Учебный день был таким же, как и остальное время самого обычного школьника. Наваждение прошло, но Мэтту казалось, что он пересматривал до боли знакомый фильм. Сюжет ему известен, и он может предугадать, что произойдёт дальше, но воспринимает старую действительность совсем иначе. Читая очередной параграф в учебнике, Олсен заметил, что всё ещё помнит все темы, а теперь повторяет материал, пройденный несколько лет назад ещё в той реальности.

      «Не знаю, что это. Наверное, я просто очень умный. Просто. Очень. Умный», — думал про себя юноша, отгоняя от себя приближающееся воспоминание о той битве с огромной змеёй, разделившей его жизнь на «до» и «после».

      Слушая его ответы на уроках, одноклассники не понимали, как Олсен, не особо напрягавшийся на учёбе, смог за один день так быстро подтянуться по всем предметам и рассказывать всё так, словно уже просидел за учебниками все каникулы. Учителя тоже были поражены тем, что тихий хорошист, начавший увлекаться игрой на гитаре, отвечал на уроках так, что ни один отличник при первом изучении параграфа не сможет всё запомнить и повторить за одно занятие.

      «Вот это да! Я на все вопросы ответил, хотя никогда не стремился быть светочем знаний. А тут рассказываю так, словно уже изучил тему. Или не словно. Видимо, ещё не всё забыл спустя столько лет», — размышлял Мэтт, пытаясь понять происходящее и принять начатую заново реальность.

      Во время обеда Олсен сидел за столом и, едя пиццу, задумчиво рассматривал стену, не понимая, что происходит. Вроде ничего страшного не случилось, но что-то не давало ему покоя, словно юноша упустил из своей жизни нечто важное.

      — Старик, ты сегодня какой-то странный, — словно разбудил его Найджел, подсаживаясь с полным подносом за столик к Мэтту, и задал волнующий его вопрос: — Что с тобой случилось? Тебя словно подменили.

      Олсен посмотрел на приятеля. Всё ещё тот хулиганистый одноклассник, даже не подозревающий, что когда-нибудь начнёт встречаться с тихоней и отличницей, причём сам ей это предложит. Стараясь не думать об этом, Мэтт улыбнулся и, продолжая есть пиццу, ответил:

      — Ничего. Просто не выспался. Кошмары всю ночь снились. Хреново спалось, вот и хожу как зомби.

      Эшкрофт пристально рассматривал одноклассника, словно хотел нарисовать его портрет, и продолжил интересоваться его состоянием:

      — Когда ты сегодня пришёл, был совсем не в форме. Всё время залипал куда-то. Что это? Кошмары на тебя произвели впечатление?

      Посмотрев на салат, стоящий на подносе, Олсен тяжело вздохнул и вспомнил, что одноклассник считывает практически всё, что у него на лице написано. И внезапно вспомнил ту репетицию. Тогда под действием колдовства Нериссы в него вселился демон, и Мэтт в те самые позорные для него времена бывал в самом прямом смысле не в себе; из-за этого музыкант не попадал в слова своей же песни, и Найджел замечал, что в последнее время он ведёт себя странно.

      «Ты тогда это заметил, хотя даже не веришь, что магия существует, что одержимость — это не библейский миф. Стоп! Я вспомнил то, чего не было или ещё не было?», — продолжал вспоминать Олсен и ответил чистую правду, желая удовлетворить любопытство: — Да, кошмары замучили, и я просто под впечатлением от них.

      — Хорошо на тебя кошмары повлияли, что так, с ходу даже всех отличников на уроке порвал. Молодец!

      — Сам удивляюсь, как мне это удаётся, — слукавил Мэтт, и откусил ещё кусочек пиццы.

      — Ты же теперь всё знаешь, что можешь даже в школу не ходить.

      — Ну знаешь, я не гений, иначе я бы ещё в первом классе закончил институт. А так я никогда не переживал из-за оценок. Вообще, оценки не показатель ума и не факт, что после школы успех будет и в институте.

      — Так и есть, — заявил Эшкрофт, прожевав пиццу. — Ты же знаешь, что я не особо переживаю, что там у меня в табеле. Да и предки не особо парятся из-за моих оценок. И вообще, некоторые гении были двоечниками. Оценки не влияют на везение по жизни.

      — Для кого-то оценки — это пустяки, не влияющие на жизнь, а для кого-то и одна тройка — горе вселенского масштаба и разрушенное будущее, — изрёк Олсен, вспоминая, как иногда за плохие отметки Вилл бывала под домашним арестом.

      Кивнув головой, Найджел доел почти весь свой обед и, попивая чай, сменил тему разговора:

      — Кстати, как думаешь назвать наш первый альбом? Мы уже почти половину записали. Когда продолжать вторую часть?

      — Даже не знаю... — уклончиво ответил Мэтт и про себя отметил: — «Вспоминаю тексты этих песен и понимаю, что они... какие-то детские. Словно я вырос из этого и пытаюсь надеть свои детские шмотки, а они на меня совсем не налезают, а если бы налезли, то смотрелись бы глупо».

      — Сегодня сможешь с нами отрепетировать наш альбом? — задал вопрос Найджел.

      — Я обещал дедушке помочь с магазином. Сегодня завоз товара для животных. Да и ротвейлера надо выгулять, а одному тащить за поводок огромную псину, когда открыт магазин, очень и очень трудно, — объяснил Олсен, доедая свой обед.

      — Давай, укротитель собак и вредных кошек. Показывай мастер-класс. Потом приходи весь покусанный да исцарапанный.

      — Нет, с кошаками прикольнее. Они такие... классные. А как мурлычут, когда их гладишь.

      — Ты неисправимый кошатник. Пошли, профессор. Продолжай удивлять нас своими знаниями, — с усмешкой заявил Найджел и, когда уже тарелки и чашки опустели, отнёс поднос с грязной посудой к столику возле окна в моечную.

      Мэтт сдал свою посуду и отправился на занятия. Приближался урок математики. Олсен зашёл в кабинет и, взглянув на миссис Рудольф, был поражён — вместо полненькой учительницы в очках за учительским столом сидело жуткое существо, смахивающее на гигантскую антропоморфную лягушку с телом как у кенгуру и лицом как у бульдога.

      «Галгейта из Меридиана», — пронеслось в голове юноши.

      Олсен вспоминал, что эта женщина-оборотень сбежала из дворца с крохотной Элион и, спасаясь от войск Фобоса, перенеслась на Землю. Теперь они здесь — наследница престола в параллельном мире живёт в этом городе и даже не подозревает о своём необычном происхождении; её спасительница преподаёт математику в школе, где волей судьбы собрались и Стражницы, и Свет Меридиана, и он сам...

      — Мэтью Олсен, что с тобой? — словно разбудила его миссис Рудольф, отвлекая от очередных воспоминаний.

      — Здравствуйте, миссис Рудольф, — ответил Мэтт с невинной улыбкой, словно пытался загладить вину.

      Учительница не обратила внимание на состояние ученика и продолжила заполнять классный журнал. Сев за парту, Олсен продолжал рассматривать миссис Рудольф и остальных одноклассников. Больше никакие галлюцинации из того сна не преследовали его, продолжая медленно сводить с ума.

      Начался урок. Слушая объяснения параграфа, Мэтт записывал примеры в тетрадь и осознавал, что и эту тему уже знает и понимает, как искать очередной «икс». Школьные моменты показались ему настолько предсказуемыми, что уже догадывался, кто первым пойдёт к доске, если новая судьба не будет переписана заново.

      — Мэтью Олсен, выходи к доске, — заявила миссис Рудольф.

      Подумав, что именно он на этом уроке должен был первым выйти решать пример, юноша отправился к учительнице и, читая условие задачи, уже с первого раза понял, как её решать. Глядя на переписанное уравнение, Мэтт продумывал все варианты, которые знал ещё в прошлой жизни, и рекордно быстро записал решение и результат вычислений.

      Глядя на удивлённую миссис Рудольф от такой скорости нахождения «икс» в уравнении, Олсен ждал ответной реакции.

      — Удивительно, — прокомментировала учительница. — Так быстро решил, словно уже изучил эту тему. И ещё правильно решил.

      «Так и есть. Только я никому не скажу, что попал в прошлое. Всё равно никто не поверит и ещё решат, что я рехнулся».

      Получив отметку и сев за парту, Мэтт уже стал уверен, что все его воспоминания — не просто наваждение от кошмарного сна, а память о реальности, исчезнувшая с его гибелью и вернувшаяся вместе с ним в прошлое, не даёт ему покоя.

      «Интересно, а смогу ли я превратиться в Шегона? — внезапно осенило Олсена. — Приду домой и проверю, чтобы знать наверняка. Только надо ещё дедушке помочь. Хорошо, что сегодня работы не так много — только немного возни с животными, раскладка привоза на складе и выгул ротвейлера».

      Едва дождавшись окончания учебного дня, Мэтт уже бегом спешил к остановке и высматривал нужный автобус.

      «Если бы я мог превратиться в огромного ангела с чёрными крыльями, то ещё быстрее прилетел бы в магазин, — поймал себя на шальной мысли Олсен. — Ведь в воздухе нет препятствий. Дома не такие высокие, чтобы меня тормознуть».

      Автобус остановился и распахнул двери, словно приглашая пассажиров. Зайдя в салон, Мэтт сел на свободное место; когда автобус тронулся, рассматривал улицы Хитерфилда в окне и подумывал о превращении в тёмного ангела. Ему хотелось обрести силу и могущество, но в то же время он боялся, что это может не сработать, и он напрасно надеется на успех.

      «Ещё до того, как зашёл за девчонками и Калебом в тот портал, я был уверен, что магии не существует — это всё выдумка. Но это не так... Тем более, я сам обрёл сверхспособности, хоть и не по своей воле».

      Думая о своей предполагаемой силе, Мэтт не заметил, как уже приехал на остановку в районе, где находится зоомагазин его дедушки. Когда автобус затормозил, Олсен покинул салон и отправился пешком по небольшой улице. Зайдя в помещение, юноша рассматривал клетки с птицами, собаками, кошками, грызунами, террариумы с ящерицами, черепахами, питонами. Герберт Олсен заметил, что внук уже пришёл в магазин, и встретил его со словами:

      — Мэтт, проходи. Как раз у нас пополнение в магазине.

      — Привет! — поздоровался внук. — Как там наш зверинец поживает? И кто к нам прибыл?

      — Нам трёх котят подбросили. Два мальчика и одна девочка. Уже в который раз. И кажется, я знаю, кто нам котят подсовывает.

      Юноша рассматривал трёх разноцветных мяукающих котят и улыбнулся. Мэтт щекотал их, а те покусывали и царапали его пальцы. Смеясь над игрой крохотных комочков, Олсен прокомментировал:

      — У нас же не все выставочные породистые животные, поэтому можно и подкинуть нам. Не могут свою кошку стерилизовать, чтоб не плодилась. А нам как-то продавать этих карапузов.

      — Такие люди, Мэтт. Они не думают, что животное это не игрушка.

      — Как у нас приходы? Привезли товар, пока меня не было?

      — Смотри сам... — Дедушка указал на мешки с кормами, наполнителями для кошачьих туалетов, коробки с когтеточками, колёсиками для грызунов.

      — Ого! Вот это завоз... Не ожидал такого прихода. Ничего. Сейчас всё на склад перетаскаю. Ещё выгуляю Чарли. А потом мне пора. Надо ещё уроки делать.

      Юноша почистил аквариум, убрал лотки за маленькими собаками и кошками, вымыл клетки с грызунами и птицами, навёл порядок на складе, расставляя большие пачки с кормами и наполнителями, косточки и игрушки для животных и склянки с витаминами. Думать о магии и крыльях не очень хотелось из-за монотонного раскладывания товара на полки, и Мэтт даже с облегчением вздохнул:

      «Всё-таки работа успокаивает нервы. Но всё равно надо проверить, что с моими силами. Есть они у меня или нет?»

      Расставив товары по полкам, Олсен вытер пот со лба и с улыбкой проговорил:

      — Я смотрю, к тебе покупатели ходят.

      — Сам понимаешь, Мэтт, людям нужны игрушки да корм. Только нужно выбирать правильный корм, чтоб животное было здорово. И он не в универсамах — там одну дешёвую отраву продают, — изрёк дедушка, обслужив женщину, купившую корм для кота.

      — Надо ещё Чарли выгулять. Совсем засиделся в клетке.

      — Конечно, выгуляй. Большим собакам нужно движение, чтобы было, куда энергию девать.

      Мэтт смотрел на бегающего по колесу хомячка и вспоминал Мистера Хагглса. Соня был с ним и в радости, и в беде. Даже в то позорное для него время службы Нериссе этот зверёк, превратившийся в огромного монстра, был всегда с ним.

      «А теперь я один. Но ничего. Возможно, заведу ещё зверушку, если захочу».

      Открыв клетку с большим псом породы ротвейлер, Олсен надел на него намордник и прицепил поводок. Покинув магазин, юноша выгуливал питомца, чтобы тот не сидел целыми днями в маленькой клетке.

      Чарли бегал, прыгал, наслаждаясь временной свободой, хотя его сдерживали поводок и намордник. Глядя на ротвейлера, Мэтт вспомнил, как они с Вилл после очистки сознания от демона выгуливали по улице большую собаку. Девушка смотрела за бегом ротвейлера, а он держал поводок. Тогда ему казалось, что это будет длиться вечно, но Олсен ловил себя на мысли, что снова и снова память возвращается к тому неудачному сражению, которое перечеркнуло всё и вернуло его обратно.

      «Вилл... Как мне тебя не хватает. А сейчас ты живёшь в Фадден-Хилзе и пока что не знаешь меня. И даже не думаешь, что через год будешь Стражницей Завесы. Я надеюсь, что через год ты сюда переедешь, и я точно с тобой познакомлюсь. Я буду ждать тебя».

      Задумавшись, Мэтт заметил, что к ротвейлеру приблизилась какая-то маленькая декоративная длинношерстная собачка породы чихуахуа и, натягивая поводок, оглушительно лаяла. Олсен инстинктивно прижимал пса к себе и крикнул:

      — Так, Чарли! Спокойно-спокойно! Не обращай внимание. Она тебя провоцирует.

      Чарли рычал и тяжело дышал, желая порвать эту крохотную шумную «крыску». Молодая девушка притянула к себе свою маленькую, но визгливую чихуахуа за поводок и, не обращая внимание на юношу, приговаривала:

      — Тихо, Милли! Не кричи ты на это чудовище.

      Поравнявшись с блондинкой и её декоративной собачкой, Мэтт ещё несколько минут гулял с Чарли, а тот продолжал бегать и прыгать, охотясь за пролетающими мимо птичками. После небольшого променада Олсен с ротвейлером зашёл в магазин, где дедушка уже навёл порядок в клетках.

      — Ну вот, дедушка. Выгулял этого великана.

      — Как прогулка? Ничего не произошло?

      — Отличная. Если не считать того, что всякие мелкие козявки лезут к нему и орут как бешеные, словно монстра увидели.

      — Мэтт, сумочные собаки думают, что они такие же сильные, как бойцовские, поэтому лезут в драку с огромными, — изрёк мистер Олсен, наблюдая за котятами.

      — Да, дедушка... Собаки все такие. Маленькие лезут в драку с большими, не понимая, что те их пополам перекусят и не подавятся. И если бы не намордник, то точно сгрыз бы её.

      Сказав эти слова, Олсен вспомнил, как часто лез в драку, не оценивая свои возможности. Тренировки с Калебом, его сражения с врагами, последний бой с Седриком... Во всех своих боях Мэтт переоценивал себя так же, как та чихуахуа, желающая казаться самой себе огромной бойцовской собакой, но на самом деле мошка, которую любой огромный пёс пополам перекусит.

      Помыв псу лапы, Олсен загнал Чарли в клетку, снял с него намордник и ошейник с поводком и закрыл пса на щеколду. Взяв с собой рюкзак с учебниками и тетрадями, юноша сказал:

      — Дедушка, я пойду. Мне сегодня ещё надо домашку сделать. Так что на сегодня мой рабочий день закончился.

      — Хорошо-хорошо. Спасибо, Мэтт. На тебя всегда можно положиться.

      — Всегда рад помочь своему дедушке, — с улыбкой ответил внук и подмигнул.

      Выйдя из магазинчика, Олсен сел в автобус и, рассматривая улицы, ощутил себя таким свободным от всего. Ему хотелось уже прямо сейчас отрастить огромные чёрные крылья и влететь в небо, чтобы увидеть этот мир во всех его красках, кожей ощущать дуновение встречного ветерка, чувствовать себя ни к чему не привязанным и наслаждаться временной свободой от всего: от школы, трудовых будней у дедушки в магазине, домашних заданий и родительских поучений.

      С этими мыслями и мечтами о вольных полётах по небу Мэтт вышел из автобуса, добрался до своего дома и, открыв двери, зашёл в коридор. Никого пока нет, и можно экспериментировать с магией, не рискуя быть застигнутым врасплох.

      Прислушавшись к тишине в доме, Олсен подошёл к зеркалу и взглянул на собственное отражение. Вспоминая, как преображался в прошлой жизни, Мэтт сконцентрировался и ощутил резкую боль, словно его кожу на спине что-то разрывало изнутри. Мучаясь от ломоты во всём теле, юноша громко закричал, и его окутало магическое сияние, за мгновение выросли огромные чёрные крылья и тёмно-серый хвост, смахивающий на мышиный. Чёрные волосы удлинились до плеч и завились в тяжёлые дреды. Через секунду вместо паренька-подростка в коридоре стоял высокий мускулистый мужчина, похожий на воинственного ангела.

      Олсен рассматривал собственное отражение в зеркале и поразился боевому обличью. Всё та же равнодушная золотая маска облегала его лицо, как вторая кожа, всё те же стальные нарукавники украшали его предплечья. На нём всё та же открывающая накачанный торс тёмно-бирюзовая с серой каймой жилетка с короткими рукавами и длинная набедренная повязка с такой же цветовой гаммой, чёрные штаны и высокие сапоги до колен. Мэтт взглянул на бляшку ремня и заметил, что она прямоугольная, и на ней нет изображения агрессивной красной змеи, свернувшейся в кольцо.

      — Нихрена себе! — удивлённым басом проговорил Тёмный Ангел. — И всё-таки это не сон и не наваждение. Значит, это всё мне не приснилось. Только откуда у меня сила?

      Сжав руку в кулак, Мэтт неожиданно для себя обнаружил, что магии, наполняющей его тело, стало ещё больше, чем прежде. Взглянув ещё раз на собственное отражение, Олсен сверкнул глазами и заметил зелёное сияние, освещавшее весь коридор. Он стал сильнее, чем в те времена, когда был и Рыцарем Гибели, питавшимся ненавистью, и Регентом Земли, владевшим всего лишь одной третьей силы Лиллиан.

      Вернув себе обратно обличье подростка, Олсен с довольной ухмылкой посмотрел на себя в зеркало и гордо заявил:

      — Кто теперь скажет, что я слабак? Кто теперь скажет, что я «смешной Мэтт»?

      Произнеся последнее предложение, юноша вспомнил свои тренировки с Калебом. Пытаясь научиться хотя бы сражаться, Мэтт дрался, но был бессилен против тренера, отчего получал палкой по спине, спотыкался и падал в бассейн; невысокий человекообразный лягушонок с Меридиана Бланк, пришедший на Землю вместе с главарём повстанцев, наблюдал за этими ненастоящими боями, посмеивался над ним и называл «смешным Мэттом». Проводник не хотел его обидеть, но Олсен принимал это близко к себе, ощущая собственную бесполезность.

      Но не в этой жизни. Теперь он стал сильнее, но не знал, откуда на этот раз взялись его силы, и как объяснить, что они значительно возросли.

      — Наверное, я всё ещё владею Сердцем Земли, но теперь мне не приходится делиться с Хагглсом и Наполеоном. Может, я теперь крутой маг? Прикольно. Значит, не зря вернулся в прошлое. Только зачем? Неважно! К чему эти вопросы, если ответ узнать не у кого? И нужен ли он мне?

      Чувствуя себя уверенным как никогда раньше, Мэтт отправился в свою комнату, где сел за уроки. Посмотрев на включающийся старенький монитор с электронно-лучевой трубкой, Олсен про себя усмехнулся и прокомментировал:

      — Только через год у меня будет новый компьютер с жидкокристаллическим экраном, а не этот дряхлеющий, со старой «Виндой». Он уже тормозит. Да и интернет много денег жрёт от постоянного зависания.

      Читая учебники, Олсен понимал, что знает все эти темы, ведь уже проходил их; а теперь повторил изученное и уже уверенно записывал ответы в тетради. Пока юноша делал уроки, не заметил, как за окном начало темнеть, и уже наступал вечер. Решая примеры по математике, Мэтт записал последнее решение с ответом и прокомментировал:

      — Вот это да. Похоже, я и вправду профессор. Смешно. Я очень быстро разобрался с домашкой, и уже предки домой пришли. Обалдеть! Надеюсь, что они и в этот раз не заметят, как я свалил из дома. А что? Мне так хочется полетать и посмотреть на вечерний Хитерфилд с огромной высоты.

      Отложив все свои учебники и тетради, Олсен открыл окно-слайдер и выскочил на улицу. Оглядываясь по сторонам, он вспомнил, как Нерисса в облике Вилл выманила его из дома и похитила его вместе с Хагглсом, как он, одержимый демоном, так же сбегал из дома на очередное задание старой колдуньи. Тяжело вздохнув, Мэтт отогнал стыдные для него воспоминания, которые жаждал стереть из памяти.

      Поняв, что никого на улице нет, и его никто не увидит, Олсен превратился в Тёмного Ангела и помахал крыльями, словно разминая их. Несмотря на кажущуюся тяжесть на спине, Шегон ощущал лёгкость и желание наслаждаться длительными полётами по воздуху.

      Мэтт взлетел над двором и понял, что ему не снится — он действительно на высоте птичьего полёта и смотрит на улицу. Дома, деревья, бассейны и машины казались такими маленькими, словно в игре «Симс». Шегон летел дальше и, покинув свой район, направился к центру города, где кипела жизнь: машины и автобусы катались по дорогам туда-сюда, пешеходы шли по своим делам, парочки прогуливались по аллеям и бульварам, словно не замечая ничего необычного в небе.

      «И хорошо, что не замечаете, что кто-то летает. Принимаете меня за огромную птицу, но не думаете, что я Тёмный Ангел», — усмехнулся Мэтт и продолжил рассматривать дороги, многоэтажки и огни вечернего Хитерфилда.

      Летая по воздуху, Шегон вытянул руки в стороны, ощущая на литых бицепсах потоки встречного ветра, поворачивался спиной вниз и кувыркался, наслаждаясь ощущением какой-то лёгкости, словно он выбрался из клетки. Такой свободы он не видел ни во время службы Нериссе, ни во время сражений с Фобосом, захватывавшим Меридиан. В те дни Олсен был всё время всем должен-должен-должен, а в этой жизни всё иначе — никто ему не приказывает, не надо участвовать в очередных битвах. Он сам по себе.

      — Теперь я вольная птица, — заявил Мэтт и, встав на крышу многоэтажного дома, прошёл по ней пешком гордой походкой.

      Идя до кромки, Олсен перелетел на соседний дом и прошёл уверенной походкой по полу по всей длине. Ощущая себя супергероем, Шегон прогуливался по домам и рассматривал неоновый свет на дорогах.

      Увидев вдали реку, Мэтт отправился к мосту и, летая над водами, рассматривал дно под тёмной гладью. Юноша приближался к холодным волнам, касался руками и рассматривал следы, оставляемые им и быстро исчезающие.

      «Нихрена! Вот это кайф! Последний раз такое ощущение было ещё в детстве, когда впервые был на пляже и бегал по воде, учился плавать. Первый раз круто, а потом уже не так прикольно. Но сейчас, когда никто надо мной не стоит и не приказывает, ещё долго буду кайфовать от полётов, пока не привыкну».

      Олсен взглянул на прибрежное кафе, манящее издали своим ярким светом, уютной атмосферой, и неприятные воспоминания из времён недолгой службы Нериссе нахлынули со страшной силой. Шегон вспомнил, как решил поиграть с огнём — напал на Вилл по время её посиделок в кафе с мамой и учителем истории, в настоящем времени пока ещё не пришедшим в школу. Вандом на него просто злилась; стоило ему почти слово в слово повторить строчки из прощального письма Мэтта и намекнуть, что подделать его почерк не так уж и трудно, Стражница была готова сделать из него курицу-гриль, чем только сильнее раззадоривала его.

      Прокручивая эти воспоминания в голове, Шегон стукнул кулаком по воде и, глядя на круги от удара, прошептал:

      — Тогда мне было весело от её ненависти, но понимаю, что сейчас мерзко и стыдно. Когда меня накрыло на железнодорожной станции с товарняком, я говорил правду. Я был так ужасен, что уже сам себя возненавидел. Каким же я был уродом. Надеюсь, что в этой жизни Вилл не придётся страдать из-за меня.

      Тяжело вздохнув, Мэтт полетел в сторону города и добрался до дома, где живёт семья Хейл. Встав на крышу, Олсен посмотрел на центральную площадь. Самое последнее воспоминание о том сражении начало блекнуть на фоне тех, от которых ему было нестерпимо стыдно.

      Посмотрев на пол, юноша прокрутил в голове все самые ужасные картины из прошлого о собственных нападениях на людей, которые ничего плохого лично ему не сделали; он вспомнил последний бой с Вилл, когда чуть не убил её, очистку сознания от тёмного демона, «битву ансамблей», где стал героем дня и без репетиции. Его воспоминания дошли до окончания того вечера, когда эйфория после концерта прошла, и наступила суровая реальность.

      После выступления Мэтт распрощался с согруппниками и сложил гитару в чехол. Подойдя к Вилл с мирно спящим Хагглсом на её шее, Олсен опустил взгляд и попросил:

      — Вилл, нам надо поговорить. И девочкам тоже надо сказать несколько слов. Это важно для меня.

      Вандом посмотрела на возлюбленного; он не заметил в её взгляде ни упрёка, ни неприязни, ни отвращения к нему за все недавние грехи. Мэтт не мог найти слов, чтобы начать непростой разговор, и не мог поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза, но Вилл с улыбкой положила руки на его плечи, желая обнять его, и ответила:

      — Мэтт, да я рада, что ты вернулся. Для меня важно, что ты теперь со мной, что ты жив. Что ты на свободе, и Шегон не держит тебя в плену.

      Юноша хотел ей что-то сказать, но Стражницы подошли к влюблённой паре. Ирма и Хай Лин с подозрением смотрели на одноклассника, словно видели его впервые, и не понимали, кто перед ними — тот самый Мэтт Олсен или всё ещё демон, выдающий себя за него; Тарани и Корнелия, наблюдавшие на крыше случившуюся с ним метаморфозу, только удивлённо сыпали вопросами:

      — Как ты так умудрился вляпаться?

      — Так ты и есть Шегон?

      Виновато посмотрев на девочек, Мэтт чувствовал себя школьником, получившим двойку, и печальным дрожащим голосом чуть ли не скороговоркой затараторил:

      — Да, это я Шегон. Нерисса в облике Вилл выманила меня из дома. Она нас с Хагглсом дразнила и превратила нас обоих в чудовищ. Я понимал, что творю зло, но ничего не мог сделать. Не мог остановиться. Да, Вилл, ты была права. Мне было противно от самого себя из-за того, что я ей подчинялся. Но ещё противнее было из-за того, что я вообще нёс только разрушения и нападал на вас, хотя так хотел быть в вашей команде. Я не заслужил вашего прощения. Нельзя простить того, кто нападал на ваших близких, стрелял в вас лучом, бил вас и пытался убить. Вы можете за это меня ударить током, повесить на лиане, сжечь заживо, утопить.

      — Знаешь, мы даже Фобосу не желали смерти, хотя он тот ещё мудак, — ответила Корнелия.

      — Ты первый злодей, который раскаялся, — заявила Ирма. — Обычно такие даже не извиняются. Их совесть не мучает в отличие от тебя.

      — Ну не скажи, — ответила Тарани. — Та же Кадма вроде добрая, но даже не извинилась за то, что приняла нас за злых и напала на нас.

      — И, наверное, сама хотела завладеть Сердцами и обмануть Вилл, — добавила Лэр.

      — Вовремя мы её отговорили, — продолжала Кук.

      Услышав имя королевы Замбалы, Мэтт скривился. Но не из-за того, что она над ним и остальными Рыцарями Гибели потешалась, указывая на их бессилие. Она сама по себе была ему неприятна. Сложно было объяснить — вроде хороший человек, но отталкивает, словно у него аура тёмная.

      — Жаль, что я не понял Хагглса, когда он отговаривал меня, — заявил Мэтт. — Он злился, когда Вилл, точнее, Нерисса, выманила меня.

      — Но теперь-то ты с нами, — оживилась Хай Лин.

      — Хай Лин, прости меня, — начал свою речь Олсен, не обращая внимание на её слова. — Я напал на твою бабушку, охотился за ней, когда Нерисса собирала бывших Стражниц. Я в твоём обличье нападал на ходячие деревья.

      — Мэтт, ты был околдован, — попыталась успокоить его китаянка. — Только не надо так себя гнобить. У тебя ещё есть шанс исправиться, если ты этого хочешь.

      — Ирма, ты тоже прости меня, — продолжал юноша, не ожидая прощения. — Я чуть не сшиб крылом твою маму. Она могла из-за меня попасть в аварию.

      — Для начала прощу. Просто понимаю, что ты был под колдовством. Но если тебя переклинит, и ты опять тронешь моих близких, то имей в виду — я тебе голову оторву, — ответила Ирма, пригрозив кулаком.

      — Тарани, прости меня. Я напал на Питера и напугал его.

      — Не буду повторять за Ирмой и прекрасно понимаю, что ты был околдован. Просто больше так не делай.

      — Корнелия, прости меня. Я напугал Лиллиан, и она из-за меня, наверное, боялась спать. Неужели я и вправду настолько страшный?

      — Знаешь, когда Элион была принцессой и слушала враньё своего братца, она так же на меня нападала и делала мне больно, но я не могла её бросить одну на растерзание этим двум змеям, — рассказала Корнелия. — Причём дружок Фобоса в самом прямом смысле змея. Она исправилась и признала, что была виновата. Ты так же оступился, как она. Но я вижу, что и ты признал свою вину. Хоть Лиллиан меня бесит, но имей в виду — никто не смеет обижать мою сестру, кроме меня.

      Девчонки даже рассмеялись над последней фразой Хейл о её сестре. Признавая свою вину перед Стражницами, Мэтт смотрел на них, ощущая себя приговорённым к казни; они говорили, что простили его, но ему казалось, что после пережитого неприятный осадок у них всё же остался. Вроде они поняли, что он был под действием колдовства старой ведьмы. Но всё равно чувство вины продолжало его беспокоить.

      — Спасибо, что выслушали меня... Вилл... — Произнеся её имя, Мэтт ощутил слезу на щеке; борясь с желанием заплакать, продолжил: — Прости меня. Я от лица Шегона тебе врал, что похитил самого себя, а потом дразнил своим именем. Я изводил тебя, чтоб ты меня ненавидела. Я напал на твою маму и мистера Коллинза. Они могли бы из-за меня погибнуть. А сегодня я чуть не убил тебя. За что ты меня любишь? Я тебя недостоин.

      — Мэтт, я знаю, что ты был околдован, — утешала своего возлюбленного Вилл, положив руку на его плечо. — Поэтому я не злюсь на тебя. Тем более, всё обошлось — Дин Коллинз спас мою маму. Иначе я бы тебе не простила. Думаю, что девчонки тоже тебя простили. Теперь тебе нужно простить самого себя. Ты смог уничтожить в себе Шегона и не стать преступником. Но ты продолжаешь себя ненавидеть. Ты не он. Пойми это.

      — Это благодаря тебе, Вилл, — ответил Олсен и забрал себе мистера Хагглса, мирно спящего на шее. — Если бы что-то с тобой случилось, то я бы тоже умер. Знаешь, мне было так хорошо, когда я пел. Ты спасла меня от меня же, ведь ты верила в меня.

      — Но все живы и остались при своём уме, — вставила Хай Лин. — Так что пойдём домой. Нас уже предки заждались.

      Поняв, что больше никто не держит на него зла, Мэтт распрощался с девчонками, положил Хагглса в капюшон толстовки и отправился к остановке. Уже в автобусе Олсен сидел на кресле и, сжимая гриф гитары, смотрел в окно. Он чувствовал облегчение после покаянной речи, но слёзы невольно наворачивались на глаза от осознания, что чуть не стал убийцей.

      Вспоминая этот неприятный эпизод из жизни, Мэтт смотрел на огни вечернего города и прохожих, словно не замечающих прямо на крыше необычного человека, и про себя подумал:

      «Иногда я даже ненавидел облик Шегона до такой степени, что даже готов был выдрать из головы эти дреды вместе со скальпом; но в то же время он часть меня, хоть и не самая приятная. Теперь моя совесть чиста, и он больше не компостирует мне мозги. А теперь мне нужно учиться управлять своей силой, а то третьего шанса может и не быть».

      Посмотрев на огромные башенные часы, Олсен понял, что уже пора домой. Пролетая над крышами высоких старинных зданий, юноша заметил драку в подворотне — два парня-хулигана били ногами лежащего на холодном асфальте мужчину в деловом костюме. Решив вмешаться, Шегон приблизился и ударил одного нападавшего поражающим лучом из глаз.

      — Что за хрень? — не поняли парни, рассматривая в полумраке «чудище», медленно спускающееся вниз по воздуху.

      Другой нападавший швырнул пустую стеклянную бутылку в «непонятное существо», и от одного удара зелёным лучом коричневые осколки разлетелись в разные стороны. Избитый убежал, пользуясь моментом и, отойдя на безопасное расстояние, набирал номер полиции. Не понимая, что случилось, гопники наперебой кричали от ужаса:

      — Господи, что за чёрт?

      — Откуда ты взялся, сатана?

      «Они меня боятся», — отметил про себя Мэтт и громко заявил: — Бойтесь меня! Я пришёл за вашими душами! Скоро вы оба сгорите в аду!

      Испугавшись, драчуны разбежались врассыпную с места преступления, не разбирая дороги. Посмеявшись над ними, Олсен не стал дожидаться полицию, которую наверняка вызвал избитый незнакомец, а быстро улетел из подворотни и, приземлившись возле своего окна, превратился обратно в школьника.

      Вернувшись в свою комнату, юноша посмотрел на книжную полку, на которой стояли видеокассеты и DVD-диски в жанре фантастика, и про себя отметил:

      «Хорошо, что на мне маска, и меня никто не узнает. Людям внушили, что магии нет, что все волшебники — это выдумки из сказок и фэнтези, а всё, что странное — это предвестники конца света и духи из ада. Люди не готовы принять волшебную реальность. Я не буду им ничего доказывать. Буду втихаря вершить подвиги, как истинный рыцарь».