На следующее утро Гермиона проснулась рано. Ужин, который они ели накануне, был великолепен. Северус всегда готовил идеальное жаркое, и Тобиас, как выяснилось, сохранил это умение. Гермиона заметила, что вечер не прошел для Тобиаса даром, в нем что-то изменилось, она пока не понимала, что именно, но была в этом уверена. Изменения начались после поцелуя руки: теперь Тобиас не боялся касаться ее, что-то ей передавая. Гермиона осознавала, но не собиралась признаваться даже себе, в том, что наслаждается этими мимолетными прикосновениями.

Она послала сову в Святого Мунго, сообщая, что сегодня будет работать из дома, и, надев поверх пижамы халат, спустилась вниз, где с удивлением обнаружила, что Тобиас уже проснулся и варит кофе. Он, не говоря ни слова, загадочно улыбаясь, протянул ей чашку с напитком и благополучно покинул кухню. Гермиона, в свою очередь, приготовила большой завтрак. Сегодня ему понадобится вся энергия. Полчаса спустя перед Тобиасом стоял традиционный английский завтрак, который он поедал, просматривая утренние новости о наконец-то изменившейся погоде.

— Ты сегодня не работаешь? — наконец спросил Тобиас, убирая тарелки.

— Работаю, но из дома, — объяснила Гермиона.

— Почему? Если ты не против, что я об этом спрашиваю, — быстро добавил Тобиас.

— Мы выяснили, что это за инфекция и какой антибиотик лучше всего будет с ней бороться. Я должна дать тебе его сегодня, но я не знаю, как на него отреагирует твой организм, поэтому я не хотела бы оставлять тебя здесь одного, — объяснила Гермиона.

— О-о-о, мне жаль, что я заноза, из-за которой тебе приходится пропускать работу. Ты не должна этого делать, — грустно выговорил Тобиас.

— Я уже говорила раньше и повторю еще раз. Тобиас, ты не заноза и не помеха. Я делаю это, потому что мне не все равно. Если бы это было так, я бы не позволила тебе остаться здесь, — раздраженно ответила Гермиона.

— Тебе небезразличен я или тот человек, которым я был раньше? Северус. Ты бы стала помогать мне, если бы я не был им? — Огрызнувшись, спросил Тобиас.

— Не думай, что мне все равно. Я спасла тебя, не зная, что ты Северус. Даже если бы ты не был им, я бы все равно помогла тебе. Никогда больше не задавайся этими вопросами. Да, твое прошлое — Северус, но твое настоящее — Тобиас, и я с этим смирилась. Я забочусь о тебе и, пожалуйста, не задавай мне больше таких вопросов, — сказала Гермиона со слезами на глазах.

— Прости. Я знаю, что ты предпочла бы вернуть его и не общаться со мной. Я перестану, потому что действительно очень ценю всё, что ты для меня делаешь, — сказал Тобиас, отворачиваясь, чтобы не видеть слез Гермионы.

Гермиона покачала головой: он такой же упрямый, как и Северус. Она в глубине души знала, что Тобиасу присуще поведение и манеры Северуса, но в некоторые дни он удивлял её больше, чем следовало. Встав, Гермиона направилась наверх, прихватила вещи, которые ей понадобятся для процедуры, и вернулась вниз.

Тобиас сидел, наблюдая, как Жабрик играет с украшениями рождественской елки, и еле заметно улыбался. Разложив принесенные вещи на кофейном столике, Гермиона понаблюдала за его реакцией и, не увидев негатива, села на противоположный конец дивана.

— Извини меня за то, что произошло. Я не хотел ставить под сомнение твое гостеприимство. Мне действительно жаль, просто я не хочу, чтобы ты делала все это для меня из жалости, — объяснил Тобиас.

— И ты меня прости. Я понимаю, что это тебя расстраивает и сбивает с толку. Но я не делаю ничего из жалости. Ты должен знать, что это не в моем характере, — объяснила Гермиона.

— Хорошо. Итак, что мы должны делать? — спросил Тобиас, указывая на лежащие на столе предметы.

— Первый шаг будет самым простым, мне нужно, чтобы ты выпил вот это. Это невероятно сильный антибиотик, который будет бороться с тем, что распространилось по твоему телу. Принимать его необходимо только один раз. Этот же антибиотик я введу в зараженное место, но предупреждаю — скорее всего, это будет очень больно. Мне придется проколоть рубцовую ткань в нескольких местах, но как только пройдет инфекция: уменьшится воспаление в шее, и шрам станет светлее и менее болезненным, — объяснила Гермиона.

— В этом есть смысл. Ты создала его?

— Да, я извлекла инфекционный материал из твоей шеи и изучила его, чтобы найти подходящий антибиотик. Затем я создала формулу правильного препарата, который можно было бы использовать, — объяснила Гермиона.

— Ты великолепна, сколько тебе лет?

— Двадцать восемь. Мой день рождения был в сентябре, — призналась Гермиона.

— Значит, мне… — спросил Тобиас.

— Твой день рождения — девятого января тысяча девятьсот шестидесятого года. Через несколько дней тебе исполнится сорок восемь, — пояснила Гермиона.

Она ни на минуту не забывала о дне рождения Северуса.

— Спасибо, я не знал. Я готов, если ты готова.

— Хорошо. Мне неловко тебя об этом просить, но не мог бы ты снять рубашку? Если, конечно, тебе это удобно. Так мне будет легче добраться до твоей шеи, — пояснила Гермиона.

Тобиас кивнул. Его длинные пальцы быстро расстегнули пуговицы пижамной рубашки, и Гермиона, не удержавшись, снова уставилась на него. С такого расстояния она смогла разглядеть шрамы от ожога на его правой груди, чуть выше соска. Гермиона вспомнила, как «наградила» его ими во время их дуэли. В тот день Северус учил её невербальным заклинаниям, и ей удалось послать в него Жалящее заклинание. Он был ошеломлён тем, что она одержала над ним верх, поэтому не сразу понял, что его одежда горит. Гермиона вспомнила, как, бросив палочку, подбежала к Северусу и помогла ему снять сюртук и рубашку. Именно в ту ночь их отношения изменились… Руки Гермионы протирали его грудь прохладной тканью, которая потом была благополучно забыта, как и одежда. Это была первая ночь, когда они занимались любовью. Ночь, когда Северус впервые назвал её своей Маленькой Свирепой Львицей.

Гермиону вывел из задумчивости негромкий кашель Тобиаса, и только тогда она заметила, что сама того не осознавая, прослеживает пальцами правой руки шрамы от ожога.

Тобиас смотрел на неё, явно задаваясь очередными вопросами.

— Прости, я задумалась.

— Ты расскажешь мне, что такого интересного в этих шрамах, пока будешь заниматься моей шеей? — вежливо спросил Тобиас.

— Я… Нууу… Да, но сначала выпей это, а потом ляг. Пожалуйста, — сказала Гермиона, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.

— Хорошо, — согласился Тобиас, опрокидывая пузырек в рот, глотая и корча гримасу.

— Что это за гадость? — спросил он, ложась и подставляя Гермионе шею.

— Прости, большинство антибиотиков нельзя сделать вкусными, — извиняющимся тоном ответила Гермиона.

— Все в порядке.

Тобиас внимательно наблюдал за ней.

Гермиона глубоко вздохнула и, смочив салфетку спиртом, осторожно, не торопясь, запоминая расположение самых серьезных участков рубцовой ткани, протерла шрам на шее Тобиаса. Повернувшись к столу, она набрала полный шприц зелья и, обернувшись назад, увидела, что Тобиас смотрит на неё таким же взглядом, каким на нее смотрел Северус… В ту ночь, когда она пыталась его спасти. В его глазах был страх, доверие и таящаяся где-то в глубине души любовь.

— Я дезинфицировала кожу и сейчас начну вводить антибиотик, — проинструктировала мужчину Гермиона.

— Хорошо. Ты собиралась рассказать мне, почему из-за шрамов практически впала в транс, — напомнил ей Тобиас.

— Ты уверен? Ты бы не хотел помолчать? — спросила Гермиона, надеясь, что ей не придется объясняться.

— Это поможет мне сохранять спокойствие. Твой голос успокаивает, — признался Тобиас.

— Раньше я тоже так говорила о твоем голосе. На счет три. Раз. Два. Три, — сказала Гермиона и проколола кожу в первом месте.

— Шрамы от ожогов на твоей груди — моих рук дело. Северус был учителем химии в школе-интернате, где я училась. Во время занятия эксперимент пошел не по плану, и искры прожгли рубашку Северуса, — объяснила Гермиона, вытаскивая иглу.

— Это ещё не всё. Я уверен, — заявил Тобиас с искажённым от боли лицом.

— Да, не все. На счет три. Раз. Два. Три, — повторила Гермиона и ввела шприц во второй карман, наполненный ядом.

— Причина, по которой это так сильно повлияло на меня, в том… Как только рубашка загорелась, я помогла тебе, прости, Северусу, раздеться и приложила к ожогам мокрую ткань. Прежде чем я поняла, что происходит, мы оба оказались нагими, и… В ту ночь мы впервые занялись любовью, — объяснила Гермиона, вынимая иглу из его шеи.

— Мне жаль, Гермиона. Я вижу, как тебе тяжело.

— Как я уже говорила, все в порядке. Думаю, на сегодня хватит. Теперь отдохни немного. Антибиотик скоро подействует, но это отнимет у тебя много сил, — сказала Гермиона.

Тобиас кивнул, потянулся и взял ее за руку, осторожно ее пожал и отпустил. Гермиона встала и, собирая вещи, за долю секунды, приняв решение, наклонилась и нежно поцеловала Тобиаса в лоб.