— Принц Визар? — Леди Гоуст лишь едва отворила дверь, но, заметив, что он принимал водные процедуры, тут же поспешила уйти. — Я зайду позже.

— Стойте! — выкрикнул Первый, не поднимаясь из воды. Он коротко свистнул и мотнул головой слугам, после чего все они сгорбленно и торопливо покинули комнату.

— Войдите, прошу, — он подзывающе махнул рукой, и, будь Гоуст благородной дамой, такой жест мог бы показаться слишком фамильярным, но она ею не была.

Первый удерживал её взглядом, опасаясь, что Гоуст развернётся и уйдёт. Случай выдался неловкий, но он не хотел, чтобы обстоятельства заглушили редкую инициативу с её стороны. Они давно не говорили, особенно наедине. Гоуст тяжело вздохнула, но всё же прикрыла за собой дверь. От горячего пара в комнате было слегка душно и влажно, а в воздухе витал терпкий запах трав. 

— Шалфей, мята, призрак-трава и… огненная лоза? — спросила Гоуст, чуть поведя носом.

— У вас тонкий нюх, — ответил Первый, указав ей на деревянный стул. Это был не только жест вежливости — ему не нравилось беседовать, когда собеседник возвышался над ним. Гоуст присела рядом и привычно сложила руки замком на коленях:

— Вы не пожалели пропорций.

Ванны с травами успокаивали Первого, и, видимо, он решил, что если насыпать всего да побольше, эффект будет сильнее. Гоуст мысленно посмеялась над его наивностью в гербалистике.

— Огненную лозу не так-то просто достать, — важно заметил принц, слегка задрав голову. — Я читал, что у этого растения есть магические свойства.

Он всё ещё пытался впечатлить её своими теоретическими познаниями, но там, где Визар Таргариен «учился плавать», загадочная леди Гоуст уже «строила корабли». Она сдержала улыбку и терпеливо пояснила:

— Да, но свойства призрак-травы почти полностью их подавляют. Эти два растения не смешивают.

— Об этом в книге почему-то не упомянули… — подавленно протянул юноша.

Леди Гоуст бросила на него мягкий, снисходительный взгляд, но промолчала. Она сидела достаточно далеко, чтобы интимность обстановки не смущала их обоих, хотя в этом не было такой уж необходимости. Первый вовсе не стеснялся обнажаться перед женщинами, независимо от их статуса. Древовидица же не была из знатных девиц, которых обычно растят в телесной стыдливости. Пусть у неё и не было мужчины, это не значило, что она никогда их не видела. Гоуст не смущалась ни чужой наготы, ни своей собственной.

В повисшей тишине слышался лишь слабый треск камина. Первый внимательно посмотрел на Гоуст, чьё лицо обрамлял рыжий пламенный контур. Её странное невзрачное платье напоминало лохмотья, и он недоумевал: «Почему леди Гоуст носит такую безвкусицу, когда я готов завернуть её в асшайские шёлка?» Причёска её, как обычно, была слегка растрёпана и небрежна, но это ему нравилось. Тугие плетёные вензеля и прилизанные локоны, популярные у дам на юге, казались ему скучными и притворными, тогда как в распущенных вихрах северянок чувствовался дух свободы и дерзкой стремительности. Блёклые пряди выбивались из слабых кос кольцами, будто Гоуст только что проснулась, а в волосах её всё ещё путался ленивый сон. Она выглядела привлекательно, и румянец всё ещё украшал её щёки, но под сенью ресниц таилась глубокая усталость, словно леди Гоуст застала и рассвет, и закат самой Валирии.

Он вдруг вспомнил, как недавно пытался взять её силой: «Я не собираюсь извиняться, если она пришла сюда за этим». Он попытался бы сделать это снова, если бы не нюанс с её сновидческим даром. «Доступное не имеет веса». Его всегда манили недоступные цели: он оседлал самого непокорного дракона, и женщин он желал тех, что получить было сложнее всего. По-настоящему желал, не в порыве момента. Такие стремления не таяли в утренней неге подушек, не растворялись в пряном вине и, вероятно, не смывались даже кровью. Леди Гоуст никогда не пыталась подластиться к нему или соблазнить его. «Возможно, ей стоило. Может быть, тогда я бы меньше мучительно грезил о ней?»

Взгляд её зелёных глаз был горьким, точно свежая полынь, и Первый, отвернувшись, разрезал пальцем водную гладь перед собой. Его оголённые влажные плечи слегка замёрзли, и он опустился чуть ниже в остывающую воду, чтобы укутаться в остатки тепла. Он ждал, что Гоуст начнёт поучать его или корить, что она хоть что-нибудь скажет о произошедшем. Он заранее приготовился обороняться её обвинениям, но та лишь отрешённо произнесла:

— Сегодня полнолуние. Хорошая ночь для ритуала, если вы готовы.

Глаза Первого удивлённо блеснули над поверхностью воды. Он молча смотрел на Гоуст ещё мгновение, а затем коротко ответил:

— Я всегда готов.

После этого он погрузился под воду с головой. Через пару мгновений юноша вынырнул и поднялся в полный рост. Вода зеркальным потоком стекла с его стройного тела, и, выбравшись из ванны, он направился к стойке с одеждой. Леди Гоуст тут же поднялась со стула и встала вполоборота к двери, отвернув лицо. Первый тихо ухмыльнулся её вежливости. Он провёл руками по волосам, сгоняя обильные остатки влаги, и наскоро накинул чёрный халат, обшитый тонкой угольной нитью. Гоуст молчала, и это только подстегнуло Первого вновь как-то спровоцировать её. Он не стал заправляться и шагнул к ней, но на подходе, не поднимая глаз, женщина сказала:

— Вам стоит одеться.

— Мне нечего скрывать от вас, миледи. Мы слишком давно друг друга знаем, — Первый остановился почти вплотную, слабо развёл руки, и ткань халата сползла с его левого плеча. — Я для вас как открытая книга, так не бойтесь эту книгу листать.

Он хотел, чтобы она посмотрела на него, смутилась, испугалась да хотя бы разозлилась, и Гоуст посмотрела. Визар Таргариен был красив, высок и хорошо сложен. В нём чувствовалась королевская стать и вьющееся изящество, как у Ноксара. «Воистину, всадники похожи на своих драконов», — в очередной раз подумала сновидица, взглянув на его почти чёрные, блестящие от влаги волосы.

Первый неотрывно следил за движением её глаз, пытаясь уловить малейший намёк на эмоцию. От напряжения он приоткрыл рот и прижал кончик языка к нёбу. Гоуст проследила за тонкими струйками воды, стекавшими с прядей по мышцам его шеи, вниз по ключицам до рёбер, и терявшимися где-то в тени тазовых костей. Чем ниже опускался её взгляд, тем шире распахивались пурпурные глаза Первого.

«Она же не собирается…» — тревожно подумал он и уже хотел было отстраниться. Он намеревался подразнить её, но не ожидал, что она так пристально начнёт разглядывать его тело. Страсть к леди Гоуст была опьяняющей и липкой, но перспектива исчезновения её дара была пугающей и леденящей, так что Первый застыл, не в силах ни двинуться вперёд, ни отступить. Даже крупная капля воды неуверенно застыла на кончике его носа.

Добровольный целибат Гоуст не делал её слепой. Она считала Первого привлекательным юношей, чья красота с каждым годом раскрывалась всё пышнее. На него было приятно смотреть. Издалека. Как на чёрный морозник — цветок, что расцветал так же рано, был так же редок и так же ядовит. Хотя ядовитость некоторых растений вовсе не означала, что они чем-то хуже других. Просто с этой особенностью нужно было уметь работать, тогда эти качества могли пойти на пользу. Древовидица не злилась на принца ни тогда, ни сейчас, хотя, наверное, и стоило.

Гоуст не была для Первого ни женой, ни матерью, ни сестрой, ни дочерью, но во снах они практически соприкасались душами. Очерчивать дистанцию при такой неоднозначной близости было непросто, и она понимала, почему это сбивало его, почему он вёл себя так, но не хотела потворствовать путанице и его прихотям, усложняя их и без того непростые отношения.

Она положила руку на плечо Первого и осторожно подтянула сползший халат обратно. Его грудь покрылась мурашками — то ли от холодеющей влаги, то ли от её прикосновения, — но затем леди Гоуст поправила края одеяния и, посмотрев ему в глаза, спокойно сказала:

— Я не боюсь читать книги, но повару не нужен трактат о военной стратегии, принц Визар.

Гоуст развернулась и направилась к двери, а Первый шумно выдохнул и опустил голову, завязывая пояс:

— Зря. Это определённо придало бы вашим блюдам недостающей остроты.

Ответ прозвучал двусмысленно и вызывающе, но в голосе Первого сквозили одновременно досада и облегчение:

— Вы красивая женщина, леди Гоуст, но обещаю, я бы не сделал ничего предосудительного. Сегодня, по крайней мере.

Гоуст остановилась, но промолчала. Он так и не добился от неё внятной реакции и хотел засыпать её вопросами. Он противен ей? Она злится? Она напугана? Думает ли она о нём? Хочет ли к нему прикоснуться? Расскажет ли она Танэрису? Предпочла ли ему его брата? Останется ли она здесь? О чём она думает? Что их ждёт? Но Первый спросил её в спину лишь об одном:

— Вы всё ещё доверяете мне?

Гоуст обернулась, и холодный лунный свет, лившийся через узкое окно, лёг на её сутулые плечи. Она протянула Первому тонкую руку и тихо произнесла:

— Идём. Луна не ждёт.