Всю неделю она боролась с самой собой. Не думать о Томе удавалось с трудом. Он словно околдовал ее. Иногда казалось, что ей удалось справиться с этим наваждением, но, прислушавшись к себе, Гермиона понимала: мысли навязчиво бурлят внутри точно осиный рой, едва ли затихнув. Спасения не находилось даже во снах. Каждую ночь она видела черные глаза, взгляд которых ощущала каждой своей клеткой, ехидную ухмылку и сильные руки, чувственно сжимающие ее стан. Она просыпалась на взводе и долго не могла прийти в себя. Внизу живота приятно ныло. Ночная рубашка, взмокшая на груди, будто давила, мешая дышать, губы горели, а на щеках алел румянец. Тело гудело и почему-то отчаянно хотелось бежать со всех ног на поиски этих сладостных ласк. Гермиона не знала, какое название придумать для своих ощущений. Она даже пыталась найти ответ в книгах, но затея провалилась: в семье интересовались только точными науками, а ее эмоции явно были рождены чувствами. Отвлечься удавалось только во время подготовки к ужину.

Резиденция Грейнджеров будто ожила. Гермиона, взяв на себя роль хозяйки дома, расхаживала по просторным залам, руководя слугами. Одежда, декор, сервизы, меню — все требовало ее внимания. Гермионе приходилось согласовывать с поваром каждое блюдо, каждую деталь меню: ударить в грязь лицом было нельзя. Когда ей стало казаться, что она окончательно сходит с ума от всех этих мыслей и изнуряющей подготовки, к ним на чай заглянула кузина Уизли. Они не были особенно дружны, но Гермиона всегда с удовольствием слушала о работе Джинни в госпитале. Хотя последние месяцы все разговоры сводились только к одному: недавно выскочив замуж, Джинни безостановочно щебетала о прелестях семейной жизни. Ее супруг, лорд Поттер, души не чаял в любимой жене. Вот и сегодня все повторилось. Отцу Гермионы вскоре наскучило слушать восторженные речи новобрачной, и он ретировался под благовидным предлогом о работе, оставляя девушек наедине.

— Наконец-то! Можно и посекретничать, — хихикнула Джинни.

Гермиона ее восторга не разделяла, утомленная мыслями о Томе Риддле, но вежливо изобразила заинтересованность.

— Расскажи мне последние сплетни! Говорят, в город вернулся внук герцога Мракса, — легонько хлопнула ее по коленке Джинни. — Какой он из себя?

Гермиона вспыхнула.

— Откуда мне знать? Я видела его один раз. Мне кажется, этого маловато, чтобы составить мнение. Ты так не думаешь, Джин?

— Он красив? — хитро сощурилась та. — Ну же, сестренка! Я так соскучилась по балам. Гарри занят работой, и мы на какое-то время вынуждены отказаться от светских мероприятий. Так как, его светлость уже успел поселиться в твоем сердечке?

— Да… То есть нет! — щеки Гермионы пуще прежнего залила краска, и Джинни расхохоталась. — Мы говорили всего пару минут.

— Вы танцевали?

— Да, но я не хочу обсуждать это, — смутилась она, вспомнив нежные касания, мурашками отзывавшиеся по всему телу. — Том Риддл — дерзкий, невоспитанный мужлан. Слишком много чести. Лучше скажи, ты счастлива? — перевела она тему.

— Более чем, — мечтательно улыбнулась Джинни. — Гарри замечательный. Он носит меня на руках, а уж что творит в спальне!..

Гермиона порывисто встала и отошла к окну. Внутри нее стыд и воспитание сражались с живым интересом. Она обернулась, собираясь было спросить, что именно так восхищало кузину: сама она только терзалась незнакомыми ранее чувствами, — но сдержалась и вновь уставилась в окно. Послышался шорох юбок, и Гермиона краем глаза заметила, как Джинни встала рядом.

— Хочешь… — понизив голос, немного погодя спросила она, — расскажу?

— Х-хочу… — едва слышно пролепетала Гермиона. Внезапно ей показалось, что в этом рассказе кроется ответ, как избавиться от стыдных сновидений.

— В первый раз, конечно, все было скомкано и странно. Я так сильно боялась, что от волнения не чувствовала пальцев. Но Гарри оказался терпеливым любовником. Он дал мне время привыкнуть к нему и двигался очень осторожно.

— Двигался?

— Ну, — щеки Джинни слегка порозовели, — ты же знаешь, что строение мужчины и женщины значительно различается, и оказывается: та штучка у них между ног… половой член… при возбуждении увеличивается, твердеет и отлично помещается у нас внутри. От одной мысли об этом мне становится так… влажно. И когда Гарри вставляет в меня свой член, а затем начинает двигаться, низ живота так сильно сводит от желания, что стоит ему увеличить скорость, я просто… — закончила она шепотом, совершенно пунцовая.

— Ясно, — резко выдохнула Гермиона.

В воспоминаниях всплыли хриплый шепот, томные вздохи и шорох одежды в полумраке. Грудь залила краска, и тягучая тяжесть захватила тело с новой силой.

— Вижу, что тот-кого-нельзя-называть поселился несколько ниже сердечка, — хихикнула Джинни.

Поразившись такой проницательности, Гермиона упрямо закусила губу. Она не хотела признаваться самой себе, что что-то изменилось в ней после бала у Мраксов, но Джинни каким-то образом попала в точку. Вот только было ли ее чувство банальной похотью или за ним крылось что-то большее? Разбираться в этом не хотелось. Гермиона, конечно, и раньше испытывала нежные чувства, но все это было давно и несерьезно. Ей даже казалось, что одно время она была влюблена в мужа Джинни. Они с Гарри много времени проводили вместе, когда она только приехала. Тогда ей, оторванной от дома и всего, что она знала, отчаянно хотелось тепла. Гарри же, вслед за родителями недавно потерявший крестного, точно так же был одинок. Между ними было много общего. Они понимали друг друга как никто. Вот только оказалось, что искреннюю дружбу легко спутать с любовью: Гарри не отвечал взаимностью. С тех пор Гермиона, пускай и давно позабывшая свою детскую влюбленность, никому не позволяла проникнуть в ее сердце. А уж для Тома Риддла там тем более не было места.

— Я совершенно не думаю о нем в таком ключе, — запоздало отозвалась она и поняла, что соврала.

Ей вдруг перестало хватать воздуха. Хрипло вздохнув, Гермиона обхватила себя за талию, стараясь унять эмоции, но безуспешно. Джинни, заметив ее перемену, прищурилась.

— Ох, милая, — понимающе улыбнулась она, — но тебя же влечет к нему.

— Я...

— Обещаю, что сохраню твою тайну.

Гермиона посмотрела на нее. Джинни нежно сжимала ее пальцы в своих руках, глядя до того открыто, бесхитростно и даже с сочувствием, что было совершенно очевидно: она не выдаст.

— Это все… сны, — прошептала Гермиона, сдаваясь. — Он снится мне каждую ночь. Мучительно, но так… сладко.

— И затем ты трогаешь себя?

— Т-трогаю?

— Ты же… пробовала касаться себя?

Гермиона молчала, пораженно открыв рот и не сводя глаз с Джинни. Ее сердце забилось часто-часто, и снова словно не осталось воздуха. Горячая волна прокатилась по телу, отозвавшись легким покалыванием в пальцах. Подобное не приходило Гермионе в голову.

— Чтобы снять напряжение, когда становится совсем невыносимо, ты можешь… — Джинни обернулась, хотя ее шепот вряд ли мог кто-то услышать, и продолжила: — Ласкать себя. Оставшись одна, прикасаться к телу там, где нравится, и, конечно… между ног. Найдя место, где ощущения становятся особенно приятными, продолжать, пока не достигнешь блаженства. Попробуй.

— Гермиона! — послышался окрик отца, и девушки отпрыгнули друг от друга, словно парочка заговорщиков. — Я получил… А, Джинни, ты еще тут, — он на секунду скривился, поняв, что теперь придется пригласить на ужин и ее тоже. — Герцог прислал записку. Они прибудут завтра к восьми.

***

Гермиона застыла перед входной дверью, гордо подняв голову. На часах было без пятнадцати восемь. Поодаль от нее, у входа в гостиную стояли слуги. Все как будто бы было готово ко встрече важных гостей. Она мысленно пробежалась по комнатам, вспоминая не забыла ли чего.

На широком столе в обеденной зале стояли зажженные свечи. Их яркое пламя отражалось в начищенном до блеска серебре столовых приборов, посылая по потолку причудливые тени. Белоснежные скатерти, украшенные вышитыми узорами и кружевной отделкой, придавали столу особую изящность. Полчаса назад Гермиона с пристальным вниманием осмотрела каждую тарелку, чтобы убедиться: все было безупречно. На кухне уже ждали салаты, приготовленные из свежих овощей, украшенные лепестками цветов и орехами, молодой поросенок томился в печи, а шампанское и вино охлаждались в наполненных льдом ведерках. В курительной комнате все подготовили для мужских разговоров: настоящий шотландский виски, лед и диковинные кубинские сигары, которые отец привез после визита в Испанию. Все детали были продуманы, каждый элемент находился на своем месте. Атмосфера должна была восхитить даже искушенного герцога. Но Гермиона все равно волновалась.

— Лорд Поттер с супругой! — провозгласил дворецкий, вырывая ее из тягостных мыслей.

Послышался звонкий смех, и в фойе вошли Гарри и Джинни. За ними следом появился долговязый Рон Уизли.

— Кузен Уизли! — воскликнула она. — Какая… неожиданность.

Рон расплылся в подобострастной улыбке. Гермиона сдержанно улыбнулась в ответ, едва не поджав губы. Рон увивался за ней который год, хотя его ухаживания оставались вполне невинными, и это довольно быстро наскучило Гермионе. Она делала вид, что не замечает робких знаков внимания, порой жалея, что не может проигнорировать его совсем, будто того и не существовало. Джинни изобразила извиняющую гримасу и подхватила брата под локоть, уводя в гостиную.

Следом за четой Поттеров и Роном приехали Малфои и Лестрейнджи, затем — сестрицы Блэк и девица Паркинсон. Гости прибывали один за одним. Когда у Гермионы уже стало сводить от улыбки скулы, дворецкий возвестил о прибытии герцога Мракса. Разволновавшись, она оправила подол своего нежно-голубого платья, расшитого блестками, не понимая, чем вызвано острое желание понравиться Тому. Еще утром она дала себе зарок не думать о нем, но почему-то в эти несколько секунд ожидания никак не могла выкинуть его из головы.

Гермиона затаила дыхание. Посмотрит ли Том на нее? Пригласит ли танцевать сегодня? Думал ли… о ней? Но вот появился герцог. Один. Ее улыбка померкла.

— Ваша светлость… — пролепетала она и сделала кривой реверанс. — Благодарю, что приняли приглашение. Остальные в гостиной.

— Да-да, спасибо.

Старший Мракс едва удостоил ее взглядом и поспешил в комнату, на которую указала Гермиона. Она растерянно посмотрела ему вслед. Том не пришел. Оставшись в одиночестве, Гермиона ощутила, как внутри разливается сосущая пустота и зарождается тоска.

Он не пришел.

Гермиона сморгнула злую слезу. Она чувствовала разочарование. В самой себе. На что она надеялась? Что взбалмошный наследник известной фамилии почтит своим присутствием их небольшое поместье? Ему не было дело до таких, как она. И от этого стало почему-то больнее всего. Но как же так? Ведь она думала…

От входных дверей повеяло холодом. Декабрь в этом году выдался излишне снежным и влажным. Гермиона отправилась к дворецкому, чтобы свериться со списком гостей и заодно проверить, почему вдруг стало так холодно, но с удивлением увидела лишь зиявший чернотой дверной проем. Внезапно в открытую дверь ворвался ветер, принеся с собой снежные хлопья, россыпью осевшие на полу.

Гермиона моргнула и в следующее мгновение увидела его.

Том медленно поднимался по ступеням, поправляя белоснежную манжету рубашки, выбившуюся из-под рукава его пальто. Снег кружился вокруг него, стараясь сбить с ног, но он словно не замечал этого, глядя только на нее. Ухмыльнувшись уголком рта, он поймал Гермиону в плен своих глаз, и ее сердце пропустило удар. Дыхание сбилось, а помещение вокруг показалось слишком душным.

— Не ожидал, что гостей будешь встречать ты.

Голос Тома звучал приглушенно и низко, отзываясь по всему ее телу. Он уверенно подошел и встал непозволительно близко. Гермионе сделалось жарко. На щеках вспыхнул румянец, а по открытым плечам побежали мурашки. Они смотрели друг на друга, и, казалось, мир замер. Время снова растянулось, как тогда на балу Мраксов, и не осталось ничего, кроме черных глаз, скользящих по ее лицу.

— Моей матери… не здоровится, — очнувшись спустя пару минут, выдавила Гермиона.

— Что ж. Надеюсь, она скоро поправится.

Том улыбнулся, но улыбка едва ли коснулась его глаз. Странная и совершенно неожиданная эта холодность привела Гермиону в чувство. Вспыхнув, она неопределенно повела плечами на его замечание.

— Дворецкий покажет, где раздеться. Я подожду вас в фойе, ваша светлость, — бросила она и ретировалась — позорно сбежала, стараясь унять дрожь.

Когда Том вошел, она была готова, успев взять себя в руки. Даже не взглянув на него, Гермиона склонила голову и двинулась в гостиную, рассчитывая, что он не станет пренебрегать правилами приличия и этикета и пойдет следом, все поняв без слов, но тот поймал ее за руку. Она испуганно дернулась, инстинктивно стараясь освободить пальцы. Том не позволил. Устроив ее ладонь на сгибе своего локтя, он лукаво улыбнулся. Гадая, зачем ему это, она позволила себя увести. В гостиной стоял приятный гул голосов, слышался смех, но стоило им войти, разговоры смолкли. Герцог, отец и все ее друзья уставились на них. Смущение, разочарование, интерес, насмешка и даже зависть — взгляды кололи со всех сторон. И тогда Гермиона поняла: Том Риддл только что заявил на нее свои права. И сделал это специально. Она снова предприняла попытку высвободиться, но он накрыл ее пальцы своими и ехидно усмехнулся.

— Что ты делаешь? — прошипела она, забывая о титуле того, с кем разговаривает.

Задыхаясь от странного волнения и возмущения, Гермиона старалась удержать лицо, но выходило с трудом.

— Улыбнись. Теперь каждая в этом доме завидует тебе, — прошептал Том ей на ухо.

Кожу нежно обдало дыханием, и она едва не зажмурилась от удовольствия: точно так же он шептал ей на ухо во снах, одним лишь этим доводя до исступления.

— Вы… обещали не играть, герцог, — выдохнула Гермиона почти неслышно

— О, герцог — это мой дед. Я всего лишь повеса, коим меня и считают в обществе, — хрипло рассмеялся он и выпустил ее руку. — Приятного вечера, мисс Грейнджер.

В комнату наконец вернулись звуки. Гермиона тяжело дышала, чувствуя, как по телу разливается слишком знакомые приятные ощущения. Гости вернулись к разговорам, затем отец пригласил мужчин в курительную комнату. К Гермионе поспешила Джинни.

— Говорили всего пару минут, да? — нервно хихикнула она. — Выглядело так, словно вы помолвлены и впервые вышли в свет.

Гермиона дернулась, как от пощечины, сверля глазами спину Тома. Тот не обернулся, хотя знал: она смотрит.

— Тебе… показалось.

— Тогда всем нам показалось, — отозвалась Белла. В ее голосе сквозила неприкрытая досада и ревность.

***

После ужина все вернулись в гостиную, куда вскоре должны были подать чай. Герцог Мракс выглядел довольным. Слегка раскрасневшийся после виски, он негромко беседовал с отцом Гермионы. Джинни ворковала с мужем, сестры Блэк опять хихикали над Родом Лестрейнджем, смотревшим на Беллатрису преданным взглядом. Рон смешно краснел, разговаривая с Пэнси Паркинсон. Гермиона удовлетворенно вздохнула. Кажется, самое сложное позади. Она еще раз обвела взглядом комнату и последовала на кухню, чтобы отдать распоряжения о необходимости подавать чай.

Просторная кухня соединялась с кладовыми и погребом коротким коридором. Массивный дубовый стол, за которым обычно обедали слуги, разграничивал помещение на две равные половины. Гермиона любила спускаться сюда бессонной ночью, чтобы выпить молока. Нана, старая кормилица, всегда оставляла для нее пару пирожков. Но сейчас тут никого не оказалось, и Гермиона даже порадовалась: она могла наконец побыть наедине со своими мыслями.

Том Риддл во время ужина не обмолвился с ней и словом. Она чувствовала, как горькая обида ворочается в сердце, и оттого еще пуще злилась на себя. Всю неделю она боялась их встречи, в тайне предвкушая, что он опять коснется ее обнаженной кожи, но Том вел себя холодно. Иррациональное желание, чтобы он обратил на нее внимание, сводило с ума.

Она уперлась руками в стол и с силой сжала столешницу, надеясь, что боль отрезвит. Стало чуть легче, хотя и не помогло до конца. Внезапно откуда-то справа послышался шум, упала, глухо звякнув, тяжелая кастрюля и кто-то выругался. Гермиона испуганно повернулась в ту сторону.

— Кто здесь?

Она вглядывалась в полумрак, где около лестницы в погреб появился темный силуэт. Сердце пропустило удар. В напряженном ожидании прошло пара мгновений, пока на свет не показался Том, с неизменной ухмылкой на губах.

— Ваша светлость… Что вы тут делаете? — ошарашенно спросила она.

Не отвечая на ее вопрос, Том подходил все ближе. Его шаги глухо отдавались в тишине. Сглотнув, Гермиона попятилась, спиной натыкаясь на стол. Когда она едва не смахнула руками тарелки, забытые слугами, его рот слегка искривился. Том поднял бровь и взглянул на нее исподлобья. В его черных глазах плескался опасный огонь, но все тело Гермионы свело приятной судорогой. Грудь и шея покрылись красными пятнами. Горячая волна возбуждения смешанного со страхом окутала ее с ног до головы, заставив поджать в туфлях пальцы ног и приоткрыть рот с тихим вздохом. Том улыбнулся шире и замер в нескольких сантиметрах от Гермионы. Он медленно, словно растягивая удовольствие, выставил руки по бокам от нее и наклонился вперед, сокращая дистанцию до совершенно непозволительного расстояния. Гермиона попыталась отстраниться, но он лишь дернул бровью, будто спрашивая действительно ли это то, чего она желала. Окончательно покраснев, она осталась на месте, глядя ему в глаза. Том одобрительно хмыкнул.

— Твой отец рассказал о коллекции вин, — произнес он наконец.

Его голос звучал обольстительно. Каждая бархатная нота задевала что-то внутри нее, сладкой патокой растекаясь внизу живота. Ей было невозможно страшно: она еще никогда не оставалась с мужчиной наедине, не была с ним в такой опасной близости, — но почему-то сбегать Гермиона передумала. Том заскользил рукой по ее корсету от талии к груди, с чувством сжимая, обвел край лифа, подцепив невесомое кружево оборки, а затем двинулся вверх, обхватывая за шею. Ощущая его властные прикосновения, отзывавшиеся у нее между ног, Гермиона посмотрела на губы Тома и судорожно выдохнула. Воспоминание, как он целовал ту незнакомку на балу Мраксов против воли встало перед глазами, и не отдавая себе отчета в том, что делает, она вся подалась вперед. Том довольно улыбнулся и сжал ее подбородок, притягивая ближе, лаская большим пальцем губы.

— Гермиона!

Со стороны входа послышался окрик, и она отпрянула, моментально оказываясь по другую сторону стола. Том лишь расхохотался и прислонился к столешнице бедром. На кухню вошел Гарри.

— Все… — он запнулся, увидев Тома, — хорошо?

Гарри нахмурился; его глаза потемнели, а меж бровей залегла складка. Том же никак не отреагировал, лишь заинтересованно склонил голову и перекрестил на груди руки.

— Его светлость пожелали осмотреть погреб отца. Я здесь, чтобы сопроводить его к гостям, — пробормотала Гермиона и потупила глаза, тщетно стараясь унять сердцебиение и скрыть румянец.

— Что ж, — Гарри сделал вид, что поверил, — тогда нам всем следует пройти наверх.

Сгорая от стыда, Гермиона юркнула мимо, едва не споткнувшись на узкой лестнице, и пулей влетела в гостиную. Джинни удивленно проводила ее взглядом. Следом вошли улыбающийся Том и озадаченный Гарри. Она сощурилась, явно верно истолковав горящие щеки Гермионы и самодовольный вид Тома, но только едва заметно покачала головой, взглядом обещая, что просто так Гермиона от нее не отделается. Ей придется рассказать все в подробностях.

— Милая, — позвал отец, — сыграй нам.

— Что?.. — очнувшись от мыслей, спросила Гермиона. Она все еще боролась со стыдом и ненавистью за то, что позволила себе зайти так далеко.

Отец недоуменно взглянул на нее.

— Сыграй, пожалуйста. Я только что рассказывал его светлости, что ты великолепно играешь на фортепьяно.

— Думаю, мисс Грейнджер не откажет нам в такой любезности, — заметил Том, вырастая с ней рядом. — Верно?

Сверкнув глазами, она упрямо сжала губы и проследовала к инструменту. Устроившись, Гермиона тронула клавиши и начала выводить нежную мелодию, плетя невесомую паутину из аккордов. В каждую ноту она вкладывала чувство. Музыка словно струилась из самой души. Выбранная композиция как нельзя лучше отражала ее собственные напряжение и горечь. Она закрыла глаза и ударила по клавишам особенно сильно, почти с остервенением, изливая свою растерянность, мучительно осознавая, что оказалась совершенно не способна противиться обуревашвим ее эмоциям. Гермиона отдалась моменту. В гостиной все притихли, Жаль, что эта тишина не могла сравниться с дырой, растущей посреди ее сердца.

Она уже приближалась к крещендо, когда почувствовала, как рядом кто-то сел. Открыв глаза, Гермиона увидела Тома и нажала не туда. Не заметив ее замешательства, он подхватил мелодию, уверенно набирая темп. Опомнившись, она продолжила играть, сместившись на высокие ноты.

И тут внезапно во всем доме погас свет.

Гермиона окончательно сбилась. Неловко ударив сразу по двум клавишам, она вздрогнула. Фортепьяно издало капризный протяжный звук. Девушки испуганно заголосили, что-то разбилось, зазвенел упавший поднос. Герцог призвал всех оставаться на своих местах. Раздались шаги, скрип и тихие проклятия: кто-то, возможно, ее отец, спешил выяснить, что произошло, пробираясь к выходу из гостиной. Гермиона сидела ни жива, ни мертва. Она ощутила, как Том взял ее за руку, не позволяя встать, и потерся носом о чувствительное место у нее за ухом. Гермиона едва слышно застонала, и он шумно выдохнул, обдавая ее шею горячим дыханием. В мире как будто не осталось никого, кроме них двоих. Все тело ныло от желания прижаться, но она не смела. Том мазнул губами по ее щеке, вынуждая повернуть голову, и нежно коснулся языком рта. Гермиона задрожала, открываясь ему навстречу. Но он не спешил, играя, и лишь спустя долгую минуту, словно не в силах больше сдерживаться, жадно поцеловал.

Гермионе показалось, что она провалилась в бездну. Внутри поднималось что-то безудержное. Все ее тело превратилось в податливое желе. Язык Тома вторгся в ее рот, и она едва сдержала сладостный крик, каким-то чудом вспомнив о приличиях. Он целовал ее страстно, пробуждая желание, болезненно пульсирующее между ног. Гермиона поймала себя на мысли, что не хочет, чтобы поцелуй заканчивался, хотя еще секунду назад казалось, что она не вынесет этой чувственной пытки. Стоило ей подумать об этом, как в то же мгновение Том отстранился и в гостиной зажегся свет. Она растерянно уставилась на него широко распахнутыми глазами, но он лишь скользнул по ней безразличным взглядом и как будто ничего не случилось двинулся к выходу.

Гермиона ощутила себя преданной.

Том Риддл только что ее использовал. И сделал это со вкусом.