Мелким шрифтом

***

      Финголфин упал. Моргот занес ногу, чтобы попрать поверженного противника. Финголфин лежа занес меч для последнего, отчаянного удара… Оба замерли. Обоим почудилось какое-то постороннее движение. Снижаясь над изрытой землей, раскинув могучие крылья, к ним летел Торондор, король орлов Криссаэгрима. Он приближался как буря. Стремительным вихрем он пронесся над местом поединка, выставив огромные когти и едва не сбив Моргота с ног. Умыслом или случайно один из когтей, только чиркнув Моргота по лицу, зацепил корону и сдернул ее с Вражьей головы.

      — Куда?! А ну, стой! — заорал Моргот и, прихрамывая и держась за щеку, кинулся следом.

      Неторопливо, будто издеваясь, орел летел низко, помавая перьями хвоста перед самым носом Моргота, а потом набрал высоту, взмыл в небо и быстро исчез из виду. Моргот поплелся обратно. Финголфин успел кое-как подняться. При виде Моргота он снова попытался было взять меч, но Моргот едва глянул в его сторону.

      — Проваливай отсюда, — мрачно буркнул Повелитель Ангбанда. — Без тебя тошно.

***

      Варда посмотрела вслед улетающему орлу.

      — Это не Торондор, — сказала она.

      Манвэ только печально вздохнул.

      — Кстати, — припомнила Варда, — я давно уже его не видела.

      Манвэ вздохнул еще печальнее:

      — Вести, которые приносят другие, даже Гваихир, я едва понимаю. Без Торондора как без рук.

      — С ним что-то случилось?

      — Случилось… Даже не знаю, как это назвать. Ему удалось сорвать с головы Мелькора корону. Ту самую, с сильмариллами. Но вместо того, чтобы отдать, он присвоил ее. Надел себе на голову, перестал слушаться моих приказов… — Манвэ с огорчением развел руками.

      — Это называется мятеж. Восстание против законной власти.

      — Что-то не то с этими сильмариллами. Всякий, к кому они попадают, начинает… — Манвэ поискал слово, — артачиться.

      «А вдруг, — подумалось ему неожиданно, — дело вовсе не в сильмариллах, а в благословении?!» Манвэ судорожно метнул взгляд на супругу — не видит ли она этой крамолы? Но Варда была занята своими мыслями.

      — Может быть, — проговорила она. — Все может быть… Но сильмариллы надо возвращать. Что ты собираешься делать?

      — Даже не знаю. Приказам он не подчиняется, а сражаться с ним — Торондор слишком большой. Если собрать всех моих орлов, они, наверное, одолели бы его, но кто-то из них погибнет. А их и так мало.

      — К тому же Торондор может просто улететь. Улететь так далеко, что мы будем искать его до конца Арды. Здесь нужен другой способ.

      — Ты уже знаешь, какой? — зачем-то спросил Манвэ, потому что тон супруги говорил сам за себя.

      — Тебе он тоже известен, — откликнулась Варда. — Помнишь, когда-то давно Оссэ решил переметнуться к Мелькору. А потом вернулся к нам.

      — Но все равно буйствует.

      — Но буйствует на нашей стороне, — в голосе Варды было заметное недовольство. — Так ты помнишь, почему он вернулся?

      Манвэ немного покопался в памяти.

      — Уинен убедила его.

      — Вот тебе и способ.

      — Но… где же ты сейчас возьмешь такую… Уинен?

      Варда легко усмехнулась:

      — Создам.

      На отдаленном, но хорошо видимом уступе Криссаэгрима поселилась орлица. Новенькая, только что из Валинора, пришелица была исполнена красоты и всевозможных прелестей. Жить на голых камнях она не пожелала и начала строить гнездо. Это означало, что она здесь надолго, и намерения у нее серьезные. Холостяки пиков Криссаэгрима, не сговариваясь, принялись тщательно начищать перья, подравнивать когти и полировать клювы.

***

      Летучая мышь влетела в окно, шарахнулась в тень под высоким сводом потолка и повисла там вниз головой.

      — Говори, — сказал Моргот.

      Не утруждаясь превращением, Тхурь прочирикала:

      — Торондор у себя на утесе, а корона у него на голове. Он ее не снимает, даже когда охотится.

      — Она же тяжелая! — сказал Саурон, который как раз сидел у шефа, и Моргот одним глазом изучал его план будущей кампании. Другой глаз и щеку скрывала повязка с пластырем — следы орлиных когтей зажили еще не до конца.

      — Приноровился, — ответила Тхурь. — Можно лететь, или будут распоряжения?

      — Подожди, — сказал ей Моргот. И Саурону: — Позови Готмога. Будем думать. И забери план. Не до него сейчас.

      Мысленно выругавшись на чем тьма стоит, Саурон скатал в трубку столь тщательно проработанные схемы.

      — Думать я могу и без этого солдафона, — проворчал он себе под нос уже в дверях и ушел.

      Готмог приступил к делу без промедлений.

      — Летать у нас некому, — сказал он. — В смысле, такому же большому. Так что брать его можно только с земли. Может, отравленную добычу подкинуть?

      — Он не ест падаль, — ядовито сказал Саурон. — А отравлять еще живого барана, знаешь ли, затруднительно.

      — Тебе виднее, — парировал Готмог и вернулся к делу. — Подстрелить тогда.

      — Простая стрела его вряд ли возьмет. С такими-то перьями.

      — Можно было бы и что посущественнее взять. Знать бы только, где его точно ловить.

      — На его утесе, — сказал Саурон. — Там он точно бывает. Только туда не залезешь.

      — Залезть-то куда угодно можно. Трудность в другом — пока будешь лезть, Торондор спихнет. Он кого угодно спихнет.

      — А куда вы тогда Унголиант прогнали? — спросил вдруг его Моргот.

      Готмог подумал.

      — Да никуда. Просто отогнали, и всё. А дальше она сама уже бежала.

      — Вот кто бы сейчас пригодился. Она не только куда угодно влезет, но еще и незаметно.

      — Эх, знать бы заранее! — огорчился Готмог. — Я бы тогда поймать ее велел, а не гонять. А теперь найди ее. Да, может, она и сдохла уже давно.

      Шпионаж и разведка подчинялись Саурону, и Моргот посмотрел на него:

      — Кажется, не было слухов, что ее кто-то убил или нашел труп?

      — Не было, — ответил Саурон уверенно. — Такое бы я не пропустил.

      — Значит, надо искать. Эльфятники для начала вычитаем — если бы она там и поселилась, ее бы и без нас уже нашли. А в остальных местах… Задача понятна? — спросил Моргот в потолок.

      — Вполне, — прощебетала Тхурь, сорвалась с каменного ребра и унеслась в окно.

      Саурон стоял перед большой трещиной, разделяющей две скалы. Трещина была изрядно облицована толстой паутиной, отдельные нити тянулись далеко прочь, к другим скалам, к деревьям. Внутри было темно. Если верить Тхури, именно тут, в боковом тупичке одной из пустынных долин, примыкающих к Нан Дунгортеб, обитал древний огромный паук. Сама Тхурь тоже была здесь — висела на ветке и сверху следила за происходящим. Готмог прятался за валунами — чтобы не спугнуть, сказал он.

      — Унголиант! — нерешительно прокричал Саурон в трещину, чувствуя себя заправским кретином. Хорошо хоть, что никто его не видит. Ну, кроме Тхури и Готмога — хихикают, верно, сейчас за валуном, ракалии. Скалы отозвались эхом.

      — Унголиант! — заорал Саурон уже во все горло, освоившись с ролью.

      Внутри вроде бы что-то зашелестело, потом заскрежетало, как будто тяжелый мешок с камнями волокли по камням. Скрежет приближался, и Саурон на всякий случай отошел чуть назад — и все равно невольно отшатнулся, когда из темноты вдруг высунулся гигантский коготь, а за ним вытянулась роговая коленчатая нога. Второй коготь зацепился за край расщелины наверху, выше головы Саурона. Позади, во мраке замаячил бледным светом пучок глаз.

      — Унголиант? — повторил Саурон уже обычным голосом.

      — Что надо? — проскрипело из трещины. Существо выговаривало слова медленно, с трудом, как будто вспоминая, как это вообще делается.

      — Меня прислал Мелькор.

      Заскрежетало громче, послышался треск камней, и тут же наружу выметнулись три ноги и голова с изогнутыми клыками*. Саурон едва успел отскочить.

      — Но-но, полегче! Мелькор прислал не меня одного.

      Готмог вышел из-за валуна и с ухмылкой раскрутил свой огненный бич, хлопнул им по камню, высекая искры. Унголиант попятилась.

      — Что-то усохла ты за это время, — сказал Готмог. — Раньше ты была больше.

      — Для вас достаточно, — скрипнула паучиха, но без твердости.

      — Так вот, — продолжил Саурон. — Мелькор хочет расплатиться с тобой. Вернуть долг, который за ним оставался.

      — Так я и поверила!

      — Не хочешь — как хочешь, — отвечал Саурон равнодушно. — Всего хорошего, раз так.

      — Давай их сюда!

      — Еще чего! Иди и возьми их сама.

      Восемь глаз покосились на него с подозрением:

      — Куда?

      — Тут недалеко, в Окружных горах. Они на голове у Торондора.

      — Я такого не знаю.

      — Это орел. Он живет в северо-западном углу этих гор, на высоком утесе с внутренней стороны. Его хорошо видно с любой тамошней вершины. В общем, захочешь найти — найдешь. Сильмариллы он носит на голове. Забери их, и они твои.

      — Неужели пойдет? — спрашивал Готмог уже ночью, когда, удалившись на некоторое расстояние, все трое следили за выходом из ущелья и ждали, какой плод принесут их труды.

      — Уже идет, — сказала Тхурь.

      И впрямь из расщелины выполз огромный клок непроглядной тьмы и направился на запад, скрежеща иногда когтями по камням.

***

      — Приехал гонец с письмом от Финьо, — начал Маэдрос. — Вкратце содержание таково: нашлись следы сильмариллов.

      Карантир даже присвистнул:

      — Я думал, они давно в Валиноре.

      — Я тоже так думал, но нет. Они даже относительно недалеко — в горах вблизи Ондолиндэ. Корону Моринготто теперь носит Соронтар.

      — И тоже называет себя королем Арды?

      Совещались братья втроем. Химринг восстанавливался после недавних сражений. Карантир приехал помочь с ремонтом крепостных стен. Келегорм и Куруфин были сейчас в Нарготронде, а близнецы у себя, далеко на юге.

      — А откуда все это известно Финьо? — спросил Маглор.

      — Что корону унес Соронтар, дядя Ноло видел собственными глазами. А потом ее разглядел Турукано. Свет сильмариллов виден из Ондолиндэ. Сначала там подумали, что это какие-то три новые звезды. Но они не вращались вместе с остальным небом, а если и передвигались, то странными путями, и все три одновременно. Потом в лунную ночь разглядели орлиную тень, и все сделалось ясно. На всякий случай Турукано пожелал убедиться и направил самых ловких на разведку поближе. После этого сомнений не осталось никаких. Турукано написал обо всем в Хисиломэ, а Финьо известил меня.

      — Будем доставать их оттуда? — спросил Маглор для порядка.

      — Как будто у нас есть выбор.

      Братья обсуждали это дело со всех сторон, но пришли к тем же выводам, что и остальные соискатели. Трудностей на пути к сильмариллам было только две — неумение летать и размеры Торондора.

      — Хотя я знаю, как его приманить, — ухмыльнулся Карантир.

      Маэдрос и Маглор посмотрели на него вопросительно.

      — Вы тоже знаете.

      Маглор недоуменно пожал плечами.

      — Морьо, — сказал Маэдрос, — впервые за много лет мне хочется, как в детстве, дать тебе подзатыльник.

      — Заметь, я ничего не говорил. Ты сам это подумал.

      Сообразив, о чем речь, Маглор тоже рассмеялся.

      — Конечно, чего не сделаешь ради клятвы, — сказал он, — но, боюсь, что двадцати лет на это нам никто не даст.

      — Тогда думаем дальше.

      Так они и сделали.

      — Устроить ловушку, — размышлял Маглор. — Западню.

      — Ловчую яму, — подхватил Карантир. — Торондор пойдет и провалится.

      — А если подкоп? — сказал вдруг Маэдрос. — Через него и подобраться.

      — Там горы. Если только долбить камень.

      Они поговорили еще немного. Идея, поначалу казавшаяся безумной, стала приобретать практические очертания.

      — Все понятно, — подытожил Карантир. — Придется звать на помощь наугрим. В этом деле им равных нет. И бесплатно они не работают, — добавил он удрученно.

      — Поработать придется, — сказал Фалакхим, лучший из всех горных мастеров, какие водились в Ногроде.

      Его и его подмастерьев в долину Тумладен привез Карантир. Тургон негодовал. Он объявил свою волю и предложил чужакам выбирать согласно закону, но Фалакхим, стоя перед королевским троном, поклонился и солидно сказал, что никакой тайны, да удлинится борода владыки Гондолина, они не нарушили, ибо народ кхазад знал об этой долине задолго до того, как нога первого заморского пришельца ступила на берег Здешних Земель, и пусть это были не самые достойные его сородичи, но в Ногроде еще помнят даже озеро, которое плескалось тут когда-то. Карантир витийствовать не стал, а заметил, что, имея три сильмарилла под боком, смешно вести речи о сохранении тайны. Тургон и сам понимал, что с таким соседством спокойной жизни ему все равно не дадут. Поэтому, повозмущавшись для виду еще и обставив все дело десятком ужасных клятв, он пропустил наугрим к западному краю долины и даже согласился кормить всю ватагу.

      Фалакхим приступил к делу основательно. Его подручные облазили весь восточный склон горы, собирая образцы. Потом и сам Фалакхим, сколько возможно, исследовал подъем, внимательно изучая все трещины и сопряженности. Еще потом он долго вел расчеты и чертил план на пергаменте — наугрим не доверяли бумаге в серьезных делах — и наконец приступил к работе.

***

      Скрытно, таясь от всех, Унголиант достигла Окружных гор. Вскарабкавшись повыше, она разглядела вдали три ясных огня, которыми голова Торондора сияла, как маяк в ночи. Унголиант узнала этот свет, и ее жадность победила ее страх. Паучиха долго плутала по горным долинам, отыскивая обходной путь, и так в конце концов подобралась к безымянной вершине, один из утесов которой насиживал Торондор. Ночами она ползла вверх по северному склону, а днем пряталась, прижимаясь к скалам и окутывая себя паутиной.

      Торондор теперь возвращался на утес только вечером. Днем он охотился, а в остальное время увивался вокруг прелестницы. Та вроде бы принимала его ухаживания благосклонно, но при этом раздавала авансы Гваихиру и брату его Ландровалу, да еще и одаривала мимолетными знаками внимания остальных претендентов, так что никто из них не терял надежды. Орлица, несомненно, была записной кокеткой, и это держало всех в напряжении. Поглощенное перипетиями, орлиное племя даже забывало о своем почетном долге — только этим можно было объяснить, почему отряд из десятка балрогов беспрепятственно добрался до Сирионского прохода, поднялся на перевал и теперь мерз там, карауля момент, чтобы отнять у Унголиант добычу.

      Постоянные отлучки Торондора были как нельзя более на руку наугрим. Отдыхая ночами, днем они принимались стучать и колотить с удвоенной силой. Ход медленно, но верно продвигался вверх, то врезаясь в скалу, то выводя на подходящую бровку. Вынутую породу просто сбрасывали вниз. Когда до вершины уступа оставалось не более десяти ярдов, Фалакхим повел ход внутрь каменной толщи. Предстояло вырубить большой грот под самым насестом.

      Взошло солнце. Проснувшийся Торондор завозился, расправляя крылья. Фалакхим дал всем знак отойти. Перехватил кирку поудобнее, размахнулся — удар пришелся точно куда нужно. Молниями разбежались трещины, и потолок лопнул, будто толстое стекло. Фалакхим едва успел отскочить…

      Торондор услышал удар в глубине камня, заподозрил неладное — и в этот же миг утес под ним провалился. Он только и успел, что инстинктивно расправить крылья, но взлететь уже не мог. Ноги утратили опору и повисли в пустоте. Внизу перед наугрим и Карантиром в заполошной пляске задергались исполинские когти. Веревки уже были наготове.

      Ногами отбиваясь от невидимого врага, Торондор неумолимо проваливался все глубже. Собрав силы, он взмахнул крыльями, надеясь вырваться. И тут сверху упала еще одна веревка и прилипла к крыльям. Это Унголиант, которая всползла на вершину и уже некоторое время следила оттуда за Торондором, решила, что пришел ее час, и выпустила паутину. Орел разорвал эту новую докуку, но нити продолжали падать. Они были толстыми, как канаты, и намертво прилипали к перьям. Через пару минут Торондор был опутан паутиной, будто сетью, и Унголиант соскользнула вниз, к вожделенным сильмариллам. Но не тут-то было. Орлица снялась с уступа, вихрем пронеслась над долиной. Сорвав корону с головы Торондора, она увернулась и от липкой нити, и от паучьего когтя, и устремилась на запад.

***

      — Ну и что? — в Химринге мрачный Карантир подводил итоги экспедиции. — Скотина Намо опять оказался прав.

      Лишившись короны, Торондор утихомирился очень быстро. Он покорно сидел, наполовину воткнутый в скалу, пока наугрим отдирали от него паутину. Потом его кое-как вытянули наружу. Ощипанный, посрамленный, раздавленный коварством прелестницы и предвкушением кары свыше, Торондор тяжело поднялся на крыло и полетел в противоположную сторону, на восток. Где он нашел себе новое пристанище, было неизвестно — в всяком случае, пока.

      Еще в самом начале суматохи Унголиант попыталась дать тягу. Она бросилась вниз с неприступного утеса, оставляя за собой струну паутины. На ее беду, по этой же паутине за ней ринулся злой, как сотня Морготов, Карантир. Он не особо хвастал дальнейшим, но жесткие, похожие на доспех, пустые покровы Унголиант, которые Карантир привез с собой, говорили сами за себя. Он намеревался потом установить их, как трофей, дома в главном зале. В брюхе у паучихи нашлись все сокровища Форменоса — они так и лежали там с тех пор, как Моргот скормил их ей.

      — Что толку? — бурчал Карантир, когда братья рассматривали эту сверкающую груду. — Хорошо, конечно, что вернули добро, и, по крайней мере, у Моринготто сильмариллов больше нет. Но что толку? У нас их нет тоже. И что теперь делать с клятвой, я ума не приложу.

      По другую сторону Великого моря валар точно так же собрались в Ильмарине и рассматривали три сияющих самоцвета. Аулэ только что извлек их из короны. Ликующая Ильмарэ, вернув себе прежний облик, принимала хвалу и поздравления. Варда лучилась не меньшим ликованием, гордая успехом своей любимицы.

      — Что это? — спросила вдруг Вайрэ, которая привыкла вникать в мелкие детали. — Как будто царапины.

      Все по очереди принялись всматриваться. Действительно, порой казалось, что на безупречной поверхности камней есть какие-то отметины. Или это только так казалось.

      — Ты не мог поцарапать, когда доставал? — спросил Оромэ.

      Аулэ лишь возмущенно фыркнул.

      — Силиму повредить невозможно, — сказала Йаванна. — Феанаро не раз об этом говорил.

      — Может, врал! — сказал Тулкас.

      Несса поправила его:

      — Ошибался.

      — Пока с ним такого не случалось, — заметил Намо. — Аулэ, ты можешь изучить эту загадку поближе?

      — Что-то, кажется, есть, но очень мелко, — сказал Аулэ, поворачивая в пальцах камень. — Да еще свет этот проклятый в глаза… Нет, нужно оборудование. Оно у меня дома.

      Не дожидаясь лишних просьб, он сложил все три сильмарилла в поясную сумку и ушел.

      Вана спросила:

      — Подождем его?

      — Давайте подождем, — сказала Несса. — Мы так редко собираемся все вместе.

      — Согласна, — сказала Варда. — Эонвэ, голубчик, принеси, пожалуйста, чаю.

      — И тминных кексов, — сказала Йаванна.

      — И малинового варенья, — сказала Несса.

      Эсте добавила:

      — А мне яблочного пирога.

      — А мне чего покрепче, — сказал Тулкас. — Две пинты светлого для начала.

      — Пинту темного, — сказала Ниенна, когда Эонвэ прибежал с очередным подносом.

      Намо потребовал кофе и сыр.

      — Бокальчик красного, — робко вымолвил Манвэ, глядя на супругу.

      — Присоединяюсь, — сказал Оромэ.

      Пирушка была в самом разгаре, когда вернулся Аулэ. Выглядел он озадаченно.

      — Это надпись, — сообщил он. — Очень трудно было ее разобрать.

      Аулэ развернул бумажку и зачитал:

      — «Сильмарилл. Создан Куруфинвэ Феанаро, сыном Финвэ, в 1450 году Древ. Срок свечения: в руках создателя — бессрочно, в руках ближних родичей — бессрочно, в руках прочих — пятьдесят два с половиной года». Надпись на всех камнях одинаковая.

      Наступило молчание. Валар в тревоге переглядывались, осознавая полностью смысл услышанных слов.

      — Ошибки быть не может? — спросил на всякий случай Манвэ.

      Аулэ покачал головой:

      — Нет. Я и сам глазам не поверил, поэтому проверял несколько раз так и этак.

      — А почему пятьдесят два с половиной? — спросил Тулкас. — Какая-то цифра не круглая, ни то ни сё.

      — Кто же может знать, почему, — ответил Аулэ. — Значит, у Феанаро были какие-то соображения на этот счет.

      — А через пятьдесят два с половиной что будет?

      — Камни перестанут светиться.

      — Исчезнет последний источник света! — вскричала Йаванна, не в силах сдерживаться долее. — Первозданного света не останется совсем!

      — Столько лет прошло давно, — сказал Тулкас. — И ничего не случилось.

      — Это годы Древ! Сколько это будет в солнечных? Сколько у нас осталось?!

      Йаванна на мгновение задумалась, пытаясь посчитать в уме, потом выхватила у Аулэ бумажку, стала считать столбиком, но от волнения только все больше запутывалась.

      — Посчитайте кто-нибудь! — взмолилась она. — У меня не получается.

      Намо забрал у нее бумажку и взялся за дело сам. Он считал быстро и уверенно, но, если бы кто-нибудь присмотрелся внимательнее, то заметил бы, что Намо едва сдерживает дрожь в руках.

      — В солнечных это будет пятьсот три года без двух недель примерно, — сказал он наконец. — Учитывая, что Мелькор похитил сильмариллы во время праздника первых плодов, у нас осталось не больше месяца.

      — Слава Единому, еще можно что-то сделать! — вырвалось у Манвэ.

      Йаванна повернулась к нему:

      — Надо сделать это как можно быстрее. Некогда скитаться мыслями к началу времен!

      — Но дай же подумать! — взмолился Манвэ.

      — Думай не думай, выход только один, — сказал Аулэ. — Отдать камни тем, у кого они будут светиться бессрочно. Об остальном можно подумать после.

      — А кому? Феанаро в Мандосе, его отец тоже, дети его во Внешних Землях.

      — Жене, — сказала Варда.

      — Она не кровная родственница.

      — В надписи не сказано о кровных, сказано о ближних, — заметил Намо.

      — А вдруг жена не входит в их число? — продолжала спорить Йаванна.

      Вана поддержала сестру:

      — Да, у жен и мужей ведь раздельное имущество.

      — А проверять — не такой ценой!

      — Тогда матери, — сказала Варда. — Она и ближняя, и кровная.

      — Да, она подходит.

      Вайрэ увязала сильмариллы в платочек, и вместе с Йаванной они удалились — быстро, почти бегом.

      Остальные ждали в напряжении, один только Ирмо мирно дремал в уголке, убаюканный едой и напитками. Вернулись Йаванна и Вайрэ очень скоро, и вид у обеих был расстроенный.

      — Она отказывается, — сказала Йаванна.

      — То есть как?! — воскликнул Манвэ.

      — Вот так. Она сказала, что из-за них погибло слишком много народу, и она не хочет становиться мертвой еще раз.

      Вайрэ добавила:

      — Уговоры, как обычно, не помогли.

      — Здесь есть еще Арафинвэ, — припомнила Варда. — Он, конечно, только сводный брат, но…

      — Он уж точно не годится, — сказал Намо. — После всех их раздоров — нет, нет и нет. И сводные сестры не годятся, как я думаю, тоже.

      — Так что же остается?! — вскричала Йаванна. — Больше родичей у Феанаро нет.

      — Удивительно, — сказал Манвэ. — Казалось, их так много…

      — А так всегда, — сказал Тулкас. — Когда не надо, так много, а когда надо, так ни одного.

      Манвэ смотрел на сильмариллы, будто представляя, что будет, если они погаснут, и никак не решался произнести ужасные слова.

      — Но ведь не детям же Феанаро отдавать их, — отважился он наконец. — Как же твое проклятие, Намо?!

      — Я не такой буквоед, как вы все думаете, — сказал Намо, — и мог бы отменить его. Но там еще и Мелькор. Где ручательство, что камни снова не попадут к нему? Даже если он узнает, что со временем камни погаснут, его это не остановит.

      — Тогда что же?

      — Решай быстрее! — выкрикнула Йаванна. — Время уходит!

      — Решай, — сказала Варда. — Это не так страшно, как тебе кажется.

      — Тогда… — начал Манвэ неуверенно, — тогда нет другого выхода, кроме как вернуть их Феанаро?

      — Ты сказал, — услышал он в ответ. — А я давно уже это понял.