Разве не согревает тебя, мир, охваченный пламенем?

Разве не твоя жизнь — разжигать пламя?

Разве это не пустая трата времени, когда они наблюдают за отбрасыванием тени?

Разве ты не моя крошка? разве ты не моя крошка?

Ничто не сравнится с моей крошкой

Ничто не сможет заглянуть в мою крошку

Ничто не сравнится с моей крошкой

Ничто, ничто, ничто, ничто…

Hozier, NFWMB

Гермиона смотрела, как Салли-Энн Перкс стошнило в корзину для бумаг, и подумала: «Маленькая глупая сучка».

Мысль, короткая и мерзкая, исчезла так же быстро, как и появилась, и почти одновременно Гермиона подалась вперед, чтобы откинуть волосы с лица другой девушки и погладить ее спину медленными успокаивающими кругами. Салли-Энн, плача, обнимала корзину для бумаг, а Гермиона, взмахнув палочкой, бесшумно убрала все следы беспорядка.

Она не могла винить Салли-Энн. Накануне днем Гермиона не завтракала и не ужинала, опасаясь, что не сможет сдержаться. Тошнота накатывала на нее волнами, а вместе с тошнотой и ощущение, что она едва удерживает на поводке какое-то взбесившееся существо. Как будто сдерживающий ее поводок в любой момент оборвется, и она вцепится зубами в ближайшего человека, который к ней прикоснется.

То, что письмо и «Пророк» принесла одна и та же сова, было либо судьбой, либо удачей, либо же чистой случайностью. Если бы Гермиона сначала прочитала «Пророк», она, возможно, ужаснулась бы и выбросила письмо нераспечатанным, или иным другим образом избавилась бы от этого маленького клочка пергамента, который навсегда изменил ход её жизни и всего волшебного мира. Если бы «Пророк» был сложен немного по-другому, она увидела бы несколько букв заголовка, то могла бы выхватить его у совы и прочитать прямо на месте, блуждая глазами по каждой строчке с нарастающей паникой, яростью и страхом. Если бы она прочитала «Пророк» первым, она могла бы закричать, или упасть в обморок, или каким-нибудь иным образом оповестить остальных обитателей Норы о том, что что-то пошло ужасно, ужасно не по их плану. Возможно, все могло быть по-другому, размышляла Гермиона позже, мучаясь из-за своего выбора. Возможно, все могло бы быть по-другому с самого начала, если бы она только сначала прочитала «Пророк».

Но в то роковое утро двадцать восьмого июля, за несколько дней до семнадцатого дня рождения Гарри, Гермиона первой открыла письмо, а не развернула и не прочитала «Пророк», но теперь никто и никогда не узнает, изменило бы это ситуацию или нет. Из всех решений, о которых Гермионе предстояло скорбеть, это было самым незначительным и простым, но при этом самым повторяющимся: если бы она только прочитала «Пророк» первым…

Но вместо этого она прочла письмо, вызвав дождь золотых искр, которые растворились в ее коже и завтраке, навсегда заклеймив ее как магглорожденную, обреченную на замужество. Вместо этого она опустилась в кресло, набив рот песком, и стала раз за разом перечитывать строчки написанного аккуратным почерком письма, в котором говорилось, что с магической точки зрения она — нежелательная пара, и поэтому Министерство организует для неё брак (автор письма чопорно заверял ее, что это делается для того, чтобы обеспечить зачатие и рождение детей-волшебников, а также служит дополнительной гарантией того, что она больше не украдет ничью магию).

Во время всех своих приготовлений Гермиона и предположить не могла, что Министерство так смело выступит против магглорожденных, по крайней мере, до этого момента. Она думала, что у нее будет больше времени. Они все так думали.

Гермиона сидела за столом в окружении шумного семейства Уизли, которое кричало и бушевало против несправедливости происходящего, против того, что молодых ведьм и волшебников принуждают к таким отвратительным и развратным бракам, и тихо поражалась тому, насколько эффективным был этот закон — ведь он затрагивал лишь небольшое количество людей, поскольку магглорождённых было мало, а тех, на кого распространялся этот закон, ещё меньше. Большинство магглорожденных в возрасте от семнадцати до сорока лет, вероятно, уже были женаты.

Они не смогли бы сделать ее более эффектной мишенью, даже если бы написали закон под названием «Гермиона Джин Грейнджер должна бросить Гарри Поттера перед лицом его испытания или встретиться со смертью».

Оглядываясь назад, Гермиона могла бы быть польщена, если бы события грядущей войны не заставили ее вообще забыть о том «мирном» времени. Им нужно было перевернуть небо и землю, чтобы удержать ее от помощи другу, и они, зная, что это единственный способ разлучить ее с Гарри Поттером, специально написали этот закон. Закон, который войдет в исторические анналы на тысячелетия вперед.

Им было проще избавиться от Рона. Они просто забрали его.

Целители из Святого Мунго явились в день свадьбы Билла и Флёр, вырвали Рона из лона семьи и оглушили при этом Артура и Молли. Как потом рассказали Гермионе, поскольку сама она не была свидетельницей его похищения и заточения, близнецы едва не погибли во время потасовки. Только позже она узнала, что Рон был помещён в специальное отделение Святого Мунго для лечения инфекций и болезней, так как у него якобы была болезнь Спаттергройта, которую необходимо было локализовать. Вслед за целителями появились сотрудники Министерства и попытались схватить уже Гарри, но Билл и Флёр вовремя его увели.

Обо всём этом Гермиона узнала позже, потому что в утро свадьбы Билла и Флёр, когда Рон был схвачен, а Гарри спасался бегством, Гермиона наблюдала, как Салли-Энн Перкинс, единственная подходящая магглорождённая из их класса, выплевывает содержимое своего завтрака в корзину для бумаг. На них обеих были одинаковые плохо сидящие свадебные платья — дешёвые наряды, которые казались скорее упражнением в публичном унижении, чем попыткой придать бракосочетанию благочистивый вид.

— Все будет хорошо, — солгала Гермиона. — Твои родители здесь?

Салли-Энн дрожащим движением вытерла рот и кивнула.

— Они п-подали прошение, но не смогли доказать наличие у нас магического предка, — прошептала она.

Термин «больной от горя» казался слишком поверхностным, чтобы применять его в этой ситуации. Гермиона предала забвению своих родителей всего за две недели до получения письма, но даже если бы этого не случилось, это не имело бы никакого значения. Новость о том, что их дочь — ведьма, стала для них обоих полной неожиданностью, и доказать их какое-либо магическое происхождение было бы невозможно.

Но все же, подумала Гермиона, скорбя и негодуя, у Салли-Энн, по крайней мере, здесь с ней родители. По крайней мере, они смогут стать свидетелями свадьбы своей дочери. Еще одна мысль, низкая и темная, пронеслась в ее голове: «У Салли-Энн есть братья и сестры. Я — единственный ребенок в семье, и теперь фактически сирота. Некому убрать волосы от моего лица и нежно рисовать маленькие круги на моей спине».

В министерском коридоре с высоким потолком стояла горстка других магглорождённых ведьм и волшебников, все они были молоды, и большинство из них плакало. Некоторые, как и Гермиона, были тверды, непоколебимы и смотрели своей судьбе прямо в лицо. Одного за другим их вызывали в небольшую комнату, которая с первого взгляда напоминала зрительный зал, и из которой они выходили уже с новоиспеченными супругами.

Некоторые выходили из комнаты, откровенно рыдая, в то время как их супруги держали каменные лица. Другие пары, явно незнакомые раньше, выходили с неловким видом, бросая друг на друга взгляды. И только двое счастливчиков вошли в зал и вышли оттуда с открытым облегчением на лицах, испустив вздох облегчения.

Гермиона попыталась представить, за кого Волан-де-Морт хотел бы выдать ее замуж.

Возможно, за Драко Малфоя?

Гермиона ощетинилась — она бы выцарапала ему глаза. Возможно, она была достаточно важной персоной, чтобы заслужить настоящего Пожирателя Смерти, кого-то вроде Макнейра или Долохова. Если бы она была женой любого из этих монстров, они бы наполнили спичечный коробок тем, что осталось бы от нее после первой брачной ночи.

Брачная ночь.

Гермиона пропустила мимо ушей нависшую над ней, как небоскрёб, мысль.

Не думай об этом, — отмахнулась она. — Думай о том, как сохранить свою палочку.

Такова была практическая «выгода» от большинства таких браков — если магглорожденные не вступали в брак, им приходилось ломать свои волшебные палочки и возвращаться в маггловское общество. Это, по крайней мере, позволило бы сохранить ее магию в пределах легкой досягаемости.

Кто бы это ни был, он поймет, что Гермиона Грейнджер не трусиха. Если бы он хотел выпытать у неё информацию, она бы умерла первой. Она бы ни за что не предала Гарри или Рона.

С другого конца коридора послышались движения и звуки. Магглорожденные среагировали: подняли взгляды, прерывисто задышали, а один даже потрясенно ахнул.

Гермиона подняла взгляд от места, где ухаживала за Салли-Энн, и застыла как вкопанная с открытым ртом.

Человек, убивший Альбуса Дамблдора, Северус Снейп, стремительно шел по коридору, за ним развевалась черная мантия. Он выглядел точно так же, как и до той ужасной ночи (хотя Гермиона почему-то ожидала, что он каким-то образом должен был измениться), как будто его тело было каким-то фасадом. Но нет, он был прежним: длинные черные волосы, большой крючковатый нос, блестящие черные глаза под опущенными бровями, фирменный изгиб верхней губы и усмешка, с которой он смотрел на скорбящих магглорожденных вокруг него.

Мысли в голове бегали сумасшедшими, заикающимися кругами.

Он полукровка. Принц-полукровка. Почему он здесь? Без…

Если только он не собирался жениться на одной из них.

Гермиона тут же посмотрела на Салли-Анну, почувствовав прилив сочувствия.

О нет, только не эта маленькая больная хаффлпаффка, подумала она про себя. Снейп уничтожит ее. Выйти замуж за незнакомого человека в семнадцать лет уже достаточно жестоко, но выйти замуж за Снейпа…

И тут она поняла.

Осознание охватило ее, медленно вонзаясь ей в живот, все глубже, по мере того как он подходил к ним. Он приближался не к Салли-Энн. Он направлялся прямо к ней.

Именно она выходила замуж за Северуса Снейпа.

— Мисс Грейнджер, — резко сказал он, — нас ждут внутри.

Салли-Энн так крепко сжала ее руку, что Гермионе показалось, что у нее сломаются кости. Внезапно настала очередь Салли-Энн проявить сочувствие. Гермиона оторвала взгляд от своего будущего мужа и посмотрела на девушку, которую утешала всего несколько мгновений назад, — ее большие голубые глаза были полны страха и сочувствия.

Гермиона машинально отпустила волосы Салли-Энн, а затем в последний раз погладила ее по спине.

— Береги себя, Энн, — тихо сказала она.

— И ты тоже, Грейнджер, — голос девушки дрожал от непролитых слез. Гермиона почувствовала облегчение.

Салли-Энн была в безопасности. За кого бы ее ни выдали замуж, это было бы не хуже, чем быть женой Северуса Снейпа.

Первый из многих сюрпризов, связанных с Северусом Снейпом, случился сразу же, когда Снейп протянул ей руку. Это был настолько старомодный, учтивый жест, что Гермиона едва насмешливо не фыркнула. Она не собиралась брать его за руку, как будто они были парой одурманенных влюбленных юнцов. Вместо этого Гермиона сунула руки в карманы и крепко сжала волшебную палочку. Возможно, это последний раз, когда она ее держит.

Порознь они вошли в маленький кабинет, по обеим стенам которого выстроились ряды кресел, предположительно предназначенных для членов семей новобрачных, чтобы те могли сидеть и следить за церемонией. Кроме них, там никого не было, за исключением двух чиновников министерства, сидящих по бокам от Долорес Амбридж, которая восседала за своим столом, как лягушка на лилии. Приземистая. Упитанная. Как будто она грелась на солнышке в окружающей ее нищете.

— Доброе утро, профессор Снейп, — бодро произнесла Амбридж, раскрывая перед собой толстый фолиант. — Хочу поблагодарить вас обоих за пунктуальность. У нас были неприятные ситуации, когда кое-кто пытался бежать. Это намного усложняет процесс, вы согласны?

Северус Снейп ничего не сказал, а Гермиона едва удостоила розовую жабу взглядом. Если бы она сбежала, это ни к чему бы не привело — искры, которые попали ей на кожу и волосы, когда она впервые открыла письмо, привели бы Министерство прямо к ней.

— Мисс Грейнджер, не могли бы вы достать свою палочку, пожалуйста? — Амбридж приосанилась.

Ужас сковал мышцы Гермионы льдом, а ее палочка внезапно показалась ей очень тяжелой. Она медленно вытащила ее и положила на стол Амбридж. Амбридж подхватила палочку с двух сторон, и Гермионе потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься вперёд и не выхватить её обратно. Она поняла, что дышит очень неглубоко, в ее глазах заплясали искорки.

— Десять и три четверти длины, лоза, сердечная жила дракона, — сказала Амбридж, отмечая что-то в своих бумагах галочками. — Достаточно жесткая. И где вы приобрели эту палочку?

— У Олливандера, — ответила Гермиона скрипучим голосом.

— И кто-нибудь может это подтвердить? — ласково поинтересовалась Амбридж.

Гермиона не смогла сдержать нахлынувшей снисходительности.

— Олливандер, я полагаю.

— Олливандер оказался совершенно бесполезен в предоставлении точных записей, — ответила Амбридж, не обращая внимания на ярость Гермионы. — И хотя в настоящее время его допрашивает Министерство, я полагаю, что он не был бы очень надежным свидетелем из-за его возраста и памяти.

— У него отличная память, — горячо возразила Гермиона, — он помнит каждую палочку, которую когда-либо продавал!

— Но он не записал ни об одной из них, — сказала Амбридж тоном, которым объясняют что-то очень тугодумному ребенку. — И поэтому он неприемлем в качестве свидетеля. Есть ли у вас другие свидетели того, как вы приобрели эту палочку?

— Мои родители, — огрызнулась Гермиона.

Амбридж хмыкнула.

— Боюсь, магглы тоже не слишком надежные свидетели, — проворчала она. — Из-за их низкого уровня умственных способностей и склонности к лжи.

— Мои родители не лжецы, — прорычала Гермиона, — и я тоже.

— К сожалению, проверить это невозможно, — сказала Амбридж и отложила палочку Гермионы в сторону. — Директор, готовы ли вы взять на себя ответственность за палочку вашей жены на время, пока мы разберемся, как именно она ее приобрела?

С небольшим потрясением Гермиона поняла, что Амбридж разговаривает со Снейпом.

Директор? Он новый директор Хогвартса?

Мысль о Снейпе, сидящем в кресле Дамблдора в кабинете Дамблдора, наполнила ее яростью. Ее руки сжались в кулаки и неподвижно повисли по бокам.

— Готов, — проворчал Снейп.

— Тогда она ваша, — сладко проворковала Амбридж и протянула ему палочку Гермионы. Он убрал ее в карман. Гермионе захотелось ударить его. — Теперь, я полагаю, осталось только провести брачную церемонию, — Амбридж развернула официальный свиток и протянула перо. — Может, вы оба просто распишетесь здесь?

Гермиона мгновение просматривала свиток, а затем ее взгляд упал на слова «произвести на свет одного здорового, волшебного ребенка» и перестала читать. В животе поднялась тошнота, а грудь сжалась.

Они подписали.

— Теперь вы можете поцеловать невесту, если пожелаете, — Амбридж наклонилась вперед, ее глаза внезапно сверкнули злобой. Гермиона поняла, что именно этого жаба и ждала, и желание перепрыгнуть через стол и наброситься на нее стало шокирующе сильным.

Снейп даже не взглянул на нее.

— Я бы предпочел этого не делать, — коротко сказал он.

Гермиона повернулась, чтобы посмотреть на него. Он предпочел бы этого не делать? Он не хотел ее целовать? На краткий миг, такой короткий миг, что она едва заметила, как его захлестнула волна облегчения, возник небольшой комочек разочарования.

Амбридж разочарованно откинулась на спинку стула.

— Есть еще вопрос о формах для смены имени, — продолжила Амбридж, перекладывая бумаги на столе.

— В этом тоже нет необходимости, — ответил Снейп.

Амбридж была вдвойне разочарована, пока не стало ясно, что она приняла решение.

— Да, но прежде чем пожелать вам обоим удачи, я хочу сделать еще кое-что, — сказала она и протянула брошюру. — Это может быть очень шокирующе — внезапно обнаружить себя женатым на магглорожденной, — от того, как она это сказала, у Гермионы мурашки побежали по коже, — и поэтому мы взяли на себя смелость создать что-то вроде группы поддержки для супругов. Если вы хотите получить дополнительную информацию…

Северус выхватил брошюру и грубо засунул в складки своей мантии, после чего повернулся на пятках и стремительно выскочил из комнаты. Гермиона, бросив последний взгляд на Амбридж, прежде чем догнать своего новоиспеченного мужа, поспешила за ним.

Сердце бешено колотилось, Гермиона едва осмеливалась дышать. Ни поцелуя, ни смены имени — она была уверена, что Снейп хотел бы господствовать над ней всей своей полученной властью, заставить ее чувствовать себя как можно более несчастной и неловкой, но он почему-то казался ей почти таким же несчастным, как и она сама.

Это действительно потому, что он женился на магглорожденной? Этого не может быть. Но, возможно, так оно и есть — в конце концов, он слизеринец, а слизеринцы печально известные сторонники чистоты крови.

От этой мысли у Гермионы вспотели ладони.

Не поэтому ли он принижал меня все эти годы, целенаправленно унижая на каждом шагу? Нет, этого не может быть. Невилл принял на себя основную тяжесть его язвительных оскорблений, а Невилл — чистокровный.

Она едва не столкнулась с ним, когда он остановился перед большим камином. На каминной полке стоял удобный контейнер с летучим порошком, и он взял щедрую щепотку.

— Следуйте за мной, — сказал он ей голосом, похожим на кремень, и швырнул порошок в огонь. — Хогвартс, — коротко бросил он и исчез, окутанный зеленым пламенем.

◄••❀••►

Гермиона выскочила, кашляя пеплом, из камина и упала на ковер. Ее локоть был поцарапан, а живот все еще болел, но в остальном она была невредима. Не считая того, что теперь она была женой. Это еще не совсем дошло до нее, поэтому она проигнорировала сей факт.

Они находились в кабинете директора, который теперь разительно отличался от того кабинета, в котором раньше обитал Дамблдор. Тогда он был полон странных и веретенообразных приборов, серебряных артефактов, вихрящихся и плавающих, тикающих и щелкающих на различных полках и поверхностях. Возле камина у Дамблдора всегда стояла миска со сладостями. Теперь все здесь было по-спартански торжественно, лишено индивидуальности и тепла. Даже высокие окна, в которые раньше вливался свет, были закрыты тяжелыми шторами, окутывающими помещение мраком.

Снейп сидел за столом директора и что-то яростно писал. Она осторожно подошла и неуверенно села напротив него.

Он молча достал из кармана ее палочку и передал ей, не отрываясь от своих записей.

Взять в руки палочку было все равно что почувствовать, как отрастает отрезанная конечность. Ощущение было мгновенным, оно наполнило её надеждой и воздухом, и Гермиона сжала ее так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Спасибо, — неуверенно произнесла она.

— Твои вещи будут доставлены сюда, — сказал Снейп, игнорируя ее, — они прибудут следующим поездом. Для тебя уже выделена комната в подземельях.

— Комната? Я не буду жить с вами? — спросила она. Голос ее звучал тоненько.

— Это расширение моих нынешних покоев, — ответил он кисло и жестко. — Необходимо поддерживать видимость брака. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе не причинили вреда, но это зависит от того, будешь ли ты глупым маленьким ребенком и нарвешься ли на неприятности, как ты уже ни раз делала за время своего пребывания в этом замке. Я достаточно ясно выразился?

— Я буду жить в Хогвартсе? — тупо повторила Гермиона. Это едва ли казалось реальным.

Снейп вздохнул.

— Да, — прорычал он, явно не желая повторяться, — поскольку это мое нынешнее основное место жительства. Как ты, возможно, уже убедилась, я новый директор. Следовательно, я буду проводить большую часть своего времени в этом замке.

Затем он посмотрел на нее, его черные глаза были пронзительными и непостижимыми.

— Я ясно выразился?

Он пытался что-то сказать ей, и она знала это.

— Да, — медленно произнесла она, — но что я собираюсь здесь делать? Я ведь больше не студентка, не так ли?

— Я позаботился о том, чтобы ты продолжила обучение, — продолжил Снейп, — но это должно быть независимо от твоих одноклассников. У тебя есть все ресурсы замка, но ты не будешь посещать занятия с другими учениками. Это оставит тебе непомерно много свободного времени, которое, я ожидаю, ты заполнишь учебой и исследованиями.

Казалось, он слишком четко выговаривал каждое слово, и Гермиона наконец поняла.

— Понятно, — сказала она и решительно кивнула.

Снейп расслабился и перестал писать.

— Тебе не разрешается покидать замок, — сказал он ей. — Даже на территории школы тебя должна сопровождать компаньонка. — Он наклонился вперед, и его голос понизился почти до шепота. — Условия этого соглашения жесткие. Мы будем под постоянным наблюдением. Возможно, от тебя потребуется предстать перед Темным Лордом. Я не смогу открыто помочь тебе каким-либо образом. Я ясно выражаюсь, Грейнджер?

Скрытое «Помоги мне»…

Северус Снейп все еще был на их стороне.

Это было похоже на восход солнца — облегчение озарило ее, открытое и ликующее.

— Да, сэр, — прошептала она.

Он усмехнулся.

— Тебе придется научиться получше скрывать свою очевидную радость, Грейнджер.

— Извините, — сказала она, пытаясь взять себя в руки. Снейп все еще был на их стороне, но его лицо по-прежнему представляло собой маску раздражения и неудовольствия.

— Я не преувеличиваю, Грейнджер. При малейшем намеке на заговор или уловку мы оба будем убиты. Если мне дадут возможность, я с радостью пожертвую твоей жизнью, чтобы спасти свою собственную. Не ставь меня в положение, когда мне придется выбирать.

Это отрезвило ее.

— Конечно, нет, директор, — сказала она.

Он вздрогнул от почетного обращения.

— Было бы лучше, если бы мы сохранили видимость отношений мужа и жены, — натянуто сказал Снейп.

На долю секунды Гермиона опешила, как еще она могла его называть.

Директор? Профессор? Сэр? Мистер Снейп? Но с губ сорвалось:

— Северус?

— При необходимости, — сказал он отрывисто.

— Значит ли это, что ты будешь называть меня Гермионой? — рискнув, спросила она. Если бы это происходило при менее ужасных обстоятельствах, это могло бы прозвучать игриво. Шутка между товарищами по оружию. Вместо этого, для ее ушей, слова прозвучали смутно недовольно.

— Если того потребует ситуация, — ответил Северус и продолжил писать.

В голове у Гермионы вертелась тысяча вопросов, но она остановилась на самом насущном: «С Гарри все в порядке?»

— Сегодня утром он избежал поимки, это все, что я знаю, — ответил он. Гермиона закрыла лицо руками.

Северус поднял глаза.

— Новости о твоих друзьях будут скудными, Грейнджер. Я не могу получать информацию от Ордена так же легко, как раньше. Чем меньше ты знаешь об их передвижениях, тем меньше тебе придется прятать от Темного Лорда.

Только тогда Гермиона вспомнила, что он уже говорил об этом однажды: от нее, возможно, потребуется предстать перед Темным Лордом. Она подняла голову.

— Что значит «прятать»? Это Вол, — начала она, но он перебил ее.

— Темный Лорд хочет, чтобы тебя держали как можно дальше от Гарри Поттера, — резко сказал ей Северус. — Я буду учить тебя Окклюменции. Надеюсь, ты учишься быстрее, чем твой идиот-одноклассник, Поттер. Есть определенный фасад, который мы должны поддерживать, и мы не сможем достичь этого, если ты не сможешь скрыть от него определенные воспоминания. Например, характер этого разговора.

— Я понимаю, — быстро сказала Гермиона. Она сжала руки — вся тяжесть ситуации начала ею осознаваться, и ее голова закружилась.

Теперь ее задание изменилось. Она больше не будет следовать за Гарри, находить и уничтожать крестражи с помощью их союзников. Теперь ее втянули в самое сердце плана Пожирателя Смерти, а один из главных приспешников Темного Лорда стал ее названым мужем. Ей нужно стать превосходной лгуньей и быстро учиться — по крайней мере, одна из этих вещей была уже реализована, а если кто-то и мог научить ее лгать, то это был Северус Снейп.

Мысль о такой тесной связи со своим бывшим профессором была слишком странной, чтобы полностью ее осознать. Она продолжала мысленно обходить ее стороной; она играла на мелководье, не подозревая об огромном океане. Сейчас, сидя за столом напротив нее, он казался знакомым и безопасным, но делить с ним жилплощадь? Брать частные уроки? Она не могла вспомнить ни одного случая, когда была наедине с профессором Снейпом, а теперь они были женаты.

Каким бы Северус Снейп был мужем? А какой она должна быть женой?

Мысль — резкая и тошнотворная — промелькнула у нее в голове. Слова сорвались с ее губ прежде, чем она смогла остановить их.

— Они ожидают, что мы будем заниматься сексом?

Перо резко остановилось. Северус не смотрел ей в глаза.

— В Министерстве говорят, что хотят получить ребенка, — продолжила Гермиона, запнувшись, — но я полагаю, что у Темного Лорда другие планы.

— Полагаю, Темный Лорд сочтет весьма забавным, если ты забеременеешь, — сказал Северус, почти рыкнув, — но я не буду к тебе прикасаться.

Он сказал это с таким ядом, что Гермиона не могла не обидеться и слегка покачнулась на пятках.

— Не хотите пачкать руки грязнокровкой? — угрюмо спросила она.

Ярость, отразившаяся на его лице, была такой внезапной и интуитивной, что Гермиона опешила. Он сломал перо, разбрызгав чернила.

— Никогда больше не произноси этого слова в моем присутствии, — прорычал он.

— Я буду называть себя так, как захочу, — огрызнулась она, готовая драться, и тут же встретила его гнев, как обмен ударами. — Министерство не издавало законов, лишающих вас человечности. Это вы отвечаете за мою палочку и мою магию, как будто я чертов ребенок или воровка! Если я хочу называть себя грязнокровкой, я, чёрт возьми, буду это делать, а если я хочу называть Тёмного Лорда Волан-де-Мортом, я скажу ему это в лицо.

Пульс гулко отдавался у нее в ушах. Она возвышалась над ним, ее грудь вздымалась от праведной ярости. Он медленно откинулся на спинку директорского кресла. В тусклом, сумрачном свете чернила на его руках выглядели как кровь.

— Твоя жизнь будет зависеть от того, сможешь ли ты контролировать свой характер, Грейнджер, — мягко сказал Северус, его голос был похож на шелковое мурлыканье. — Темный Лорд не терпит оплошностей, — эти черные глаза были такими горячими и непоколебимыми, что заставили ее отпрянуть. — А я не терплю дураков.

Он починил перо и стер чернильные пятна, пока Гермиона стояла, дрожа в лучах слабого света, отбрасывавшего тень на ее лицо. Она пыталась сдержать дыхание — голова шла кругом.

— Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, — сказала она, прерывисто дыша, — но я сделаю все возможное, чтобы Гарри остался в безопасности. Я не боюсь этой войны, я не боюсь умереть.

Северус посмотрел на нее, его лицо было непроницаемым, ничего не выражающим.

— Тебе следовало бы, — сказал он наконец.

— Я не боюсь, — ее голос был сухим, как хворост.

— Тебе следовало бы, — повторил он, на этот раз более сердито. — Я не хочу возиться с очередным суицидальным гриффиндорцем с комплексом героя. У меня их полно в башне, мне не нужно, чтобы моя жена… — теперь уже презрительно, — пыталась совершать глупости. Воспитай в себе чувство самосохранения, Грейнджер, иди против своих низменных инстинктов.

Она села, схватившись пальцами за край сиденья. Ее сердце все еще колотилось, но теперь она лучше осознавала, насколько она голодна и как пусто у нее внутри.

— Я не самоубийца, — сказала она. Пока нет.

— Дай себе время, — сказал он ровным голосом. — Когда возникнет такое желание, найди меня. Не делай ничего опрометчивого. Во всем своем поведении, когда за тобой наблюдает кто-то, кроме меня, ты должна проявлять покорность. Теперь ты военнопленная, Грейнджер, и это самое главное. Чего хочет Министерство и чего хочет Темный Лорд, не имеет значения — важно сохранять вид запуганной, послушной, бесполезной девчонки. Все остальное подвергает тебя неописуемой опасности.

Северус Снейп говорил об уловках и тоске по смерти так, будто не знал ничего другого, будто единственное, о чем он думал, — это как прожить достаточно долго, чтобы потом спокойно умереть. Возможно, именно это и двигало им — Гермиона не могла этого знать. Наверное, это было очень утомительно — одновременно планировать все возможные варианты развития событий и при этом не представлять себе, что можно выжить при любом из возможных сценариев. Мастерски балансировать между жизнью и смертью, подготовкой и случайностью.

Гермиона открыла рот, чтобы сказать ему, что ей очень жаль, но вместо этого выпалила:

— Я не умею притворяться бесполезной. Вам придется научить меня.

Укол. Он даже не вздрогнул. Почему она так хотела вызвать у него реакцию?

— Притворись Уизли, — ответил он ей и вернулся к письму.

◄••❀••►

Сам замок знал, что что-то глубоко не так, глубоко в камнях и слезах, кровоточащих из студентов каждую ночь. Магия была неправильной. Она проникала сквозь ветер и траву и будоражила озеро, вызывая ощущение неправильности и безнравственности. Замок понял это задолго до остальных сотрудников Хогвартса, хотя и пытался рассказать им. Замок знал о смерти Альбуса Дамблдора.

Но замок был всего лишь камнями и гобеленами, призраками, лестницами и пустыми доспехами. Первокурсники чувствовали в замке такой же инстинктивный холод, как и на озере, и поэтому сбивались в группы. Благоговение и удивление, царившее в замке первого сентября, исчезли, их место заняла мрачная солидарность старшекурсников, которые собирались в кучки, готовясь защищать друг друга.

Замок скорбел.

Поверните назад, — он пытался предупредить одиннадцатилетних подростков, появившихся на пороге замка. Уходите.

Что-то было не так. Хогвартс больше не был безопасным местом.

◄••❀••►

Гермиона чувствовала себя нищенкой, притаившейся в дверях Большого Зала и наблюдающей за церемонией Распределения. Северус велел ей остаться в покоях, но она проигнорировала его. Для нее было пыткой не занимать свое место за столом Гриффиндора, а просто смотреть, как ее друзья со страхом в глазах сидят, сбившись в кучку. Прислонившись к дверному косяку, Гермиона наблюдала за тем, как Распределяющая Шляпа опускается на глаза то одному, то другому ученику.

Неужели они всегда были такими маленькими?

Они казались такими невероятно крошечными.

Неужели я действительно была такой маленькой?

Хотела она этого или нет, но Гермиона вспомнила прошлое, вспомнила свою собственную церемонию Распределения, где сидела, вцепившись в края табурета, и так долго мысленно слушала, как спорила сама с собой Шляпа, что могла бы сойти за вешалку для головных уборов. Секунды текли в полной тишине, и Гермиона, все больше паникуя, ерзала и прислушивалась к Шляпе, которая бормотала и задавала все новые вопросы в ее мозгу.

— В тебе есть страх, — сказала ей Шляпа, сипло и пронзительно, — и такой интеллект, такая способность к обучению… Ты хочешь учиться? Любишь книги, но зачем они тебе? Орлы или змеи, малышка?

Только позже она поняла, что Шляпа размышляла о том, не следует ли ее распределить на Слизерин. Тогда одиннадцатилетняя Гермиона обиделась на это, но отмахнулась от своих заоблачных амбиций и сделала вид, что это не имеет никакого отношения к ее интеллекту. Когда Шляпа была у нее на голове, только одна мысль наматывала в ее детском сознании бешеные круги: «Что, если они отправят меня домой? Что, если Шляпа решит, что мне здесь не место, что в конце концов я не волшебница, что во мне нет ничего особенного, и меня нужно отправить домой?»

— В тебе живет страх, — повторила Шляпа, — а мы не можем быть храбрыми без страха.

— Я не храбрая, — возразила Гермиона.

— Ты способна на великую храбрость, — настаивала Шляпа, — а она невозможна без великого страха.

— Тогда позволь мне быть храброй, — сказала Гермиона Шляпе. — Отправь меня куда угодно — куда угодно, у меня все получится, только, пожалуйста, позволь мне остаться. Не отсылай меня домой, я не хочу возвращаться домой, я хочу остаться здесь и быть волшебницей.

— О-о-о, ты будешь волшебницей, — промурлыкала Шляпа, а затем прореха у её полей широко распахнулась и наконец-то прокричала… — ГРИФФИНДОР!

Трясущийся кудрявый первокурсник по имени Фредерик Вебб соскочил с табурета и присоединился к аплодирующим гриффиндорцам. Это было совсем не похоже на беззаботное ликование, которым встречали Гермиону в ночь ее Распределения; все было сдержанно, но львиный прайд принял маленького светловолосого первокурсника, не унизив его самооценки. Большинство шести- и семикурсников при этом пристально следили за Главным столом, где в кресле директора сидел Северус Снейп.

Со дня их «свадьбы» прошел месяц супружеского блаженства. И это было блаженством во многом благодаря тому, что Гермиона видела своего мужа очень-очень редко, если вообще видела. Он вставал гораздо раньше нее и приходил в свои покои намного позже, чем она ложилась спать. Снейп как будто специально старался как можно больше времени проводить в своем кабинете. В это время она без присмотра бродила по замку, исследуя его так, как никогда не исследовала, будучи студенткой, и нарушала комендантский час сколько хотела. Даже во время обхода в качестве старосты она послушно придерживалась назначенного ей пути и почти не сбивалась с него.

Сейчас же, стоя вдали от шума и толпы, наполовину скрытая тенью, Гермиона почти оценила свой статус несуществующего существа. Она могла бродить, где ей вздумается, читать, что захочется (Закрытая секция прекрасно открывалась перед ней) и есть, что захочется, посещая кухню. По сравнению с заключением в тюрьму это было не так уж ужасно. Она почувствовала укол вины при этой мысли: где бы ни находились Гарри и Рон, их существование, скорее всего, не было таким мирным.

Замок застонал вокруг нее, безмолвный и страдающий.

За преподавательским столом появилось несколько новых лиц, уродливых и выбивающихся из общего ряда, как лишние кривые зубы из голливудской улыбки. Амикус и Алекто Кэрроу, приземистые и бугристые, как поганки, сидели с широкими, почти плотоядными ухмылками на лицах. Семейное сходство между ними было сильным: широкие челюсти и маленькие злобные глаза, похожие на изюм, вдавленный в тесто. Они оба ухмылялись Северусу Снейпу, который, старательно игнорируя их, встал для традиционной речи директора.

Гермиону поразило то, насколько он был высок, словно горгулья возвышаясь над столом для персонала со скрещенными на груди руками. Казалось, что все присутствующие в зале ощетинились и устремили на него свои ледяные взгляды. Он заговорил невозмутимо:

— Вы, несомненно, заметили изменения в себе, своих семьях и окружающем вас мире, — сказал Северус, его голос разнесся по тихому залу, — и Хогвартс не застрахован от этих сезонных изменений. Будьте уверены, что качество вашего образования не пострадает. Хогвартс остается, прежде всего, местом для обучения молодых умов.

Алекто Кэрроу захихикала — хрипло, с придыханием. Северус бросил на нее взгляд.

— Позвольте представить вам ваших новых профессоров, Алекто и Амикуса Кэрроу, — пробурчал Северус. По залу, начиная с гриффиндорского стола, словно от камня, брошенного в озеро, прокатилась рябь презрения. — Профессор Алекто Кэрроу будет преподавать Маггловедение, а профессор Амикус — Темные искусства. Я ожидаю, что вы проявите к ним те теплоту и уважение, которые обычно проявляют к новым преподавателям в этой школе.

Гермиона спрятала улыбку в ладони. Гриффиндорцы — да и хаффлпаффцы, если подумать, тоже — все еще смотрели на него, но она уже поняла, о чем он говорит. Не нужно было быть гением, чтобы понять: Северус Снейп не слишком высокого мнения о близнецах Кэрроу.

— Ваша учебная программа корректируется, чтобы отразить изменения, происходящие вокруг нас, — продолжил Северус, явно не желая стоять и говорить дольше, чем это необходимо. — Пожалуйста, обратите внимание, что все оценки, полученные вами в этом учебном году, останутся в силе — семикурсники, сдавшие Ж.А.Б.А., будут иметь право на выпуск в конце этого учебного года.

Казалось, теперь он обращался непосредственно к ней.

— Мне не нужно напоминать вам о том, в какой серьезной ситуации мы все находимся, — наконец сказал Северус, понизив голос. — Помните, что раньше Хогвартс выдерживал и более серьезные потрясения и выстоял. Я лишь прошу вас найти в эти времена стойкость и поверить, что ваши преподаватели делают только то, что в ваших интересах.

— ЛЖЕЦ!

Шок волнами прокатился по комнате. Выкрик раздался с гриффиндорского стола, это было ясно, и это была девушка, но кто?

Сердце Гермионы рухнуло в пятки.

Джинни.

Самая младшая и самая свирепая из Уизли в мгновение ока оказалась на ногах, руки ее сжались в кулаки, словно она хотела броситься прямо на Главный стол.

— Ты ни хрена не знаешь о наших интересах, ты убийца!

Алекто встала, держа палочку наготове, комнату мгновенно наполнил гул: это были переглядывающиеся между собой возбужденные вспышкой презрения и гнева студенты. Словно вскрыли нарыв, и Джинни Уизли, свирепая, бесстрашная и готовая к бою, была инфекцией, вытекающей из раны.

— Не стой здесь и не лги нам, ты, трус! — кричала она. — А как же Дамблдор? А как же твоя жена?

Гермиона мгновенно отпрянула в тень, не желая, чтобы ее заметили. Ни одна голова не повернулась в ее сторону — они не должны знать, что она была там и подслушивала. Хаотичный до этого шум перерос в синхронно вопрошающий и вот-вот готовый взорваться хор: «Жена? Жена? Жена? Жена? Жена? Жена? Жена? Жена? Жена?».

Гермиона впервые осознала всю гениальность плана Волан-де-Морта.

Женитьба на ней имела двойной эффект: мало того, что за ней бы неусыпно следил один из лучших его Пожирателей, так еще это «предприятие» было настолько радикальным и ужасным, что наверняка лишило бы Орден всякой доброй воли, которая у них еще оставалась к Северусу. Теперь весь Орден будет ненавидеть его из принципа, а их воображение будет бурно рисовать им картины того, как мужья-Пожиратели поступают со своими пленными женами.

Волан-де-Морт наверняка сомневался в преданности Снейпа, и теперь публично загнал его в угол, из которого нет пути к отступлению. С этого момента его единственный путь вперед — Пожиратели Смерти. Гермиона прикрыла рот рукой, внезапно осознав, что ей сейчас станет плохо.

Не Алекто, а Северус метнул в Джинни Уизли Заглушающее заклинание, а затем ответил с ехидным рычанием:

— Как хотела напомнить вам ваша буйная одноклассница, Хогвартс стал свидетелем безвременной кончины своего предыдущего директора. Немногие здесь чувствуют его потерю так остро, как я, хотя, возможно, мисс Уизли думала, что вы все как-то забыли этот факт.

Джинни беззвучно бушевала, сдерживаемая Невиллом, который обеими руками обхватил ее за талию.

Северус выпрямился во весь рост, его челюсть выдвинулась вперед, как у гладиатора.

— Не заблуждайтесь. Я не потерплю такого откровенного неуважения ни от кого из вас, и уж тем более от гриффиндорцев. Не заботьтесь о политике и школьных делах, вместо этого сосредоточьтесь на своих уроках, и мы все закончим этот год невредимыми.

С этими словами он покинул Большой зал, оставив Кэрроу позади. Близнецы повернулись к студентам с одинаковыми широко раскрытыми улыбками-оскалами на лицах, напоминающими голодных волков.

— Я знаю, вам нравится возня с баллами и прочей чепухой, — сказал Амикус, усмехаясь, — но мне она не нравится, и лично я не считаю эту систему наказаний эффективной. Впрочем, эта рыженькая малышка увидится со мной для небольшого наказания после праздника и посмотрит, сможем ли мы исправить ситуацию. Да?

— Снейп немного мягкотелый, — согласилась Алекто, ее голос был резким, — поэтому он не рассказал вам все, но мне не составит труда сделать это за него: Хогвартс изменится. Снейп не упомянул, но мы — новые заместители директора, и, если у учеников возникнут проблемы, мы с ними быстро и легко разберемся, не надо доставать директора Снейпа всякой ерундой. Мы сделаем из вас настоящих ведьм и волшебников, не так ли?

МакГонагалл и Флитвик обменялись нервными взглядами. Спраут так яростно сверкала глазами, что ее лицо побагровело. Гермиона замерла на месте, страх прокатился по её позвоночнику, как мороз по траве.

— А теперь ешьте! — Сказала Алекто, хлопнув в ладоши. На столах появилось угощение, аляповатое и карикатурно красивое на фоне мрачной обстановки. Головы учеников склонились к еде, а их лица побледнели. Алекто ухмыльнулась Джинни.

— Давайте все немного повеселимся, а, Рыжая?

Как дикая тигрица в наморднике, Джинни оскалилась в ответ.

Гермиона повернулась и побежала.

◄••❀••►

Она нашла его в их комнатах, сидящим на диване перед камином. Она впервые увидела его в их общем пространстве — обычно Северус был так осторожен, что их пути не пересекались. Теперь же, когда он занял свое место в общей зоне, ее охватило странное, неловкое чувство фамильярности. Он избавился от тяжелой мантии и сидел в черном сюртуке перед камином, уперевшись локтями в колени.

— Они собираются убить ее, — сказала Гермиона. Ее голос прозвучал слишком громко в пустой комнате.

— Не убьют, — ответил Северус и сделал глоток из стакана, который держал в руке. Сиропообразная янтарная жидкость заиграла на свету. Внезапное движение, с которым он откинул голову назад, чтобы допить напиток, поразило ее. Гермиона никогда не видела его таким. Это было слишком интимно, слишком близко: она увидела, как его волосы откидываются за уши, и как дергается кадык, когда он глотает.

Увидев, как он пьет на своем — их — диване, она внезапно что-то почувствовала. Последние несколько недель безделья, резвости и исследований ушли в прошлое. Испарились. Она чувствовала себя глупо из-за того, что когда-то наслаждалась ими, пусть и в малой степени. Они были на войне, где Хогвартс был полем битвы, и сейчас Северус Снейп позволил себе столь необходимую передышку от представления, в котором ему приходилось участвовать.

Это был такой маленький момент, но все же ее мир перевернулся и развалился на более мелкие, тихие фрагменты. Из всех воспоминаний о Северусе Снейпе — хороших, плохих, ужасающих, опьяняющих — именно к этому она будет возвращаться чаще всего.

Именно тогда Гермиона заметила беспорядок, окруживший его. Волшебные палочки. В свете камина они красиво поблескивали, некоторые из них были отполированы до блеска. Просто беспорядочные кучи волшебных палочек на диване, на столе, на полу. Откуда они все взялись? Как ни странно, она подумала, что ее муж похож на дракона, который, свернувшись вокруг них калачиком, защищает свой клад. Их должно было быть не меньше пятидесяти, а может и ста. Трудно было сказать.

Он поймал её взгляд, брошенный на палочки, разбросанные вокруг него.

— Они были изъяты у магглорожденных в поезде, — сказал он хрипло и безжизненно. — Их собирались сломать.

Лед и свинец наполнили ее желудок.

— Что случилось с учениками? — прошептала она.

— Их отправили домой.

Медленно опустившись на колени, Гермиона начала собирать палочки. Ей казалось, что обращаться с ними так грубо и назойливо, словно это какие-то щепки для растопки, — преступление. Её руки дрожали, когда она собирала их в кучу и складывала на диван рядом с ним.

Там было шестьдесят две палочки разной длины и разной древесины, и все они были привязаны к ныне сломленным ведьмам и волшебникам. Понять, кому они принадлежали, теперь было совершенно невозможно, так как они были перемешаны между собой.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, все еще стоя на коленях на ковре.

Он поставил свой бокал на стол и откинулся на спинку дивана. Он выглядел очень усталым.

— Все, что смогу.

◄••❀••►

Она проплыла по замку, избегая студентов и держась в тени. Это было бы почти романтично, иронично подумала она, если бы не надвигающаяся туча войны и смерти. Разгуливать по замку в качестве пленницы, жены высокого мрачного незнакомца, который мало говорит, но с которым ее связывает одна общая трагедия. Это могло бы быть романтично, если бы Северус испытывал к ней хоть что-то, кроме презрения. Мысль об этом не давала ей покоя.

Я не буду прикасаться к тебе.

Он сказал это так пренебрежительно.

Я действительно такая непривлекательная?

Гермиона тут же остановила себя и мысленно дала себе пощечину.

Не будь глупой маленькой девочкой, Грейнджер, не обижайся, что твой профессор не хочет тебя трахнуть, это значит, что у него всё в порядке с головой.

Возможно, она просто так отчаянно нуждалась в любом проявлении интереса, что готова была принять его даже от своего безвольного, закованного в кандалы мужа.

На этот раз она легонько шлепнула себя по уху — пощечина вернула ее к реальности.

Да что со мной такое?

Гермиона взяла с полки ещё одну книгу и отнесла её в свой уголок для чтения — маленький столик и стул, спрятанные в углу библиотеки. Мадам Пинс приготовила его для нее, не сказав ни слова.

Никто из профессоров не разговаривал с ней, но все они старались по-своему. Все они прислали ей учебный план для своих занятий — конспект, содержащий все материалы и список книг, которые ей нужно было изучить, чтобы сдать экзамены в конце года. МакГонагалл даже нацарапала небольшую записку исчезающими чернилами: «Если у вас возникнут вопросы, приходите ко мне». Гермиона знала, что все они были на ее стороне, но не могла публично показать это, не желая рисковать навлечь на себя гнев Кэрроу или Снейпа.

Все они где-то выделили для нее по маленькому уголку; Слизнорт переоборудовал маленький чуланчик с единственным котлом, в котором Гермиона с комом в горле выполняла задания по зельям. Вектор наиболее демонстративно помогала Гермионе в обучении, возможно, из любви к своей лучшей и самой способной ученице по арифмантике. Каждую неделю от нее прилетала сова с эссе и рунами для расшифровки, подготовленными специально для Гермионы.

Гермиона выполняла свои школьные задания в одиночестве, в своих маленьких уголках и чуланах, с каждым днем все реже и реже общаясь с другими живыми людьми.

Она не избегала своих друзей или других гриффиндорцев как таковых, но она не знала, что им сказать. Будут ли они относиться к ней по-другому? Кроме того, она чувствовала себя неуверенно: большую часть времени в школе она проводила с Гарри и Роном. Она не стремилась заводить дружбу с другими одноклассниками, и уж тем более с соседками по общежитию. Как же ей теперь смотреть в лицо Лаванде Браун, будучи замужней пленницей директора школы?

Оказалось, что ей не стоило беспокоиться — Лаванда и Парвати нашли ее в библиотеке во второй половине дня.

— Мы искали тебя, — сказала Парвати, ее приглушенный голос нарушил ровный гул тишины, напугав Гермиону.

— Я была здесь, — так же тихо ответила Гермиона.

Лаванда села напротив нее, глаза ее были огромными и сияли беспокойством.

— Как ты? Что случилось?

— Это правда, что ты вышла замуж за Снейпа? — спросила Парвати.

Гермиона тяжело сглотнула, в горле застрял нервный комок.

— Да.

Парвати опустилась на стул с таким видом, словно Гермиона только что призналась в убийстве.

— О, Гермиона… — вздохнула она. — Мне так жаль.

— Все в порядке, — солгала она. — Правда. Я его почти не вижу. Он оставляет меня в покое, — Гермиона сделала акцент на последнем предложении, надеясь, что они поймут.

— Жирный старикашка, — горячо сказала Лаванда, покачав головой. — Ты слышала о Роне?

Они рассказали ей всю историю, которую им поведала Джинни. Похищение Рона, стычка в Норе, в результате которой Артур и Молли были ошеломлены, а близнецы едва не погибли.

— Его заперли в больнице Святого Мунго, — со слезами на глазах рассказывала Лаванда, — как будто он какой-то сумасшедший или преступник. Джинни сказала, что к нему даже не пускают посетителей.

Гермиону затошнило. Если Рон был в больнице Святого Мунго, это означало, что Гарри был один. Гарри, которому поручили невозможное — искать по всему миру крестражи, которые могли быть чем угодно и находиться где угодно. У него не было даже Рона.

— Гермиона, — сказала Парвати, — у тебя кровь.

Она перестала кусать нижнюю губу и вытерла струйку крови.

— Как Джинни?

— Плохо себя чувствует, — сказала Лаванда, вытирая глаза. — Она сильно достала Кэрроу.

— Они ее избили, — сказала Парвати тусклым и низким голосом. — Амикус бил. Кулаками. Просто бил ее. Сказал, что если она хочет заступаться за магглов, то он покажет ей, что они из себя представляют.

— Тем не менее, она вернула ему должок, — Лаванда слегка рассмеялась, придушенно, с надрывом выдохнув, — она заколдовала его во время урока. Превратила его штаны в пауков, прямо на глазах у всех. Он так и не смог понять, кто это был, поэтому это сошло всем с рук.

Мысль о взрослом мужчине, бьющем Джинни, была настолько яркой в ее сознании, что казалась голографической. Она запечатлелась в ее мозгу, как будто Гермиона лично была свидетелем этого. Джинни была сильной, но такой маленькой — даже в худших представлениях Гермионы о том, какими будут наказания от Кэрроу, она не думала, что они опустятся до того, чтобы поднять руку на ученицу.

— Вы должны быть осторожны, — сказала Гермиона, и слова сорвались с ее губ в спешке, быстро и отчаянно: «Пожалуйста, пожалуйста, вы должны быть осторожны. Вы не должны давать им повода. Они используют против вас самое незначительное нарушение. Я не могу…» — слова застряли. Она разжала челюсти и повторила попытку: «Я не могу вам ничем помочь. Я сделаю все, что в моих силах, но не…»

Парвати прервала ее, с легким щелчком положив что-то на стол.

Это был галеон.

Карие глаза Парвати были решительными, что резко контрастировало с водянисто-голубыми глазами Лаванды.

— Мы воссоздаем Армию Дамблдора, — тихо сказала она, — и мы хотим, чтобы ты возглавила нас.

— Нас ничему не учат на наших уроках, — добавила Лаванда, — особенно на маггловедении. Теперь это обязательный предмет, и всё, о чем они говорят, это о том, какие магглы глупые и эгоистичные, какие они опасные и как нарушают естественный порядок вещей.

В кудрявой голове одновременно пронеслось три мысли.

Первая: это так знакомо, не так ли, почти идентично тому, как я подошла к Гарри и убедила его создать Армию Дамблдора. Дерзко и одновременно эмоционально. Они говорили об этом заранее? Думали ли они, что я такая же гордая, как Гарри? Такая же готовая подвергнуть себя опасности, основываясь на вере в свои способности преподавателя?

Вторая: сейчас это намного опаснее, чем раньше, и если что-нибудь случится, то именно я понесу на себе основную тяжесть наказания… Я. У меня нет защиты в виде статуса студентки. Единственное, что меня защищает, — это я сама.

И затем, третья и последняя, задержавшаяся дольше остальных: «Воспитай в себе чувство самосохранения, Грейнджер, иди против своих низменных инстинктов».

— Кто еще заинтересован? — услышала она свой голос.

— Половина Гриффиндора, — тут же ответила Парвати. — Мы готовы. Мы хотим помочь Гарри. Мы хотим помочь тебе.

Лаванда протянула руку через стол, и Гермиона невольно вздрогнула, но позволила своей бывшей соседке по комнате взять ее за руку. Это было чуждо, это проявление сестринства и дружелюбия. Она никогда не была так добра к Лаванде.

В ее голове прозвучал мрачный, жестокий голос: «Ты никогда ни к кому не была так добра. Ты не славишься своей добротой, Грейнджер».

— Нам придется вести себя очень тихо, — сказала Гермиона.

Неужели я уже согласилась на это?

Ее губы снова онемели, но внутри сердце билось, как птица, зажатая в кулаке.

— Если понадобится, я могу сделать еще — только дайте мне знать.

— Было бы неплохо иметь разные типы заговоренных монет, — сказала Парвати, — серпы, кнуты, фунты, что угодно. Не каждый студент сможет носить с собой галеон.

Гермиона кивнула.

— Я могу это сделать.

Лаванда сжала ее руку.

— Мы можем что-нибудь сделать? Тебе что-нибудь нужно?

Перед глазами возник образ Северуса: откинутая назад голова, глотающий виски кадык, освещенный светом камина, окруженный волшебными палочками силуэт. Остаточное изображение белым пламенем горело в ее сознании.

— Мне нужна книга о волшебных палочках, — сказала она, — что-нибудь, что помогло бы мне определять древесину и сердцевину по виду волшебной палочки.

Парвати и Лаванда обменялись взглядами, но ни одна из них не спросила, зачем. Грейнджер было виднее, и они это знали.

◄••❀••►

Он нашёл её, как всегда, сидящей в их общих покоях, уткнувшейся носом в книгу.

Северус так и не смог привыкнуть к тому, что возвращается в свое занятое кем-то другим пространство. Даже когда он крадучись, чуть ли не на цыпочках, пробирался в свои покои после полуночи, одно только знание того, что она спит за закрытой дверью, терзало его, как заноза в теле. Он чувствовал, что подвергает сомнению сами свои суждения и корректирует свое поведение, свою речь, свой тон, автоматически представляя сценарии, из которых ему нужно будет выпутываться.

В конце концов, она разрыдается, и ему придется утешать ее — ему нужно подготовиться к этому.

Кэрроу, возможно, сочтут забавным использовать ее в качестве своей любимой подушечки для иголок — к этому ему тоже следует подготовиться.

Возможно, она не сможет овладеть Окклюменцией — к этому ему придется подготовиться самым тщательным образом, ведь если она не сможет скрыть свое знание его истинной преданности, их обоих убьют.

Хотя Гермиона Грейнджер была одаренной ученицей и талантливой ведьмой (с этим не мог не согласиться даже Северус), она не была от природы одарена даром Окклюменции и Легилименции. Возможно, это объяснялось ее маггловским воспитанием, отсутствием в её жизни других волшебников, на которых можно было бы равняться, но её инстинкты не были сильны. Она с жадностью училась, но не всему можно было научиться по книгам, и уж тем более не такому тонкому искусству, как Магия разума. Это было врожденное предрасположение, то, чему Снейп учил себя сам, а не то, что можно изучать по записям на школьной доске. Она не проявляла склонности ни к ворожбе, ни к полетам на метле — и то, и другое в значительной степени зависело от чувств и инстинктов.

Он резко остановился в дверях, обозревая открывшуюся перед ним сцену.

Она разложила волшебные палочки аккуратными кучками на маленьком обеденном столе, надписав их аккуратными буквами. Дуб. Вяз. Ясень. Рябина. Сосна. Книга, парящая перед ее лицом, была всего в нескольких дюймах от нее, а ее руки в это время были заняты сортировкой палочек. Ее личная волшебная палочка была воткнута в волосы, удерживая непослушные локоны в скрученном узле, кончик ее светился.

Направлять магию через разные части тела, кроме доминирующей руки с палочкой, было сложно. Но Грейнджер делала это так, как будто это было обычным делом. Использование палочки без удержания ее требовало большого количества инстинктивной магии.

Возможно, он ошибался.

Услышав, что дверь открылась, она подняла голову и опустила книгу на стол.

— Прости, — поспешно сказала она, как будто он застал ее за кражей печенья, — я подумала… Я просто решила, что нам будет легче вернуть их владельцам, если мы будем знать, что это за палочки.

Теперь, подойдя ближе, Северус заметил, что она уже измерила и пометила каждую палочку, указав ее длину. Вокруг каждого древка был намотан крошечный клочок бумаги, зачарованный на то, чтобы оставаться на месте и быть разборчивым.

Книга на столе была библиотечной.

— Уже перешла к мелким кражам, — сухо сказал он. — Боже мой, Грейнджер, как быстро жизнь со слизеринцем развратила тебя.

Она густо покраснела и схватила книгу.

— Я ее не крала! — настаивала Гермиона. — Парвати взяла ее для меня в библиотеке. И она вернет ее позже, когда я должным образом помечу все эти палочки.

Он выгнул бровь.

— Я и не подозревал, что мисс Патил так увлечена магией волшебных палочек.

— Она не знает, — поспешно сказала Гермиона. — Я ничего ей не говорила. Просто сказала, что мне это нужно.

Северус ничего не ответил, отвернувшись, чтобы дать ей возможность поерзать. Ее инстинкты требовали наполнить воздух болтовней, атаковать, толкать и тыкать, пока он не ответит, и его молчание было самым быстрым способом выбить ее из колеи. Он решительно расстегнул пуговицы на своей тяжелой черной мантии и повесил ее рядом с дверью, а затем занял место за столом. Он чувствовал, как она следит за каждым его движением.

Взмахнув запястьем, он поднял кучку волшебных палочек в воздух и аккуратно переместил их на полку, по-прежнему сгруппировав по породам дерева. Она стояла в замешательстве, пока он не указал ей на место напротив себя. Гермиона неуверенно села.

— Окклюменция — сложная и тонкая отрасль магии, — сказал он ей, закатывая сначала один рукав, потом другой, — во время первых нескольких уроков у тебя будет болеть голова. Возможно, легкая тошнота. Нередки случаи кровотечения из носа. Не исключена и потеря сознания.

С каждым его словом она становилась все бледнее, ее взгляд был прикован к Темной метке на его руке.

— Постарайся сосредоточиться, очисти свой разум, утихомирь любые эмоции. Я собираюсь вторгнуться в твое сознание. Ты попытаешься остановить меня.

Она была очень бледна. На ее носу появились светлые, чайного цвета веснушки.

— И как же я тебя остановлю?

— С помощью твоего разума, — пробурчал он, не предлагая никаких дальнейших объяснений. Его палочка щелкнула. — Легилименс.

Вторжение в чужой разум было тем, к чему ни один волшебник никогда не привыкал полностью — одни наслаждались этим чувством, другие презирали, но никто не мог привыкнуть к вторжению в чужое сознание. Словно погружение в бассейн с ледяной водой на другой планете. Невозможно точно описать это резкое ощущение, оно было уникальным для каждого разума.

В голове Гермионы Грейнджер царил безумный, организованный хаос.

Перед ее мысленным взором замелькали образы, подсвеченные золотом, переплетенным с фиолетовым и лавандовым.

Гарри, мёртвый на улице, его очки разбиты, кровь капает с лица; Рон, затянутый в смирительную рубашку, бледный как смерть; повсюду книги, строчки прозы и статистики, руны Арифмантии, проглядывающие сквозь всё это, заученные чары и движения палочкой; Волан-де-Морт надвигается, вокруг него кружит зеленый огонь; и сквозь все это, как сквозь фундамент, пробивается густой, удушливый страх, багровый и синюшный, постоянное давление, пульсирующее в такт биению ее сердца. Приторный. Удушающий. Страх, страх, страх. Долорес Амбридж держит ее палочку так, словно собирается сломать её пополам. В сознании Гермионы это случилось и повторилось несколько раз: Амбридж ломала ее палочку пополам и откладывала в сторону.

Белизна приближалась, это Гермиона изо всех сил пыталась очистить свой разум. Успокоить дыхание. Замедлить все это.

Он мельком увидел себя и перестал копаться в ее сознании, вместо этого устремившись за этой мыслью. Наполовину из любопытства, наполовину стремясь установить источник ее страха. Чего она так боялась? Неужели его?

Перед ее глазами встал образ его сидящего на диване, пьющего огневиски в окружении украденных палочек. Она то и дело прокручивала в своем сознании то плавное движение с которым он откидывал голову назад, чтобы допить напиток. Даже сейчас она делала это, снова и снова фокусируя изображение на углу его челюсти и линии горла.

Бледный. Бешеный. Изображение становилось зернистым, превращалось в помехи. Она была в панике.

Это воспоминание не было фиолетовым.

Было неприятно видеть себя чужими глазами, видеть свой крючковатый нос и раковину уха, освещенные золотым светом камина. Больше ничего не было связано с этим воспоминанием, никаких пугающих образов того, как он нависает над ней в классе, никаких насмешливых комментариев, просто отрывистые движения с полузакрытыми глазами.

Снег. Статика. Белизна.

Все исчезло.

Наполовину выскользнув из её сознания, Северус посмотрел на неё и заметил, что она крепко сжимает палочку. Грейнджер еще не произнесла заклинание — обычно это было первым инстинктом любого мага: наложить проклятие и остановить вторжение.

Ее лоб был нахмурен, а глаза прищурены. Она мгновенно воспользовалась его частичным отступлением и рассыпала белый снег повсюду, набивая им все, до чего могла дотянуться. Воспоминания все еще просачивались сквозь пробелы, фиолетовые завитки тревоги заполняли трещины.

Северус отстранился, и она рухнула, позволив своей палочке стукнуться о стол.

— Черт! — взорвалась она, сжимая голову руками.

— Очень хорошо для первой попытки, — сказал он, сцепив пальцы перед собой. Она подняла на него глаза, эффект был мгновенным. Похвала. Конечно же, похвала послужит стимулом для этой сообразительной крошки. — Сосредоточение на материальном предмете или ощущении, в твоем случае статическом, — хорошая стратегия для дилетанта. Однако это обычная стратегия, и субъект, занимающийся легилименцией, знает, что ты пытаешься что-то скрыть.

— Я думала, это и было целью, — простонала Гермиона.

— Цель состоит в том, чтобы успешно скрыть воспоминание, а не блокировать все мысли, хотя овладение последним должно быть достигнуто до первого.

— Я не знала, что еще делать, — призналась Гермиона. — Я не хотела, чтобы ты был там, я пыталась ни о чем не думать, но… чувствовала тебя.

Она покраснела. Как школьница. Эффект мог бы быть очаровательным, если бы к нему не прилагалось имя Гермионы Грейнджер и титул принцессы Гриффиндора.

— Это всегда будет правдой, — язвительно сказал Северус, — попробуй еще раз. На этот раз придумай воспоминание, которое нужно держать в секрете.

— Какое воспоминание?

Он посмотрел на нее, его взгляд был черным и неумолимым.

— Ты знаешь, какое.

Румянец на ее лице стал пунцовым.

— Легилименс.

◄••❀••►

В течение следующих нескольких дней Гермиона работала над тем, чтобы зачаровать и связать между как можно больше монет. Серпы, кнуты, галеоны, пенни, любая мелочь, которая у них была, была собрана и связана с протеевыми чарами, которые Гермиона создала еще два года назад. От этой кропотливой работы у нее болело место между бровями, но она почти не обращала на это внимания — ей было приятно делать что-то конкретное. Что-то конструктивное.

То, что Северус копался в ее огромном, запутанном сознании, было почти губительно. Она и не подозревала, как часто вспоминает тот момент, когда он пил виски, сидя на диване. Чувствовать, что он наблюдает за этим воспоминанием, знать, что он следит за тем личным моментом, который она украла, было достаточно унизительно.

Почему она считала это унизительным, Гермиона выяснять не хотела.

Гермиона собрала всю лишнюю мелочь и положила ее в карман. Ей нужно было еще так много сделать, что она не могла позволить себе зацикливаться на том, как неловко было чувствовать Северуса Снейпа, копавшегося в ее голове. Ей нужно было подготовить уроки и изучить дополнительные материалы. У нее не было возможности узнать, на каком курсе учатся ее будущие ученики — будет ли она преподавать в основном старшеклассникам? Парвати и Лаванда были семикурсницами, почти готовыми к выпуску. Поэтому, конечно, их внимание не могло быть чисто академическим.

И факт оставался фактом, она не была особенно талантлива в ЗоТИ. Титул мастера всегда принадлежал Гарри.

Погруженная в свои мысли, Гермиона покинула тихое утешение своей комнаты и поспешила по коридору, не глядя, куда идет. Вскоре она с кем-то столкнулась.

— Ой, прости, я… — Она остановилась.

— Смотри, куда идешь, грязнокровка, — прошипел студент Слизерина, проходя мимо.

Откровенность оскорбления задела ее, и Гермиона резко остановилась. Ее так не называли со второго курса, когда ей было двенадцать лет, и она была невежественна и удивлена язвительной реакцией окружающих. Ужасность этого оскорбления была все еще чужда ей, достаточно нова, но она была не против услышать это из собственных уст. Назвать себя грязнокровкой — это одно, но сейчас это было похоже на удар дубинкой от студента, которого она даже не знала.

— Не называй меня так, — не задумываясь, ответила она.

Слизеринец повернулся.

— Или что? Ты позовешь своего дорогого старого мужа, чтобы он пришел и наказал меня? — Он рассмеялся резким, беззлобным смехом. — Никому нет дела до тебя, грязнокровка.

А затем он повернулся, чтобы уйти.

Гнев, болезненный и гниющий, разлился по ее груди.

— Лэнглок, — прорычала Гермиона, сглазив его. Руки студента взлетели к лицу с приглушенным шоком, его язык прилип к небу.

Удовлетворённо отметив страх, вспыхнувший в его зелёных глазах, Гермиона наблюдала за его борьбой.

— Следи за языком, — сказала она голосом, похожим на лед, и унеслась прочь.

Ее сердце учащенно забилось о грудную клетку, но болезненный гнев не утихал.

◄••❀••►

Колено Миллисент Булстроуд было сильно прижато к лицу Гермионы, и она чувствовала, как отпечаток плитки впивается ей в другую щеку. Ее палочка была вне досягаемости, застряв под ботинком какого-то Слизеринца, и она чувствовала, как палочка Миллисент упирается ей в ключицу.

— А теперь, грязнокровка, ты извинишься перед Притчардом, — любезно сказала Миллисент, как будто они пили послеобеденный чай, а не били Гермиону головой об пол в ванной.

Они нашли её через два дня после того, как она сглазила Причарда, зеленоглазого слизеринца. Гермиона ожидала какого-то возмездия, но не такого жестокого. И снова жестокость и повадки чистокровных удивили ее: обычно они настолько зависели от магии, что ей казалось абсурдным, что они опустятся до того, чтобы бить кого-то кулаками — или, в данном случае, прижать ее к полу в ванной, заведя одну руку за спину.

Миллисент почувствовала, что ее череп скрипит и что-то усиливает в нем свое давление. Что-то запульсировало у нее за глазами.

— Что это? — спросила Миллисент, наклонившись. — Я не могу совсем…

Летучие мыши, огромные и мохнатые, вырвались из ноздрей Миллисент, и она закричала — ужасный звук. Группа слизеринцев немедленно рассеялась, как стая птиц, заклятия отскакивали от зеркал и стен, разделяясь при внезапном вторжении. В потасовке палочка Гермионы покатилась по полу, и она бросилась за ней.

Джинни Уизли подобрала ее палочку и бросила её ей.

— Никогда больше не прикасайся к ней, — пригрозила младшая Уизли и послала в Притчард еще одно заклинание «Летучемышиного сглаза». — И никогда не употребляй это слово!

— Грязная предательница крови, — усмехнулся Притчард, уклоняясь от ее заклятия.

— Экспульсо!

Вспышка голубого света и громкий хлопок разбросали слизеринцев во все стороны. Миллисент ударилась о зеркало с такой силой, что оно треснуло, и она покатилась по полу. Гермиона встала над ней, тяжело дыша, и направила свою палочку на лицо Миллисент.

— Извинись, — сказала Гермиона, оскалив зубы.

Из носа и рта Миллисент текла кровь. Вид её стекающей на пол крови разбудил что-то жадное в глубине груди Гермионы.

— Я… — начала Миллисент, но тут дверь в ванную распахнулась.

Гермиона и Джинни мгновенно разлетелись в разные стороны, причём голова Джинни ударилась о стену с глухим стуком. Гермиона забилась в угол, ее правую руку пронзила боль, но она крепко сжимала палочку. Она не хотела снова быть обезоруженной. Хрупкие кости в ее кулаке были словно резиновые.

— Вы дерётесь как кучка магглов, — сказала Алекто Кэрроу, неуклюже входя в ванную. — Я не ожидала ничего большего от такой грязнокровки и предательницы крови, как вы, мисс Уизли.

Она помогла Булстроуд и Причарду подняться на ноги.

— Идите в Больничное крыло, оба, — прошипела она, отгоняя из поля зрения летучих мышей, которые все еще бесполезно бились о потолок. — Что касается вас… — она повернулась к Джинни и Гермионе, широкая, уродливая улыбка расколола ее лицо пополам. — Задержание, мисс Уизли. И я полагаю, что позволю директору решить, как наказать его маленькую жену.

◄••❀••►

Когда Северус ворвался в их комнаты и захлопнул за собой дверь, Гермиона сидела у камина, прижимая к груди раненую руку. Она вздрогнула от этого звука и повернулась к нему лицом с круглыми от страха глазами.

— Что я говорил, — прорычал он, возвышаясь над ней, — что я говорил тебе, Грейнджер?

— Не искать неприятностей, — ответила Гермиона тихим голосом.

— И? — язвительно уточнил он.

Она опустила голову, как побитая собака.

— Притворись бесполезной и послушной.

— И ты сделала хоть что-то из этого?

— Нет.

— Нет, — повторил он, стиснув зубы. — Нет, не сделала.

Только тогда он заметил, что Гермиона ранена и прижимает правую руку к груди. Два ее пальца были пурпурными и распухшими, один — почти черным. Ноготь был весь в крови. Тем не менее она отказывалась выпускать из рук свою палочку. Северус почувствовал, как гнев покидает его при виде нее такой тихой, обиженной, раненой и боящейся дать волю своим чувствам и отпустить палочку.

— Что случилось? — спросил он, чувствуя, как успокаивается.

Гермиона опустила глаза.

— Я повела себя глупо. Несколько дней назад один слизеринец назвал меня… не по имени, и я его сглазила. Миллисент Булстроуд и еще несколько человек загнали меня в угол в туалете. Джинни пришла на помощь. Они хотели меня наказать, если бы она не пришла… Джинни не виновата, — она не плакала, но голос ее дрогнул. — Потом вошли Кэрроу. Я поскользнулась и использовала руку, чтобы не удариться об пол. И приземлилась неудачно.

Ей не нужно было уточнять, каким именем ее назвали.

— Всё могло закончиться не так благополучно, — сказал Северус и сел напротив нее. Гермиона, все еще подавленная, отпрянула от него, как от огня. — Ты не можешь позволить так легко себя раззадорить.

Он увидел, как дрогнул мускул на ее челюсти, словно она глотала мстительные слова. На этот раз она промолчала.

— Когда это случится снова, — сказал он низким баритоном, — ты не будешь реагировать. Ты придешь ко мне, ты понимаешь?

Она бросила на него непристойный взгляд.

— О, теперь ты собираешься защищать меня, да? — она огрызнулась. — Я думала, если тебе придется выбирать между моей и своей жизнью, ты выберешь свою. Или я не так поняла, Северус?

— Людям не все равно, умру я или нет, Грейнджер, — ответил он, намереваясь ее ранить, — то же самое нельзя сказать о тебе.

Между ними повисла тишина. Огонь потрескивал, ненасытно поглощая поленья и наполняя своим жаром тишину.

— Дай мне руку, — приказал он. Она бросила на него еще один взгляд. — Сейчас же, Грейнджер.

Он вызвал свой набор, маленькую деревянную шкатулку, в которой находилось множество целебных зелий. Все зелья были тщательно промаркированы, чтобы их можно было хранить под рукой и использовать в любой момент. Лечение себя после особенно изнурительных допросов было для него делом нередким, и уже после первых нескольких случаев, когда он обнаруживал себя измотанным и нуждающимся в восстановлении, он создал небольшую, очень специфическую аптечку.

Он осторожно разжал ее пальцы, сжимающие палочку, и вложил древко ей в левую руку.

— Оставь себе, — приказал он, и она подчинилась.

Казалось, она почувствовала облегчение от того, что он не забрал у нее палочку. С помощью чар Северус осмотрел кости ее руки — две из них были сломаны в нескольких местах. Средний палец был наполовину вывернут и почти сломан надвое. Он задался вопросом, сказала ли она ему правду. Это скорее было похоже на травму, чем на простое падение.

Потребовалось два исцеляющих заклинания, чтобы все исправить. Гермиона поморщилась от скрежета срастающихся костей. Кровь исчезла из-под ее ногтя, а синяки пожелтели. Он достал зелье из аптечки и протянул ей.

— Выпей это, — нетерпеливо сказал он.

Гермиона настороженно посмотрела на него.

— Что это?

— Укрепляющее зелье. Кое-что, что поможет тебе вылечиться. Если хочешь, у меня есть «Сон без сновидений».

Ее карие глаза подозрительно сузились. Она отвела руку назад и сжала ладонь, пошевелив пальцами.

— Мне он не нужен, — решила она, — кажется, все в порядке.

— Завтра будет болеть, — предупредил он, но взмахом палочки убрал набор для лечения. (Он оставил два зелья на столе, зная, что она выпьет их позже, когда его не будет рядом.)

Северус поднялся.

— Ты должна оставаться в этих покоях в течение трех дней, — приказал он. Услышав ее оскорбленный возглас удивления, он продолжил: «Пусть другие думают, что я каким-то образом наказал тебя».

Она открыла рот, а затем снова закрыла его.

— Ты наказываешь меня, — сказала Гермиона почти раздраженно.

— Держать тебя подальше от специалистов по очистке магической крови, пока у меня не будет достаточно времени убедиться в твоей безопасности… вряд ли это похоже на наказание, — пренебрежительно сказал Северус. — Но если ты рассматриваешь свой карантин как наказание, так тому и быть. Три дня наказания для вас, мисс Грейнджер.

— Что дальше, чистка котлов? — проворчала она себе под нос.

— Если ты продолжишь искать неприятности таким безрассудным образом, то да, — огрызнулся он и ушел.

◄••❀••►

Она вспомнила его руки, осторожно разжимающие ее сломанные пальцы, обхватившие палочку. Он не забрал у нее волшебную палочку, каким-то образом зная, что ей не нравится оставаться без нее. Его руки были теплыми, мозолистыми, осторожными — сначала он ощупал пальцами сломанные кости, как будто был врачом, а не мастером зелий.

Гермиона дважды прокрутила в голове воспоминания о его руках, о том, как он держал ее ладони в своих, прежде чем поняла — это станет ещё одним воспоминанием, которое ей придётся скрывать от него на уроках Окклюменции.

Со стоном она уткнулась лицом в подушку и попыталась прогнать все мысли о Северусе Снейпе. Они, к большому ее сожалению, начали переростать во что-то вроде увлечения. Это было бы абсолютно непростительно при любых обстоятельствах, не говоря уже о том, в настоящее время этого человека ненавидят все по обе стороны военных баррикад.

Это как с арифмантикой, твердо сказала она себе. Она будет одержима, пока не разгадает головоломку, не научится маленьким хитростям. Она разберется и с Северусом Снейпом. Его слова и поступки расходились — он утверждал, что презирает ее, обзывал, говорил, что она глупая и безрассудная, но потом был с ней нежен. Даже прилежен.

Ей предстояло выяснить, что из этого правда. И как только она это сделает, все закончится. Она разгадает головоломку, которой был ее муж, и сможет сосредоточиться на более важных вещах, таких как окончание войны и защита студентов от Кэрроу.

◄••❀••►

Он намеренно избегал ее еще два дня, как вор, пробираясь в их покои по ночам. Он даже подумывал о том, чтобы переночевать в своем кабинете, но был уверен, что Минерва следит за его приходами и уходами, а его невозвращение к жене вызовет ненужные подозрения. Они должны были думать, что он, по крайней мере, живет с ней в одном помещении.

Пусть воображают, чем еще он с ней занимается.

Воистину, Темный Лорд вряд ли смог бы придумать для них обоих более жестокой участи. Он, благодаря своей репутации и связям, — публично оклеветанный насильник и женоубийца, и она, прикованная к правой руке Темного Лорда, — запертая в клетке певчая птичка. Аккуратно. Филигранно. Два дерева одним ударом.

Она все еще не спала, когда он вернулся на третью ночь. Освещенная огнем, окруженная золотым ореолом, но скрытая тенью, она выглядела трагичной и прекрасной. Его нежная пленница. Леди Шаллотт, оплакивающая своего Ланселота.

— Ты вернулся, — произнесла она, нарушив тишину. Она не смотрела на него, уставившись в огонь. — Я подумала, что сегодня вечером ты захочешь провести урок.

— Уже поздно, — ответил он ехидно.

Остатки ее ужина все еще были разбросаны на маленьком столике у камина. Едва намазанный маслом и наполовину съеденный тост, рядом с холодной чашкой чая с молоком. Он представил, как она ужинает в одиночестве, глядя в огонь.

И тут до него дошло — она одинока. Он всегда представлял ее одиноким существом, скорее похожим на него самого, казалось бы, не впечатленным обществом своих сверстников, и несколько раз был свидетелем того, как она умело отвергала внимание окружающих, но, возможно, сейчас она так изголодалась по компании, что согласилась бы на что угодно — даже на него.

— Ты слышал что-нибудь о Гарри? — спросила она.

С неохотой он сел на противоположный конец дивана. Гермиона не стала отстраняться от него, а просто спрятала босые пальцы ног под колени, усевшись по-турецки. Разрыв между ними казался пропастью.

— Очень мало, — ответил он. — Только слухи. Некоторые говорят, что он путешествует с Люпином, другие утверждают, что он скрывается, переходя из одного убежища в другое. На самом деле, вероятно, ни то ни другое. — Он наклонился, чтобы расшнуровать ботинки, сбрасывая слои своего изнурительного дня. — С твоим Уизли всё по-прежнему. Невредим, в больнице Святого Мунго. Вероятно, возглавит восстание в ближайшие сутки или около того.

Она слегка улыбнулась, услышав этот титул.

— Мой Уизли, — задумчиво произнесла Гермиона, подперев подбородок рукой. — Он мой ровно настолько, насколько Гарри — мой Гарри.

Северус знал, что это ложь — он, как и его коллеги, был свидетелем их криков и гормональных ссор в коридорах школы, — но ничего не сказал.

— Гриффиндорцы хотят вновь собрать Армию Дамблдора, — наконец сказала она, нарушив молчание. Он замер. — Они хотят, чтобы я возглавила их.

Какую игру она вела? Что она задумала? Его мысли рикошетом метались в тысяче разных направлений

Она повернулась и серьезно посмотрела на него, оценивая его выражение лица.

— Если ты честен со мной, то я решила быть честной с тобой.

— Я не могу преувеличить, насколько нелепа и безрассудна эта мысль, — медленно начал он, — не говоря уже о неописуемой опасности, которой это подвергло бы тебя.

— Они подвесили второкурсницу Равенкло к потолку на цепях, — сказала Гермиона, ее тон не изменился. Мягкий. Опасный. — Они применили проклятие Круциатус к Ханне Эббот, потому что она сказала старостам Слизерина прекратить использовать в классе слово «грязнокровка». Они избили Джинни Уизли ремнем, — она снова посмотрела на огонь. — Парвати и Лаванда присылают мне письма.

Северус внутренне выругался. Кэрроу были головорезами, тугодумами и садистами — идеальное сочетание для лазутчиков Темного Лорда. Подробности их злодеяний до него не доходили — его коллеги могли счесть бесплодной затеей, ставить его в известность его об их преступлениях.

— Каковы твои намерения? — спросил он. — Преподавать ЗоТИ? — Презрение так и сочилось из него, несмотря на все его попытки подавить его.

— Защита, — ответила она. — Вооружить учеников как можно лучше. Защитить их от Кэрроу.

— Предполагается твое участие. Если это вскроется, Темный Лорд убьет тебя.

— Нет, если ты защитишь меня.

Он стиснул зубы.

— Я не смогу этого сделать, если ты добровольно бросаешься очертя голову навстречу опасности. Ты не искусна в увертках, Грейнджер, ты очевидна.

— Так научи меня, — сказала она и полностью повернулась к нему лицом. Значит, это был ее гамбит, ее настоящий вступительный залп. — Научи меня, как ты учишь меня окклюменции. Научи меня, как выиграть войну.

Ее глаза были серьезными и сияющими в свете камина, а золотисто-каштановые волосы обрамляли ее лицо нимбом. Он подумал: не так ли выглядела Жанна д’Арк, исполненная святости и чистоты, уверенная в том, что поступает правильно, даже если это закончится ее смертью и предательством?

Так ли выглядел он сам, умоляя Дамблдора дать ему второй шанс? Поэтому ли старик дал ему его?

— Ты не можешь совершить ни одной публичной ошибки, — сказал он, зная, что это звучит как согласие, — ни единой.

— Я знаю, — безумный восторг засиял на ее лице, волнение и победа в равной степени.

— Ты можешь погибнуть, — предупредил он. Затем, более правдиво: «Из-за тебя могут погибнуть другие».

Она вздохнула.

— Я знаю.

Наступило долгое молчание.

— Ну что ж, хорошо, — сказал Северус.

Давно у него не было союзника.

◄••❀••►

На следующее утро за завтраком гул разговоров смолк, когда директор властной походкой вошел в Большой зал. Позади него, покорно плелась Гермиона Грейнджер, впервые появившаяся на публике с начала года. Волна шепота превратилась из ряби в рев, резкий шепот наполнил воздух, когда она села рядом с ним за преподавательский стол.

— Рада видеть вас не в спальне, миссис Снейп, — усмехнулась Алекто.

Она покраснела, но ничего не ответила. Снейп пододвинул к ней миску с овсянкой.

— Ешь, — приказал он ледяным и ровным тоном.

Она повиновалась.

МакГонагалл застыла с открытым ртом при виде такой скромной Гермионы.

Что с ней случилось? Она ожидала, что та будет свирепой, брызжущей яростью львицей, носящей на себе следы какой-то борьбы. Она исчезла на три дня и появилась рядом с ним, как хорошо выдрессированный терьер, не говоря ни слова и повинуясь его приказам. Неужели она была под Империусом?

— Мисс Грейнджер, — сказала она с сильным акцентом, — вы в порядке?

Гермиона взглянула на Снейпа. Он слегка наклонил голову.

— Я в порядке, спасибо, что спросили, — ответила она вежливо, без тени мертвой монотонности, присущей жертвам Империуса. — Как поживаете?

Как будто ничего не случилось. Как будто ничего необычного. Как будто она не сидела по правую руку от директора, мерзкого и презренного человека, убившего Альбуса Дамблдора.

Гермиона смотрела на нее очень пристально, словно пыталась что-то передать телепатически. МакГонагалл захлопнула рот.

— Я… я в порядке, — прошипела Минерва.

— Что бы вы ни сделали, это сработало на ура, — усмехнулся Амикус. — Надо будет спросить, как вам это удалось, Снейп.

Гермиона, втайне радуясь, продолжила молча есть свой завтрак. Это сработает. Это было правдоподобно. Те, кто знал ее, понимали, что что-то не так, но те, кто хотел верить, что ближайший друг и доверенное лицо Гарри Поттера сломлен, бесполезен и послушен, увидели бы только это. Она постучала палочкой по карману, спрятанному под столом.

По всему Большому залу начали раскаляться зачарованные монеты. Один за другим члены Армии Дамблдора проверяли свои карманы, глядя на дату на своих монетах.

Она изменилась. Встреча состоится сегодня вечером.