Утром Регис просыпается от того, что что-то тёплое и влажное тычется ему в щёку и шею. Спросонья он вообще ничего не понимает. Кто бы это мог быть, если он живёт совершенно один, и дома нет ни кошки, ни собаки? Но потом под ухом глубоким рокотом раздаётся:

— Просыпайся, соня, уже белый день на дворе.

И тогда вспоминает, где он и что происходит. Губы Геральта продолжают скользить по открытой шее, оставляя за собой влажный след и посылая мурашки по телу.

Блаженно улыбнувшись, Регис потягивается до хруста позвонков и открывает глаза.

— Привет, — хрипло говорит он Геральту, который лежит рядом с ним, оперевшись локтем о кровать.

— Доброе утро, — отзывается тот с мягкой улыбкой. — Я приготовил блинчики. Будешь?

Регис согласно мычит в ответ, а глаза снова закрываются. Рассмеявшись, Геральт целует его в лоб, а потом обнимает за талию, отодвигая вверх майку, чтобы коснуться голой кожи. В комнате душно, несмотря на старания старенького замученного вентилятора. Конечно, ведь воздух жаркий, и толка от того, что вентилятор гоняет его туда-сюда, маловато. Регис чувствует, как от взмокшего тела пышет жаром, и Геральт, прижавшийся к нему, не делает ситуацию легче.

— Очень жарко, — тихо хрипит он, и теперь в ответ согласно мычит Геральт.

Однако кроме этого он ещё добавляет:

— Я хочу взять тебя прямо сейчас.

— Так ты поэтому разбудил меня, а не ради блинчиков! — смеётся Регис.

— Ради блинчиков, но они горячие, и у нас есть чуть-чуть свободного времени, пока они немного остынут.

— Это называется «Я сделал блинчики, но заплатить за них придётся натурой, Регис».

— Ты раскусил мой хитрый план! — восклицает Геральт, от души расхохотавшись. — Ну а если серьёзно: как ты насчёт утреннего секса?

— Можно, — кокетливо отзывается Регис.

Вчера после того, как Геральт, как и обещал, вылизал и взял его ещё раз, Регис даже не удосужился сходить в душ, потому что был совсем обессилен. Его с трудом хватило на то, чтобы натянуть на себя обратно бельё и майку, шорты от пижамы он и вовсе проигнорировал. Ведьмак вообще уснул голый.

— Но мне, наверное, сначала надо бы сходить в душ, — добавляет он, наморщив нос.

— Вот ещё, — фыркает Геральт и, подцепив трусики Региса, тянет их вниз, — после душа будет уже не то.

Между ног ощущаются следы их вчерашних занятий, и Регис соврёт, если скажет, что ему это неприятно. Напротив — это служит напоминанием о том, как им было хорошо вчера вместе, а знание, что Геральт пометил его своим семенем и своим запахом, и они всё ещё сохранились на Регисе, возбуждает.

Избавившись от белья, Геральт разводит его ноги, открывая себе доступ и обзор, и Регис замечает, как он стискивает челюсти и сглатывает, когда впивается взглядом в вагину. Двумя пальцами он кружит по входу, а потом размазывает смазку по клитору, и Регис вздрагивает и задерживает дыхание уже только от этих скользких мягких касаний.

Потом внутрь входит член и начинает плавно толкаться. Геральт накрывает его своим телом, Регис обнимает ведьмака за шею и после небольшого спора из-за ещё не почищенных зубов всё же позволяет несколько раз поцеловать себя в губы.

Из-за повышенной чувствительности после сна оргазм Региса приходит быстро, а Геральт доводит себя до разрядки, с силой вколачиваясь в него. Потом он принимается мягко дразнить клитор подушечками пальцев, надавливая, щекоча, то ускоряясь, то замедляясь, и не перестаёт любоваться тем, как его действия отражаются на лице Региса. В конце концов, он, громко и бесстыдно стонущий, всхлипывающий и дрожащий, кончает снова, чем вызывает несказанный восторг Геральта.

В душ его не отпускают, потому что блинчики же стынут, но хотя бы отпускают в туалет, где Регису удаётся немного привести себя в порядок.

На кухне действительно оказываются блины и свежий кофе, подостывшие. В кофе он добавляет лёд, чтобы стало ещё лучше, а блины ест, обмакивая их в холодненькую сметану, пока Геральт размазывает по каждому блину побольше сгущёнки и сворачивает их в трубочки, а потом пытается ловить эту сгущёнку, вытекающую с обеих сторон трубочки. Регис внутренне хихикает и умиляется с него, а вслух они весь завтрак обсуждают записку, которую им оставил Детлафф на кухонном столе.

Когда он пришёл завтракать, Геральт, посмеиваясь, дал прочитать ему эту записку, найденную утром.

Записка гласила:

Видел, как вы сладко спали в обнимку. Совет вам да любовь. Сегодня снова буду поздно, так что можете спокойно развлекаться целый день. Только, пожалуйста, не делайте этого за пределами своей комнаты. И научитесь не оставлять дверь открытой нараспашку. Не хочу, прийдя домой, созерцать голый зад Геральта. Извини, Геральт, ничего личного.

Сначала Регис не понял, почему дверь была открыта, если вчера он точно просил закрыть её, а потом Геральт объяснил, что это он ходил в туалет и не закрыл по привычке. У себя дома нет нужды от кого-то закрываться! Тогда Регис поинтересовался, почему он просто не оделся, а на это Геральт заявил, что ему было лень. Регис покачал головой, а потом обоих пробрало на смех от комичности ситуации, когда они представили, как, наверное, обалдел Детлафф, застав их в таком виде. Оно и понятно — дверь в гостиную, которая стала спальней, расположена как раз напротив входной, поэтому хочешь не хочешь, а заглянешь в комнату, зайдя в квартиру.

Кроме этого, весь завтрак Регис сидит немного на взводе, потому что явственно ощущает, как из него медленно вытекает сперма Геральта. Это не смущает и не злит — а ведь его специально в душ не пустили, это точно часть того же самого хитрого и подлого плана, — но мыслями заставляет вернуться в те мгновения, когда Геральт брал его и наполнял собой. От этого, естественно, между ног покалывает, а внизу живота снова нарастает желание. И Регис пытается решить, как поступить: сразу же после завтрака потащить Геральта в спальню и оседлать его, или всё же сначала сходить наконец-то в душ. Самый лучший вариант — это если бы Геральт взял его прямо на кухонном столе, потом ещё раз в душе, а потом в кровати. Но Детлафф ясно написал: не делать этого за пределами спальни. Предвидел, до чего может довести эта вспыхнувшая страсть.

Он озвучивает свои рассуждения ведьмаку, и тот заявляет, что тоже не прочь был бы совершить этот марафон и тоже соглашается, что очень некрасиво будет с их стороны так поступать. Поэтому после завтрака, целуя сладкие губы друг друга, они возвращаются в спальню, где Геральт позволяет ему насадиться на свой член и всласть упиться контролем над ситуацией. Так приятно ощущать на своём теле руки, стремящиеся доставить ему удовольствие, и жадный взгляд, дающий понять, что здесь можно быть собой, быть страстным и требовательным, и за это с ним будут хотеть проделать ещё больше всяческих приятных вещей.

После этого они отправляются в душ вместе, но держатся в рамках приличного — только натирают друг друга гелем для душа, перебрасываются пеной и целуются. Простынь на кровати оказывается немного испачкана, поэтому её приходится бросить в стирку. Но когда наконец они, вымытые и посвежевшие, падают на чистую кровать, никому уже не хочется снова раздеваться, пыхтеть и потеть, поэтому они включают телевизор и валяются под вентилятором, больше болтая друг с другом, чем вслушиваясь в то, что показывают.

— Значит, говоришь, ты сам по себе такой, — осторожно начинает Геральт, подобрав момент, — если я правильно тебя понял?

Ведьмак сидит у изголовья, которое по сути является спинкой дивана с тёмно-коричневой обивкой, а Регис лежит поперёк, примостив голову на его коленях. Ладонь лежит на голове Региса, а большой палец бережно гладит волосы по линии роста. Необычная ласка, но очень приятная. Пока Геральт делает так, Регис немножко ощущает себя котом, которого гладят короткими движениями между ушек, а тот жмурится и мурлычет.

На высказывание Геральта он согласно угукает, сразу поняв, о чём идёт речь.

— А почему… Ну, то есть… Мне интересно… Ну…

— Со мной не надо подбирать какие-то правильные слова. Просто спроси прямо о том, что тебе интересно.

Геральт наклоняет голову в другую сторону, не отрывает взгляда от лба Региса, продолжает размеренно проводить пальцем вдоль волос.

— Мне интересно, если ты родился с женскими половыми органами, как так получилось, что ты говоришь о себе в мужском роде и всё такое. В смысле, ну… Зачем? Если честно, ты мог бы быть вполне хорошенькой женщиной.

Он трётся головой о живот Геральта и, немного подумав, объясняет.

— Тебя интересует, почему так получилось, значит… Прозвучит банально, но всё случилось в подростковом возрасте. Знаю, что изначально родители воспитывали меня, как девочку. Они рассказывали. Да я и сам кое-что помню. А когда началось половое созревание, я стал больше походить на мальчишку. Был такой неловкий, долговязый, худой. Голос начал ломаться, появился пушок под носом, а грудь наоборот не появилась совсем. И, что самое удивительное, при этом всё же началась менструация. Прошу прощения за такие подробности, но всё же надеюсь, что ты взрослый адекватный мужчина, который понимает, что у человека с вагиной довольно часто есть матка и, соответственно, менструации.

— Я не дебил и всё понимаю, — Геральт закатывает глаза.

— Это хорошо, благодарю. Так вот, помню, что был тогда в недоумении, родители тоже не могли понять, что со мной не так. С годами стал чётко виден кадык, тело полностью развилось по мужскому типу. Что оставалось? Я сделался мальчиком, несмотря на некоторые физиологические процессы, очевидно означающие совсем противоположное. Чтобы все вокруг думали, что я обычный мальчик, а не странная девочка, не задавали вопросы и не считали меня уродом. Само собой, мы тогда уехали из Туссента — а я, кстати, провёл детство именно там. Мы подались на север. Там никто не мог знать нас. Жили то тут, то там, пока не осели в Повиссе. Родители до сих пор там живут, а я уже давно сам по себе. Раньше, в года моей юности, меня точно не приняли бы таким, какой я есть, поэтому мне пришлось маскироваться, если можно это так назвать, и с годами эта маскировка стала неотъемлемой частью меня. Сейчас я не представляю, как меня могут воспринимать иначе, чем мужчину по имени Регис.

— А внутри ты, получается, не ощущаешь себя мужчиной?

— Что значит «ощущать себя мужчиной»? — резко спрашивает Регис у озадаченного Геральта, прицокнув языком. — Можешь мне популярно объяснить, что это значит? Ты же мужчина, вот и объясни мне, а я скажу, так же я себя ощущаю или нет.

— Ну, это когда… Наверное, это если ты чувствуешь, что… Ну… Холера, Регис! Не знаю я нихрена, ну что за вопросы? Как это можно объяснить?

— А я тебе скажу, что это значит.

— И что же?

— Ощущать себя мужчиной или женщиной — это значит соотносить себя с социальной ролью, которая в обществе назначена для мужчины или для женщины. Мужчина — добытчик, защитник, глава семьи, оплодотворитель. Он сильный, властный, более агрессивный, решительный. Если ты согласен с этой ролью для себя, она тебя устраивает и ты хочешь её исполнять, то поздравляю, ты чувствуешь себя мужчиной и им же являешься. Женщина — это хранительница семейного очага, хозяйка, мать. Она должна быть заботливой, хозяйственной, тихой и спокойной. Сидеть дома, убираться, готовить, рожать и воспитывать детей. Если тебя устраивает это, ты видишь себя более комфортно в этой роли, хочешь заниматься именно этим, то поздравляю, внутри ты ощущаешь себя женщиной, хоть и являешься мужчиной физически.

— Грёбаные стереотипы, — тихо бурчит Геральт.

— Так что, к какой роли ты склоняешься больше?

— К первой, конечно, — отвечает он, нахмурившись. — Я готов быть, как ты говоришь, добытчиком и защитником, и именно делая это я буду ощущать себя на своём месте. Но… Чёрт побери, это же не значит, что я не хочу… ну, там, например, нянчиться с детьми? Я хочу тоже быть заботливым и спокойным. Я вообще не агрессивный, пока меня кто-нибудь не выбесит. И что, это значит, что я внутри немного женщина?

— Ах, Геральт, Геральт… — Регис смеётся и позволяет себе притянуть его для короткого поцелуя в губы. — Если бы всё было так просто. Если ты хочешь нянчить детей и делать прочие стереотипно женские вещи, но при этом не считаешь, что это только женская прерогатива, и ты, как мужчина, тоже имеешь полное право свободно заниматься этими делами, не сомневаясь из-за этого в своём самоопределении, то не нужно беспокоиться о том, что внутри ты немного женщина. Ты абсолютно точно, целиком и полностью мужчина. Причём, довольно-таки хороший мужчина, насколько я могу судить.

— Что для тебя отличает хорошего мужчину от плохого? — вдруг интересуется Геральт, продолжая поглаживать его лицо, но теперь — прослеживая пальцами слабо заметные полоски морщинок на лбу. Такое резкое переключение на другую тему не удивляет: очевидно, что Геральта не беспокоят проблемы соответствия и несоответствия определённому гендеру. Он просто поступает так, как чувствует, и ему всё равно на стереотипы. Это вызывает у Региса восхищение и ещё большую симпатию.

— Уважение, прежде всего, — не растерявшись, отвечает он на вопрос. — Способен ли мужчина уважать тех, с кем ему приходится взаимодействовать по любым поводам, будь то официант, уборщик, друг, коллега, начальник или сексуальный партнёр.

— Почему именно уважение?

— Потому что ты спросил, что отличает хорошего мужчину от плохого лично для меня.

— Тебе важно, чтобы твой партнёр уважал тебя?

— Конечно. А для тебя разве это не важно?

— Наверное, важно. Просто никогда не задумывался об этом.

— Тот, кто уважает других, также способен ценить чужой труд, чужие чувства, эмоции и желания. Хороший мужчина должен уважать своего партнёра, понимать его и поддерживать.

— А хорошая женщина — это какая женщина?

— То же самое, Геральт. Хороший партнёр — это тот, который уважает тебя и которого уважаешь ты. Пол, гендер, ориентация, религия, раса и так далее не имеют значения.

На какое-то время повисает молчание. Геральт продолжает то тут то там гладить его лицо — прослеживает линии скул, нежно приглаживает заметные, уже не исчезающие синяки под глазами.

— Так а ты к какой роли относишь себя? Ты так и не сказал, — замечает он.

Регис вздыхает, перебирая пальцы, соединённые на животе.

— Ни к какой из них, — тихо отвечает он. Геральт хмыкает. — Мне кажется, я имею право не выбирать. Мне претит мысль, что я выберу какую-то одну сторону и должен буду ассоциировать себя только с ней. Я не чувствую себя ни мужчиной, ни женщиной. Границы размыты, либо их нет совсем. Я — это просто я.

— Ты необыкновенный, — с мягкой улыбкой произносит Геральт, глядя на него так нежно, так безгранично тепло, что Регис чувствует, как что-то воспаряет внутри. Затем их губы встречаются в долгом, чувственном поцелуе. — Можно позадавать тебе ещё вопросы? Я никогда не встречал никого, похожего на тебя. Мне хочется узнать о тебе побольше.

Ладонь Геральта лежит на его щеке, а большой палец поглаживает скулу. Регис накрывает его руку своей, дотягивается поцелуем до его запястья.

— Можно. Спрашивай всё, что пожелаешь.

— Почему с тобой произошло то, что произошло? Это были какие-то гормональные сбои, аномалии? — интересуется Геральт.

Он мог бы много и подробно рассказать об этом, потому что многое изучал, чтобы самому разобраться в причинах происходящего с ним.

Когда-то он был обеспокоен тем, чтобы понять, кто же он такой, но тогда ещё не было никакой стоящей, научно обоснованной информации, не было проведено исследований, не было статистических данных, не было ничего, на что он мог бы опереться для формирования собственных суждений. Поэтому постарался просто смириться и принять себя таким, какой он есть. В конце концов, это не трагедия века — родители часто повторяли ему это когда-то, если становилось тяжело. С этим можно жить, и жить не хуже других, ничем не выделяясь и не отличаясь.

Поэтому, когда, по мере развития науки, полезная информация всё же стала появляться, Регис, конечно, изучал её, потому что не мог не утолить своё любопытство, но всё же она уже ничего не дала ему. Он свыкся, и внутренние конфликты перестали тревожить его. Просто тогда он поставил для себя галочку, что знает теперь чуточку больше о себе и других, похожих на него, и на этом всё.

Он мог бы действительно многое рассказать, но сейчас не имеет ни стремления донести что-то кому-то, ни желания копаться в этом снова. Поэтому только сдержанно кивает на вопрос Геральта.

— Да, вроде того. Гормональные сбои. Аномалии. Я должен был быть обычной девочкой, потому что у меня женский набор хромосом, но в какой-то момент моё тело, видимо, решило, что надо немного поразвлечься и сделать что-нибудь необычное.

Низкий смешок Геральта затапливает грудь Региса счастьем.

— И что, ничего нельзя было сделать?

— Нет, — спокойно отвечает Регис. — В те времена наука не была настолько развита, чтобы изучать эндокринные железы. Тем более у вампиров. Сейчас подобные исследования тоже не являются приоритетными задачами для медицины. Многие думают, что наши организмы способны без всяческого вмешательства стабилизироваться самостоятельно.

— А на самом деле не способны?

— Не знаю. Не уверен.

Когда Регис захотел завести ребёнка, совершенно нормально, что первым вариантом сделать это стало родить ребёнка самостоятельно, не даром ведь природа наделила Региса подходящими для этого органами. Он прошёл полное обследование и выяснил, что у него низкая фертильность, близкая к бесплодию. Новость об этом не шокировала его, просто этот вариант стоило вычеркнуть из списка и перейти к следующему. Однако врачи предложили ему попробовать гормональную терапию, в каком-то смысле экспериментальный метод, ведь не каждый день приходится опробовать подобное на высших вампирах. Он не был против, поскольку ничего не терял. Терапия, к удивлению, дала плоды. Словно бы его организму просто надо было немного помочь, показать, как правильно, а дальше он сам подстроился и научился вырабатывать здоровые, полноценные яйцеклетки. У врачей, правда, возникли опасения из-за такой восприимчивости к гормонам, и они посоветовали Регису в будущем с двойным вниманием и усиленной бдительностью относиться к подобному методу терапии. Да он и сам это прекрасно понял. Но главное, что произошло, так это то, что он стал абсолютно способен без проблем и неприятных сюрпризов зачать, выносить и родить ребёнка, и это знание сформировало твёрдую мечту именно так и поступить.

Если бы его организм был способен сам стабилизироваться, не нормализовалась бы его фертильность за столько лет сама, без посторонней помощи? Но ведь сам по себе организм ничего не сделал, не смог. Значит, не всё так однозначно. Значит, вампирам тоже иногда нужна помощь.

— Слушай, но ведь сейчас медицина скакнула сильно вперёд, — немного помолчав, тихо произносит Геральт. — Можно попытаться сделать что-то сейчас.

Регис только кивает и мягко улыбается.

— Попытаться действительно можно. Но всё будет впустую.

— Почему ты так решил?

— Геральт, — начинает он тоном учителя, — тело вампира имеет свойство восстанавливать свой естественный облик при любых повреждениях и вмешательствах. Как ты понимаешь, мой естественный облик уже сформирован и другим никогда не будет, что бы я ни делал. Ты предлагаешь мне сделать операцию по смене пола? Прекрасно, но инородные части моё тело отторгнет, а затем заново сформирует те органы, которые у него отняли. Всё будет впустую.

— Я ничего тебе не предлагаю, — Геральт улыбается ему и наклоняется для поцелуя в лоб, — не надо так нервничать. Ты сам разрешил мне поспрашивать у тебя о разном. Если передумал, так и скажи.

— Нет, всё хорошо, можешь спрашивать, — отвечает он абсолютно спокойно, на его взгляд, — я просто объясняю, почему, в случае с вампирами, традиционные методы коррекции не работают. Физически нас не изменить, а гормональная коррекция, как я уже говорил, недостаточно изучена, чтобы её можно было применять без рисков.

— Понятно, — кивает Геральт и смотрит на него с какой-то жалостью, которая Регису совершенно не ясна. — А тебе хотелось бы пройти коррекцию пола, если бы это было возможно? — Регис поджимает губы, а Геральт тут же добавляет: — Извини, если тебе не нравятся все эти вопросы. Можешь не отвечать на них. Мне, конечно, любопытно, но я не хочу ничем тебя задеть или обидеть.

Чуткость и забота, которые Геральт проявляет к нему, заставляют Региса плавиться от удовольствия. Вторая рука Геральта покоится у него на груди, и Регис накрывает её своей.

— Не волнуйся, ты меня ничуть не обижаешь. Понимаю твоё любопытство. — Он нежно улыбается ведьмаку и отвечает на его вопрос. — Я бы никогда не стал ничего менять в себе, даже если бы это было возможно. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что мне это не нужно. Это моё тело, и мне оно нравится, пусть и кажется кому-то странным. Я научился жить с ним и принимать его. Это моё, понимаешь? Другого у меня нет и никогда не будет, так и зачем же тогда убиваться, если можно просто жить и наслаждаться?

— Так ты полюбил своё тело или смирился с ним? — размеренно спрашивает ведьмак, нахмурившись. — Разница большая.

— Сначала смирился, потом полюбил, — поясняет Регис. — Я объясню. Возьмём по аналогии твои глаза.

— Мои глаза? — удивляется тот. — При чём тут мои глаза?

Регис улыбается ему и протягивает руку вверх, к его лицу, чтобы погладить по щеке и провести большим пальцем по морщинкам-лучикам около уголка глаза.

— Ведь они у тебя тоже особенные, не такие, как у всех. Ты тоже не выбирал их, верно?

— Не выбирал, — соглашается ведьмак низким голосом.

— И всё же ты живёшь с ними. Примирился. Они не доставляют тебе неудобств или физической боли, не опасны для твоего здоровья. Я прав? — Геральт глухо мычит в ответ, ластясь к его руке. — Вот именно. Так разве должен у тебя быть резон хотеть поменять свои глаза? — Геральт улыбается ему и послушно качает головой. — Не должен, конечно. Кто-то скажет, что они странные, а кто-то… Кто-то наверняка найдёт твои глаза чудесными и очаровательными, — Регис позволяет себе бессовестно позаигрывать с Геральтом. — Так и стоит ли что-то менять в себе в угоду одним, если есть другие, принимающие тебя таким, какой ты есть, без всяких условий и придирок? Тем более, разве не стоит любить свои особенности, которые выделяют тебя среди других?

— Тебе нравятся мои глаза? — спрашивает тот с тёплой улыбкой.

— Очень, — честно отвечает Регис. — Глаза — это зеркало души. В тебе всё прекрасно.

— В тебе тоже всё прекрасно. Мне нравится твоё тело, — говорит это Геральт без сексуального умысла, а как-то просто по-человечески. — Кожа, пальцы, — он подносит к губам руку Региса и целует тыльную сторону ладони, — плечи, талия, бёдра, ноги… Мне нравится всё в тебе. Я один из тех самых кого-то, кто находит твоё тело чудесным и очаровательным, — он возвращает Регису его же комплимент, и по лицу видно, как он доволен собой, — а ещё безмерно красивым, идеальным и нереально сексуальным.

— Спасибо, я тоже так считаю.

После этих слов Геральт начинает смеяться, и Регис снова улыбается, радуясь его смеху.

— Холера, я даже не знаю, что сказать! Наверное, что я в полном восторге от того, как ты уверен в себе.

— Разве плохо просто любить себя? — смеётся Регис вместе с ним.

— Нет, совсем не плохо. Так и нужно делать.

Регис соглашается с ним. Они снова целуются, а потом ненадолго умолкают. Пальцы Геральта начинают осторожно расчёсывать его волосы и массировать кожу головы. Ведьмак о чём-то задумывается, а Регис блаженно прикрывает глаза. Только через пару минут тишины, заполненной звуками из телевизора, Геральт внезапно спрашивает:

— Слушай, Регис, а в детстве ты ходил в розовеньких платьицах с оборочками и бантиками?

Регис фыркает со смеху, выплывая из своих мыслей. А мыслил он о том, как приятно лежать на коленях у Геральта и ощущать его пальцы в волосах.

— Ходил, конечно. И что с того?

— Тебе это нравилось?

— Не помню. Скорее всего. А что?

— Просто думаю, в глубине души не хочется ли тебе снова стать милой малышкой Регисой, как в детстве, или как там тебя звали, и носить розовые платьица?

Регис снова тихо смеётся и качает головой.

— О, боже. Регисой… Как нелепо это звучит.

— Эй, я же серьёзно.

— Я тоже вполне серьёзен. Если бы я хотел носить платья, я бы их носил, поверь мне. И если бы я хотел, чтобы ко мне обращались, как к женщине, используя местоимение «она», я бы уже давно озаботился этим. Но меня это не волнует, и у меня нет никаких скрытых желаний носить платья, каблуки и делать другие стереотипно женские вещи.

— В каком смысле «тебя это не волнует»?

— В самом прямом. Мне абсолютно безразлично, буду я «он» или «она». Это такая мелочь, просто слова, которые даже не характеризуют меня, как личность. Они нужны не мне, а обществу, которое привыкло, что «он» выглядит так и вот так, а «она» только так и никак иначе. Я нравлюсь себе и буду нравиться, как бы меня ни называли. Я Регис, и ко мне все обращаются, как к «нему», подавляющую часть моей жизни, поэтому я скорее буду чувствовать себя не в своей тарелке, если решу сейчас ни с того ни с сего переходить на другое местоимение. Буду очень долго отвыкать и перестраивать себя на новые ярлыки, которые для меня даже ничем не отличаются от старых и ничего мне не дадут.

— То есть, ну чисто теоретически, если я захочу в постели назвать тебя хорошей девочкой, ты не будешь против?

Регис даже открывает глаза, чтобы оценить, с каким умыслом это было сказано, и видит на губах Геральта лисью ухмылку. Закатывает глаза и фыркает. Прекрасный вывод из всего выше сказанного!

— Если у тебя есть такая эротическая фантазия — прошу, не стесняйся, я не буду против. Но всё же я пока не делал никаких громких заявлений, поэтому, пожалуйста, прояви чуточку уважения к моему выбору.

— Ладно, ладно, извини! — смеясь, примирительно говорит он. — Я просто пошутил. Я не буду тебя так называть.

— Я же сказал, что не против, просто не надо этим злоупотреблять.

— Ага, значит, тебе понравилась эта идея! — Геральт заявляет это таким тоном, будто в чём-то победил, а потом с лёгкостью приподнимает Региса со своих колен, придержав его под спину, и сладко целует, не давая и слова сказать.

А говорить уже ничего и не хочется. Язык Геральта заигрывает с ним, ясно намекая, что от Региса хотят не только поцелуев. Он совершенно не против, поэтому берёт руку Геральта, лежащую у него на груди, и ведёт ею вниз, по животу, затем, поддев резинку домашних шорт, направляет её туда. Дальше Геральт сам накрывает ладонью промежность. Регис разводит ноги в стороны, чтобы пальцы, поглаживающие его через бельё, могли достать до наиболее чувствительных мест.

— Займёмся любовью? — уточняет Геральт прямо в поцелуй, продолжая гладить его, и Регис кивает.

— Да, пожалуйста.

Пальцы отодвигают в сторону трусики и кончиками проходятся по складкам между губами и клитором, потирают вход, где уже появилась смазка, а потом надавливают и плавно погружаются внутрь. Регис тихонько всхлипывает от удовольствия.

— Ты хочешь только пальцы или что-то большее?

— Хочу, чтобы ты взял меня, — отзывается он, прижимаясь губами к губам Геральта.

— Хорошо. Ненадолго же нас хватило.

Однако он не торопится — долго ласкает Региса, даже не раздевая, и томительно целует. Медленные чувственные ласки сводят с ума и распаляют до предела, но Регис и не думает прерывать их. С Геральтом кажется, что всё ещё успеется, что у них прорва времени. Большой палец чуточку сильнее надавливает на клитор, бёдра из-за этого напрягаются, а благодарность к Геральту возрастает с каждым мгновением, в которое тот доставляет ему наслаждение.

— Геральт?

— Мм? — отзывается тот, не прекращая движений пальцев и не отрываясь от шеи Региса, которую целует и лижет.

— Эмиелия.

— Чего? — Геральт всё-таки останавливается, чтобы взглянуть на Региса.

— Таким было моё имя. А никакая не Региса.

Геральт смотрит ему в глаза, а потом мягко улыбается.

— Эмиелия… Красивое.

— Теперь оно превратилось в Эмиеля.

— А откуда тогда взялось имя Регис? — Геральт возобновляет движения пальцев внутри и поглаживания клитора.

— Оно ниоткуда не взялось. Ах… — Регис прикрывает глаза и выдыхает тихий стон. — Это одно из имён, данных мне при рождении.

— Тебя назвали мужским именем при рождении?

— Геральт. — Он приоткрывает глаза, чтобы взглянуть на недоумевающего ведьмака из-под ресниц, и произносит: — Регис — это женское имя.

— Охренеть. Говорю же: вас, вампиров, хрен поймёшь.

Надо признать, что иногда это действительно так.

— Если когда-нибудь у меня родится девочка, — добавляет Регис, — я назову её Эмиелия.

— По-моему, это отличный план, — Геральт кивает и оставляет на его губах поцелуй.

— Я ещё никогда никому постороннему не рассказывал всего этого. Никому и никогда, Геральт.

— Спасибо, что рассказал мне.

Геральт снова целует его долго и сладко. Потом они решают, что пора раздеться, и пока делают это, Геральт у него спрашивает:

— А ты правда пытаешься забеременеть? Ты говорил вчера.

— Да, это чистая правда, я уже давно пытаюсь завести ребёнка, — подтверждает он, стягивая с себя шорты. — За этим я и приехал в Назаир. Многие говорят, что здесь самая лучшая клиника искусственного оплодотворения. Но у меня в этот раз не получилось. Может, в следующий будет лучше.

— Я тоже всё чаще думаю о детях, — признаётся Геральт, отбросив футболку, — полноценная семья у меня вряд ли когда-то будет, потому что ни одна женщина, которая тоже мечтает о семье, не захочет быть с бесплодным мужчиной, да ещё и ведьмаком. Поэтому я думаю об усыновлении. А ты не думал об альтернативах, если не получается забеременеть?

— Конечно, я думал о них, — Регис снимает бельё и ловит взглядом, что Геральт делает то же самое. — Но мне они все не подходят.

— Почему?

Регис не успевает снять футболку, как Геральт уже заключает его в объятия и, поцеловав в щёку и челюсть, смотрит в глаза, ожидая ответа.

— Потому что я хочу пройти через всё это сам, — произносит Регис, и от одной мысли об этом у него быстрее бьётся сердце в груди. — Я хочу носить своего малыша, ощущать его присутствие, понимаешь? Хочу говорить с ним с самых первых дней, чтобы он знал, как сильно я его люблю. Хочу почувствовать, как он впервые пошевелится, как будет пинаться. Я хочу родить его и прижать к себе. Хочу кормить малыша своей грудью. Я мечтаю испытать всё это. Ради того, чтобы однажды взять на руки своего собственного, родного, любимого, крохотного ребёнка, которого я выносил и родил, я готов пытаться до тех пор, пока не получится, сколько бы времени это ни заняло.

Когда он заканчивает, у него стоит ком в горле, который больно давит на голосовые связки. Ещё немного — и заплакал бы.

Геральт же только очень-очень крепко обнимает его, вжавшись носом ему в шею, и тихо говорит:

— Пускай у тебя всё получится, Регис. Ты так мечтаешь об этом… Разве может такая чудесная мечта не сбыться?

Регис тоже крепко обнимает в ответ и укладывает голову на его плечо. Так же тихо отвечает:

— Спасибо. И у тебя тоже пускай всё получится. Твоя мечта о семье тоже очень чудесная.

— Давай поженимся и вместе создадим семью, — выпаливает Геральт, когда они отстраняются и смотрят друг на друга. — Мне кажется, у нас всё может получиться.

Это так мило и забавно, право слово! Регису никогда не предлагали ничего подобного, тем более после неполных пяти дней от знакомства.

— Не переживай, — мягко отвечает он, — ты ещё обязательно встретишь подходящую женщину, поверь мне. Ты очень хороший человек, хороший мужчина, ты точно заслуживаешь быть любимым и счастливым.

Ведьмак только усмехается и качает головой, как будто это Регис здесь говорит милые глупости, а не он сам, предлагая женитьбу чуть ли не первому встречному, а затем утягивает его в страстный поцелуй, который плавно перетекает в постель.

Геральт командует перевернуться, и Регис послушно переворачивается на живот, понимая, чего от него хотят. Он поднимает бёдра, встав на колени, и подкладывает руки под щёку. Задумка Геральта приходится ему по вкусу. В него уверенно входит член и начинает с силой толкаться. Ладони мнут ягодицы и бёдра, делая кожу чересчур чувствительной, а Регис только стонет, прикрыв глаза.

— Холера, — доносится чуть погодя до его ушей вместе с недовольным прицокиванием, и он старается сконцентрироваться, чтобы понять, что не так.

— Что такое, Геральт?

— Чертовски хочу погладить тебя здесь, — он касается пальцами расселины между ягодиц, совсем рядом с анусом. — Можно? Я очень осторожно, обещаю. Ничего лишнего не позволю себе.

От такой перспективы пробегает целый табун мурашек, поэтому Регис дрожащим голосом отзывается:

— Можно… Можно не только погладить.

Собрав на пальцы немного смазки, Геральт осторожно поглаживает сжатый вход, пока тот немного не расступается, а потом медленно вводит внутрь палец. Регис кончает очень быстро и сильно — член вколачивается во влагалище, а палец растягивает анус, движется внутри немного резко, доводя до затмения сознания. Его несдержанный стон, переходящий в крик, тонет в подушке, которую он обнимает руками, пока Геральт приводит его к оргазму. Сам Геральт тоже вскоре кончает, продолжая толкаться в него, пока он, уже обессиленный, едва держится, чтобы не упасть.

В себя он окончательно приходит только часа два спустя. Всё это время лежит полуголый под вентилятором, сонно залипает в телефон и порой ловит себя на том, что у него до сих пор покалывают ноги, ноют бёдра и пульсирует промежность, всё ещё фантомно ощущая Геральта везде внутри. Геральт лежит рядом, поглаживая его по рукам, груди и волосам и даже успевает посмотреть какое-то юмористическое шоу по телевизору и сходить поесть что-то из того, что Регис вчера наготовил.

Потом ведьмак уговаривает его поехать на пляж. Вернее, заехать в магазин, накупить всякой вредной и вкусной еды, а потом отправиться на пляж и съесть всё это на свежем воздухе. Даже обещается отвезти туда, где не должно быть слишком многолюдно.

Регис этих мест не знает, никогда здесь не бывал. Пляж находится за городом, ехали они сюда сорок минут по плохой просёлочной дороге, но Регис считает, что эти неудобства окупились сполна. Водичка оказывается тёплая, совсем нет волн, и солнце уже так не печёт, как днём.

Людей и правда не так много, как на городском пляже, однако они есть, и разместиться как-нибудь совсем уж вдали от всех нет возможности. Регис размечтался, что сможет покупаться просто в трусиках-шортах от купальника, не задумываясь о том, что кто-то может заметить в нём какое-то несоответствие, но на деле людей оказывается достаточно, чтобы он почувствовал себя немного неуютно в обтягивающих плавках. Ему приходится идти в раздевалку, чтобы на плавки вместо кюлот, в которых он приехал, надеть простые цветастые шорты, в которых уж точно ничего не будет видно.

Они долго плавают и плескаются. Геральт бесконечно заныривает на глубину и хватает его то за ногу, то за ягодицу, поддразнивая и заигрывая, а Регис цокает языком и пытается отбиться, но не получается — каждый раз Геральт пробирается к нему сквозь стену брызг и зажимает в объятиях. Регис мог бы без труда выбраться из захвата, если бы захотел, но он только барахтается и смеётся, строя из себя проигравшего в этой водной битве, и заслуживает мокрый и солёный поцелуй. И им совершенно всё равно, кто и что о них подумает.

После всех этих забав они выбираются на берег и усаживаются на своё покрывало. Оба уже успели проголодаться, поэтому в ход идут и фрукты, которые они купили, и печенье, и чипсы, и солёные орешки. Геральт сетует, что надо было взять с собой нормальной еды. Затем они садятся на линии прибоя и начинают выискивать среди песка ракушки и интересные камушки, которые впоследствии Регис твёрдо решает забрать с собой домой, в Новиград. Искупавшись ещё раз, когда людей становится значительно меньше, окончательно выбираются на берег и кутаются в полотенца — к вечеру стало немного прохладно.

Регис мирно наблюдает за морем, в котором отражаются оранжево-розовые облака, за которыми у самого горизонта виднеется красная точка солнца. Так хорошо и спокойно, очень беззаботно. Геральт лежит рядом с ним, пальцем выводя узоры на его пояснице. Полотенца, которое лежит у него на плечах, совсем немного не хватило, чтобы закрыть и её. Но Регис не возражает — касания Геральта согревают душу. И вместе с тем слегка нагоняют тоску.

— Как быстро время летит, — тихо говорит он, — будто только вчера прибыл в Назаир, а уже завтра мне улетать.

— Останься здесь ещё ненадолго, — предлагает Геральт.

— Не могу, — вздыхает он, — в понедельник уже нужно выходить на работу. Да и не можем мы устраивать себе любовное гнёздышко в чужой квартире.

— Поехали со мной в Боклер. — Геральт садится рядом с ним и серьёзно смотрит на него. — У меня собственный частный дом. Устроим любовное гнёздышко там и никому не будем мешать.

Он не находит сил повернуться к Геральту, продолжает наблюдать за рябью на воде.

— А как же моя работа? Я преподаватель в медицинском университете. Я никак не могу дольше отдыхать.

Геральт опускает взгляд. Может быть, он хотел бы ещё продолжить этот разговор, но вдруг их внимание привлекает мальчишеский голос неподалёку.

— Не желаете купить букетик лаванды? — вопрошает мальчик лет десяти у людей, что сидят на покрывале в нескольких метрах от них; следом за ним идёт девчонка помладше, неся в руках плетёную корзинку.

Люди качают головами, и дети идут дальше — прямо к ним. Геральт молча тянется к своим шортам и вынимает кошелёк из кармана.

— Не хотите ли купить букетик лаванды? — спрашивает мальчик, обращаясь к ним.

— Хотим, сколько стоит?

Мальчик называет цену, и Геральт передаёт ему деньги. Букетики в корзинке источают сильный пряный аромат, который Регис неосознанно вдыхает поглубже.

— Выбирайте, какой больше нравится, — девочка подносит поближе к ним корзину, и Геральт указывает на один из свёртков с лавандой, который ему приглянулся.

— Вот этот, пожалуйста. — Он принимает его из рук девчонки. — Благодарю.

Дети благодарят в ответ и довольно шагают дальше по пляжу.

— Возьми, на память об этом лете и нашей встрече, — ведьмак протягивает Регису этот маленький аккуратный букетик лаванды, обёрнутый коричневой бумагой и подвязанный джутовой нитью.

Что-то в груди болезненно ёкает.

— Спасибо, — шепчет Регис и подносит букетик к носу, чтобы утонуть в нежном и тёплом запахе лаванды.

Он навсегда запомнит эти летние деньки, полные трепетного волнения, счастливого смеха, тихих разговоров по душам и самых сладких в мире поцелуев.

Домой они собираются аж в девять вечера, а приезжают и вовсе в десять. Пока неторопливо принимают душ по очереди, оба тихие и задумчивые, возвращается домой Детлафф. Они ещё недолго сидят втроём на кухне, разговаривая о том и сём. Детлафф показывает фотографии картины, которую реставрировал — это оказывается репродукция «Утра в сосновом лесу». Показывает фото до и после, и результат впечатляет — после реставрации картина стала ярче, сочнее, словно ожила. Детлафф действительно мастер своего дела. Потом все отправляются по комнатам.

Не сговариваясь, едва оказавшись в постели, Геральт и Регис тут же приникают друг к другу, встречаются губами, шарят руками по телам, пробираются под одежду. Шуметь нельзя, ведь сегодня за соседней стенкой Детлафф, но не побыть вместе ещё один, последний раз перед расставанием они попросту не могут. Их тянет друг к другу, и противиться этому притяжению невозможно. Они стараются быть потише, не стонать и не издавать любых громких звуков, и надеются, что если не были таковыми, то Детлафф простит им это. Все прикосновения и поцелуи ощущаются в этот раз намного острее. Как Регис ни пытается сдерживать чувства, они всё равно находят выход в долгих откровенных стонах, пока Геральт вдавливает его в кровать своим весом. Сердце заходится в бешеном стуке, грудь сжимается, а внизу живота невыносимо сильно горят возбуждение и потребность быть полностью принадлежащим этому человеку.

Он немного успокаивается, когда Геральт наполняет его и ложится рядом, тесно прижавшись к боку.

Дыхание Геральта щекочет у самого уха. Приятно, когда рядом есть кто-то. И вдруг уха касаются губы, придвинутые совсем близко.

— Ты прекрасен, — шепчут они трогательно и мучительно нежно. — Прекрасна. Моя девочка. Моя Эмиелия.

За этим следует поцелуй в щёку, а Регис вздрагивает от того, с какой силой по телу пробегают мурашки. На короткий миг с него, словно окаменелые слои, спадают несколько сотен лет жизни, выставляя напоказ то хрупкое и чувствительное, что было защищено ими, и возвращается в те дни, когда ещё всё было просто и понятно, когда всё было наполнено розовыми мечтами о будущем из сказок, которые мама читала перед сном. Что же произошло с тем маленьким, светлым, беззаботным существом, каким он был когда-то? Где оно сейчас? Осталось ли от него хоть что-то? Хотя бы где-то глубоко-глубоко внутри?

Он вдруг чувствует, что по лицу текут горячие слёзы.

— Зря сказал это? — беспокоится Геральт, заметив, как он вздрагивает и давит всхлипы.

Регис трёт глаза и вдыхает, пытаясь успокоиться.

— Нет, не зря, — так же тихо отзывается и смотрит в жёлтые глаза напротив, которые слегка светятся в полумраке. — Спасибо, Геральт. Но больше не делай так. Пожалуйста.

Не потому что Регису неприятно, когда его так называют, а потому что сердце не выдерживает такой уязвимости. Внутри и правда что-то ещё осталось — то хрупкое и деликатное, что теперь тоже отдано Геральту, как и многое другое, что отдавать кому-то другому Регису ещё не доводилось. Без страха признать это даже перед самим собой ужасно сложная задача.

— А больше и незачем.

Геральт наклоняется и дарит ему долгий, заботливый, согревающий поцелуй.

Геральт быстро засыпает, а к Регису ещё долго не приходит сон, потому что в животе мечется и ноет что-то очень тоскливое и выворачивающее наизнанку. Ему так хочется, чтобы утро не наступало, чтобы они ещё долго-долго вот так лежали в обнимку, но с каждой секундой их время рядом утекает, как песок сквозь пальцы, и понимание этого только сильнее закручивает тревогу и нервозность. Регис понятия не имеет, как завтра найдёт в себе силы оторвать себя от Геральта, однако знает, что будет вынужден сделать это. Но это будет только завтра. А сегодня, в конце концов, приголубленный своим ведьмаком и морально вымотанный, он тоже проваливается в сон.

｡･: *:✧｡

В аэропорт его отвозит Детлафф, и Геральт тоже едет в качестве провожатого. Перед посадкой в самолёт Регис долго стоит в зале ожидания, молча держась с Геральтом за руки.

— Вы выглядите, как два подростка, — Детлафф комментирует их совершенно невозмутимо, — это странно.

— Дет, ну погоди, а? — просит Геральт, глянув на него.

— Поторопился бы ты, уже очередь начинают пропускать, — Детлафф кивает в сторону прохода к рукаву в самолёт, и Регис оборачивается. Действительно, уже очередь двинулась, ему пора идти.

— Может быть, всё-таки останешься? — спрашивает Геральт. — Хотя бы на недельку.

— Я же говорил, что не могу, — Регис виновато улыбается.

Поджав губы, Геральт так смотрит на него, что становится понятно: он сожалеет о том, что они не встретились раньше; он грустит о том, что их пути должны разойтись уже через минуту; он тоскует о том, сколько всего они ещё не успели сделать и о скольком не успели поговорить. Регис понимает его. Но нужно просто принять суровую действительность: любая сказка имеет конец, и их чудесные, сказочные дни тоже закончились.

— До свидания, мой дорогой, — произносит Регис и, погладив его по щеке, коротко целует в губы.

— Я буду надеяться на новую встречу, — Геральт крепко обнимает его и целует в висок. — Ну, до свидания.

Регис отступает и подходит к Детлаффу, чтобы обнять его на прощание.

— Буду ждать тебя в декабре, — улыбается тот, похлопывая его по спине, — встретим новый год вместе.

Регис кивает, потому что очень хочет этого. Хочет приехать в декабре за новой попыткой завести ребёнка и хочет все праздники пробыть в квартире у друга. Чуть было не заикается о том, что было бы здорово, если бы Геральт тоже приехал к ним на новый год, но вовремя останавливает себя. Зачем? Регис надеется, что будет беременным к праздникам, и точно не сможет, как в этот раз, развлекаться с ним в постели. Не нужно рвать сердце ни себе, ни ему.

— Обязательно, — обещает он Детлаффу, прежде чем выпускает его из объятий и, попрощавшись, уходит.

В приливе сентиментальности разворачивается, чтобы помахать Геральту и Детлаффу, и они отвечают ему тем же.

Вот и закончился отпуск, и теперь самолёт унесёт его прочь от свежего морского воздуха, жаркого солнца и только успевшего зародиться хрупкого ощущения счастья.