Мефестэль прибыл в родной город-крепость с плохими вестями: деревня уничтожена, а черть не понесла наказания, бежав. Сестрица-княгиня, услышав о том, приказала слугам удалиться из зала. Она прогнала даже младшего из своих братьев, Ярошу, едва ли не собственноручно вытолкав его в коридор. 

— Мне всё равно, оправдал ли ты ожидания Верховной жрицы, — сказала она, Хехеата Сирин, подходя к Мефестэлю вплотную. Рост её не позволял смотреть на людей свысока, однако положение на то обязывало. Тем не менее, в неформальной обстановке никто из Сиринов не преклонял друг перед другом колен. — Объясни, какого чёрта от тебя несёт за версту? — она принялась осматривать Мефестэля, ища ранения. В конце концов остановилась взглядом на шее. — Мне же не стоит волноваться? — голос её стал жёстче в разы. В отражении серых глаз затрепетали огоньки танцующих от сквозняка свечей. Хехеата была как всегда в бурой медвежьей шкуре, с мечом за поясом. Её коралловых волос едва ли когда-то касался гребень, настолько они были спутаны. 

— Определенно, – Мефестэль улыбнулся виновато. — Пара укусов, однако, боюсь, избавиться от всех проклятий мне не по силам.

— Если не тебе, то кому? — Хехеата обошла его кругом. — С чем городской жрец не справился, думаешь, справятся его подчиненные? Или поедешь к самой Верховной жрице? 

— Упаси Богиня, — Мефестэль скривился. — Перестань заваливать меня претензиями, женщина. Разберусь. К кому обратиться, знаю, — он отмахнулся и чихнул. — А пока прикажи избавить замок от роз.

Хехеата с сомнением оглядела залу, в которой никогда не держали цветов, и также с сомнением кивнула. В углу слегка взволновались шторы, когда одну из ставень приоткрыло ветром. 

Из коридора послышалось: 

— А ну хватит секретничать! Вы задолбали держать меня за дурака! — то Яроша колошматил по двери, огрызаясь на просьбы слуг быть потише. 

— Хлебалку завали, дурень, — крикнула в ответ Хехеата, и Мефестэль обречённо вздохнул. 

Белокаменные своды храма встретили его после полудня привычным затишьем. Жрецы занимались уборкой статуи Богини, тщательно намывая оную и очищая стол для подношений от пятен, оставленных вином. С Мефестэлем здоровались, уважительно склоняя головы, и он в ответ улыбался. В притворе храма его встретила женщина с ясными янтарными глазами, в её каштановые волосы были вплетены золотые украшения, а одно ухо украшала маленькая серьга. 

— Алдис, рад встрече, — Мефестэль поцеловал протянутую руку. 

Названная Алдис нахмурила брови: 

— Рассказывай, что приключилось, — она была пышна телом и говорила мягко, но куда уверенней, чем в первую их встречу. За годы на лице её появились морщины, однако щёки оставались такими же румяными. 

Мефестэль увёл Алдис к своей опочивальне и рассказал о деревне, о черти, что устроила трапезу, сидя в опустелой хижине, и об укусе. Нахмуренная жрица покачала головой и принялась за осмотр, отказавшись от вина. Служба её заключалась в лечении проклятых, а потому она достаточно быстро провела несколько ритуалов, что помогли распознать схвативший Мефестэля недуг. 

— Н-да, а я ещё удивлялась, отчего наш всемогущий жрец просит о помощи. Сам бы ты вряд ли что-то нашёл. А проклятие-то въелось в душу, — Алдис держала Мефестэля за руки, прикрыв глаза и проникая мыслью в бурную реку из невидимых магических сетей, что сплетались в волнующееся полотно. Оно же и было душой. — Кажется, что повстречал ты лихо. И теперь на усмотрение Богини исцеление. Только розы действительно лучше не нюхать, судя по всему, они затуманивают разум. А ещё, воздействует твоё проклятие на чувство обиды. 

Мефестэль на такую новость аж присвистнул и задумался. А были ли в его жизни вещи, которые он до сих пор кому-то не простил? 

Алдис, заметив его замешательство, сказала: 

— Главное, что серьезных последствий не предвидится. Считай это слабой порчей. А с остальным ты справишься может не сегодня, но в скором времени. У Фести иначе не бывает, верно? — и похлопала его по плечу, мягко улыбаясь. 

Мефестэль её сердечно поблагодарил и вскоре проводил до храмовых ворот. В ближайшие дни ожидались долгие и долгие часы самокопаний, а потому опочивальня городского жреца снова опустела на несколько дней. Никто не знал, но все догадывались, что он просто взял себе короткий отпуск.