Кацуки стал замкнутым и отстраненным. Не то что бы он раньше не проявлял этих признаков характера, но теперь они стали превалировать.

Это был кризис. И он осмелился назвать его кризисом ориентации. Девчонки его никогда не интересовали как девчонки. Парни, в прочем тоже. Кацуки точно мог уверенно назвать себя асексуалом, потому что кому вообще интересны эти ваши кроватные копошения. Кровать — чтобы рухнуть на нее после изматывающего дня. Парни — чтобы с ними тренироваться, драться и побеждать. Девчонки — ну, теоретически с ними встречаться можно. Но не очень то и нужно. Практически — как парни, только с оговорками. Со множеством бестолковых оговорок, которые делали женщин ужасными, и забавными одновременно. Не без этого.

Но теперь случился девчонка-Деку, который неожиданно был привлекателен. При этом, его привлекательность не была заслугой именно женского тела. Все, чем Деку был хорош, было при нем и раньше. Его уверенность, его стойкость, его неординарное мышление и начитанность. Ну а умению располагать к себе людей Бакуго, наверное, даже завидовал.

В общем-то, будь Деку девчонкой изначально, у Кацуки бы не было никаких проблем с самовосприятием. Баба что надо, отвал кабины. И внешне, и по характеру.

Кацуки перевернулся на бок поудобнее и свернулся калачом. Стыдно. Он уже успел себе нафантазировать всякого, но не больше. Дрочить на Деку — хоть бабу, хоть нет — он морально не готов. Его член готов, он сам — нет.

В дверь очень не вовремя постучали.

— Съебись, — крикнул Кацуки. Кто бы это ни был, пусть идет нахуй. Стук повторился.

— Каччан, мне нужно с тобой поговорить! — донеслось из-за двери.

Милостивый Оллмайт, да Вселенная издевается!

Кацуки знал, что Деку просто так не уйдет. И что с него станется залезть и в окно. Он завернулся в одеяло и открыл дверь. Убедился, что одеяло захватил не зря. Теперь он понял, что девчонки в повседневных шмотках и впрямь ничего. Эта юбка греховно короткая!

— Деку, ты тупой олень, уебывай. — Кацуки попытался закрыть дверь, но Деку, хитрец, придержал дверь, используя квирк. Теперь, чтоб ему помешать, Кацуки тоже пришлось бы воспользоваться квирком, чего ему крайне не хотелось бы. В этой комнате ему еще жить.

— Я зайду, — Мидория не спрашивал, он информировал.

— Говнюк. — Процедил Бакуго.

Изуку бесстрашно протиснулся в комнату и прикрыл дверь. Щелкнул замок. Щелкнуло и в голове у Кацуки. До этого щелчка он отчаянно хотел, чтобы Деку оказался от него как можно дальше. После щелчка желание сместилось на диаметрально противоположное. Потому что с этим щелчком все, что случится в этой комнате — останется в ней.

— Каччан, ты за мной следишь?

Кацуки остолбенел. Он не думал, что его невольное сталкерство так… заметно.

— …а. — Еле слышно сказал он.

— Что?

— Да, блядь, слежу. В смысле не слежу! — Кацуки задохнулся возмущением на секунду, а потом решил, что терять уже нечего. — Не делай из меня мудилу больше, чем я есть! Это потому что ты — маленький бесполезный кусок дерьма, Деку. А когда ты стал бабой, то стало еще хуже, потому что такое неуклюжее чмо наткнется на неприятности где угодно. Особенно в этой юбке.

— Что не так в моей юбке? — вежливо переспросил Изуку, зацепившись за второстепенный факт. Он был настроен на долгое препирательство, и был ошарашен. Оказывается, это такая своеобразная забота?

— Она короткая.

— Не такая уж и короткая!

— Ты извращенец, Деку!

— Это еще почему?

— Ты парень, который ходит в юбке.

Деку покраснел.

— Вообще… Ох. Ты… Я же сейчас… Это Урарака-чан… И вообще — это тебя волнует моя одежда! — он одернул злосчастную юбку, и Кацуки подумал, что это все абсолютный пиздец. Потому что Деку в своей оскорбленной невинности был отвратительно очарователен.

— Так и есть.

— Что — «Так и есть?»

— Я извращенец. — Сказал Кацуки спокойно и сделал шаг вперед.

Изуку попятился, но за ним была только дверь. Бакуго прикоснулся к его бедру так, словно оно было из хрусталя. И медленно провел ладонью наверх.

— Ты чего… Каччан!

— Тебе неприятно?

— Н-нет.

— Тогда я могу продолжить?

Мидории отказал голос. Следом, видимо, голова.

— Хорошо, — едва выговорил он.

Кацуки вернул руку обратно и вновь прошелся по бедру подушечками пальцев. Было действительно приятно.

— Если… Если я сделаю больше, чем следует, ты ведь остановишь меня, Деку? — задумчиво спросил Кацуки.

— Да. — Сказал Деку прежде, чем подумал, и ему вдруг стало нестерпимо жарко.

— Пизда! Какой же ты идиот! Просто ебаный стыд! — огрызнулся Кацуки и единым рывком подхватил Изуку под пятую точку, закидывая его ноги себе на талию. Мидория ахнул, почувствовав, как Кацуки через три слоя ткани прижался членом к его чувствительной промежности. К такому резкому повороту событий Мидория был совсем-совсем не готов и потому моментально «поплыл».

Кацуки аккуратно, словно пробуя незнакомое блюдо, прикоснулся губами к его шее. Слегка прикусил, не оставляя следа, потом сгрузил Изуку на кровать и навис сверху.

— Самое время остановиться, — шепнул он, но Изуку останавливаться уже был не намерен.

Он бы хотел сказать, что знает, что Кацуки не сделает с ним ничего плохого, но не мог. Их отношения всегда были токсичными. Изуку мог бы припомнить все обидные слова, которыми Кацуки его награждал, напомнит, сколько раз пришлось терпеть его удары, сколько раз Изуку плакал из-за него.

Мидория обхватил ладонями лицо Бакуго. У него красивое лицо. Четко очерченные скулы, упрямый рот, прищуренный взгляд — диковатая хищная красота. В будущем наверняка Кацуки обзаведется целой толпой фанаток. Впрочем, любить его будут не только за красивые глаза, но и вопреки крутому нраву, потому что в груди Кацуки бьется сердце настоящего героя.

— Я тебе доверяю, — сказал Изуку просто. Кацуки ухмыльнулся и припал к его губам в поцелуе.

Каждое прикосновение он чувствовал остро. То, как Бакуго гладит его спину под блузкой. Как касается его бедра и ягодиц, бесстыдно задирая злополучную юбку. Как раздвигает колени.

Футболку с Кацуки Изуку стянул самостоятельно. Блузку тоже снял сам, не отрывая от рта Бакуго жадных губ. И свою руку ему в трусы тоже запустил сам. Изуку нравилось происходящее, что уж тут отрицать.

Бакуго такая инициативность, определенно завела. Он разделся до конца и уставился на последний оплот нравственности Изуку — задранную до ребер юбку и трусики со Старателем.

— Почему не Оллмайт?

— С Оллмайтом тогда закончились, — запоздало засмущался Изуку.

— Что ж, со Старателем я мириться не буду.

Слова с делом у Бакуго не расходились. Трусы полетели в угол.

После нехитрых махинаций сначала с одним, а потом с двумя пальцами, Кацуки почти по-звериному рыкнув, вошел сразу и на всю длину. Изуку пискнул и залился слезами. Кацуки вздрогнул, навалился на него сверху.

— Эй, ты чего? Деку, прости, блин!

— Сука ты, Каччан. Самая настоящая сука. — Он помолчал, смаргивая слезы и добавил. — Тебе придётся постараться, чтобы исправиться.

Бакуго хмыкнул и постарался.

***

— Бабой был краше, — процедил Кацуки, разглядывая прежнего Изуку.

Ни тебе юбок коротких, ни замечательных упругих грудей, ни девичьей талии, которую так приятно обхватить ладонями. Зато хоть округлая задница на месте.

Изуку заметно огорчился. Похоже, их странные отношения завершились окончательно. Все эти тисканья в комнатах, переглядки на парах и незаметные для окружающих, словно украденные, поцелуи — все закончилось. И это горько и больно.

Бакуго оглянулся. Шумная толпа однокурсников уже схлынула, расхватав учебники — завтра контрольная и Полночь спуску не даст.

— Пойдём, задрот. — Буркнул он и схватил Деку за руку. Мидория посмотрел на него удивлённо и радостно.

— Куда это?

— Обкатывать. Непривычно. Отличные были сиськи, придётся обходиться без них.