Таима вернулась в снятую комнату за полночь. Шаги её были б не слышны даже тонкому слуху тритвина. В трактире все спали, только кухарка снимала с верёвочек высохшие тряпки да складывала их в корзину. Когда она увидела льфинку, идущую к спальням, то окликнула: 

— Эй, помощь не нужна? У тебя рана, — и указала на торчащую из чужого плеча стрелу. Кровь вокруг древка впиталась в рукав, образовав внушительное багровое пятно. Таима покачала головой, заверяя, что справится. Ей не впервой. Чем перевязать себя имеется, помощницу сейчас разбудит, исцеляющий ритуал тоже не даст помереть. Тогда кухарка только покачала головой и продолжила прибираться, ворча, что долгожители совсем о себе не заботятся. А ведь они тоже чьи-то дети! Нельзя же так, нельзя. 

Таима поднялась на второй этаж по винтовой лесенке, наседая на хлипкие перила, по которым вился мягких плющ. У местных было в моде выращивать растения даже внутри домов, и это умиляло. 

У одной из добротных березовых дверей стояла Хакко, сложив руки на груди. Она едва ли не дремала, клевая носом, но завидев Таиму, тут же воскликнула: 

— Ужас какой! — и подбежала, чтобы дать на себя опереться. — Ты совсем умом тронулась? Сколько людей уже наверняка испугала. 

— Прости. 

— Да я чего “прости”. Богиня… Тьфу ты, — Хакко довела поникшую льфинку до комнаты, требовательно уложила на кровать и забегала в поисках перевязок. — Так и знала, что без меня тебе ходить никуда нельзя. С кем вообще подраться умудрилась? Хвоё-моё… 

Таима послушно упала лицом в подушку, оставляя раненное плечо на чужую заботу. Хотя, верилось ей, заставлять другого человека себя обслуживать — неприемлемо. Но тут уж кто ещё кого заставлял… 

Хакко приготовила чистые бинты, достала спирт, обработала им небольшой нож, закатала рукава и спросила: 

— Опять о стреле забыла? 

Таима вздохнула и промычала: “Угу”. Она уже давно не обращала внимания на столь незначительную боль, всегда держа в мыслях лишь увечья, угрожавшие жизни. Будь то порез на шее, травма головы или выстрел рядом с сердцем. А сегодня было всего лишь плечо чуть выше локтя. Поэтому забылось. 

— Готова? — Хакко примерилась, куда толкать стрелу, так чтобы поранить меньше плоти. 

— Всегда. 

Рука Таимы даже не дёрнулась, когда наконечник двинулся дальше по мышце. Было больно, но едва ли сравнимо с тем, как ощущался раскалённый металл на груди или каждый чёртов шаг с иглой, вонзившейся в стопу. Хакко толкала стрелу вперёд с помощью древка, а затем, когда наконечник целиком вышел наружу, отрубила оперение и обработала край раны спиртом. Даже после этого Таима едва ли шевельнулась. Только рвано выдохнула и зажмурила глаза. 

— Одна больше никуда не пойдёшь, — пригрозила Хакко, с тоской глядя на количество стёкшей на белый рукав крови. 

— Как скажете, барышня, — улыбнулась Таима, наконец смея задремать.