— Миона, это твой первый рождественский бал у Мраксов! — маленькая Китти восторженно щебетала, то и дело касаясь складок розового платья двоюродной сестры. — А вдруг ты встретишь там его? Того самого? Рождество — время чудес!

— Китти, ну что за глупости! — Гермиона сердито сдвинула брови и тряхнула головой.

Распущенные волосы стали своеобразным актом неповиновения. И как ей только удалось настоять на своем? Наверное, отец боялся, что, выбери он для нее другую прическу, она совсем заартачится и вовсе не поедет на бал. Нахмурившись сильнее, Гермиона повернулась к сестре и отрезала:

— Я не собираюсь выходить замуж. Мне всего девятнадцать.

— Но Миона! Это же так романтично! Ты только представь...

— И не подумаю.

Она раздраженно одернула юбку и отошла к окну. Была бы ее воля, Гермиона бы никогда не пошла на этот рождественский бал. Улыбаться, танцевать... Ну кто придумал, что девушка обязательно должна выйти замуж, пока ей не исполнилось двадцать один? Какой вздор, право! Она мечтала окончить университет, заниматься наукой, а не быть пустоголовой красивой куклой, приложением к мужчине! Но, видимо, ее планам не суждено было сбыться.

— Миона! — послышался голос отца. — Ты готова?

Гермиона сморгнула злые слезы.

Это будет долгий вечер.

***

В особняке Мраксов яблоку было негде упасть. Герцог, казалось, пригласил на бал весь Лондон. Девушки, одетые в лучшие свои платья, кружились по залу с кавалерами, повсюду слышался смех и праздные разговоры. Нарядная елка, занявшая почетное центральное место, была сплошь усеяна самыми разными шарами, пестрила мишурой и красными бантами. Красиво, ярко. Но Гермиона чувствовала себя не в своей тарелке, да и танцевать уже устала.

«А дома сейчас время пить последний чай, — рассеянно жуя виноград, подумала она. — Нана, наверное, испекла булочки с корицей, Китти весело кружится, напевая, а бабушка с улыбкой наблюдает за ней. Как бы я хотела быть сейчас с ними, устроившись в отцовском кресле с ногами и в обнимку с книгой».

Она в который раз вздохнула и нашла место в углу залы. Затем оценивающе обвела взглядом гостей: вот Род Лестрейндж у камина прячется от очередного каприза своенравной невесты, чуть поодаль — Люциус Малфой обхаживает ее сестру, Нарциссу, и Эйвери с Кэрроу о чем-то негромко переговариваются. Не иначе строят планы по захвату мира. Гермиона хихикнула и скользнула взглядом дальше. У стены застыл мрачный русский. По всему было видно, что ему тут невыносимо скучно. Их взгляды встретились, и она понимающе улыбнулась, полностью поддерживая его настроение. Оглянув гостей еще раз, она отметила, что на нее никто не обращает внимания и выскользнула из бальной залы.

Особняк встретил ее звонкой тишиной. Это было неожиданно странно, и поначалу Гермиона чувствовала себя довольно неуютно, словно все звуки перестали существовать разом, как только закрылись двери. Но потом она начала различать привычные для жилого дома шорохи, тихий треск свечей, отголоски музыки и успокоилась. Гермиона шла, не особо думая о цели своей прогулки, просто рассматривала убранство дома. Поместье, погруженное в полумрак, восхищало ее и одновременно пугало. Казалось, его стены пропитаны древней историей, и их черный цвет будто воплощал душу этого места, полного загадок и неизведанных тайн. Словно они хранили в себе части души каждого, кто когда-либо жил здесь. Гермиона чувствовала необъяснимое волнение — сердце так и замирало, трепеща от восторга и страха, хотя прерывать свое исследование не собиралась.

Оказавшись у величественной лестницы, она поднялась на второй этаж, представляя, что за поворотом ей откроются потайной ход или секретный лабиринт. Вместо этого перед ней раскинулся длинный коридор. Гермиона какое-то время смотрела вперед. В глубине клубилась легкая серебристая дымка. Огромные окна за тяжелыми шторами почти не пропускали свет, и это лишь подпитывало фантазию. Одернув себя, она опасливо двинулась вперед: любопытство пересилило страх. Разгадать загадку тумана было важнее. Огоньков тусклых ламп едва хватало, чтобы разглядеть портреты на стенах. Взгляды давно ушедших предков из рода Мраксов уставились на нее, точно живые, ревниво следя за каждым ее шагом, но Гермиона не останавливалась. Точно завороженная, она дошла до кромки тумана и лишь тогда замерла, зябко поежившись.

Внезапно раздался глуховатый смешок. В голову некстати полезли строчки детского стишка о привидениях, заманивающих в свои сети юных дев. Стало страшно, но в то же время интересно, и она прошла еще пару шагов. Сердце тяжело ухало в ушах. Впереди кто-то снова засмеялся, на сей раз звонко и близко. Испугавшись быть узнанной, Гермиона прижалась к стене, укрываясь за удачно подвернувшейся скульптурой, и пытливо вгляделась в полумрак, наконец различая тонкую девичью руку, обнимающую за плечи высокого мужчину в черном. Гермиона потупилась. В алькове напротив явно разворачивалась сцена, не предназначенная для чужих глаз. Незнакомая ей девушка опять засмеялась, но внезапно замолчала на полувздохе. Гермиона увидела, как мужчина страстно впился в ее губы. Послышался шорох платья и томный стон. Он подхватил девушку, вжимая в стену, и что-то хрипло прошептал. Незнакомка, не стесняясь, потерлась о бедра своего любовника, извиваясь от ласк. Вскоре вздохи стали громче и все чаще срывались в протяжные сладкие стоны. Гермиона не могла заставить себя сдвинуться с места или хотя бы оторвать взгляд от происходящего. Лицо и шею заливала краска. Тело жарко горело от смущения, дыхание сбилось, а во рту пересохло. Внутри все так и замирало от стыда и вожделения. Низ живота наполнился чем-то тягучим, между ног появилась влага, сердце теребила буря эмоций. Она едва слышно выдохнула, словно это ее кожу сжимали властные руки и чужие губы терзали шею. Гермиона знала, что не должна быть здесь, что это неприкрытое искушение не предназначено для глаз посторонних, но отчего-то ничего не могла с собой поделать. Голос разума приказывал уйти и постараться забыть о происходящем, однако возбуждение, рожденное эротической сценой, свидетелем которой она невольно стала, не давало отвернуться. Помимо ее воли в груди разгорался огонь желания, который Гермиона не в силах была погасить. Ее тело откликалось на каждое прикосновение, подчиняясь страсти, окутавшей незнакомцев.

И тут мужчина вдруг обернулся, уставившись прямо на нее. Его черные глаза сверкнули огоньком интереса, а рот медленно растянула соблазнительная ухмылка. Не отрывая от Гермионы взгляд, он резко подался вперед. Девушка вскрикнула, но не отстранилась, а наоборот лишь нетерпеливо прижалась к нему. Незнакомец ухмыльнулся и толкнулся вперед снова. Гермиона тихо ахнула. Все ее тело пронзила сладкая истома, сконцентрировавшись тугим узлом внизу живота, а мышцы внутри непроизвольно сжались в такт его движениям. Она невольно прикрыла глаза и отвернулась.

Как снова оказалась в зале, Гермиона не помнила. Тяжело дыша, она влетела внутрь, заметавшись, как пойманная в силки птица. Рядом откуда-то взялся Долохов. Он усадил ее в кресло и всучил стакан воды. Она подняла на него полные благодарности глаза. Тот нехотя скривил рот в подобии улыбки и едва заметно указал подбородком на двери, словно все о ней знал. Гермиона удивленно распахнула глаза, но послушно обернулась.

В дверях, крутя в пальцах бокал с шампанским, стоял тот самый молодой человек, еще пять минут назад сжимавший в своих объятиях какую-то девицу. Она похолодела и едва не выпустила из онемевших рук стакан. Приоткрыв рот, Гермиона встретилась с ним глазами. Незнакомец был красив. Высокий, с аристократической осанкой, тонкими чертами лица и впалыми щеками. Темные волосы лежали красивой волной, открывая высокий лоб. На лацкане сюртука блестела серебряная брошь в виде змеи с изумрудными глазами. Его поза была обманчиво расслаблена, но взгляд темных глаз держал в напряжении. Чем дольше Гермиона смотрела на него, тем больше чувствовала себя словно натянутая струна. Вдоль позвоночника бегали мурашки, ладошки вспотели, а корсет показался невыносимо душным, узким, слишком сильно затянутым. Моргнув, она усилием разорвала зрительный контакт и, все еще чувствуя жар на щеках, было встала, но на плечо легла чья-то рука в лайковой перчатке.

— Не думаю, что это лучшее ваше решение, леди Грейнджер, — глухой голос звучал предостерегающе.

— Лорд Долохов, но...

— Внук герцога не любит резких движений.

— Почему... я не видела его раньше?

— Последний год он учился за границей. Вот вам дружеский совет: не следует отказывать Тому Риддлу.

Гермиона нервно сглотнула.

— Ну что же вы, голубушка, так разволновались? — Долохов улыбнулся. — Я говорил лишь о танцах, — и, все еще посмеиваясь, он поспешил покинуть зал.

Гермиона огляделась, но загадочного внука герцога Мракса уже не было. Внезапно музыка прекратилась, и все разговоры стихли. Танцующие неподвижно застыли в сантиметре друг от друга. Не слышно было ни шороха, ни ветерка. Воцарилась оглушительная тишина, щекочущая нервы. Взгляд ее бегал, стараясь найти утешение в дружеской улыбке, спрятаться среди складок портьер, раствориться в многоцветье платьев, елочных игрушек и мишуры. Секунды превратились в часы.

И тогда Гермиона увидела его.

Сердце забилось в груди, как сумасшедшее, отзываясь оглушительным ропотом в ушах. Жар, теплой волной окутал тело, и все, что осталось вокруг — темные глаза, с интересом следящие за ней. Гермиона успела заметить и искру восхищения, и немой вопрос.

Этот взгляд подавлял, и в то же время обещал вечность.

Но вдруг Том Риддл отвернулся. Звуки снова вернулись, словно ничего и не было всего мгновение назад.

— Что за наваждение... — пробормотала Гермиона, поднимаясь, и двинулась в дамскую комнату, мечтая ополоснуть лицо.

***

Гермиона стояла в гостевой уборной, стараясь унять бешеный бег сердца. На щеках блестели капли розовой воды, но это нисколько не помогло ей прийти в себя и освежиться. Напротив. Лицо горело так сильно, что, казалось, даже кончики ушей заалели. Она тяжело дышала, вцепившись в мраморное подстолье. Внук герцога и та сцена, главным участником которой он был, невозможно сильно взволновали ее. Его пронзительный взгляд пробирал до мурашек. Было в этом что-то дерзкое и… греховное. Хотелось, чтобы он подошел сзади, обхватил ее за талию и помог наконец избавиться от ненавистного корсета, а потом… Что потом, Гермиона представлять побоялась. Подобные суждения не были ей свойственны и поэтому лишь сильнее пугали. Она никогда не думала о мужчине, тем более в таком ключе, но этот Том Риддл… Даже его фамилия в прямом смысле слова была загадкой. Непонятное чувство сжимало грудь — волнение и что-то еще, не испытанное ранее.

— Ну сколько можно! — громко фыркнула Гермиона, беря себя в руки.

Она помотала головой, чтобы избавиться от непрошенных мыслей, обещая себе похоронить воспоминания о непристойной сцене. Затем утерла пылающие румянцем щеки, нацепила перчатки и вышла.

— Вот ты где! Идем, — донесся до нее окрик отца, и Гермиона вздрогнула.

Да что с ней такое! Совсем расклеилась. Нахмурившись, она взяла отца под руку и смиренно пошла за ним в обеденную залу. В дверях они столкнулись с хозяином особняка.

— Ваша светлость! — дружелюбно улыбнулся ему отец. — Вы не знакомы с моей дочерью? Позвольте представить. Мисс Грейнджер.

Герцог хмуро взглянул на нее исподлобья блестящими карими глазами. Гермиона едва заметно поежилась, но лишь кротко улыбнулась и почтительно присела в реверансе, как того требовал этикет. Широкоплечий и с неестественно длинными руками герцог выглядел довольно приземистым, хотя был среднего роста. Серебряные пуговицы на его дорогом сюртуке тускло сверкали в свете свечей. Гермиона стояла, застыв в неудобной позе, в ожидании ответа, но его молчание затягивалось. Или это только чудилось ей? Время в этом доме вообще тянулось странно.

— Весьма рад, — наконец холодно ответил герцог. Его голос был до того скрипучим, что хотелось в ту же секунду скривиться, как от звука мела, царапающего учительскую доску. — Вы ведь у нас впервые?

— Да, ваша светлость, — ответила Гермиона, потупив взгляд. — Благодарю за приглашение. У вас удивительно красивый дом.

Конечно, же она врала. И поместье Мраксов, и его обитатели приводили ее в замешательство. Одновременно хотелось разгадать все их тайны и бежать опрометью из этого старого мрачного дома. Закончив обмен любезностями, все трое прошли внутрь. Интерьер, на удивление, выглядел изысканным. Несмотря на темный цвет деревянных стеновых панелей и паркета с геометрическим орнаментом, зал оказался очень просторным. Высокие потолки и массивные канделябры спасали положение. Центральным элементом был украшенный резьбой длинный стол. В честь праздника его накрыли белоснежной скатертью, а из закромов достали лучшую посуду: хрусталь, фамильное серебро и фарфоровые тарелки. Декоративные композиции со свечами и еловыми ветками, расставленные тут и там, создавали почти романтическую атмосферу. Вокруг стола располагались роскошные стулья с обитыми красным бархатом сиденьями и спинками.

Отец продолжал о чем-то негромко беседовать с герцогом, но Гермиона не вслушивалась. Все ее мысли занимал роскошный ужин: от запаха мясных деликатесов, запеченной с овощами рыбы и нескольких видов закусок потекли слюнки. Это отлично помогало отвлечься от фантазий, как могли бы ощущаться длинные пальцы на ее коже.

Внезапно рядом раздался тихий смешок.

Едва не подпрыгнув от неожиданности, Гермиона резко обернулась. Криво ухмыляясь, на нее смотрел Том Риддл собственной персоной. И смотрел так, словно мог читать мысли. Смутившись, Гермиона зарделась. Она хотела было проигнорировать его присутствие, но тут герцог заметил внука.

— А-а-а, Том, — протянул он, тщетно стараясь скрыть досаду и разочарование в голосе. — Познакомься. Это мистер Грейнджер с дочерью.

Том почтительно склонил голову и хитро уставился на Гермиону. Ответить она не успела: зазвенел колокольчик, приглашавший садиться за стол, и зал наполнился шорохом платьев и скрипом отодвигаемых стульев.

— Очень рад нашему знакомству, Гермиона.

Горячее дыхание коснулось ее шеи, и она ощутила легкое, но требовательное прикосновение пальцев к талии. Том — раз уж он звал ее по имени, она имела полное право поступать так же, пускай и в мыслях, — не спешил убирать руку. Все также легко, он провел от ее поясницы вверх к лифу платья, посылая по коже волну мурашек. Подобное обращение было неслыханной дерзостью и прямым нарушением этикета. Едва помня, как дышать, Гермиона поспешила сесть на услужливо предложенный стул и запоздало вспыхнула, хотя сильнее краснеть уже как будто бы было некуда. Краем глаза она видела, как Том самодовольно улыбается, занимая место по правую руку от нее.

Вокруг все чаще раздавался приглушенный смех и то и дело звенели бокалы. Том не смотрел на нее. Казалось, его интересует исключительно индейка, с которой он старательно разделывался, орудуя ножом и вилкой, и какая-то вызывающе одетая дама, визгливо ворковавшая с ним уже полчаса. Гермионе же от такого соседства кусок в горло не лез. Отчего-то хотелось, чтобы в этот вечер он смотрел только на нее. Она искоса бросила взгляд на отца, но тот, увлеченный разговором, не замечал состояния дочери. Нестерпимо хотелось пересесть куда-нибудь подальше, но она не смела. В отличие от Тома, с легкостью позволявшего себе взбалмошное поведение, Гермиона не могла подвести отца: он слишком дорожил с таким трудом завоеванным положением в обществе. Для уроженцев из южных земель получить приглашение на рождественский бал одной из негласно правящих Лондоном семей — невероятная удача. Но в то же время и проверка. Их семья хоть и была довольно богата, не имела титула и оставалась всего лишь переселенцами из британской колонии. В свете об этом знали, но предпочитали не замечать, где именно предки Гермионы сколотили состояние.

— Леди Грейнджер, — вдруг спросил Том, коснувшись локтем ее руки, — вы уже отдали все свои танцы?

— Что?.. — ошеломленно поперхнулась Гермиона.

Секунду назад он ее не замечал, а сейчас спрашивает про танцы?! Она хотела возмутиться, но заметила искру озорства, блеснувшую в глубине его глаз, и улыбнулась:

— Возможно. А что, вы хотели бы меня пригласить? Мне нужно свериться с карточкой, смогу ли найти для вас хотя бы один вальс. Знай о вашем интересе заранее, я бы не торопилась давать согласие другим, но, кажется, глубина декольте вашей соседки выглядит привлекательней моего общества.

Отворачиваясь, она с некоторой долей злорадства успела заметить, как взгляд Тома потемнел. Впрочем, он не подал вида, что как-то уязвлен ее словами. Весь его облик словно кричал: вызов принят. Такая реакция слегка испугала Гермиону. Она запоздало вспомнила о предупреждении Долохова и задалась вопросом, какие у ее слов будут последствия, но Том уже вернулся к поеданию ужина.

На его губах играла ухмылка.

***

Гермиона слегка лукавила, когда объявила, что все ее танцы расписаны. На самом деле на вторую часть вечера у нее была всего пара приглашений, которые она уже успела раздать. Развлекая себя слежением за настроением гостей, она уселась подальше от почтенных матрон и попивала шампанское. Алкоголь немного улучшил ее настроение, но все равно не смог перебить неприятное ощущение плохого предчувствия, поселившегося под ребрами после разговора с Томом. Она вгляделась в лица танцующих, но не нашла его. Среди мужских компаний, стоявших на другой стороне бального зала, его тоже не было, и Гермиона пожала плечами. Кто она такая, в конце концов, чтобы следить за тем, где и с кем он проводит время.

Вздохнув, Гермиона откинулась на спинку кресла и украдкой зевнула.

— Уже успела по мне соскучиться?

Едва не кинув в него бокалом, она гневно уставилась на Тома.

— И не думала, — ответила Гермиона, от возмущения совершенно забыв, что хотела напомнить ему о приличиях при первой же удобной возможности.

— Врешь.

— Мне не нравится, что вы играете со мной, ваша светлость.

— О, милая мисс Грейнджер, — протянул Том, — я еще даже не начинал. И, поверьте, вы узнаете о моих планах первой.

Он смотрел на нее, хитро прищурившись. Его темные глаза отливали зеленым. Чем дольше она смотрела, в ответ тем сильнее понимала, что влипла. Том Риддл производил впечатление человека настойчивого и не гнушавшегося никакими способами для достижения цели, а сейчас его целью, похоже, стала она.

Гермиона нервно сглотнула и отвела взгляд.

— Ты все еще должна мне танец.

— Я не… — начала она, но на ум опять пришли слова Долохова, и Гермиона сдалась: — Конечно, ваша светлость.

Том протянул руку, и ей не осталось ничего, кроме как позволить отвести себя в центр зала. Он по-хозяйски прижал Гермиону к себе и закружил в вальсе, без стеснения разглядывая ее лицо и декольте. Она почти физически ощущала этот взгляд теплой волной покалываний, то и дело вспыхивающих изнутри в самых разных местах: лоб, скулы, шея, ключицы, грудь. Гермиона тщетно старалась смотреть в другую сторону, но затем смирилась, что не сможет сбежать, и взглянула в ответ. Том, казалось, только этого и ждал. Горделиво улыбнувшись, он приблизил лицо к ней почти вплотную, словно собирается поцеловать.

— Надеюсь, тебе хватит благоразумия не выдать нашу общую маленькую тайну.

Губы Тома едва не касались ее губ. С тихим вздохом Гермиона приоткрыла пересохший рот и тут же сбилась с шага. Том лишь сильнее прижал ее к себе, и она ощутила, как его рука заскользила по корсету, коснулась волос, отодвигая их, и начала ласкать нежную кожу. Кругом словно не осталось ничего: ни зала, ни гостей, ни танцующих пар. Только глаза Тома и его прикосновения. Гермиону окутала приятная нега и вдруг захотелось, чтобы их танец не заканчивался. Перед взором опять замелькали картины, как он распутывает тугую шнуровку на спине и ласкает внутреннюю сторону ее бедер. Не разрывая зрительного контакта, она неосознанно подалась вперед, вжимаясь в тело Тома, но тут мелодия достигла своего пика, и танец закончился.

Резко отпрянув, Гермиона отступила, едва не запутавшись в юбках, и сделала неловкий книксен. Дышать удавалось с трудом. Грудь тяжело вздымалась. Все вокруг было словно в тумане. Она не понимала, что с ней происходит, почему Том так на нее действует, ведь она почти позволила ему прилюдно себя поцеловать! А что если бы это заметил отец? Боже, какой был бы скандал! Она отвернулась и быстрым шагом бросилась вон.

Остаток бала Гермиона избегала Тома, танцуя с кем угодно, кроме него. Впрочем, тот как будто снова не замечал ее, и она позволила себе выдохнуть, наивно понадеявшись, что Том добился всего, чего хотел. Отец, казалось, остался доволен тем, как прошел вечер. Уже в экипаже по дороге домой он делился с ней, что скоро заключит выгодную сделку.

— Да, и кстати, — как бы между прочим заметил он, — через неделю мы ожидаем Мраксов у себя дома.

Гермиона вздрогнула. Кажется, игра началась.