Последствия наших поступков всегда так сложны, так разнообразны, что предсказание будущего и впрямь невероятно трудная задача.

Джоан Роулинг

— Ну и что мне с тобой делать?..

Раон Миру, великий и могучий чёрный дракон, шмыгнул носом и сжался. Как будто Кейл и правда мог поднять на него руку — или аж на целую неделю лишить яблочных пирогов.

— Понять и простить! — Розалин прижала малыша к себе покрепче — и тот, закутанный ею в плед чуть ли не по самые рожки, согласно чихнул. — И вылечить, — добавила принцесса.

Кейл скрестил на груди руки.

…Они даже не стали спускаться в Тайную комнату: Розалин забралась с ногами на подоконник, когда-то так нежно любимый ею, Альберу встал рядом, а Чхве Хан подпёр спиной стену — причём с таким сосредоточенным лицом, как будто без него она могла обвалиться. В любой момент.

Плакса Миртл, покой которой был так возмутительно нарушен (счастье её длилось недолго: если сложить дни, и двух месяцев не набралось бы), теперь выглядывала из кабинки, но даже пикнуть, что женский туалет — не место для всяких там мальчишек (Кейл Хенитьюз — не «всякий»!..) никак не решалась.

Мучила ли гриффиндорцев совесть? Ничуть. Она у них была одна на троих, даже на четверых, — и на всех её, конечно же, не хватало.

Кейл Хенитьюз — тот самый бессовестный слизеринец-пятикурсник, которого гриффиндорцы заманили в свои сети (и который уже понял, что чем больше им сопротивлялся, тем сильнее запутывался) — процедил:

— И как же?

Ни к лекарю Пендрику (который знал о драконе), ни к директору Эрухабену (который сам был драконом) они не могли обратиться — и не смогут ещё целую неделю. Обоих в который раз вызвали в Министерство магии. Ну ещё бы, одного студента то ли прокляли, то ли отравили; другой сошёл с ума за пару дней до слушания…

Но как же всё некстати!

Проблема-то была не в Министерстве магии, а прямо перед слизеринцем — и хотел он того или нет, её нужно было решать. И как можно скорее.

…А всё из-за чёртовых гриффиндорцев!

На дворе (на всех дворах Хогвартса) уже стоял март, но ещё лежал снег, из которого лепились отличные снежки — и снеговики, если кого-нибудь догнать и как следует извалять в нём. Любимейшая зимняя забава «золотой четвёрки»; Кейл же не любил ни снег, ни гриффиндорцев — и бегал, пусть быстро, но недалеко.

...Но всё же не было ничего веселее, чем пробурить собой снег, а потом вдруг выпрыгнуть из сугроба на только-только отряхнувшегося человека — слабого человека, потому что он, конечно же, не устоит на своих двоих.

Кейл думал, что хуже уже быть не может, но сейчас, глядя на отчаянно шмыгающего носом чёрного дракона, понял, что всё-таки может.

— Ничего, вылечим! — Розалин, заметив, что из-под пледа выглянул чёрный хвост, заботливо прикрыла его. — Что нам нужно делать? — Она посмотрела на слизеринца. — В книге «Люди, которые любят драконов»…

—…нет ни слова о том, как лечить простуду, — поморщился Кейл.

Ещё была, правда, книга «Разведение драконов для удовольствия и выгоды» — вот только в ней описывался только синдром скваббса1, который лечился перцем чили и… ромом.

Если с первым Кейл смог бы ещё смириться, то со вторым — слизеринец с прищуром посмотрел на чёрного дракона, который только внешне был похож на своих собратьев по чешуе, — нет.

Точно нет!..

Гриффиндорцы наблюдали за его лицом со всё возрастающим интересом — и очень жалели, что не слышали, о чём он думал.

— Тогда, — голос Розалин отвлёк Кейла от его мыслей, — будем лечить господина дракона, как человека?

— Но я не чело... — апчхи! — ...век! — возмутился великий и могучий дракон.

— Да, — кивнул слизеринец Розалин.

— Но я не — апчхи! — не человек!

— Да, — ответил Кейл уже чёрному дракону.

— А если написать письмо? — спросил Чхве Хан. — Господину директору или мистеру Пендрику?

— Я уже думал, — опередил Кейла Альберу. — Его могут вскрыть — и вряд ли в Министерстве с пониманием отнесутся к вопросу: «Как вылечить простуду у маленького дракона!?»

— Но я не маленький! — шмыгнул носом Раон Миру.

— Да, конечно, — покладисто кивнул Альберу, но малыш всё равно завозился в руках Розалин. Кейл, поняв, чего добивался чёрный дракон, со вздохом забрал его — и поморщился: малыш ощутимо потяжелел за ту пару месяцев, которые провёл с ним.

Розалин с умилением посмотрела на Раона, успокоившегося в руках Кейла.

— Тогда попробуем старые проверенные методы, — и стала загибать пальцы: — Нужно побольше пить, подольше спать и проветривать… кхм.

— Подземелья, да, — кивнул Альберу Кроссман. — Устроим там сквозняк, чтобы всех слизеринцев повыдуло… Что? — Староста Гриффиндора перехватил недовольный взгляд Кейла. — Потоп же там устраивали — правда, не мы, слизеринцы тогда своими силами справились, но…

— Там и без сквозняков холодно, — поджал губы Кейл.

— Так не в холоде же дело!

— Может, господин дракон побудет пока с нами? — вмешалась Розалин. — В гостиной Гриффиндора и тепло, и проветрить можно…

— Нет! — испугался Раон. — Я хочу — апчхи! — с человеком!..

Чхве Хан усмехнулся.

— Если будет холодно, утеплю, — дёрнул щекой Кейл.

В чём слизеринцам и правда не было равных, так это в согревающих заклинаниях.

— А что там по отварам? — спросил наследный принц.

Кейл поморщился. Он уже подумал и о них — вот только кто знал, как могли подействовать на чёрного дракона укрепляющие зелья? Даже на флакон умиротворяющего бальзама малыш смотрел, как жмыр на валерьянку... и сна у него потом не было ни в одном глазу!

— Если только у Пендрика… — Кейл не договорил.

— Что, — поднял бровь Альберу, — декана Слизерина уже обчистил, пришла очередь лекаря?

Розалин прыснула, а Чхве Хан только головой покачал: ни от кого, конечно же, не укрылось, как посветлело лицо слизеринца.

Что ж, Кейл Хенитьюз и правда не был обременён совестью.

— Тогда заглянем к нему, — кивнул наследный принц. Кейл нахмурился. — Что? — усмехнулся Альберу. — Ты думал, мы тебя из виду теперь выпустим? Ну конечно, и будет как в тот раз с лестницей…

— С какой лестницей? — удивилась Розалин.

— Пендрик души не чает в Лаке. — Альберу, которому тоже могло попасть «за лестницу», перевёл тему. Розалин прищурилась. — Он должен знать, где что лежит.

— Тогда встречаемся после уроков у общей палаты, — решил Кейл. — А пока…

— Человек… — перебил его чёрный дракон — таким голосом, что у слизеринца мурашки побежали по спине. — Я не могу…

— Что не можешь?

Улыбка Альберу застыла. Чхве Хан напрягся, а Розалин даже соскочила с подоконника.

— Я не могу… я же великий и могучий… но я не могу… — залился слезами малыш.

— Что?

— Стать невидимым.

Кейл моргнул.

В женском туалете повисла тишина.

— Может, из-за простуды? — Розалин, взяв себя в руки, успокаивающе погладила малыша между рожками.

— Похоже на то, — протянул Альберу.

— Но как же тогда мы… — Чхве Хан не договорил.

Все поняли, что он хотел сказать. О том, чтобы спрятать его, не могло быть и речи: чёрный дракон, хоть и был великим и могучим, оставался малышом, которого они не могли оставить одного.

И ведь учебная неделя только-только началась…

Кейл поправил на чёрном драконе плед — и почувствовал, как тот прижался к нему.

— По очереди будем прогуливать, — пожал плечами Альберу. — Или, может, он у тебя поместится? — Он с прищуром посмотрел на сумку, которая висела на плече слизеринца. — Поместилась же там как-то кладовая профессора Флинна… Или далеко не унесёшь?

— Я унесу.

Все посмотрели на Чхве Хана.

Альберу с Розалин представили, как друг носит за слизеринцем сумку, особенно на неспаренные с гриффиндорцами уроки, переглянулись — и расхохотались. Сам же Чхве Хан и бровью не повёл: ему было всё равно, кто там что о нём мог подумать — даже друзья.

— Не нужно, — выдавил из себя Кейл и повернулся к Альберу. — Одолжишь мантию?

— Свою? — изогнул тот бровь. — Тебе так понравился мой шарф, что ты решил забрать себе ещё и мантию?

Розалин прыснула.

Кейл закатил глаза.

…Нет, всё-таки «снег» и «гриффиндорцы» — адская смесь, хуже взрывающегося зелья!..

𓅓 𓅓 𓅓

Лак так спешил, что чуть не навернулся на лестнице: он, задыхаясь, пытался на ходу стянуть с себя пальто с шарфом.

Маленький — по годам, а не по росту — оборотень бежал от самых теплиц. Последний на сегодня (и спаренный с пуффендуйцами) урок Травологии закончился четверть часа назад, если не больше. Однако не успел Лак похватать вещи, как рядом с ним с непреклонным видом возникла профессор Литана — она же преподавательница Травологии и декан Пуффендуя в одном флаконе в одной теплице. Лаку пришлось пересаживать первоцвет² — и теперь он опаздывал! Очень опаздывал!

...Лаку повезло с друзьями — повезло так, как никому другому. Он не знал, за что ему такое счастье: с появлением троицы второкурсников страх, мучавший Лака всю его жизнь, — страх за себя и перед собой, — стал таять, как снег на варежках: медленно, но верно.

То, что он попал именно в Гриффиндор, на первом курсе казалось ему чьей-то злой шуткой. На четвёртом же Лак, глядя на друзей — друзей, которых должны были перераспределить в конце года, — чувствовал, как внутри него расцветало желание быть им не просто другом или младшим братом.

Лак хотел, чтобы друзья могли положиться на него так же, как он мог положиться на них.

Хотя бы сегодня. Хотя бы так.

Пока — так.

Проскочив мимо портрета Даммары Доддоридж, он увидел, что двери в общую палату закрыты, а рядом никого нет. Лак бросился к ним — и двери легко поддались под его руками.

Он опоздал. Они уже вошли.

Лаку захотелось плакать.

Дверь в кабинет лекаря Пендрика тоже была приоткрыта.

— Простите, мне очень жаль, я!.. — Лак распахнул её, увидел змеиный герб на мантии — и все слова, которые он хотел сказать друзьям, вылетели у него из головы.

Лак уже давно не боялся Кейла Хенитьюза. Тот был… настоящим слизеринцем: расчётливым, из знатного рода, с таким вечно недовольным лицом, как будто хотел, чтобы все от него отвязались... а ещё — он был тем, кто из раза в раз подставлялся под удар ради друзей.

…Студент, одетый, как и Кейл Хенитьюз, в мантию с серебристо-зелёной отделкой, развернулся к четверокурснику. Лак, посмотрев ему в лицо — даже там, в чертах, проглядывалось что-то змеиное, — отстранённо подумал, а был ли их слизеринец вообще… слизеринцем?

Флакон с нежно-розовым зельем, который старшекурсник сжимал в руке, пропал в кармане мантии — и это было последнее, что успел увидеть Лак.

— Флиппендо Дуо! — Палочка со свистом рассекла воздух. Лака, подхватив порывом, крутануло в воздухе — и швырнуло на пол общей палаты.

Глаза слизеринца лихорадочно блеснули — он, переступив порог и набрав в грудь побольше воздуха, указал палочкой на четверокурсника:

— Об…

— Апчхи-и!!!

Слизеринец подскочил — и на пол посыпались осколки: ваза, только что стоявшая в углу, прилетела ему в голову. Он, широко распахнув глаза, покачнулся — и наотмашь хлестнул палочкой:

— Иммобулюс! — Голубой луч полоснул по стене там, откуда в него прилетела ваза.

— Апчхи!!!

Слизеринец, прикрыв голову руками, бросился в двери общей палаты — и они хлопнули за его спиной.

…Лак с трудом сел. Перед ним, стянув с себя и с чёрного дракона мантию-невидимку, опустился на колено Кейл Хенитьюз.

По его лицу, как всегда, невозможно было что-то прочесть.

— Человек, я не хотел чихать! Апчхи! — Раон Миру шмыгнул носом. — Человек, ты видел?! Он хотел заколдовать маленького Лака! Человек, я очень зол! Апчхи!!

— Я… — пролепетал Лак, и чёрный дракон тут же умолк.

Кейл Хенитьюз поморщился, медленно поднял руку… и положил её на голову маленького оборотня.

Лак перестал дышать.

— Сайрем — семикурсник, — спокойно сказал Кейл. — Он тебе неровня. Как и мне.

— Человек, ну что ты такое говоришь?! — возмутился Раон. — У тебя же есть я! Ачхи! Вот выздоровею — и мокрого места от него не оставлю!

Кейл, забрав руку, недовольно посмотрел на малыша.

— И от кого ты таких слов набрался?

— От тебя! Апчхи!

Кейл опешил.

...Лак, глядя на них, слабо улыбнулся.

Ему стало чуть легче.