?»
— Привет, мам! Это я, сын твой. Я тут это, экзамены свои узнал. Короче, поступил я!
— «… А что это за телефон? Сын, ты откуда звонишь?»
— А? А-а, совсем забыл! Это я на улице новую трубу нашёл, представляешь? Только экран поцарапанный, а так…
— «Дэнджи, ты что? Опять за старое взялся?»
— Ну не, мам, я честно нашёл.
— «И прошлые два тоже «честно нашёл»? Денджи, не смей мне врать. Воспитала на свою голову… Уголовника!»
— Да мама…
— «Что «да мама»? А как я должна ответить, по-твоему? «Молодец сынок»? Бессовестный. Весь в папашу своего. Запомни, я тебя из полиции выпрашивать не буду.»
Прежде, чем звонок оборвался, не дав Дэнджи ни слова больше вставить, по ушам юноши резанул материнский тон — как и каждый раз до этого, мать едва сдерживает в горле горькие слëзы. В такие моменты «Бензопила Саньи», как его звали свои пацаны, всегда чувствовал себя паршивым псом, которого за провинность прижали к земле грозящим указательным пальцем, заставив стыдливо поджать уши. А насчёт разборок с полицией юноша и не думал верить — мама раз за разом говорила то же самое, и всё равно приходила за ним. Обычно сидящим в наручниках за мелкое хулиганство.
— Я же…правда нашëл его.
Выговаривается Дэнджи уже вникуда, по полной ощущая груз неверия близкого человека. Руки сами сжались в кулаки от обиды, а полупустая банка протестно затрещала. Если бы не выученное на улицах боковое зрение и врождённые рефлексы, юноша бы и не заметил, что его сверлит изучающим и недоумëнным взглядом какая-то деваха с хвостиками.
— Чë шары вылупила?! Выпадут — не поймаешь. — дёрнул головой в сторону раздражавшей особы оскорблённый старшеклассник. Да так, что девчушка от испуга аж отпрыгнула, как от кобры в броске. Дура, сама под руку полезла. Нехрен пялиться на кого попало. Нашла себе клоуна, видишь ли.
На том их взаимодействие кончилось. Похоже, что навсегда. Дэнджи устремился к зданию школы стремительной походкой, лишь бы смыться от лишних взглядов. Сплюнул жвачку прям кому-то под ноги, а смятую банку отправил в полёт до и без того переполненной урны. Не хватало, для полного счастья, ещё и прослыть фриком в «Дзокугаку»…в первый же день. Ему и так хватало того, что в этой школе, кишащей беднотой с окраин, наверняка были не один и не два шкета из какой-то районной шпаны, которая его знает, и всегда готова «выйти поговорить». У Дэнджи никогда не бывало проблем с тем, чтобы показать идиотам их место на пальцах, — в этом случае сжатых в кулак — но ввязываться в какие-то мутки и левые темы, только поступив сюда, желания никакого не было.
***
— Вот на этом бланке всë, что тебе нужно в первый день, — протянула ещё тёплый, свежераспечатанный лист в руки Дэнджи девушка, чей правый глаз закрывала плотная повязка. — Будут вопросы — ищи меня в школьном совете!
— Угу-угу, спасибо тебе, э-э…
— Химено! Меня в «Дзокугаку» все знают. А ты кем будешь, малой? — поставив руки локтями на стол и сложив на них голову, подалась вперёд третьекурсница, судя по её бейджику для волонтëров сегодняшнего поступления.
— Я — «Бензопила» Дэнджи, — гордо задрав нос, скрестил руки на груди. — Меня за пределами «Дзокугаку» все знают. Задворки Токио — мой дом родной.
Первак районной академии немного воспрял духом после пренеприятного телефонного разговора, поймав на себе заинтересованный взгляд старшей, что тут же весело прыснула от его фееричного представления. Дэнджи выгнул было бровь в сердитом недоумении, по поводу того, что из него опять сделали клоуна, но победила щегольская логика.
«А я рассмешил еë. Значит, запомнит.»
— Да ты у нас реальный уличный пацан, стало быть? , — с азартной ухмылкой интересовалась студентка в пиджаке, присущем скорее мальчикам этой школы, тогда как у сидевшего справа от неё сверстника оного не было. — Мне нравятся такие новички…
Пробудившееся в Дэнджи самодовольство тут же было жëстко обломано, как раз тем самым черноволосым парнем с хвостом, что важно восседал рядом с его собеседницей.
— Химено! Ты глазки строить сюда пришла? Не отвлекайся. — буркнул высокий юноша, что сразу не понравился Дэнджи.
— Вот поэтому, Аки, ты до сих пор один. Ты ску-у-учный, — тяжко вздыхая, с притворной ворчливостью протянула Химено. — Что мне строить? Глаз-то один. А, кстати, малой, познакомься — это Аки, наш главный зануда.
На такое представление Хаякава — чью фамилию первокурсник вычитал в бейджике, аналогичном тому что был на Химено — только косо взглянул на соседку и закатил глаза.
— Иди. Будут вопросы — где найти школьный совет тебе сказали. А если силу лишнюю некуда девать — приходи в наш клуб боевых искусств. — сухо изъяснился второй волонтёр, недружелюбным взглядом выпроводив рекрута восвояси.
Зато девчонка с повязкой помахала вслед. День не такой плохой, какой мог бы быть!
Обратиться к выданному листку юноша как следует смог уже отойдя от парочки, восседавшей посреди коридора — на бланке была паршивенькая «отксеренная» карта, номер классного кабинета со стрелочкой до двери, название самого класса и разные мелочи, вроде имëн учителей. Пару раз заплутав в исписанных маркером лестницах школы, где клубился стойкий запах курева, Дэнджи сумел вычленить из обширной карты нужное крыло и коридор, где к его приходу уже все собрались. Со схемами у парня было не очень. И судя по глазам невинных ангелков, что в лице всего класса устремились к его нескладной фигуре в дверях, опоздал он неслабо.
— Сумимасэн, в трëх соснах потерялся… Я сяду, наверное? — почесал затылок пришедший, приценивая, куда ему можно упасть.
Ещё бы, правда, из чего выбирать было — либо на своих двоих весь урок стоять у стенки, либо…
«Да ладно, это та бедолага с улицы? Н-да, день снова дрянь.»
Здраво пораскинув, что стоять сорок минут не вариант, каким бы уличным бойцом ты ни был, с ощущением прогулки по зелёной миле растрëпанный юноша протопал к единственной пустой парте. Рядом со столом, за которым сидела та мышь с хвостиками, что попалась Дэнджи под руку на школьном дворе. Только проследив за тем, как вальяжно опускался на низенький стул этот белобрысый, девочка нервно сглотнула. Так долго усаживался, чтобы тут же расшиперить колени в стороны, будто он один развалился на целой лавке в метро. И снова она на него пялится, как тогда у школы, точно ей не хватило один раз получить. Но юноше на сегодня уже хватило изумлëнных взглядов окружающих, что устремлялись к нему, будто он — какой-нибудь умалишëнный проповедник на оживлённой городской площади, или бездарный уличный музыкант.
В этот раз хватило только немного покоситься в сторону, чтобы успевшая надоесть за пол-дня соседка рефлекторно схватилась за свои личные вещи и убрала их в сторону. Всë произошло так резко, что даже у Дэнджи это вызвало беззвучный вопрос — не уж то он такой страшный? Хотя, всё равно. Забавно.
Весь урок, вместо обещанного непосредственно занятия, приходилось слушать какую-то болтовню о том, чем их дружный коллектив будет заниматься до конца года в этих стенах, почему школьная активность важна для их будущего, и бла-бла-бла… Можно было бы спутать с рекламой сетевого маркетинга, если бы рассказывали кучнее и без нудятины. Для юноши, в обязательную программу которого в средних классах входил дневной сон, несогласованный с расписанием, всё это слушать было страшнее, чем стоять в отделении полиции с чужим плеером в руках и сбитой скулой. Поэтому, когда все начали по очереди выходить к доске и представляться с парой слов о себе, он даже слегка вовлëкся в классную жизнь.
— Замечательно, похлопайте вашему новому сверстнику, — непонятно чему восхищался учитель, провожая взглядом очередного новобранца. — Так, следующий молодой человек… Тот, что сегодня опоздал. Выйдите и поздоровайтесь, пожалуйста.
На ненужное уточнение «Бензопила» цыкнул, но добровольно-принудительное приглашение принял, той же вальяжной походкой выйдя на всеобщее обозрение.
— Значит-с, привет всем. Меня зовут Тэнрай Дэнджи. Мне шестнадцать лет, и с сегодняшнего дня я учусь на первом курсе этой школы. Мой знак зодиака — дева, свою группу крови я не помню. Люблю зарубиться в аркадные автоматы. Пожалуй, это всё.
Пожав плечами, новенький получил от свежесобранных одноклассников волну растерянных хлопков и без лишнего пафоса вернулся за парту. Чем и подстегнул вскочить соседку, что маленькой полëвкой юркнула к учительскому столу. Дэнджи, в свою очередь, развалился на стуле, как на сидении, с любопытством приглядевшись к выступавшей.
— Я…я Кобени Хигашияма. Мне шестнадцать, мой любимый предмет — математика, я думаю… Моë хобби — есть вкусную еду. Спасибо.
«Не густо.» — мелькнуло в голове новоприбывшего старшеклассника. Он ожидал узнать побольше о той ходячей беде, с которой ему, похоже, придётся делить соседние парты ещё год. Хотя, чего было ожидать от девчонки, что даже собственной тени шугается небось? Один его хмык — и она побежит отсюда, как ужаленная. И поделом… Впрочем, думать об этой особе более Дэнджи совершенно не хотелось. Его заботил смачный хот-дог в комбо с картошкой фри, который он планировал съесть после того, как отсюда выйдет.
А может быть, даже удастся узнать номерок той прикольной старшей, с повязкой?