Эймон приходит в каюту к Натану — называть её своей или общей не поворачивается язык, — раскладывает карты на столе, — смотрит, куда угодно, но не на Натана, — помогает составлять план, — говорит о чём угодно но не о том, что на уме, — и рассказывает об особенностях местности. Словно между ними ничего не было.

— Здесь лучше обойти, под влиянием Бездны эта местность стала проклятой, никто не выбирается отсюда, компасы там не работают и говорят, что сам лес меняет дороги и местность, чтобы никого не выпускать.

Натан не смотрит на него. Его взгляд прикован к карте. Он чуть щурится, и между бровей появляется складка. Эймону требуется сделать усилие, чтобы не смотреть на неё. И ещё одно усилие, чтобы отойти — как можно дальше от Натана — от стола и сесть на койку.

— Мы потеряем много времени, но наверное, лучше так, чем потеряться. Хотя не буду скрывать, — Натан поднимает глаза на него и лёгкая улыбка вспарывает Эймону грудь, потрошит его и оставляет комнату в алом беспорядке, — мне было бы любопытно осмотреться там.

Эймона тошнит. Глупое волнение снова накрывает его с головой, и он отворачивается, рассматривая стены. Нужно сосредоточиться. Память пакостно подсовывает приятное ощущение губ Натана, и он гонит мысли прочь, пытаясь оставить только звенящую пустоту в голове. Получается плохо.

— Да, — он не может заставить себя поднять глаза, но Натан, кажется, и не замечает этого, — понимаю твой интерес…

Натан убирает карты, удовлетворённый выбранным маршрутом и своими пометками в блокноте с комментариями Эймона.

Они не говорят о произошедшем между ними на днях, и Эймон гадает, жалеет ли Натан — Эймон не знает жалеет ли он сам, — беспокоит ли его то же самое волнение. Он не выглядит так, будто его вообще хоть что-то, кроме Сердца Анимы, волнует. Та же неспешная речь, те же — уже ставшие привычными — рассказы не к месту.

— Был у меня однажды знакомый, который едва не захлебнулся в колбе…

Эймон слушает. Смотрит, как Натан медленно передвигается по каюте, вытаскивает кружки и чай и почти не обращает на него внимания, увлечённый рассказом. Потом, через много месяцев, Люнокс откроет ему тайну, что Натан обычно смотрит на собеседника, когда говорит, и что Эймон единственное исключение из этого правила, но это будет потом.

Эймон слушает, пока странные мысли не начинают его отвлекать. Кажется, у него неестественно ровная спина. Наверное, ему стоит немного расслабить лицо. Голос Госсена вдруг напоминает ему, что он всегда выглядит недовольным, и вина укалывает под рёбра. Госсен сейчас где-то в глубинах Бездны, а он сидит в тепле и довольстве, стараясь произвести впечатление на человека, который ему совершенно точно безразличен.

Внутренности перекручивает от мыслей о Госсене. Как он? В порядке? Жив ли вообще? Или демоны давно пожрали его тело, не оставив и мокрого следа?

Эймон упирается локтями в колени и давит основанием ладоней на глаза пока яркие пятна не начинают раздражать. “Позор,” — рубит с плеча призрак отца в его голове. Тьма сгущается и сжимает Эймону горло. Нельзя дышать, нельзя издавать ни звука, нельзя существовать. Эймон не дышит, всматриваясь во тьму пока не начнут гореть глазницы.

“Ничтожество,” — читается в поджатых губах матери. Она любила Госсена больше остальных своих детей. Эймон знает, он прекрасно помнит её наказ защищать семью, чего бы это ему ни стоило. Эймон тоже любил и любит Госсена. Как бы жестоко он ни поступал, как бы сильно ни отталкивал. Он просто не умеет иначе. Не научился.

Он должен был умереть за него. Иначе в чём вообще смысл…

— Эймон.

Холодные руки касаются его ладоней. Тьма рассеивается, но глаза продолжают болезненно гореть. Эймон не может заставить себя смотреть на Натана, но удерживающие его лицо руки, не дают отвернуться. И Эймон смотрит. Смотрит, игнорируя жжение и туман перед глазами.

— Дыши. Медленнее.

И Эймон дышит. Что-то в груди болезненно ноет, рвёт и сжимает ему лёгкие, запрещая, но он смотрит за дыханием Натана и дышит в такт. Медленный вдох. У Натана очень светлые глаза. Медленный выдох. Что-то прохладное касается щеки. Вдох. Дочитать до пяти и выдохнуть.

Натан ничего не спрашивает и не говорит. Только растерянно смотрит и проводит тыльной стороной ладони под глазами, стирая остатки тьмы и отгоняя призраков.

Всё хорошо. Всё будет хорошо.