She played the fiddle in an Irish band, but she fell in love with an English man...
Протирая барную стойку Нола незаметно покачивает головой в такт мелодии, которая приглушенно льется из колонки, спрятанной в искусственном плюще на стене.
Эд Ширан. Попса, конечно, но приятная, да и атмосферу создает неплохую.
Нола любит свою работу – особенно сегодня и сейчас, когда посетителей на удивление немного, хотя точка находится практически в центре города. Год назад, наверное, сама бы не поверила, что будет наслаждаться тем, чтобы по восемь часов в день стоять за кассой, принимать заказы и варить кофе – но вот она здесь.
Если подумать, не так уж сильно изменились ее идеалы – просто в мечтах операционный стол трансформировался в стойку из темного дерева, а хирургический скальпель – в питчер. Суть остается все та же: помогать людям, которым это нужно.
Девушка усмехается, вспоминая, как один постоянник недавно страстно убеждал ее, что его жизнь сейчас может спасти только чистый тройной эспрессо, сладкий, как смерть диабетика, и черный, как его юмор.
Легкий перезвон со стороны входной двери призывает вернуться к своим непосредственным обязанностям.
– Здравствуйте! – Нола доброжелательно приветствует двух гостей, переступивших порог кофейни.
– Здравствуйте, – лучисто улыбается ей в ответ светловолосый парень. Что-то в нем кажется знакомым. Походка? Мимика?
Он кивает на ее бейджик:
– Нола, да? Вот повезло, что именно на вашу смену попали. Нас Гвен подослала, говорит, что вы делаете лучший кофе на свете!
А вот и разгадка. Видимо, у всех друзей Гвендолин существует какая-то незримая связь между собой.
Второй посетитель, вставший на пару шагов позади него, хмыкает и с неловкой улыбкой смотрит на друга.
– Мне ванильный раф, пожалуйста! – уверенно заявляет тот. – Большой. А тебе?..
Шатен, которому был адресован вопрос, пристально осматривает меню на доске позади Нолы.
– Американо, двести, – очевидно, подразумевает миллилитры.
Бариста склоняет голову, подтверждая, что заказ принят:
– Можно узнать ваши имена?
– Меня зовут Нил, а его Райлан, – бойкий парень указывает сначала на себя, затем на друга.
Тот внезапно вновь подает голос:
– Пожалуйста, запишите оба напитка в один чек, – и поясняет, глядя почему-то на нее и игнорируя растерянные попытки Нила возразить: – Он меня вчера ужином угостил, так что теперь, думаю, моя очередь.
Отходя к одному из свободных столиков, Нил прихватывает добрый десяток пакетиков сахара со стойки, чем заслуживает неодобрительный взгляд Райлана. Нола делает вид, что ничего не заметила.
***
После работы, как обычно, ее забирает Ларри.
– Мама на выходные позвала на дачу урожай собирать, – делится Нола, устало потягиваясь на переднем сидении.
– Надеюсь, ты не собираешься просить меня присмотреть за твоим мохнатым монстром.
– Еще чего, – фыркает она. – Чтобы твой попуг ему хвост выдрал? Нет, спасибо. Слава позаботится о Тоше, он дома остается.
Ее парень тянет задумчивое «хм».
– Ага, теперь и сам думаешь напроситься? – ухмыляется Нола. – А все, поезд ушел.
– Это мы еще посмотрим, – отрывает взор от дороги и подмигивает ей, дразня. – Напомни, у кого из нас двоих отношения с твоим братом лучше?
Девушка молча демонстрирует ему неприличный жест, вызывая веселый смех.
– Иногда кажется, что ты встречаешься со мной только из-за моей семьи, – притворно сетует Нола. – Они тебя слишком любят.
– Компенсирую детские травмы, доктор, – шутит он непринужденно, но нечто в его голосе заставляет напрячься.
– Ларри, что произошло?
Тот равнодушно пожимает плечами:
– Я ошибка всей ее жизни и она сожалеет, что позволила мне появиться на свет. Ну, не то чтобы это было чем-то новым.
Нола с раздосадованным вздохом откидывается на спинку кресла.
– Чертова дура. Надо было раньше об этом думать, а не когда тебе успело стукнуть двадцать два.
– Ты не хуже меня знаешь, что на нее давили ее родители. И мой отец. Она не могла принять другое решение.
– Чертов патриархат.
Ларри морщится.
– Ладно. Забыли.
Тишина повисает в салоне на пару минут.
– Это не всё, верно?
Парень отвечает не сразу.
– Да.
***
Ты отвратителен. Чудовище. Ты сломал мне жизнь. Я ненавижу тебя.
Ненавижу, потому что тебя нельзя любить.
Никто не сможет тебя любить.
Ларри привык к этим словам, Ларри слишком часто их слышал.
Всегда все шло по одному и тому же сценарию: мать больна, за бедной одинокой женщиной должен кто-то ухаживать, и, конечно, заняться этим должен неблагодарный сын-засранец, сваливший из родного дома сразу после совершеннолетия. Он приходил, помогал, ухаживал – и она была довольна.
До первой ссоры.
После его обругивали последними словами, обвиняли во всех смертных грехах, и выгоняли, чуть ли не избив – надо же, какая ностальгия по детству.
Нола? Это еще кто?
Ах, девушка.
Ах, любимая девушка.
Ну-ну.
А не боится он, что его обман однажды будет разоблачен? Что ее глаза раскроются и она поймёт, что он не тот хороший парень, за которого себя выдает?
Она ведь любит не его, а идеальную картинку, которой он притворяется.
Настоящего его любить нельзя, это и так понятно.
Настоящий он – чудовище.
***
– Ларри, – Нола осторожно протягивает руку и кладет на его плечо. – Давай остановимся, хорошо? Немного прогуляемся пешком. Подышим свежим воздухом. Мы никуда не спешим.
Парень заторможенно кивает и паркует машину около какого-то безымянного торгового центра.
– Я рядом, – она серьезно заглядывает ему в лицо и берет за руку. – Я видела тебя разным, но все равно люблю и доверяю. И ты можешь мне доверять, но не обязан. А чудовищ не существует. Ясно?
– Ясно, – он сжимает ее ладонь крепче. – Спасибо.
Примечание
В начале цитируется начало песни Ed Sheeran – Galway girl.
Питчер — инструмент бариста в виде кувшина или ковшика, в котором он подогревает и взбивает молоко для добавления в кофе (Википедия).