Она стояла перед уродливым, разрушающимся домом и чувствовала себя до странности маленькой. Здание не было величественным строением или грандиозным сооружением, нет, оно было скромным, слегка покосившимся влево домиком. Однако, стоя перед ним, Гермиона чувствовала неописуемый, практически животный страх. В этом доме родился, вырос и прожил всю свою сознательную жизнь профессор Северус Снейп. Она стояла в Паучьем Тупике и не знала, что здесь делает. Ее привело сюда какое-то неуемное чувство справедливости, но сейчас она жалела о своей гриффиндорской импульсивности.

Для того, кто так сильно ненавидел профессора Снейпа, Гарри Поттер удивительно быстро стал его самым главным защитником (он даже написал статью, в которой пылко защищал своего бывшего Мастера зелий) и соглашался на интервью только при условии, что сможет рассказать историю покойного профессора и тем самым его оправдать. Подтверждение же слов Поттера портретом Дамблдора сделало профессора Снейпа Героем войны… Правда, посмертно. Он был награжден тремя орденами Мерлина первой степени, и теперь предстояли пышные, подобающие его заслугам похороны.

Гермионе было больно от того, что профессор Снейп прожил трагическую, уродливую жизнь и умер такой жестокой смертью. Этот человек годами только и делал, что отдавал, отдавал, отдавал, не получая взамен ничего, кроме ненависти, подозрений и жестокого к себе обращения. Друзья его бросили, заставив проживать жизнь в одиночестве день за днем, вплоть до его убийства в мрачной и грязной лачуге. Да, профессор Снейп был жестоким, обижающим, едким, грубым и злым, но он также был самоотверженным, верным, благородным, выдающимся и тонко чувствующим волшебником, но прежде всего… он был человеком, который заслуживал лучшего.

Ей казалось странным то, что, несмотря на грядущие похороны, никто так и не стал искать его палочку. И одна только мысль о том, что какой-то бандит мог украсть его палочку и надругаться над ней, приводила Гермиону в ярость. Волшебников полагалось хоронить вместе с их волшебными палочками! Однако, впервые вернувшись в Визжащую хижину (чтобы забрать тело), она обнаружила кое-что чрезвычайно тревожное… профессора Снейпа там не оказалось. Тело исчезло, как и все его личные вещи. Остались только ужасные брызги засохшей крови на пыльном полу, но кровавого следа, ведущего к двери, не было.

Гермиона провела следующие несколько дней, задаваясь вопросом, что же случилось с профессором, и изучая вопрос смерти волшебников и того, что происходит с их телами. Северус Снейп был всего лишь человеком, он не мог раствориться в воздухе или провалиться сквозь землю. Его телесная форма начала бы разлагаться, как и любое другое человеческое тело, но в хижине не было никаких признаков чьего-либо перемещения. Казалось, что труп профессора просто исчез, развеялся, как пепел на ветру.

Чтобы разгадать эту тайну, Гермиона взяла на себя смелость узнать о профессоре Снейпе все, что только можно. К сожалению, она почти ничего не нашла в его ежегодниках, а большинство выпускников и студентов Слизерина не доверяли ей и, соответственно, ничего не рассказывали. Наибольшего успеха она достигла в беседе с портретом Альбуса Дамблдора, но бывший директор даже в нарисованном виде изъяснялся загадками. Он лишь сказал:

— О человеке можно многое узнать по тому, как он жил.

Именно эти слова и привели Гермиону Грейнджер в Паучий Тупик. Она не могла понять, почему так болезненно нервничает, но что-то подсказывало ей, что она должна быть здесь. Только найдя палочку профессора Снейпа, она сможет выразить ему свои извинения за то, что не понимала его, когда он был жив. Для нее это был единственный способ поблагодарить Мастера зелий за все те жертвы, на которые он шел, чтобы из года в год спасать ее жизнь.

Гермиона осторожно подошла к двери, положила ладонь на тонкую железную ручку (металл оказался теплым, но не неприятным) и, нахмурив брови, аккуратно потянула на себя. Дверь медленно и со скрипом отворилась. Если бы она была сумасшедшей, то подумала бы, что дверь устало стонет. Тем не менее дом с готовностью ей открылся.

«Странно, — подумала Гермиона. — Он явно не волшебный. Разве что… Возможно, профессор Снейп наложил на свой дом чары? Но… почему человек, столь замкнутый и параноидально заботящийся о своей безопасности, позволил двери открыться кому попало? Особенно гриффиндорской всезнайке?» Что ж, ничего не поделаешь. Гермиона пришла сюда для того, чтобы найти волшебную палочку профессора Снейпа или хоть какую-то подсказку относительно того, где эту самую палочку следует искать дальше.

Она переступила через порог, тихо поприветствовала дом и поблагодарила его за то, что он позволил ей войти. Гермиона глубоко вздохнула и испуганно огляделась, почему-то она чувствовала себя здесь ужасно напряженной. Ее не покидал страх, что опасность неминуема, что в любой момент кто-то может выйти из-за угла и причинить ей боль. «Постоянная бдительность, Гермиона, постоянная бдительность», — твердила себе девушка.

Крепко сжимая в кулаке свою волшебную палочку, Гермиона осторожно ступала по коридору. Она как раз проходила мимо грязного зеркала, когда краем глаза заметила, как мимо пронеслось что-то серо-черное. Гермиона замерла, повернулась и посмотрела в зеркало. У нее перехватило дыхание, когда вместо своего отражения она увидела… маленького мальчика. Маленького мальчика с длинными, свалявшимися волосами и перепачканным грязью лицом. Было ясно, что он мало ел и за ним плохо ухаживали. Хотя выражение его лица было изможденным и усталым, глаза его сверкали умом и сообразительностью, такими несвойственными детям его возраста.

«О, — с удивлением подумала Гермиона. — Это он… Это маленький Снейп!» Юная ведьма улыбнулась малышу и протянула вперед дрожащую руку. Ей хотелось прикоснуться к нему, показать, что она не желает ему зла, что она здесь для того, чтобы помочь… Однако мальчик отрицательно покачал головой и приложил палец к губам. Губы маленького Снейпа безмолвно шевелились, но голос его прозвучал в голове Гермионы, так и не нарушив тишины, царившей в доме.

— Он идет. Тихо!

Гермиона поспешно оглянулась, но никого не увидела. Когда она вновь посмотрела в зеркало, маленький Снейп исчез, оставив его простым предметом обихода. Беспокойство опустило свои тяжелые руки на ее плечи, но Гермиона продолжила продвигаться вглубь дома. Она подошла к кладовке, дверцу которой подпирал шаткий стул.

«Зачем он здесь? Он как будто пытается удержать кого-то внутри».

Гермиона быстро наложила чары обнаружения опасности, но ничего и никого не нашла. Опасности поблизости не было. Осторожно отодвинув стул, она нервно приоткрыла дверцу и вошла. В кладовке было темно и ужасно пахло. Гермиона закрыла нос рукой и начала было задыхаться от окатившего ее с ног до головы зловония, когда услышала голоса:

— Папа, нет! Пожалуйста! Я…

— Заткнись! Что, черт возьми, я тебе только что сказал?! Ты останешься здесь на ночь!

— Пожалуйста! Я больше не буду этого делать! Это была случайность!

— Я СКАЗАЛ, ЗАТКНИСЬ!

По воздуху прокатился треск ремня и болезненный крик с пронзительными рыданиями. Тоненький, детский голосок умолял о помиловании, а мужской бас орал о том, что мальчик снова испачкал свои брюки.

— ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, С ТОБОЙ НЕ ТАК? ТЫ ПРОХОДИШЬ В НИХ ВСЮ НОЧЬ! ПЕРЕСТАНЬ БЫТЬ УРОДОМ!

Гермиона, рыдая, выбежала из чулана. «О Боже, — захлопнув дверь, подумала она. — Боже мой! Что за ужасный человек поступает так со своим собственным сыном? Что за чудовище бьет своего ребенка и терроризирует его до такой степени, что он писается? А потом еще и обвиняет в этом маленького мальчика?»

Раскаленная добела ярость пронеслась по ее венам, и Гермионе пришлось глубоко вдохнуть, чтобы унять свой гнев. Она ненавидела этого человека и, если бы могла, то набросилась бы на него, выцарапала бы глаза, повыдирала волосы и расквасила бы нос. Она бы пинала, кусала, царапала этого монстра за то, что он причинил боль невинному ребенку!

«Успокойся, Гермиона, — сказала она себе. — Этот дом меняет тебя до неузнаваемости. Ты не знаешь этого человека, и ты здесь не для того, чтобы изучать его! Тебе нужно найти палочку!» Сделав еще несколько очищающих сознание вдохов, она поставила стул на место и пошла дальше. Гермиона вошла в гостиную и, наконец, почувствовала покой. Стены этой комнаты были полностью уставлены книжными шкафами. Обстановка была спартанской, а мебель старой, но взгляд Гермионы вновь и вновь возвращался к книгам.

Ведьма осторожно провела ладонью по корешкам ряда книг в кожаных переплетах. Коснувшись их, Гермиона едва не отпрянула назад, но тут же с любопытством вновь провела по ним пальцами. На ощупь книги были не кожаными, а теплыми и живыми, как грубые мозолистые руки. Прикосновение к ним было похоже на поглаживание внутренней стороны ладони. Эта магия испугала ее, но в глубине души Гермиона знала, что здесь ей не причинят вреда.

Она взяла в руки черную безымянную книгу, нервничая открыла ее и удивленно моргнула. В ней ничего не было. Гермиона стерла слой пыли, и на странице начали проявляться насыщенные изумрудно-зеленые чернила. Ведьма сразу же узнала судорожно колючий почерк.

— Почему ты здесь? Кто тебя впустил?

— Дом. Где ты? Пожалуйста, я только пытаюсь помочь! Я…

Гермиона хотела сказать, что ей жаль. Что она сожалеет обо всем. Что она хотела бы, чтобы с ним никогда не случилось того, случайным свидетелем чего она стала. Что она хотела бы… хотела бы быть его подругой, если бы они только знали друг друга в детстве.

К ее шоку, слова, звучащие в ее голове, вдруг стали появляться на бумаге.

Книга остыла, и Гермиона почувствовала сокрушительное чувство вины.

«Я сделала что-то не так и только что усугубила ситуацию?»

Постепенно книга снова начала нагреваться. Появившиеся слова были мелкими, но она смогла их прочитать.

— Я бы тоже этого хотел. Возможно, тогда я мог бы вырасти счастливым.

Страница снова оказалась пустой, и книга вновь стала похожа на обычный том в кожаном переплете. Гермиона покачала тяжелой, затуманенной головой. Она чувствовала себя так, как будто только что проснулась от глубокого сна.

Пока гостиная казалась ей наименее ужасной комнатой в доме. В целом же дом казался таким… Гермиона не знала, какое подобрать слово. От коридоров и стен чувствовалась скрытая угроза. Она не могла не задаться вопросом: почему здесь она так напряжена и чувствует себя на взводе? В этом доме никого не было, но Гермиона нутром чуяла, что должна быть готова к любой опасности. Каждый малейший скрип, издаваемый старым домом, заставлял ее напрягаться и стискивать челюсти. Здесь она не могла расслабиться ни на секунду!

Она продолжила осмотр гостиной и нашла старый, исцарапанный, весь в выбоинах, письменный стол, стоящий у стены. Гермиона подошла к нему, и тут словно какая-то магическая сила подняла ее ладонь и бесцеремонно опустила на столешницу. Глубокий хмурый взгляд омрачил ее лицо, но, подняв руку, Гермиона удивленно моргнула. Она увидела вырезанную на дереве надпись "СТС 1968". Несмотря на напряжение, Гермиона слегка улыбнулась, увидев детские каракули профессора Снейпа, выгравированные на столе. Казалось почти забавным, что ее грозный и суровый профессор когда-то был маленьким мальчиком, который занимался совершенно обычными детскими делами.

Ведьма провела пальцем по инициалам, и в этот момент снова услышала голос юного Северуса.

— Что общего у ворона и письменного стола?

Гермиона хотела ответить ему: «Они оба могут издавать ноты», но голос продолжил говорить.

— Мам! Мам, ты знаешь ответ? Что общего у ворона и письменного…

— Северус, не сейчас. Просто… Просто иди наверх.

— Мам, но мне скучно и…

— Ты что, меня не слышал?! Я сказала, иди наверх! Ты знаешь, что сделает твой отец, если снова услышит твое нытье? Хм? Ты знаешь, что он сделает со мной?

Маленький Снейп замолчал, а Гермионе показалось, что он подрос всего на пару дюймов. Холодный, жесткий голос его матери заставил ее сжаться, но какая-то ее часть продолжала негодовать и злиться.

«Это была не его вина! Он был маленьким мальчиком, задавшим невинный и, откровенно говоря, очаровательный вопрос! Почему же мать говорила с ним так пренебрежительно?!»

— Он снова ударит меня, потому что ты ведешь себя слишком громко! Ты этого хочешь? Чтобы твой отец ударил меня? На этот раз это будет твоя вина! А теперь иди наверх, как я тебе сказала, и не спускайся, пока я тебя не позову!

— Прости, мама. Я не хотел…

— Просто делай, как я сказала! Хватит тянуть время и иди наверх!

Жесткая, леденящая кровь окончательность ее слов заставила Гермиону крепко вцепиться пальцами в столешницу.

«Это… было несправедливо! Как посмела эта женщина взвалить такой груз ответственности на его детские плечи! Как посмела его мать возлагать на него это бремя, когда он не сделал ничего плохого!»

С губ Гермионы сорвалось почти нечеловеческое рычание. Она ненавидела родителей профессора Снейпа. Она ненавидела этих двух людей, разрушивших жизнь своего сына, еще до того как она успела начаться! Может ли кто-то представить, каким бы был Снейп, если бы вырос в любящей, теплой и безопасной обстановке? Это было чудо, что он стал таким, каким стал.

От размышлений Гермиону оторвал стук дерева. «Черт… О, черт!» Сама того не осознавая, она отломила кусок от письменного стола! Гермиона поспешно наложила Репаро и начала гладить столешницу, как будто она была обиженным ребенком.

— Прости меня! Я не хотела этого делать! Мой гнев не оправдание, и это не твоя вина! Я сейчас же уйду и больше не причиню тебе боли.

Стол начал расслабляться. Он затих и стал таким, каким был до того, как Гермиона наткнулась на него.

В один миг гриффиндорка даже малодушно подумала, что все окружающее ее — сон. У нее ужасно болела голова, она была чертовски измотана, но уперто расправила плечи и выпрямилась. Гермиона собиралась найти эту палочку, даже если это будет последнее, что она, черт возьми, сделает! Чем больше она узнавала о своем загадочном Мастере зелий, тем больше убеждалась в правильности своего решения.

«Нужно найти палочку и дать Северусу Снейпу упокоиться с миром».

Гермиона вышла из гостиной и попала на разгромленную кухню. Какими бы крепкими ни были ее нервы, ее все равно до забавности удивил тот факт, что ее суровый профессор, жил как простой маггл.

«Что он любил есть? Умел ли он готовить?»

Кухня была очень старой, как и наполняющая ее бытовая техника. Однако на столешнице одиноко стояла красивая, но потускневшая от времени, золотого цвета плетеная корзинка. Гермиона не думала, что в ней что-то есть, но все же подняла крышку и обнаружила внутри маленькое зеркальце.

«Странно», — подумала она, но взяла вещицу в руки и стала рассматривать.

Профессор Снейп подрос, но все еще был болезненно худым ребенком. У него был вид исхудавшего, изголодавшегося животного. Его плечи выглядели так, будто могли сломаться, а ключицы болезненно выпирали. В доме не было никакой еды. Ничего, кроме мешка старой муки с умершими в ней жуками. Голод разрывал мальчика изнутри.

Его отец… Он забрал последние деньги и, как обычно, пошел их пропивать. Не оставив ничего для своих жены и сына. Они голодали, а… а… гребаный Тобиас собирался пропить деньги, на которые можно было купить буханку хлеба. Руки будущего профессора Снейпа яростно затряслись, когда он поднял крышку корзинки цвета выцветшего золота. Там был только черствый кусочек корочки размером меньше его мизинца… несколько крошек, и больше ничего. В отчаянии Северус запрокинул голову назад и высыпал содержимое корзинки себе в рот. Этого явно было недостаточно! Мальчик был так голоден, что в надежде найти хоть что-то, начал облизывать внутреннюю поверхность хлебницы. Ничего.

Наконец, юный Северус повернулся и встретился взглядом с Гермионой, которая с ужасом наблюдала за происходящим. Она лихорадочно полезла в карман и чуть не заплакала, когда нашла там яблоко. Гермиона протянула его мальчику, и Снейп, пошатываясь, подошел, но не успел его взять, поскольку глаза его закатились и он потерял сознание.

Гермиона отшвырнула от себя корзинку и буквально взвыла от бессилия. Она хотела помочь ему, но не могла! Гермиона хотела бы освободить его от этого жалкого существования, но было поздно!

«Вся жизнь профессора Снейпа была ловушкой»

Ее колени подогнулись, Гермиона рухнула на пол и безудержно зарыдала.

«Профессор Снейп был рожден в аду! Неудивительно, что он вырос подлым и злым. А кто бы на его месте не вырос таким? Если бы я раньше узнала, что он жил именно так, то никогда бы слова о нем плохого не сказала! Я бы выкинула из головы все негативные мысли о своем профессоре!»

Слезы утихли сами собой, Гермиона встала, и в этот момент произошла очередная странная вещь. Что-то отягощало карман ее мантии, она запустила туда руку и удивленно моргнула, когда вытащила… красивое блестяще-красное яблоко.

За пределами кухни находилось то, что когда-то было помещением для стирки. Стальная ржавая ванна была завалена грудами старой одежды. Гермиона боковым зрением заметила что-то серебристо-зеленое. Это было маловероятно, но, если бы она узнала что-нибудь о школьных днях профессора Снейпа… возможно, это «что-нибудь» могло бы послужить подсказкой в ее поисках палочки?

Гермиона начала разбирать груду одежды и нашла серебристо-зеленый, полосатый, выцветший от возраста галстук. Тот факт, что он не был чисто черным, заставил девушку улыбнуться. «Когда-то профессор Снейп носил яркие цвета.» Она слегка коснулась галстука и почувствовала тепло, словно его только что сняли с чьей-то шеи. Но чем дольше Гермиона держала его в руках, тем сильнее он обволакивал ее запястья. Она начала паниковать, пытаясь освободиться, но галстук так туго стянул ее руки, что они побелели, и чем больше Гермиона кричала и сопротивлялась, тем сильнее он затягивался.

Она услышала голоса в своей голове, сначала они звучали, как искаженное радио, но постепенно становясь все более четкими, заставляли ее нутро вздрагивать.

Смех не прекращался. Он преследовал его повсюду. Неужели они не видят? Разве они не видят, что он задыхается?! Он не может дышать! Его лицо стало синюшным, почти фиолетовым. Он пытался сорвать с себя галстук, но чем больше боролся, тем туже затягивалась удавка. Лили была единственной, кто не смеялся. Она все умоляла и умоляла его успокоиться, но Северус не мог. Он был так напуган. Его собирались убить в Большом зале на потеху всем собравшимся.

Лили подняла свою палочку и произнесла заклинание, которое разрезало галстук. А поскольку Северус в это время продолжал хаотично дергаться, пытаясь освободиться, разрезанный галстук упал на пол вместе с прядью его волос. Пока он под аккомпанемент непрекращающегося смеха хватал ртом сладкий и чистый воздух, на глазах Лили выступили слезы, и она вновь и вновь стала за что-то извиняться. Северус поднял руку к лицу и побледнел. Его волосы были нелепо неровными. С одной стороны длинными, а с другой — обрезанными на уровне челюсти. С хриплым и слабым криком ярости Северус-подросток растолкал толпу зевак и выбежал из Большого зала. Трое гриффиндорских мальчиков, смеялись прикрывая рты ладонями. Один из них был чертовски похож на Гарри.

Наконец, галстук ослабил свою хватку. Гермиона потерла фиолетово-белые ладони, пытаясь унять жжение. Ее запястья были в синяках.

Ярость, бурлившая внутри нее, достигла критического уровня. Гермиона схватила этот проклятый галстук и начала его рвать. Этого оказалось недостаточно, и она стала рвать все, что попадалось ей под руку. Белая рубашка, черная мантия… все для маленького человека. Она ковыряла ногтями вышитую эмблему факультета и бросалась обрывками ниток, вопя, как баньши.

Гермиона чувствовала, как по ее венам разливается гнев, которого она раньше не знала. Когда в последний раз ей хотелось кого-то… убить? И не с помощью магии, а голыми руками. Она хотела почувствовать горячую, липкую кровь под своими пальцами. Хотела ощутить ее соленый вкус на своих губах… Она была готова убить за него. Гермиона убила бы любого, кто толкнул профессора Снейпа на пройденный им темный путь.

«Почему никто не мог проявить к нему доброту или понимание? У его ног лежал целый мир! Этот волшебник мог бы стать по-настоящему великим, если бы действительно был злым. Вместо этого… он позволил утопить себя в клевете, несправедливых характеристиках и заброшенности, пока сам молча спасал волшебный мир.»

— Мне так жаль, что меня там не было. Я бы рискнула быть отчисленной, если бы это помогло защитить вас от всех них. Я должна была узнать это, чтобы больше никогда не задаваться вопросом, почему вы так ненавидели Гарри. Вы каждый день смотрели в лицо мальчика, который выглядит в точности как ваш худший мучитель.

Гермиона неохотно вышла из комнаты, так и не заметив, что вещи сшились сами собой. В конце концов, эта одежда была привычна к такому обращению.

Гриффиндорку потянуло к лестнице. Поднимаясь наверх, она чувствовала нарастающую тревогу. «Что этот ужасный дом покажет мне на этот раз?» Волосы на ее затылке встали дыбом, а плечи поникли под весом непреодолимого напряжения. Гермиона была на взводе, но каким-то чудесным образом ей удалось подняться по лестнице без каких-либо приключений. Ни голосов, ни воспоминаний. Однако Гермиона не заметила, что каждый ее шаг сопровождался появлением на ковре очередной капли крови.

На этаже было три двери. Гермиона колебалась, не зная, которую открыть первой. По правде говоря, ей не хотелось открывать ни одну из них, но она зашла так далеко в своих поисках, все еще ни на йоту не приблизившись к конечной цели, что терять ей было нечего.

С большим трепетом Гермиона подошла к двери посередине. Резко выдохнув, она глубоко вздохнула и тихо вошла внутрь. В комнате было темно до тех пор, пока она не потянула за цепочку и не включила свет.

Подросток Снейп (может быть, на год или два младше ее самой) стоял над унитазом, и одной рукой упирался в стену. Его темные волосы скрывали лицо, подобно шторам. Младшая версия ее учителя тяжело дышала, ее худые плечи вздрагивали, а свободная рука яростно…

«О… О… О, Боже!»

Лицо Гермионы вспыхнуло от стыда. Она начала было пятиться, но увидела, что в зеркале мелькнуло что-то белое.

Это было лето перед их пятым курсом. Тот день в доме Снейпов было на удивление тихо. Мать Северуса ушла наверх, чтобы лелеять свою головную боль, а Тобиас скорее всего уже сидел в каком-то захудалом пабе. От нечего делать Северус решил отправиться на берег реки, найти там несколько камней и потренироваться в превращении их в уголь.

Он не планировал этого, но случайно наткнулся на сидящих на поляне Лили и Петунию. Северус еще не успел поздороваться, а Лили уже начала поспешно раздеваться. Затаив дыхание, будущий профессор скрылся за деревом, опасаясь быть замеченным. Петуния начала ругать сестру, но младшенькая не обращала на нее внимания. Когда Лили сняла джинсы… челюсть Северуса отвисла, а сердце бешено застучало.

Лили осталась в одних белых трусах и побежала к реке, не обращая внимания на возмущенные крики старшей сестры. Северус стоял, прислонившись к стволу дерева, и не мог найти в себе сил, чтобы оторвать от нее взгляд. Было очевидно, что ее занятия плаванием принесли свои плоды. Лили была стройной, но не выглядела хрупкой. Ее руки и ноги были хорошо очерчены и, как бы неправильно это не было, Северус не мог не заметить ее высокую, мягкую грудь и упругую задницу.

Больше всего Северуса поразил не вид ближайшей подруги в одних трусах, а ее яркая и беззаботная манера поведения. Лили была раскованной, смелой и открытой. И именно эта ее жажда жизни, радости и свободы когда-то заставила Северуса влюбиться в нее. Но только сейчас, конкретно в этот момент юноша осознал, что его любовь изменилась. Она больше не была милой, невинной любовью двух родственных душ, нет, впервые в жизни Северус увидел в Лили женщину. Красивую, яркую женщину, которая пробудила в нем страстное желание. Она чиркнула спичкой и заставила его гореть для нее долгие годы.

Гермиона хотела умереть. Почему из всех людей именно она только что стала свидетелем того, как профессор Снейп по вполне понятной причине уединился в интимной обстановке? Да, он делал то, что делают все обычные мальчики-подростки, но Гермионе это казалось странным. Казалось чуждым думать о Северусе, как о человеке, выполняющем простые биологические функции. И все же…

«Минуточку, — Гермиона шокировано застыла. — Неужели я только что мысленно назвала его Северусом? — Она яростно покачала головой. — Нет! Нет! Нет! Неправильно так думать о нем! Он не был моим другом, он был никем иным, как устрашающим Мастером зелий!»

«Но он мог бы стать твоим другом, если бы ты росла с ним в одно время… И именно о тебе он думал бы, оставаясь в одиночестве.

Разве тебе бы этого не хотелось, Миона? Разве ты не хотела бы стать звездой чьих-то фантазий? Особенно фантазий такого выдающегося, верного, храброго и мудрого человека? Ты была бы очарована им, если бы знала его в детстве.

Одинокими ночами ты бы лежала в постели… и ласкала себя, представляя, как его длинные, изящные пальцы, поглаживают и дразнят тебя. Как этот прекрасный голос шепчет тебе на ухо восхитительно-порочные вещи. Его страстные, вожделеющие черные омуты полыхают огнем, когда он смотрит глубоко в твои глаза. А его рот, путешествующий по твоему телу… Его губы, язык и зубы на каждом твоем интимном месте…

Разве ты не хотела бы быть объектом возжелания, а не просто «надежной и функциональной» Гермионой? Вместо того, чтобы наблюдать за тем, как все остальные разбиваются на пары, ты сама бы стала чьим-то выбором. Ты некрасива, необаятельна и неостроумна. Ты предпочитаешь читать и учиться, и это все, чем ты можешь перекрыть свои недостатки. Ты наблюдаешь, как все остальные находят своих половинок, но твоей словно не существует.

Твой лучший друг, которого ты тихо любила много лет, выбрал другую.

Ты похожа на него… больше, чем тебе хотелось бы признать. Если бы он был красив, то, возможно, кто-то и желал бы его, но он уродлив. Никто не считает его красивым. Он — всегда желающий, но никогда не желанный.»

Гермиона яростно замотала головой и закричала:

— Хватит! Хватит! Перестань! Оставь его в покое! Он всего лишь мальчик! Как ты смеешь так его позорить! Как ты смеешь так о нем говорить?! Он не уродлив! Он не нежеланный! Он… Он просто мальчик!

Из губ Гермионы вырвалось почти дикое рычание, и она взорвала зеркало заклинанием. Стекло разлетелось во все стороны и осыпало ее с ног до головы. Собираясь покинуть комнату, Гермиона вдруг увидела стоящего перед ней в одной ночной рубашке подростка Снейпа. Было удивительно неприятно видеть его таким молодым и полураздетым. Еще больше ее шокировало то, что выражение его лица было сочувственным и почти… нежным? Лицо Гермионы покраснело, глаза ее застилали слезы, а в горле стоял удушающий ком.

— Мне жаль… Мне очень жаль. Я уберу это и…

Будущий профессор придвинулся к ней ближе и начал осторожно вынимать осколки из ее волос. Он приподнял ее лицо за подбородок и улыбнулся ей доброй, но слабой улыбкой.

— Спасибо, — пробормотала Гермиона, все еще смущенная вспышкой и проявлением своего гнева.

Гермиона попыталась заговорить, но слова давались ей с трудом. Гриффиндорка хотела объяснить, что это не она. Что обычно она контролирует себя гораздо лучше, чем сейчас. Что она не понимает, что с ней не так. Ведьма изо всех сил пыталась сдерживать слезы, но они упорно текли по ее щекам. Снейп протянул ладонь и утешающе вытер ее мокрые щеки.

— Тише… не плачь. Я разбивал это зеркало больше раз, чем могу сосчитать.

— Я просто смотрю то, что мне показывает дом, и ненавижу то, что вижу, — тихонько прохныкала тоненьким голоском Гермиона.

Сравнение со Снейпом поразило ее до глубины души. То, что нашёптывало ей (её ли?) подсознание, заставило Гермиону осознать, что они с профессором действительно похожи, словно близнецы. Особенно их роднила тайная ненависть к себе и сильная зависть к другим.

Профессора Снейпа с его угловатым лицом, крупным носом, всклокоченными жирными волосами, выдающимся адамовым яблоком и густыми бровями, нельзя было назвать красавцем. Но и она не была красавицей, несмотря на то, что родители утверждали обратное. Ее волосы были кудрявой бурей, торчащей во все стороны. В детстве за неровные зубы и пухлые щеки ее "наградили" неудачным прозвищем "бурундук". Зубы она, может, и исправила, но вот круглый нос и пухлые щеки никуда не делись. Гермиона отнюдь не была толстой, но ее широкие бедра и пышный бюст заставляли ее остро осознавать, насколько изящными и стройными были ее соседки по комнате.

Неудивительно, что Рон влюбился в красавицу Лаванду. Она была полной противоположностью Гермионы. Высокая, гибкая, как ива, светловолосая и голубоглазая. С высокими скулами и модельно гладкой кожей. Волосы Лаванды от природы были прямыми, и казалось, веером обрамляли хрупкие плечи. На ее фоне никто не замечал скучную и унылую "Миону".

И все же… сейчас этот мальчик смотрел прямо на нее и видел ее так же ясно, как она видела его. В ее глазах он не был неловким или долговязым. Северус был худощавым юношей, с жесткими, но неотразимыми в своей остроте чертами лица. Его нос может быть и был большим и крючковатым, но придавал своему обладателю благородный вид, которого не могли достичь другие мальчики его возраста. Его темные глаза и волосы контрастировали со светлой кожей. Он был похож на оживший рисунок. Гермиона почувствовала, как ее сердце затрепетало и ускорило бег, стоило Северусу подойти к ней ближе.

— Не надо. В тебе нет ничего отвратительного. И опять же… ты всегда напоминала мне меня самого. Вот почему мне было так трудно с тобой.

Гермиона растерянно моргнула. Юный Северус одарил ее кривой полуулыбкой, призванной ее ободрить, и этот небольшой жест заставил ее желудок затрепетать, а сердце учащенно забиться. Мысль о том, что профессор Снейп улыбнулся ей, Гриффиндорской всезнайке, заставила Гермиону почувствовать себя… особенной. Как будто только ей он показал эту сторону себя.

— Все будет хорошо. Ты недолго будешь одна. Тебя будут любить больше, чем ты можешь себе представить. Просто продолжай идти.

Снейп исчез, растворился в мерцающем тумане, а Гермиона все еще стояла и чувствовала себя маленькой и застенчивой. Она как раз собиралась починить зеркало, когда оно снова стало целым. Выходя из туалета, Гермиона пробормотала заклинание и заперла за собой дверь. Она твердила себе, что, да, молодой Снейп был к ней добр, но его нет. Он не существует. Это всего лишь какое-то мудреное заклинание. Гермиона точно знала, что профессор Снейп никогда бы не стал таким.

«Или, возможно, этот дом и обстоятельства его жизни уничтожили того человека, которым он мог бы стать?»

Гермиона не знала ответа, но решила, что лучше закрыть дверь и идти дальше.

В конце коридора виднелась вторая дверь, которая показалась ей страшной. Виной тому был узкий и мрачный коридор, который отделял Гермиону от цели. Смотря на дверь, она чувствовала, как по спине бегут мурашки.

«Нет… не стоит туда идти.»

Другая дверь была менее внушительной, но Гермионе все равно стало не по себе.

«Что ж, лучше это, чем одиночная прогулка по темному и страшному коридору», — подумала Гермиона и, коснувшись ручки двери, едва удержалась от вскрика. Металл обжег ей ладонь.

Казалось, только недавно утихшая ярость вновь всколыхнулась и мгновенно достигла предела. Гермиона подняла руку и взмахом палочки распахнула дверь настежь. Она больше не заботилась об этом разумном доме и была готова причинить ему боль. Гермиона ненавидела это место. Оно должно было быть сожжено, оно это заслужило! Гермиона была язвительна, зла, обижена и одинока.

Войдя в комнату, Гермиона увидела женщину средних лет, сидящую в кресле-качалке и пытающуюся вязать маггловским способом. У нее была бледная кожа, темные глаза, черные волосы и тонкие губы. Гермиона сглотнула, увидев грозную ведьму. Сходство, за исключением носа, было почти сверхъестественным. Не могло быть никаких сомнений в том, что это мать профессора Снейпа.

— Ооо… Значит, пришла. Ты не торопилась, не так ли?

Гермиона была озадачена. Губы женщины не двигались, но она отчетливо слышала в своем сознании грубый, снобистский голос.

— Я… Я не получала приглашение, — нервно ответила Гермиона. Миссис Снейп пугала ее. «Какая мать, таков и сын.»

— Я всегда думала, что это будет девчонка Эванс. Тебя я раньше не видела. Кто ты?

— Я Гермиона Грейнджер, ученица профессора Снейпа. Мне очень жаль, но он скончался. Я пытаюсь найти его палочку и…

Миссис Снейп предостерегающе подняла руку, раздраженно закрыла глаза и, резко вдохнув, спросила:

— Ты уверена, что дом впустил тебя? Я знаю… что у твоего вида… есть прискорбная привычка взламывать чужие дома.

Гермиона шокировано вскинула голову, уставилась на миссис Снейп сузившимися глазами, стиснула челюсть и процедила сквозь зубы:

— Что значит "мой вид"?

Пожилая женщина ухмыльнулась.

— Я имею в виду молодежь. Они приходят сюда, чтобы делать все то, что их глупые мамочки и папочки делают наедине. Не беспокойся… Дом знает, что делать. Всегда приятно посмеяться над этими маленькими крысятами, бегающими по лабиринту.

Гермионе стало не по себе от того, что миссис Снейп выглядела такой радостной. Она также подозревала, что пожилая женщина солгала насчет «молодежи». Тем не менее она должна была выполнить свою задачу.

— Кто-нибудь когда-нибудь поднимался сюда? Дом кого-то впускал?

Злая ухмылка исчезла с лица миссис Снейп, женщина отложила вязание и провела рукой по своему усталому лицу.

— Нет, дитя. Никто никогда не заходил в эту комнату. Уже много лет.

— Но… но почему дом впустил меня? Почему…

— Я сделала его таким. Я должна была защитить нас. Ты бы сделала то же самое!

— Ч-что? Мэм, я не понимаю…

— Он бы убил нас! Он убил бы меня и мальчика! У него был такой буйный нрав, особенно когда он пил тот яд! Они не приняли нас обратно! Я была их дочерью и совершила ошибку! Я просила, умоляла, но они предпочли дать мне умереть!!!

Пожилая женщина поднялась на ноги. Она выглядела безумной, одержимой. Гермиона нащупала свою палочку, крепко ее сжала и попятилась к двери.

— Они слишком стеснялись своего полукровного внука! Если бы его не было… возможно, они бы смягчились! Но он был! И они бросили нас! Они бросили меня и мальчика! Они оставили нас наедине с чудовищем!

Эйлин подошла ближе к Гермионе, но смотрела сквозь нее так, словно не видела девушку. Миссис Снейп, то и дело спотыкаясь и сильно хромая, наматывала по комнате круги.

— Поэтому я сделала то, что должна была! Дом защищает нас, наказывает тех, кто желает нам зла! Он не вернулся после того, как столкнул меня с лестницы. Дом выгнал его навсегда! Он так и не вернулся, а я так и не смогла покинуть эту комнату! Здесь никто не может причинить мне вреда!

Гермиона почувствовала себя так, словно ее окунули в прорубь с ледяной водой. Миссис Снейп схватила ее за плечи и встряхнула. Ее руки прошли прямо сквозь нее, Гермиону.

— Но я не знала… Я не знала, какова цена этой магии. Что она сделает с нами! Дом сделал нас сильными, чтобы мы выжили. Он сделал нас жесткими, сделал нас злыми. Он сделал нас… Сделал нас бдительными и циничными. Мы бы умерли, если бы были такими же мягкими и милыми, как ты!

Гермиона попыталась вырваться, но миссис Снейп крепко держала ее, и продолжала истерично вопить:

— Я совершила ошибку, и плод моей ошибки стоил мне всего! Из-за него я не смогла вернуться домой! Я должна была защищать существо, которое разрушило мою жизнь! И у него хватает наглости ненавидеть меня? Ненавидеть этот дом, который сохранил ему жизнь?!

Гермионе хотелось огрызнуться. Ее тошнило от чувства злости на дом и миссис Снейп. Казалось, что рот ее наполнил яд со вкусом желчи.

— НЕТ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! НЕ ТЫ СПАСЛА ЕГО! ОН САМ! САМ СПАС СЕБЯ! А ТЫ ЧУТЬ НЕ УБИЛА ЕГО ЭТИМ УЖАСНЫМ ДОМОМ!

Гермиона кричала так громко и долго, что ее магия вырвалась из нее и отбросила миссис Снейп к противоположной стене. Пожилая женщина рухнула на пол бесформенной кучей. Гермиона ринулась вперед с поднятой палочкой наперевес, ей чертовски хотелось покончить с этой проклятой женщиной раз и навсегда. Ее сердце, разум и душа скандировали: — «Убей ее. Убей ее и съешь ее сердце. Насладись ею, чтобы она не смогла вернуться!»

— Ты причиняла ему боль! Ты и тот монстр могли уничтожить его навсегда! Но он сильный! Он такой сильный и храбрый, что смог пережить тебя, его и этот дом! Этот дом сделал его подлым, холодным и жестоким!

Пожилая женщина смотрела на Гермиону широко раскрытыми испуганными глазами. Она дрожала, как будто перед ней предстала разгневанная богиня. Дикая, безжалостная, готовая карать и миловать богиня.

Гермионе стало не хватать воздуха в легких, но она не могла остановиться. Не сейчас.

— Разве ты не видела его?! Разве ты не видела, каким умным, мудрым, находчивым и… и… и хорошим он был?! Разве ты не видела, что твой сын был подарком судьбы? Он не просил о своем рождении, он не просил делать его твоей ошибкой! Это ты подвела его! Ты подводила его снова и снова! Как ты могла, Эйлин?! Как ты могла не убежать с ним? Ты ведьма! Ты была самой умной ведьмой в своем классе! Ты могла бы отвезти его куда-нибудь в безопасное место и, используя свою магию, обеспечить и себя, и его!

«Что со мной происходит? Откуда я знаю миссис Снейп? Откуда я узнала ее имя?»

Воздух наполнился магией, которую Гермиона не могла распознать. Это была ее магия? Магия дома? Чьей бы она ни была, она распалила Гермиону сильнее, чем когда-либо ранее в ее жизни. Каждая когда-то подавленная боль и злость сейчас вырвалась наружу.

Этот дом заставил ее вспоминать каждый раз, когда над ней смеялись из-за сильного египетского акцента ее матери. Гермиона вспомнила, как наблюдала за тем, как каждого мальчика и девочку из ее начальной школы приглашали на вечеринки по случаю дней рождения, походов в кино или на ярмарки… Она же всегда возвращалась домой с пустыми руками.

Гермиона вспомнила, как ей не разрешили войти в дом единственной школьной подруги, потому что «отец не считает хорошей идеей приглашать в дом таких, как ты».

Она вспомнила всю боль и отчаяние, пережитые ею во время одиноких походов по коридорам Хогвартса под закатывание глаз, хихиканье и шепотки других студентов.

Она почувствовала, как воспоминания о Роне, флиртовавшем с Лавандой, обвились вокруг ее сознания и усилили свою власть над ней. Все эти воспоминания сжимали ее сознание, как старый школьный галстук профессора Снейпа стягивал ее запястья.

Слова «грязнокровка» и другие расовые оскорбления все громче и громче отдавались в ее ушах. Каждое слово, которым ее называли, каждая насмешка, каждая издевка… Это было так громко, что Гермиона подумала, что у нее лопнут барабанные перепонки.

Всплыли тоска и страх от того, что ей пришлось предать забвению своих родителей. Да, Гермиона хотела спасти их, но не знала, увидит ли она их когда-нибудь снова и будут ли они помнить ее… Потеря двух единственных людей, которые по-настоящему любили ее, ранила ее сердце, как осколки стекла.

На протяжении всей своей жизни она слышала и чувствовала то же одиночество, горе и мучения, что и профессор Снейп. Возможно, отомстить за него было бы все равно, что отомстить за себя.

Эйлин, съежившись, протараторила:

— Я была… Я боялась. Я не… Я не думала, что смогу это сделать! Я боялась, что снаружи будет хуже. Магглы возненавидели бы нас. Мы и так были изгоями среди волшебного народа. Я… Я не знала, что делать. Пожалуйста. Пожалуйста, не делай мне больно! Прости! Мне жаль!

Гермиона метнула в ведьму яростный взгляд. Это было дерьмовое оправдание, и оно разозлило ее еще больше, но тихая мольба, дрожащий голос и испуганные глаза… Хватка гнева стала понемногу слабеть.

— Не передо мной ты должна извиняться! Перед ним! Тебе нужно было извиняться перед ним! Но слишком поздно! Он мертв! Он умер в полном одиночестве и с такой сильной болью! Я… Я хотела спасти его, но я…

Из ее губ вырвался всхлип. Затем еще один. И еще. Слезы полились горячими и быстрыми потоками. Гермиона опустилась на пол истерически рыдая.

— Я никогда не понимала его! Я всегда… Я никогда не понимала, почему он был таким злым и холодным. Мне никогда не приходило в голову спросить, что с ним было не так. Иногда я ненавидела его за то, что он был таким злым. Я ненавидела, что его злость пробивала меня на эмоции! Я ненавидела его за то, что он доводил меня до слез и никогда не извинялся! Я… Иногда я хотела, чтобы ему было также больно, как мне, чтобы он никогда больше не ранил мои чувства! Если бы я знала хоть об мгновении его жизни, то забрала бы все свои слова обратно!

Гермиона посмотрела на испуганную миссис Снейп.

— Но даже несмотря на то, что он заставлял меня плакать, я все еще…

Младшая ведьма притихла и миссис Снейп слегка коснулась ее руки. Ладонь Эйлин была холодной, как лед, и заморозила кровь в венах Гермионы.

— Все еще что, девочка? Ты должна это сказать.

— Я все еще доверяла ему. Я все еще чувствовала, что он не такой, как о нем говорили.

Гермиона судорожно вздохнула.

— Возможно, в глубине души я понимала, что он был таким же, как я. И я хотела бы, чтобы он был хоть немного счастлив. Я все еще надеюсь, что где-то далеко он найдет себе кого-нибудь. Может быть… Может быть, он снова встретит Лили Эванс, и они наконец будут вместе. За все, что он сделал, он должен быть с ней вечно.

Пожилая ведьма тихо рассмеялась. Гермиону потрясло, насколько доброжелательно она теперь выглядела.

— Это будет не она. Теперь я это вижу. А что насчет тебя? А кто полюбит тебя?

Гермиона печально пожала плечами.

— Я не знаю. Это не имеет значения. Я просто хочу помочь Северусу. Я просто хочу найти его палочку, чтобы его можно было похоронить вместе с ней. Магия была единственной хорошей вещью в его жизни, и она должна быть с ним, куда бы он ни пошел.

— Благословенная девочка. Дом был прав, впрочем, как всегда. Это было так давно. Он не знал, кто ты и чего хочешь, поэтому продолжал пытаться прогнать тебя, не так ли? Дом пытался напугать тебя?

Гермиона кивнула.

— Я больше не знаю, кто я. Я так зла и хочу причинить всем боль. Особенно тебе.

— Почему? Скажи мне прямо.

— Потому что ты причиняла ему боль. Его отец причинял ему боль. Мальчики и девочки в школе причиняли ему боль. Волдеморт и Дамблдор… Все причиняли ему боль.

Эйлин слегка улыбнулась.

— Все кроме тебя, моя дорогая. Дом давил и давил, но ты не убежала. Ты пришла сюда с чистым сердцем. Ты понимаешь его лучше, чем кто-либо другой, потому что такая же, как он. Что бы ни случилось, твое сердце по-прежнему доброе, как и у него.

Гермиона молчала, обдумывая то, что только что узнала. «Дом выполнял свою работу по защите Северуса. Да, это сделало его ожесточенным, злым, жестким и холодным, но он должен был стать таким. Северусу пришлось вобрать в себя магию этого дома, чтобы пережить все, что происходило снаружи. Он провалил бы свою миссию, если бы не смог противостоять Волдеморту. Может быть, именно поэтому он возвращался сюда каждое лето? Ему нужно было набраться сил.»

Ни одно человеческое существо не смогло бы пережить год, который Северус провел на посту директора. Ему пришлось нести на своих плечах калечащее и разрушающее бремя секретов, которыми он не мог ни с кем поделиться. Он позволил всем ненавидеть себя, насмехаться над собой и бросить в трудный час, хотя он и так был одиноким и сломленным человеком.

Все для того, чтобы она, Гарри, Рон и весь остальной волшебный мир могли освободиться и жить в безопасности. Северус Снейп пожертвовал своими человеческими потребностями, чтобы обеспечить их будущее. Какой бы темной и сковывающей ни была магия этого дома, Северус покорил ее.

Гермиона снова тихо заплакала.

— Я хотела бы, чтобы он был жив. Я хотела бы сказать ему… Он не должен испытывать ко мне таких чувств, но я все равно хочу сказать ему…

— Сказать ему что? Скажи! Ты должна, должна!

Гермиона печально посмотрела на миссис Снейп.

— Я люблю его. Я влюблена в вашего сына. Я здесь, потому что люблю Северуса Снейпа.

— Наконец-то. Наконец-то, моя дорогая, милая девочка. Спасибо. Спасибо, что освободила нас.

Миссис Снейп начала растворяться в воздухе и Гермиона запаниковала.

— Подождите! Остановитесь! Подождите! Волшебная палочка! Где она? Пожалуйста, я должна ее найти!

Внезапно Эйлин преобразилась в неземную красавицу.

— Осталась одна комната. Иди. Ты найдешь там все, что желаешь.

Все, что осталось в руках Гермионы, — это остатки грязного черного платья. В доме воцарилась неестественная тишина. Такая тишина бывает в ночь полнолуния. Гермиона медленно поднялась на ноги, вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

В коридоре было так темно, что даже Люмос Максима не смог его осветить. Мысли подтолкнули Гермиону ближе к темному коридору. Возможно она никогда больше не увидит Северуса, пусть так, но все лучшее в нем сохранится благодаря ее действиям. Пусть так, но она была храброй, когда это действительно имело значение. Пусть так, но она была сильной, когда не было надежды. Пусть так, но она выполнит свое обещание, несмотря на то, что ничего не получит взамен.

Сама того не осознавая, Гермиона добралась до двери и сделав глубокий, очищающий вдох, взялась за ручку. Гермиона дергала и дергала ее, но дверь держалась крепко.

— Давай, давай! Пожалуйста, впусти меня!

Отчаяние и желание открыть дверь заставили ее магию вырваться на свободу с неведомой ранее силой. Перед глазами Гермионы вспыхнул ослепительно-белый свет, и она чуть не влетела в стену. В последнюю секунду ей удалось приземлиться на колени и кисти рук. Кожа сильно травмировалась, и из ее рук и коленей полилась кровь. В ушах Гермионы звенело, из носа обильно текла кровь, металлический привкус которой она чувствовала на губах. Гермиона вытерла рот дрожащей ладонью и, поднявшись, с трудом удерживая равновесие, вернулась к двери. Она не видела своего отражения в висевшем позади нее зеркале. Торжествующая, с окровавленными подбородком и ртом Гермиона была похожа на льва. Ее волосы ниспадали на плечи, как львиная грива. Каждым дюймом своего тела она воплощала Гриффиндор. Прежде чем Гермиона коснулась ручки, дверь сама со скрипом открылась.

Гермиона закашлялась и поперхнулась от нахлынувших на нее пыли и паутины. Она снова наколдовала Люмос. Свет был слабым, но его хватало. Да и у нее все равно не было достаточно сил, чтобы сотворить более мощное заклинание. В комнате было так тихо, что Гермиона почувствовала, как ее сердце бешено забилось в ожидании чего-то. Чего-то важного. Волшебная палочка была рядом, она чувствовала это. Вся эта боль, страдание и горе стоили этого мига. Северус Снейп умер за нее, и хотя он никогда этого не узнает, она прошла ради него через ад.

Комнату пополам делил странный черный занавес. Сердцебиение отбивало ритм у нее в ушах, но Гермиона не боялась. Она осторожно отодвинула ткань в сторону и шагнула в неизвестность.

В мягком сиянии своей палочки Гермиона увидела… Его. Его темные волосы разметались по подушке, а часть их падала прямо ему на глаза. Он удобно свернулся калачиком на маленькой кровати и был частично укрыт темно-зеленым одеялом. Гермиона медленно приблизилась, не совсем веря в то, что это действительно он и он действительно здесь.

Северус, освещенный светом Люмоса, мирно спал. Гермиона в изумлении прикрыла рот ладонью. Он был прекрасен, словно его соткали из золотистого света и мягких теней. На этот раз его лицо не было омрачено болью или несчастьем. Его лоб был расслаблен, а челюсть не была постоянно сжата. Северус подложил одну из ладоней под щеку. Плавные колебания его бока радовали ее сердце. Он выглядел таким спокойным и беззаботным. Гермиона, все еще сжимая в кулаке палочку, опустилась на колени рядом с его кроватью.

«Мерлин, он выглядит как герой сказки».

Северус был очень стройным, но плечи его были достаточно широкими. В нем была какая-то угловатая твердость, от которой невозможно было отвести взгляд. Его темные волосы лежали на подушке и оттеняли бледную кожу. Даже во сне он был неотразим.

Все, что она пережила, все самые болезненные моменты в ее жизни… теперь казались такими далекими. Блуждания в темноте привели ее к обретению души, так похожей на ее собственную. Души, спрятанной до тех пор, пока кто-то не попытался ее найти.

Прямо как в сборнике рассказов или легенд древности, девушка поцеловала принца. И Принц, медленно открыв глаза, посмотрел на нее с удивлением, и прошептал:

— Ты… Ты пришла. Ты здесь… ради меня?

Гермиона кивнула, внезапно потеряв способность смотреть на него, когда жар залил ее щеки. Его лоб встретился с ее лбом, и Северус приоткрыл губы.

— Пойдем домой.

Люмос погас, и комната погрузилась во тьму.