Она пообещала себе не плакать. Вместо этого всю свою боль Гермиона трансформировала в злость. Она клубилась под кожей, похожая на черный непроглядный туман, отчаянно желая найти выход, и с каждым мгновением улыбаться становилось все труднее. Проводив последнего гостя и отдав распоряжения слугам, она поднялась к себе, где наконец смогла дать волю эмоциям. Тускло горели свечи. С остервенением сбросив туфли, так что те разлетелись по углам, Гермиона начала расхаживать из угла в угол. Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и тихо шипела, сыпя проклятиями в адрес Риддла. Ярость бурлила внутри, заставляя рвано ловить воздух ртом. Остановившись на мгновение, Гермиона постаралась ни о чем не думать, но против воли в голове всплыло красивое лицо с язвительной усмешкой, словно намертво приклеившейся к требовательным губам. Возбуждение никуда не делось, поняла Гермиона. Это оно гудело внутри, распаляя любые эмоции до предела. Это от него она пыталась избавиться, подменив ненавистью. Даже обида ее была, скорее, следствием того, что Гермиона не получила большего. Она вспомнила вкус поцелуя, и страстное желание предательски усилилось, вытесняя остальные чувства.

Почему он так на нее действует? Что в нем особенного?! Она ведь целовалась с мужчинами раньше, но никогда… так. Том определенно знал, что делает. Ему хотелось покориться, забыть обо всем и просто отдаться во власть его уверенных ласк. Сердце болезненно билось о ребра, отзываясь по всему телу глухими ударами. С каждой секундой его бег становился все чаще, пока в какой-то момент Гермионе вдруг не показалось, что ей нечем дышать. Она рывком распахнула окно, и в комнату ворвался рой снежинок. Они закружили вокруг, подхваченные порывом ветра, оседая на ее волосах и холодя горящие щеки и вздымающуюся грудь.

Сколько так простояла, погрузившись в свои невеселые мысли, Гермиона не знала. Она пришла в себя лишь когда осознала, что ее сильно колотит. Закрыв окно, она обхватила себя руками за плечи, то и дело вздрагивая всем телом. В голове мелькнула мысль, что так и заболеть недолго, но та была такой усталой и блеклой, что Гермиона не обратила на нее внимания. Деревянными от холода пальцами она с трудом вытащила из волос шпильки, сняла платье и расшнуровала корсет, а затем забралась под одеяло. Тело начало согреваться, и Гермиона зевнула. Каждая ее мышца до этого момента, казалось, была до предела натянута, и теперь напряжение постепенно отступало. В голове не осталось ни одной мысли, как будто ветер, хлеставший ее по щекам, выморозил все до одной. Осоловело моргнув, она потеплее укуталась и провалилась в сон.

Ей снилась она. Одетая в шелковую ночную рубашку на тонких бретелях, Гермиона из сна стояла посреди незнакомой спальни. Темноту вокруг разбавлял лишь одинокий огонек свечи и лунный свет, льющийся сквозь полупрозрачный тюль, почти скрытый тяжелой портьерой. Она осторожно осмотрелась, но так и не смогла угадать размеры комнаты: очертания предметов ускользали от взгляда, теряясь во мраке, и поэтому определить, где начинаются стены, казалось просто невозможным. Единственным светлым пятном было окно, и именно к нему Гермиона и двинулась. Темнота не беспокоила ее, напротив, вселяла какое-то приятное волнение. Предвкушение чего-то неизведанного. Улыбнувшись, она раздвинула шторы.

Откуда-то сзади послышался короткий смешок, и Гермиона резко обернулась. В глубине комнаты стояло кресло. Косой луч света высветил сложенные нога на ногу мужские колени в черных брюках и лаковые ботинки. Лица видно не было, но Гермиона почему-то не сомневалась, кем был незнакомец. Ничуть не смутившись, она протянула ему руку, сосредоточив все свое внимание на ожидании прикосновения. Когда тонкие пальцы дотронулись до ее кожи, Гермиона слегка вздрогнула, ощущая, как от этого легкого касания по всему телу разливается страсть. Жаркая волна покатилась от головы вниз, концентрируясь тугим узлом внизу живота.

— Том… — выдохнула она. В ее тихом голосе звучала мольба.

Усмехнувшись, он шагнул ближе и встретился с ней глазами. Гермиона задрожала. Внутри его зрачков полыхало зеленое пламя, обещая спалить ее дотла. Вот только она и сама желала гореть. Возбуждение туманило разум, выбивая из головы любые мысли. Том все еще держал ее только за руку, но ей этого было уже недостаточно. Отчаянно нуждаясь в его руках, Гермиона сократила разделявшие их сантиметры и прильнула к его груди, щекой потеревшись о ткань рубашки. Ухмылка Тома стала шире, глаза сузились, а огонь, казалось, разгорелся сильнее. Он медленно протянул руку, намотал ее волосы на кулак и потянул, заставляя смотреть на него. Гермиона ахнула от сладостной боли, разлившейся по ее венам. Внутри нее что-то сжалось, и она нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Взгляд Тома потемнел. Все также медленно, он опустил голову к ее горлу и заскользил губами от ключиц к уху, а затем втянул мочку, слегка прикусив. Гермиона застонала. Между ног запульсировало с новой силой, и она неосознанно толкнулась бедрами вперед, стараясь стать ближе. Внезапно Том развернул ее, прижимая к себе спиной. Его мышцы ощущались такими твердыми. Пока Гермиона пыталась осознать всю яркость своих чувств, он небрежно подцепил край ее сорочки и начал нежно гладить внутреннюю сторону бедра. Вспыхнув от смущения, она попыталась отстраниться, но Том обхватил ее под грудью, удерживая на месте, и шумно выдохнул. Гермиона замерла, поняв, что вжимается попой в его твердый член. Он низко рассмеялся ей на ухо. Звук завибрировал у нее в груди, посылая по коже волны мурашек.

— Маленькая мисс Грейнджер, оказывается, все-таки любит играть.

Гермиона снова дернулась, но Том держал крепко, и она прекратила попытки. Спустя пару секунд, он мягко поцеловал ее в плечо и прошептал, выписывая круги по чувствительной коже:

— Стой смирно.

Гермиона откинула голову, сдаваясь, и уткнулась макушкой ему в плечо. Она тяжело дышала. Пальцы Тома творили с ней что-то невообразимое, усиливая желания с каждым новым прикосновением. Он то едва касался ее, то заметно надавливал на одному ему известные точки. Гермиона больше не пыталась сбежать. Она изгибалась в его руках и тихо хныкала, страшась и одновременно мечтая, чтобы его рука наконец добралась до цели — туда, где нестерпимо пульсировало и сжималось. Но стоило Тому провести по ее клитору, сознание Гермионы куда-то ухнуло, и она проснулась.

Тяжело дыша, она села на кровати в своей спальне. Было довольно прохладно, да и грелка под матрасом уже почти остыла, но по ее спине стекал пот. Низ живота нестерпимо ныл, требуя разрядки. Гермиона откинулась на подушки. Она закрыла глаза, стараясь снова уснуть, но тело мечтало о другом. Ночнушка промокла и неприятно холодила разгоряченную кожу. Гермиона застонала и сдернула ее через голову, отбрасывая на край кровати. Кожа тут же покрылась мурашками. Волосы упали ей на грудь и защекотали соски. Она потянулась, чтобы откинуть локоны назад, но неосторожно задела сосок и тут же выгнулась от глубокого наслаждения, пронзившего ее в тоже мгновение. Щеки Гермионы пылали. Она закусила губу и провела по груди еще раз, теперь более осознанно, слегка сжимая пальцами сосок. Движение отозвалось внутри нее сладким спазмом, и она повторила тоже самое с другой грудью, второй рукой скользнув между ног. Прикасаться к себе было жутко волнительно. Исследуя, она робко провела пальцем по клитору и скользнула ниже, между половых губ. Кожа была мягкой, почти горячей и скользкой от смазки, и она несколько раз провела вверх-вниз. Тело, измученное нереализованным желанием, чутко отзывалось на ласку. Гермиона, вспомнив о словах Джинни, сначала осторожно, а затем все увереннее надавливала на клитор, ощущая, как тот все больше набухает. Она водила по нему, выписывая круги подобно тем, что делал Том в ее сне, чувствуя, как сокращения мышц внутри становятся все чаще, нарастая неумолимой волной. Гермиона до боли сжала сосок и представила, что это не ее рука движется между ног, а пальцы Тома. Казалось, она даже слышит его голос, приказывающий отпустить себя. Зажмурившись, она ускорилась и, выгнувшись, зарылась лицом в подушки, через секунду коротко вскрикнув.

Гермиона замерла, боясь дышать. Первые несколько секунд наслаждение было таким острым, что она боялась сдвинуться и все испортить. Спазмы сотрясали ее тело, и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Но затем на смену ему пришла приятная слабость. Она ощутила, как каждая клетка в ее теле расслабляется. Теперь по-настоящему. Утром она точно пожалеет об этом. То, что она только что сделала, лишило ее последних сил бороться с чувствами к Тому. Но оно того стоило. Гермиона убрала с клитора руку и удовлетворенно вздохнула. Когда она заснула, на ее губах все еще играла счастливая улыбка.


***


В канун Богоявления все собрались у Малфоев в Уилтшире. Величественный особняк из темного камня выглядел мрачно и устрашающе. Острые шпили его витых башен тянулись в низкое свинцовое небо с крупными снежными облаками. Экипаж медленно двигался по подъездной аллее. Под колесами похрустывал гравий. Спустя минуту возничий остановился. Выглянув в окно, Гермиона увидела высокую живую изгородь, едва припорошенную снегом, за которой угадывались тисовые деревья. Она зябко передернула плечами. Летом тут было немногим уютнее. Поместье всегда наводило на нее легкий ужас. Было ли дело в его неприступных стенах и остроконечных крышах или личности хозяев, но Гермиона отчего-то чувствовала себя здесь неуютно. Не успела она как следует обдумать причины такого своего отношения, как карета опять тронулась, подъезжая через ворота к зданию Малфой-мэнора.

По традиции в этот день домашние обязанности на себя брали мужчины, поэтому в холле их встретил глава семейства Абраксас Малфой. Отец Гермионы вел с ним бизнес, поэтому они довольно тепло поздоровались и сразу же заговорили о делах. Гермиона украдкой закатила глаза и улыбнулась, скользнув в гостиную, где уже собрались другие девушки.

Небольшая гостиная, оформленная в розовых тонах, казалась довольно темной. Не спасали даже цвет стен и большие окна, через которые в комнату проникал серый дневной свет. Основное освещение было выключено. На каминной полке и широких подоконниках стояли разномастные свечи: большие, маленькие, круглые, красные, белые, черные, тонкие, толстые, оплывшие, едва тлеющие и потрескивающие, источающие тонкий аромат лаванды, полыни и мяты. Гермиона нашла глазами Джинни, стоящую в круге других девушек, и подошла к ним.

— Герцог в городе только месяц, а о нем уже столько слухов! Как думаете, которые из них правда? — поинтересовалась Пэнси.

— Не знаю, но про его прекрасное чувство юмора и завораживающие глаза не соврали, — хихикнула в ответ Беллатриса.

Гермиона взглянула на нее, внезапно уязвленная ревностью, и невольно задалась вопросом, как близко та знакома с Томом. Они не виделись с ним после того поцелуя, хотя Гермиона с отцом пару раз выходила в свет. Все это время ей снился Том, но теперь она знала, как снять напряжение, и с охотой пользовалась этим способом.

— Говорят, на балу Мраксов он прятался в алькове с какой-то девушкой. И они… целовались.

— О, я бы не отказалась уединиться с ним! Как и наша мисс Грейнджер. Верно, Гермиона?

— Белла! — шикнула на нее Нарцисса, толкнув в бок, но, скорее, ради приличия: Гермиона видела хитрую улыбку.

Вспыхнув, она повернулась, чтобы ответить, но тут в комнату вошла статная женщина. На ней было черное бархатное платье-халат, седые волосы венчало белое перо, подозрительно напоминавшее павлинье, а на руках бряцали браслеты.

— Ох, это же мадам Малуна, ученица самого графа ХейроЛуис Хамон (1866—1936) также известный как граф Хейро (Хиро) — один из самых известных хиромантов. С ранних лет начал практиковать хиромантию и добился больших успехов: предсказал Николаю II и царской семье гибель, судьбу Оскара Уайльда, жизнь английского короля Георга IV, мученическую смерть Григория Распутина, взлеты и падения в жизни Марка Твена!.. — подобострастно прошептал кто-то из девиц.

Та лишь снисходительно улыбнулась ее словам и уселась за простой круглый столик. Мадам Малуна сложила под подбородком руки в замок и окинула замерших девушек взглядом.

— Добрый вечер, дамы, — произнесла она спустя пару минут молчания. — Хозяева дома пригласили меня сегодня, чтобы я предсказала самым смелым из вас судьбу. Они сочли, что праздник Двенадцатой ночи подходит для этого как нельзя лучше.

Девушки зашушукались, решая, кто из них первой отправится к мадам Малуне. Гермиона, совершенно не заинтересованная и даже испугавшаяся появления гадалки, попятилась, но за ее спиной внезапно выросла Беллатриса и мстительно толкнула. Гермиона, едва не упав носом вперед, была вынуждена пройти несколько шагов. Она обернулась, чтобы испепелить Беллу взглядом, но та уже как в чем не бывало снова стояла рядом с сестрой. Мадам Малуна сощурилась и склонила голову набок, как если бы с интересом наблюдала за представлением.

— Здравствуйте… — Гермиона сделала несколько робких шагов к ней навстречу. — Похоже, я буду первой.

— Садитесь, дитя, — кивнула Малуна и, дождавшись, когда та опустится на стул, протянула руку ладонью вверх: — Правую руку, пожалуйста.

Гермиона послушно протянула.

— Как занимательно, — хмыкнула гадалка. — Сильный ум, горячее сердце. Неопределенная судьба. А что это здесь?.. — она выгнула ладонь. — Похоже, вы приглянулись самому дьяволу. Осторожнее, милая. Это чувство может как разрушить, так и вознести.

Мадам Малуна разразилась хриплым смехом и выпустила ее руку. Гермиона побледнела и поспешила отойти к Джинни, стоявшей у окна. Другие девушки проводили ее заинтересованными взглядами, но на стул уже села Белла, и все их внимание опять обратилось к гадалке.

— О чем это она? — шепотом спросила Джинни.

— Не… знаю.

Но Гермиона соврала. Она точно знала, кого имела в виду мадам Малуна.


***


Спустя час гостей пригласили пройти в обеденную залу. Гермиона чувствовала себя какой-то заторможенной. Отвечала невпопад, а вскоре вообще перестала принимать участие в разговорах. Она не собиралась верить словам гадалки, но почему-то никак не могла выкинуть их из головы. Казалось, что за этим кроется что-то куда большее, чем простое предостережение. Хотя, возможно, она просто боялась себе признаться в том, что влипла по самую макушку и готова отдаться во всех смыслах, невзирая на последствия. Том все еще стоял в дверях, но она физически ощущала его присутствие. Он не смотрел на нее, разговаривая с Люциусом, и Гермиона поспешила незаметно проскользнуть на место рядом с Джинни и Гарри. Она уже отодвигала стул, когда рядом раздался ироничный смех. Каждую ее клетку прошибло током. Этот глубокий звук заставил ее резко вскинуть взгляд. Том смотрел прямо в глаза. Время опять словно замедлилось, звуки померкли. Он улыбался краешком рта, словно знал, что у нее на уме, видел ее насквозь, и ему безумно нравилось то, что он видит. Гермиона густо покраснела. Все ее тело, окутанное жаром, который мог утолить только он, изнемогало от страстной жажды прикосновений. Том игриво приподнял бровь, указав на стул, и она едва заметно кивнула. Конечно, он не спрашивал разрешения: просто не нуждался в подобных условностях, — но ей показалось важным выразить свое согласие с его присутствием рядом. Будто это за ней последнее слово. Том лишь хищно ухмыльнулся.

Когда они закончили обед и все перешли в гостиную, Гермиона под благовидным предлогом сбежала в библиотеку. Невыносимо хотелось остаться наедине с собой. В огромном помещении, заполненном книгами, никого не было. Гермиона уперлась взглядом в окно. Великолепный сад окутал туман. Она вяло следила за тем, как с запада надвигалась непогода. Воздух, словно предвкушая предстоящую бурю, замер. Тяжелые иссиня-черные облака, плавные и пышные, медленно ползли по небу. Тут, в Уилтшире, снега словно не было совсем. Деревья едва покрывала тонкая вуаль инея. Но скоро все обещало измениться. Гермиона уже видела первые маленькие снежинки, рассыпавшиеся по мерзлой земле. Ветер все усиливался, вихрем закручивая снежные хлопья, и с каждым мгновением становилось темнее.

— Как думаете, мисс Грейнджер, затянется ли снегопад?

Гермиона вздрогнула, но не ответила. Том не двигался. Она видела его в отражении, позволяя себе беззастенчиво скользить взглядом по его фигуре, рассматривать руки. Впитывать каждую черту, чтобы затем, оставшись одной в спальне представлять, его дыхание на своей шее, а пальцы на чувствительной коже. Если она не могла получить их наяву, это еще не значило, что не может представить.

— О, я вижу. Не хочешь поддерживать светскую беседу?

— Нет.

Он сделал пару шагов вперед и встал прямо позади нее. Гермиона лопатками ощутила ткань его сюртука. Том обхватил ее плечи руками и легонько сжал. Затем наклонился к самому ее уху и прошептал:

— И чего же ты хочешь, Гермиона?

Его пальцы ласкали нежную кожу, поглаживая, а дыхание ощущалось таким горячим, что она невольно выгнула шею навстречу этой ласке. Когда Том прикоснулся губами к ее плечу, у Гермионы вырвался тихий стон.

— Скажи, чего ты хочешь. Произнеси вслух.

Он провел ладонями вниз по ее рукам, обхватил за талию и прижал к себе. Вторая его рука легла ей на горло и медленно заскользила к линии декольте.

— Я не… знаю.

Она закрыла глаза. Дышать было трудно. Грудь тяжело вздымалась, а сердце отдавалось в голове колокольным набатом. То, что она позволяла ему трогать себя, целовать, — было за гранью. Умом Гермиона понимала, что происходящее — неправильно, вот только противиться ласке было выше ее сил. Она слишком долго отрицала это влечение, а его сила лишь нарастала.

— Не знаешь? — Том низко рассмеялся. — Разве я только что не сказал, что ты должна использовать слова, если хочешь получить желаемое?

— Я хочу…

Она не успела договорить, потому что в это же мгновение Том оказался перед ней, обхватил ее лицо и впился в губы.

За окном окончательно стемнело. Метель вступила в полную силу.