⟃⟞⟞⟞⟞⟞⟞⟞⟞✫2✫⟝⟝⟝⟝⟝⟝⟝⟝⟄

Гермиона не знала, как попала сюда. Она находилась в незнакомой комнате, за окном которой слышались шум моря и крики чаек. Гермиона медленно села и огляделась. Помещение было выкрашено в цвета, напоминавшие ей о море за окном: светло-серые и голубые. Комната была уютной, чистой и, что немаловажно, функциональной. В ней не было ни украшений, ни картин — ничего, что могло бы рассказать о живущих тут людях.

Из мебели были только две прикроватные тумбочки, два шкафа, туалетный столик и маленькая скамейка. Однако подобрана она была со вкусом: сверкающий каштан и точные линии. Кровать, на которой сидела Гермиона, была исключительно удобной и явно зачарованной, поскольку подстраивалась под человека, лежащего на ней. Матрас был приятно теплым и идеально упругим. Простыни были мягкими и гладкими. Гермиона заметила, что одеяло было элегантного кремового цвета и набитые гусиным пухом подушки идеально к нему подходили. Большая часть этой комнаты, казалось, соответствовала описанию той комнаты, о которой она обожала читать в детстве. Уютная комната с видом на море, вспомнила Гермиона и ехидно улыбнулась.

Она повернула голову и резко замерла, широко распахнув глаза. Рядом с ней на кровати ворочался темноволосый спящий мужчина. Гермиона уже собиралась вскочить с кровати, но тут мужчина перевернулся на бок. Гермиона побледнела, а ее сознание начало буквально вопить: «О Боже… Он будет кричать на меня. Он будет так зол и…»

Северус несколько раз моргнул, медленно сел и огляделся. Очевидно, он был в таком же замешательстве, что и она. Он повернулся, уставился на нее, и Гермионе вдруг захотелось спрятаться. Нет, не потому, что она его боялась (ну, немного), а потому, что он выглядел таким… Гермиона почувствовала, что ее лицо вспыхнуло румянцем.

— Полагаю, ты озадачена так же, как и я, и недоумеваешь, как мы сюда попали.

Гермиона замерла. Тон, с которым говорил профессор, был удивительно спокойным и вежливым.

«Но он не останется таким приятным, когда я расскажу ему, как сюда попала и что здесь делаю», подумала Гермиона и, прикусив губу и опустив взгляд, заговорила:

— Я не знаю. Я не знаю, как все это произошло.

Ведьма подробно пересказала события, которые привели их к этому моменту, и добавила дрогнувшим голосом:

— Я не хотела, чтобы все это случилось. Ваш дом просто впустил меня. Я не хотела причинить вам вреда или оскорбить вас, сэр.

Северус смотрел на нее с нечитаемым выражением лица, молчал и обдумывал услышанное. Гермиона уже собиралась уйти, но тут Снейп снова заговорил, но скорее для себя, чем для нее:

— Значит, это правда. Значит, заклинание было настоящим.

— Я не знаю этого места. В вашей комнате стало темно и…

И тут произошло кое-что, удивившее Гермиону больше, чем прежний нежный тон, которым с ней говорил профессор. Снейп… улыбнулся. Гермиона пожалела, что у ее с собой нет фотоаппарата, поскольку искренне считала, что это чрезвычайно редкое явление нужно задокументировать. Оказалось, что профессор Снейп умеет улыбаться, и это не выглядит мерзко или заговорщически.

— Я точно знаю, где мы находимся.

— Где?

— Будучи ребенком, я однажды ездил на море и никогда не забывал, каким радостным и умиротворенным я чувствовал себя рядом с ним. Я представлял себе, как живу в домике у моря. На протяжении многих лет это было моей глупой детской мечтой.

Северус невесело усмехнулся.

— Раньше я постоянно, когда злился, боялся и особенно, когда чувствовал себя одиноким, рисовал этот дом. Это поддерживало во мне надежду, что когда-нибудь я найду себе более счастливый дом. Дом, где я буду в безопасности и, возможно, буду любим.

Гермиона кивнула. Она тоже чувствовала себя в этой комнате намного лучше, чем в доме его детства. Как будто она долго болела и температурила, а теперь лихорадка спала. Она все еще была слабой и уставшей, но снова была похожа на саму себя.

— Должен признаться, я не ожидал увидеть здесь именно тебя. Я думал, дом пытается обмануть мой разум, показывая мне во сне тебя, — как в ни в чем не бывало, словно обсуждая новую статью Ежедневного пророка, продолжил Северус.

Гриффиндорка занервничала, не понимая, что за игру ведет профессор. Он вел себя, как обычно, и это пугало. Весь Хогвартс знал о его привычке сначала убаюкать кого-то ложным чувством безопасности, а потом наброситься.

— Я должна идти. Не думаю, что должна быть здесь. Вы заслуживаете спокойной жизни вдали от Лондона и Хогвартса. Клянусь вам, никто не узнает, что вы живы. Я никому не скажу. Я оденусь и…

— Подожди… Просто подожди, пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты сказала мне правду. Ты должна пообещать, — Северус подался вперед и коснулся руки Гермионы.

Гермиона сглотнула, почувствовав прикосновение его холодной и мозолистой ладони на своей руке.

«Кто этот человек? Что случилось с презрительным, язвительным и озлобленным Мастером зелий? Почему он ведет себя так, словно…» — Гермиона не могла заставить себя думать об этом.

— Профессор Снейп, я…

Он осмотрел пространство между ними, ее ночную рубашку («Как это произошло?») и, наконец, себя тоже в ночной рубашке. Затем поднял на нее взгляд и криво улыбнулся.

— Я думаю, мы уже пересекли черту за которой ты звала меня так. На самом деле, учитывая все это, — Северус жестом обвел комнату и кровать, — я бы предпочел, чтобы ты звала меня по имени. Особенно если ответишь на мой вопрос утвердительно.

— На какой вопрос?

— Любишь ли ты меня?

Эти четыре слова погрузили комнату в такое напряжение, что Гермионе показалось, что она вот-вот собирается прыгнуть со скалы в глубины моря. И если она решится на этот прыжок, Северус обязан будет ее поймать!

«Чего он этим хочет добиться? Я не Лили Эванс-Поттер, и он ненавидел меня вплоть до конца моего шестого курса».

По правде говоря, если бы еще месяц назад кто-то сказал Гермионе, что она будет вот так лежать в постели с профессором Снейпом… она бы прокляла этих глупцов.

Однако Северус буквально впился в нее взглядом, и это заставило Гермиону задуматься. Это был далеко не жестокий и презрительный взгляд, которым он обычно смотрел на нее или любого другого студента, не принадлежащего к Слизерину. Она увидела, как едва заметно дрогнуло его горло и как он слегка склонился вперед в предвкушении ответа. В его темных глазах мелькнуло что-то такое, отчего Гермионе захотелось крепко сжать его руку. Ей было знакомо это чувство трепета, когда ты ставишь на кон свое сердце и не знаешь, безопасно ли это. Точно так же, как и она, Северус готовился совершить пресловутый прыжок, и она должна была его поймать.

Тишайшее "да" сорвалось с ее губ. И все же Северус его услышал, поскольку его ожидающий взгляд тут же резко смягчился. Он облегченно вздохнул и смущенно заправил прядь волос за ухо. Что случилось с профессором Снейпом? Нервничающий и Снейп — это были не те два слова, которые Гермиона могла бы произнести в одном предложении. И она никогда не поверила бы, что суровый профессор может вести себя так, как будто он… влюблен?

— Я… Я хочу спросить, почему, но… — Северус запнулся на мгновение. — Не думаю, что было бы разумно подкидывать тебе идеи и давать возможность передумать.

— Я не могу… Никогда не смогу, — выдохнула Гермиона. Она была удивлена тем, что Северус не рычит и не гневается на нее. Сейчас этот обычно грозный волшебник был так тих и спокоен и разговаривал с ней так, можно сказать, нежно. Гермиона ненадолго задумалась, не был ли этот дом сделан из магии, противоположной той, которой был окутан Паучий Тупик? Если Тупик служил Снейпу боевой броней, то этот домик был бальзамом для его души?

— Я знаю… Знаю, что тебе, должно быть, не по себе от того, что ты узнала, что твой старый, жестокий и уродливый Мастер зелий не только жив, но и по необъяснимой причине стал объектом твоей привязанности. Похоже, мне придется многое объяснить.

Северус родился в очень бедной семье чистокровной ведьмы и маггла. Его отец был алкоголиком, не имевшим ни работы, ни постоянного дохода. После того как отец первый раз его избил, Северус почти час пролежал без сознания. За первый год своей жизни он несколько раз оказывался на грани смерти, и всегда виной тому был его отец. Из-за страха быть убитой его мать прибегла к темной магии и наделила дом зачатками разума. Только люди, искренне любящие Эйлин и Северуса, могли пройтись по нему и остаться невредимыми. Тобиас же регулярно причинял им боль, и за это дом сводил с ним счеты. Отец Северуса часто, бушуя, кричал, что в доме, постоянно причиняющем ему мелкую боль, водятся привидения.

Однако достаточно быстро Снейп старший заметил, что ничего подобного не происходит ни с его женой, ни с сыном, и это беспокоило Тобиаса до такой степени, что он неделями не возвращался домой. Эйлин не предусмотрела одного — она призвала настолько темную магию, что та стала травить всех жителей Тупика своими гневом, горечью, ненавистью и жаждой вражды… В конце концов Тобиас сошел с ума и, когда Северус учился на шестом курсе, убил Эйлин, столкнув ее с лестницы. Мистер Снейп попал в тюрьму, и Северус больше никогда его не видел. В то же время будущий профессор навсегда проклял отчий дом, потому что его мать таки умерла в нем насильственной смертью. Сам же он не раз и не два задумывался о переезде, но так и не смог заставить себя это сделать.

Дом по-прежнему оставался разумным, и, живя в нем, Северус постоянно подвергался влиянию темной магии. Сам он не мог снять заклятие, а наложившая его Эйлин умерла, не успев этого сделать. По крайней мере, в дом редко кто заглядывал, а многие жители Коукворта (из-за того, что случилось со Снейпами) утверждали, что с Тупиком "что-то не так".

Гермиона оказалась права. Северус действительно использовал родительское жилище в своих интересах. Он напитал дом магией и сделал его достаточно сильным, способным противостоять даже Волдеморту. По иронии судьбы, этот его поступок заставил Темного Лорда больше ему доверять, поскольку Волдеморт всегда тяготел к темной магии. Вскоре Северус стал возвращаться домой, подпитываться его силой и использовать его как средство противостояния давлению, которому его подвергали обе противоборствующие стороны.

Темная магия могла сделать любого человека неестественно сильным, но в уплату забирала часть его существа. Магия дома годами разрушала его жизнь, но в решающий момент, когда Северус лежал на полу Визжащей хижины и был на грани смерти, она вновь спасла его… Вложив в заклинание всю оставшуюся у себя магию, Северус аппарировал в Паучий Тупик, после чего потерял сознание. Это было последнее, что он помнил, дальше были одни сны. Дом каким-то образом позаботился о своем хозяине.

Северус рассказал, что начал видеть Гермиону во снах с тех пор, как вернулся в Паучий Тупик. Он утверждал, что не помнит точных деталей, но в каждом из них, она так или иначе фигурировала. По началу ему было неприятно лицезреть свою бывшую ученицу, но чем больше он ее видел, тем больше он ее узнавал. Северус узнал о ее детстве, ее надеждах, страхах и самых сокровенных желаниях.

Бывший профессор не стал отрицать того, что ему всегда было трудно общаться с Гермионой, и причиной тому была их схожесть. Северус безмерно ненавидел себя, и все, что напоминало ему о себе, приводило его в ярость. Однако встретив "девчонку Грейнджер", он почувствовал ревность к тому, что она оказалась… чем-то большим, чем когда-либо был он. Несмотря на все трудности и проблемы, девчонка жила жизнью, которой он завидовал. Северус рассказал, что наблюдать за ней было — все равно, что наблюдать за лучшей версией себя и понимать, что ты все упустил.

Гермиона собиралась извиниться за то, что годами расстраивала его, но Северус, будто понимая, о чем она думает, покачал головой и описал сон, который изменил для него все. Он описал то, что увидел до того, как она нашла его. Гермиона почувствовала, что ее голова закружилась, а желудок затрепетал.

Она плакала и выглядела такой… такой потерянной. Северус не мог объяснить, почему, но ему было грустно видеть ее слезы. Желание ее утешить было таким же сильным и уверенным, как сама его магия. Северус подошел к ней, и она сразу же прижалась к нему, уткнувшись лицом в его грудь. Она страшно плакала, и когда он спросил ее, что случилось, Гермиона со слезами на глазах ответила, что он умер, а она так и не успела узнать его… Что это разбило ей сердце… Что… она потеряла шанс его полюбить.

— Мне жаль. Мне жаль, что я не спасла тебя. Я позволила тебе умереть прямо у меня на глазах. Я все исправлю! Я расскажу всем, кем ты был на самом деле. Ты не будешь забыт и ненавидим, клянусь, я не допущу этого!

Именно тогда Северус почувствовал сильный прилив любви к ней. Любовь заполнила его полностью, и он подумал, что, возможно… возможно, он не умер, потому что был предназначен ей.

На крошечной кровати, в тесной комнатушке они обнимали друг друга, казалось, часами. И чем плотнее они прижимались друг к другу, тем больше рушился дом, но их ничто не касалось. Северус слышал в своем сознании мягкий звук пианино, шум океана, радостный смех, арабские слова, произнесенные полным отчаяния голосом, бульканье котлов, вздохи удовольствия и тихий шепот, произносящий три слова, которые никто никогда не говорил ему раньше.

Когда они наконец разорвали объятия, дом был полностью разрушен, но это не имело значения ни для одного из них. Северус же вообще не замечал произошедшего, потому что вдруг понял, что его сны никогда не отражали красоты ее глаз… всей ее красоты. Неожиданно для самого себя Северус понял — это любовь… Это любовь позволила им увидеть друг друга такими, какие они есть на самом деле. Он взял ее за руку, и они пошли прочь от того, что еще совсем недавно было его домом и его тюрьмой. Они наконец-то были вместе.

Гермиона была так заворожена рассказом Северуса, что не заметила, как оказалась рядом с ним. Ее колено плотно прилегало к его бедру, а ее рука — к его руке.

Впервые оказавшись к нему так близко, Гермиона смогла разглядеть некоторые черты его лица. Его ресницы были удивительно длинными, а брови густыми, но аккуратными. Слабая тень от щетины придавала его лицу неожиданно лихой вид, а его волосы были немного взъерошены подушкой. От мысли о том, что она могла бы вот так просыпаться рядом с ним, ее лицо зарумянилось, и она спрятала его, чтобы Северус не увидел, что она покраснела.

— Я хочу, чтобы ты знала, пока ты была моей ученицей и находилась под моей опекой, я никогда не испытывал к тебе неподобающих чувств. На самом деле, я был зол, потому что ты из моих снов не соответствовала той девушке, которую я помнил. Мне казалось это неправильным, неуместным, но… Та, кого я увидел в своей комнате, уже не та девочка, которую я учил. Ты больше не ребенок. Ребенок убежал бы из этого проклятого места. Ребенок ушел бы, узнав, что здесь нет ни приза, который можно выиграть, ни завоевания, которого можно добиться. Ребенок ушел бы, увидев уродливый, отвратительный дом, в который страшно заходить. Ты же заглянула глубже и… нашла меня.

Северус смахнул с ее лица прядь волос и обхватил ладонью ее щеку.

— Гермиона…

Гермиона прижалась лбом к его лбу и тяжело сглотнула. Это был первый раз, когда Северус назвал ее по имени, и ей захотелось слушать это до конца своих дней.

Ведьма не знала, сколько времени у нее есть. Это был ее единственный шанс, пока не поздно, показать Северусу все, что таится в ее сердце. Гермиона пылко и без предупреждения прижалась своими губами к его губам. В этот поцелуй она вложила все свои чувства: радость от того, что он жив, печаль о его жалкой жизни, злость на то, что он страдал в одиночестве… А затем… затем настойчивая потребность показать, что она здесь, с ним, пересилила все остальное.

Северус не ответил на поцелуй, рот его был жестким и неуступчивым. Отстранившись, Гермиона увидела, что его глаза широко раскрыты, а рот слегка приоткрыт. Ее сердце вздрогнуло от вида его шокированного лица.

— Мне… Мне так… — ее извинения потонули в его не менее страстном и отчаянном поцелуе. Вначале Гермиона была ошеломлена и не могла пошевелиться, но ее магия пробудила в ней глубочайшее желание, и уже через мгновение она начала целовать Северуса в ответ.

Он держал ее лицо так, словно пытался притянуть ее ближе к себе. Гермиона ухватилась за его запястья, будто они могли спасти ее от утопления. Никогда прежде она никого так не целовала, и ее никогда так не целовали. Ее разум молчал, она могла только чувствовать… «Разве такое возможно?» Гермиона ощущала удивительную мягкость его тонких губ, горячий и влажный жар его языка, медленно, осторожно проникающего в ее рот, тепло его дыхания и то, как он аккуратно посасывал ее нижнюю губу.

Северус был жив и невредим, и сейчас он принадлежал только Гермионе Грейнджер.

Мерлин, она думала, что умрет, если он больше никогда ее не поцелует, никогда не приблизится к ней.

Каким-то образом Гермиона оказалась под ним, а ее руки запутались в его темных волосах. Одной рукой Северус обнимал ее за поясницу, а другой слегка касался шеи. С каждым новым поцелуем он становился все более настойчивым, требовательным. Гермиона застонала, когда его губы прошлись по каждой черточке ее лица. Эти поцелуи сделали ее жадной и жаждущей. Она задохнулась, когда Северус прикусил зубами и слегка пососал мочку ее уха, и она тут же выгнула спину, безумно желая, чтобы он не прекращал своих действий.

— Мне нравится твой запах… Мерлин, я никогда не нюхал ничего более сладкого, — Северус прильнул к ее шее и пососал то самое местечко. Гермиона застонала.

— Пожалуйста! Пожалуйста, я… — слова Гермионы были заглушены очередным поцелуем. Его твердое тело прижималось к ней, и это заставляло ее чувствовать себя чувствительной и такой желанной.

Волшебник продолжал дергать бретельки ее ночной рубашки до тех пор, пока не потерял терпение. Северус сорвал их с ее плеч, но Гермионе было все равно. Он мог сорвать с нее всю одежду, если бы это сулило ей больше таких воспламеняющих и головокружительных поцелуев. Быть желанной, как… Северус обращался с ней, как с женщиной, и это заставляло Гермиону чувствовать себя такой живой, какой она прежде не могла себя даже представить.

Увидев ее обнаженное тело, Северус тихо выругался себе под нос. Инстинктивно Гермиона попыталась прикрыться, прижав руку к груди, но он покачал головой и снова ее поцеловал. Северус убрал ее руку и, прижавшись к ее губам, произнес:

— Позволь мне увидеть тебя. Позволь мне… Позволь мне увидеть тебя всю. Пожалуйста, — и подкрепил свою просьбу чрезвычайно жгучим поцелуем.

Потрескивающее в воздухе напряжение заставило Гермиону глубоко вдохнуть, и встретиться с ним взглядом. Мерлин, она действительно увязла слишком глубоко. Ей вдруг подумалось: — «Северус так долго был одинок и нелюбим. Хотел ли его кто-нибудь когда-нибудь вот так?»

Гермиона не хотела думать о том, со сколькими ведьмами до нее спал Северус. Она помнила, что в Хогвартсе о нем ходили слухи, что он слишком уродлив для того, чтобы кто-то с ним трахался, и поэтому он вымещает свое разочарование на тех, кто напоминает ему о том, чего он лишен. Распускали эти слухи, как правило, застуканные и лишенные им баллов парочки. Гермиона не была уверена, правда ли это, в любом случае, она хотела быть для него особенной. Она была девственницей, и ей оставалось только надеяться, что энтузиазм компенсирует ее неопытность.

Не говоря ни слова, она сотворила заклинание и оставила Северуса в одних трусах. Тот слегла покраснел и заметно отшатнулся, заметив, как расширились ее глаза при виде его практически обнаженного тела. Северус был костлявым, явно недоедающим мужчиной, грудь которого "украшали" шрамы разных форм и размеров и редкие, тонкие и жесткие волосы. Метка на его предплечье была выцветшей, тем не менее Гермиона смогла отчетливо ее разглядеть. Ноги его были тощими и походили на палки, а колени досадно узловатыми.

Объективно, Северус не был привлекательным волшебником, но, справедливости ради, он и не собирался позировать журналам для ведьм. Гермиона, пытаясь сдержать поток своих бушующих эмоций, прикусила губу и не позволила себе притянуть Северуса к себе и покрыть поцелуями каждый его дюйм. Желание через секс показать ему все свои чувства вызвало приток смазки между ее ног. Жар этих новообретенных взрослых и интимных чувств почти заставил Гермиону забыть о своих собственных физических потребностях. Ей очень хотелось, чтобы Северус полностью принадлежал ей.

Было очевидно, что он, будучи почти полностью обнаженным, пытался быть храбрым и держать лицо, но его нервы сдали, и он с трудом вымолвил:

— Мы можем… можем сделать комнату темной, если ты не хочешь…

Гермиона остановила Северуса страстным, голодным поцелуем и выкатилась из-под него. Если он и был удивлен ее настойчивостью, то не показал этого, а дискомфорт, который он демонстрировал еще несколько мгновений назад, был забыт. Северус притянул Гермиону к себе, крепко обнял и скользнул языком ей в рот.

Потерявшись в жаре и настойчивости его губ, Гермиона не заметила, как перевернулась и прижала руки Северуса к кровати. Северус выругался ей в рот и грубо толкнулся своими бедрами о ее бедра.

«Я должна сделать это для него. Любить — значит отдавать», — напомнила себе Гермиона. Она ослабила хватку, но не отпустила его рук, она хотела… нуждалась в том, чтобы Северус понял — она считает его самым красивым мужчиной, которого когда-либо видела.

Покрыв поцелуями все его лицо, Гермиона начала тереться бедрами о его член. Северус почувствовав ее движения, зашипел, как ошпаренный. Гермиона и хотела бы сбавить темп, но не могла. Она жаждала его, и это сделало ее нуждающейся собственницей.

Ее губы опустились к его шее… Гермиона целовала толстый и неровный шрам так отчаянно, словно благодарила Северуса за то, что он выжил. Частые покачивания его бедер под ее бедрами побуждали Гермиону продолжать поклоняться его обнаженной коже.

Гермиона знала, что она, вероятно, очень неловка и неуклюжа. Несколько раз она чувствовала, что Северус вздрагивал и незаметно отстранялся, когда она становилась слишком неистовой. Ее руки (как всегда) были слишком холодными, и она была уверена, что пару раз слышала, как он шипел от дискомфорта, чувствуя ее прикосновения. Тем не менее Северус любезно не стал высмеивать ее чрезмерное рвение, наоборот, он поощрял ее. Волшебник поглаживал, сминал ее ягодицы, проводил руками вверх по ее спине, запутывался пальцами в ее растрепанных волосах и снова опускался вниз.

По мере того, как ее губы спускались все ниже и ниже по его телу, Северус все чаще пыхтел, шипел и стонал, шепча ее имя. Его реакция возбуждала Гермиону так, как не смогла бы ни одна фантазия. Кроме того, ее женственность переполняла гордость за то, что она — такая неуклюжая, скучная, правильная и невзрачная Гермиона Грейнджер — смогла вывести на эмоции такого сурового, импозантного и грозного волшебника. И что греха таить, ее безумно радовало, что она видит Северуса Снейпа с той стороны, с которой его никто и никогда больше не увидит. Только ее он посчитал достойной увидеть его таким открытым и незащищенным.

Гермиона скользнула влажными поцелуями по его подвздошной борозде и тут же почувствовала, как Северус сжал в кулак волосы на ее затылке. Облизнув губы, она внутренне собралась с духом: — «Я могу это сделать. Я это сделаю», — подбодрила она сама себя.

Гермиона видела фотографии. У Лаванды был экземпляр контрабандно добытой книги с подробно все показывающими движущимися картинками. Три девушки, ее соседки, безумно хихикая, читали вслух советы по оральному сексу и графические инструкции. Гермиона в это время пыталась заниматься, но не могла перестать подслушивать. Поначалу все услышанное показалось ей ужасным, но ее организм посчитал иначе… и возбудился. Чем больше Гермиона потом думала об этом, тем более привлекательной ей казалась физическая, не просто секс, а именно близость между двумя людьми. Идея довести мужчину до оргазма одним ртом казалась ей странно вдохновляющей. И вот сейчас осознание того, что она собирается совершить что-то столь распутное, неподобающее леди, возбудило ее за считанные секунды.

Северус замер, словно врос в матрас, когда Гермиона начала стягивать с него трусы. Их взгляды внезапно встретились, и между ними воцарилась до предела напряженная тишина.

«Скажи хоть слово. Пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя. Я хочу! Разреши мне!» — Внутренне молила Северуса Гермиона.

— Гермиона. Гермиона, ты не должна…

— Пожалуйста… Пожалуйста, я хочу!

Гермиона опустила голову, и Северус благоговейно затаил дыхание. Она начала с малого — обвела языком основание его мужского достоинства. Северус дернулся назад и громко застонал. Гермиона снова придвинулась к нему.

«Просто поцелуй его там. В книге говорилось, что сначала нужно его нежно поцеловать, а потом двигаться дальше.»

Проблема была в том, что Гермиона не считала нежный медленный минет подходящим ситуации вариантом. Она не знала почему, но боялась, что после этого вечера больше никогда не увидит Северуса.

Она не была уверена, что происходящее реально. Может быть, заклинание падёт, и она проснется в одиночестве. Возможно, Паучий Тупик проклял ее и мучает ее разум фантазиями о жизни, которой у нее никогда не будет. А может быть, это единственный раз, когда могут быть вместе. Может это не проклятие, а дар? Ее единственный шанс любить и быть любимой.

Нет, ей хотелось сделать все по максимуму. Если это их единственный раз, то она готова броситься в омут с головой. В ее мозгу вспыхнула картинка, на которой ведьма почти проглатывает член своего партнера. Ее нос упирался в низ живота волшебника, а сам мужчина удерживал ее голову на месте.

«Хорошо, ты можешь это сделать. Просто дыши носом.»

Гермиона осторожно обхватила рукой основание члена. От ее неожиданного прикосновения бедра Северуса чуть не подскочили на кровати. Он лежал, зажмурив глаза, и сжимал кулаками простыни, и если бы Гермиона не знала правду, то подумала бы, что ему больно.

Гермиона закрыла глаза и скользнула ртом по всей длине его члена. Чего она никак не ожидала, так это того, что… задохнется. Она поторопилась, и ее неопытность вышла ей боком. Гермиона выдала достаточно громкий рвотный звук и поспешно попыталась отстраниться, но, прежде чем ей это удалось, Северус издал нехарактерно неловкий вскрик и ощутимо содрогнулся. Почувствовав на языке вкус чего-то слегка горького и напоминающего по консистенции жидкое мыло, Гермиона дико закашлялась. Она не могла дышать и чувствовала жжение в горле. Северус немедленно подорвался, наколдовал воды и стал легонько похлопывать ее ладонью по спине. Глаза Гермионы застилали слезы не столько от привычных ощущений, сколько от унижения.

Она выставила себя полной дурой. Отчаянной и глупой дурой, которая решила прыгнуть выше головы! Гермиона только что показала себя неопытным ребенком, совсем недостойным спутником взрослого мужчины, тем более такого, как Северус. Ей было невыносимо стыдно, она не могла смотреть на него.

«Наверное, я единственная ведьма в истории, которая не смогла орально ублажить волшебника! Другие девушки, младше меня могут делать это, не моргнув глазом! О чем черт возьми, я вообще думала?! Неудивительно, что у меня не было пары! Я обречена на вечное одиночество. Единственный волшебник, который не возражает против моих буйных кудрей, простых черт лица и подростковой прыщавости, должно быть, теперь никогда меня не захочет.»

Она всхлипнула и захныкала еще сильнее, когда почувствовала его прохладную руку на своем плече. Северус уговаривал ее посмотреть на него до тех пор, пока Гермиона наконец не согласилась. Ее сердце рухнуло в пятки при виде пораженного выражения его лица.

«Вот оно, началось», — с тоской подумала Гермиона.

— Ты должна простить меня. Пожалуйста, умоляю тебя, прости меня. Я…

Волшебник выглядел таким же униженным и оскорбленным, как и сама Гермиона. Она была так ошеломлена его мольбами и даже не заметила, как Северус обхватил ее своими тонкими руками и прижал к груди.

— Это было слишком давно. Слишком давно и всего два раза. Я должен был… Я не хотел тебя напугать, — он демонстративно отводил взгляд, явно стыдясь.

Гермиона с недоверием посмотрела на Северуса.

— За что ты извиняешься? Это я перестаралась и… Ну… Все испортила. Я должна была следовать инструкциям, но вме…

— Инструкции?

Гермиона покраснела и удрученно пробормотала:

— Я никогда раньше не делала этого… Однажды я прочитала об этом в книге и подумала, что это достаточно просто.

«Гриффиндорка не должна быть такой робкой и сжатой. Конечно, Северус от души посмеется над тем, что и в этом вопросе мне понадобилась книга, или над тем, что я слишком глупа и самоуверенна».

Но смеха так и не последовало. Не было ни искорки в глазах, ни веселой ухмылки. Северус лишь поцеловал ее в лоб и нежно погладил по рукам.

— Я тронут тем, что ты считаешь меня достойным такой близости. Ты не виновата, это я несу ответственность за то, что напугал тебя своей… непреднамеренной поспешностью. Похоже, все пошло немного не так, — сухо заметил Северус.

«Возможно, когда я немного приду в себя, то смогу снова попытаться…»

Гермиона слабо улыбнулась, услышав знакомый ей тон. Кроме того, Северус не выглядел раздраженным или даже отдаленно взволнованным случившемся фиаско. Неизвестно, сколько прошло времени, да и, наверное, это и не имело значения, поскольку Гермиона потерялась в объятиях Северуса, тишине и покое, и это продолжалось до тех пор, пока он не поцеловал ее в макушку и не прошептал:

— Спешить некуда. Пока ты остаешься со мной, я буду ждать тебя. Ты не обязана делать ради меня что-то столь особенное.

Гермиона подняла голову, и серьезно ответила:

— Но я хотела! Хотела, чтобы ты почувствовал себя особенным, чтобы ты понял, что о тебе заботятся! Я… Я сделала это, потому что боюсь, что больше никогда тебя не увижу!

На губах Северуса появилась искренняя и полная обожания улыбка. Весь его облик изменился, он словно стал намного моложе и энергичнее. Его глаза ярко засияли, а в их уголках появились глубокие морщинки.

«Подумать только, что много лет назад я насмехалась над его внешностью! Неужели я могу влюбиться в него еще больше?»

Гермиона ожидала, что Северус заговорит, но вместо этого он просто притянул ее к себе для невероятно нежного поцелуя. Ему потребовался всего один волшебный поцелуй, чтобы заставить ее забыть обо всем. Гермиона тут же забыла о своих тревогах, неуверенности и обо всем, что ее преследовало. В этом доме, с Северусом она была в безопасности.

Один поцелуй превратился в три, три в пять, а дальше Гермиона сбилась со счета. Она была так увлечена, что едва заметила, как тело Северуса снова накрыло ее тело. От тяжести его веса, слегка придавившего ее, ее кровь вскипела, а от прикосновения кожи к коже — учащенно забилось сердце.

«Для всего остального еще будет время», — Гермиона не собиралась так просто отказываться от своей цели. — «Это все для него».

После нескольких настойчивых похлопываний и агрессивно-игривых поцелуев Гермионе удалось уговорить Северуса отпустить ее. Она покраснела, столкнувшись с его "классической ухмылкой", но упорно продолжила ранее начатое. Ведьма повторила все предыдущие ласки, и расцеловала Северуса от макушки до пят. Каждый раз, когда он издавал звук одобрения, Гермиона, как львица, набрасывалась на выявленную эрогенную зону, но намеренно пропускала член, пока боясь приближаться к этой части его тела. Она целовала, сосала и ласкала Северуса, но старалась обходить стороной его пах до тех пор, пока он крепко не схватил ее за руку.

— Не бойся. Все в порядке.

Гермиона послушно сделала то, что он ей велел. Желание доставить Северусу удовольствие (особенно после постыдного фиаско, случившегося ранее) электрическим разрядом пронеслось по ее позвоночнику.

У нее пересохло во рту, когда она скользнула рукой вверх-вниз по его твердому горячему члену. Гермиона не знала, что послужило этому причиной, но Северус издал странный гортанный звук и практически набросился на нее. Прежде чем она успела запротестовать, он успел с легкостью их перевернуть, при этом не причинив ей никакого вреда, и снова навис над ней. Рассеянный и запыхавшийся Северус обхватил ее лицо своими ладонями и бросил на нее еще один потрясенный взгляд.

— Останови меня! Ради Мерлина, останови меня! Скажи слово, и я остановлюсь!

Гермиона решительно замотала головой.

— Нет! Не могу! Я не хочу, чтобы ты останавливался! Никогда!

Она резко села и втянула Северуса в отчаянный поцелуй. По ее щекам текли слезы, и она безостановочно шептала дрожащим голосом:

— Не уходи. Пожалуйста. Я люблю тебя.

Северус сцеловал ее слезы и, все еще выглядя нерешительным и неуверенным в себе, расположил свои ноги по бокам от ее бедер. Ему понадобилось несколько попыток, чтобы войти в нее, но Гермиону это не волновало. Не волновало ее и то, что даже хотя она не извивалась под Северусом, пока он пытался любить ее жестко и быстро, его член все время выскальзывал. Гермиона не обращала внимания на его неопытность и неловкие движения.

Она была уверена, что их время наедине подходит к концу, и ее сердце было слишком этим опечалено. Гермиона отчаянно хотела заверить Северуса в том, что с ним все в порядке, и если бы ее сердце не было разбито, то она, наверное, прижалась бы к нему и шептала бы слова поддержки до тех пор, пока их страсть не утихла.

Северус ахнул, застонал и кончил в нее. Как и в первый раз все произошло очень быстро. Они так тесно прижались друг к другу, что у Гермионы защипало в глазах и запершило в горле. Когда Северус отстранился, его била сильная дрожь.

— Я… Я… Прости меня. Я забылся и…

Гермиона отрицательно качала головой, но слезы продолжали заливать ее раскрасневшееся лицо.

— Ты не сделал ничего плохого. Я хотела тебя. Боли не было, заверяю тебя.

Северус вытер ее слезы и обеспокоенно спросил:

— Тогда почему ты плачешь?

Гриффиндорка не могла заставить себя ответить. Она не хотела портить то время, которое у них осталось, мыслями о грустных вещах. Все, что Гермиона смогла сделать — это прижать Северуса как можно ближе к своему сердцу. Она могла бы поклясться, что, положив голову ей на грудь, Северус пробормотал "спасибо".

Это был чертовски утомительный день, на который было потрачено много эмоций. Веки Гермионы начали опускаться, а ее тело накрывала собой благословенно теплая, изящно худая фигура Северуса. Гермиона пыталась не заснуть, но гипнотически ровный звук его мягкого дыхания ее убаюкал.

Гермиона проснулась в холодной, жесткой постели. В общежитии Хогвартса. Дом ее детства был продан после того, как она отослала родителей в Австралию, и теперь школа была ее домом. Голова ее была тяжелой, Гермиона чувствовала себя так, словно ее чем-то переехали. Все ее тело болело, но это было несравнимо с сердечной болью от того, что она проснулась одна. Ее бедный разум твердил, что все это было не по-настоящему, и ее мучило чувство отчаяния из-за того, что Северуса Снейпа больше не будет рядом с ней.

Горячие слезы снова заструились по ее лицу, Гермиона беззвучно сотрясалась от рыданий. Любовь всей ее жизни должна была быть похоронена на этой неделе. Хотя она была еще молода и впереди у нее была вся жизнь, Гермиона знала, что больше никогда не сможет никого полюбить.

«Ни один волшебник не сможет занять его место».

Но дотронувшись до подушки, на которой должен был бы спать Северус, она обнаружила нечто, что не было подушкой.

Похороны Северуса Снейпа были скромными, на них присутствовала лишь горстка преподавателей и несколько слизеринцев. Он был похоронен под эркером библиотеки, его любимого места в замке. Минерва выглядевшая измученной и уставшей, поцеловала и опустила в могилу шкатулку, которую ей принесла Гермиона.

— Хотела бы я знать. Хотела бы я помочь этому бедняге, хранившему так много секретов, но он сделал все для того, чтобы мы стояли здесь и прощались с ним.

Один за другим присутствующие рассказывали истории о неожиданных проявлениях доброты со стороны Северуса Снейпа. Слизеринцы, бывшие и нынешние, скорбно делились воспоминаниями о единственном главе своего факультета, который сражался за них и отдавал им должное.

Гермиона оцепенела, не чувствуя ни холодного ветра, ни дождя, поскольку эти истории согревали ее изнутри. Стоя на его похоронах, она полюбила Северуса еще сильнее, и это было странно.

Наконец, перед могилой встал Гарри. Сердце Гермионы бешено заколотилось, и она сжала кулачками мантию. Гарри не плакал и не казался скорбящим, но выглядел намного старше своих семнадцати лет. Усталый и измученный, Мальчик-который-выжил признался, что недолюбливал Мастера зелий, что думал о нем худшее, потому что ему так было удобно, что Снейп навсегда останется для него своеобразной личностью, а потом выдохнул:

— Мы не любили друг друга, но он был лучшим волшебником. Ценой собственной жизни, он сдержал данное обещание. Он жертвовал признанием и похвалами и всегда поступал правильно, и думал только о своей миссии — спасти всех нас. Меня бы здесь не было, если бы не он. Никого из нас не было бы здесь. Спасибо вам, профессор Снейп. За все.

Ветер и дождь были единственными слышимыми звуками, когда Гарри тащился обратно на свое место. Его челюсти были сжаты, и он, ни на кого не глядя, занял свое место позади всех остальных.

Профессор МакГонагалл повернулась к Гермионе и прошептала:

— Вы хотите что-нибудь сказать, мисс Грейнджер? Что-нибудь от лица мистера Уизли? Он не может присутствовать из-за…

Минерва запнулась, и ее глаза стали влажными. Снова траур и снова похороны. Многие из присутствующих собирались отправиться на похороны Фреда Уизли. Гермиона была единственной, кто отказалась их посетить, сославшись на то, что уезжает в Австралию. Рон любезно, но печально сказал ей: — "Фред не хотел, чтобы ты болталась без дела. Он бы хотел, чтобы ты попыталась заколдовать кенгуру и сделать его чемпионом по боксу или что-то в этом роде".

— Я не могу.

Все, что Гермиона хотела сказать, показалось бы присутствующим безумием. Конечно, никто не поверил бы в то, что она пережила, и неважно, что все они волшебники. Они точно не поверят, что Гриффиндорская Принцесса (прозвище, которое Гермиона ненавидела) безумно влюблена в бывшего главу Слизерина.

Похороны закончились тихо. Почти все вернулись в замок или покинули территорию школы. Когда солнце начало садиться, Гермиона тихо вернулась к недавно созданной могиле и села рядом с ней, задумчивая и неподвижная. Ей было очень неприятно видеть надгробие любимого человека.

«Как я смогу вернуться после такого?»

— Что бы ты сказала? Когда Минерва попросила тебя высказаться? — Позади Гермионы раздался ровный голос, обволакивающий своим тембром.

Она пожала плечами:

— Не думаю, что ты был бы мной доволен.

Северус вопросительно поднял бровь и протянул ей руку. Гермиона с благодарностью ее приняла и уже смахнула со своей темной мантии рыхлую землю, когда заметила странное выражение его лица. Северус смотрел не на нее, а на надгробие.

Северус Тобиас Снейп

1960-1998

Великий Шпион и Великий Герой

Гермиона почувствовала, что Северусу не очень понравилась его эпитафия. Однако было неразумно задерживаться здесь, особенно когда он уже "умер", поэтому она достала портключ, который он ей дал, и взяла его за руку. Прикосновение ее руки вывело Северуса из задумчивости. Он кивнул, и Гермиона, достав свою палочку, постучала по латунной ручке письменного стола из Паучьего Тупика. Прежде чем она успела активировать портключ, Северус жестом головы указал на замок.

— Что ты им сказала?

— Что больше не могу здесь находиться, что мне нужно уехать куда-нибудь далеко и вылечиться. Мальчики сказали, что все понимают, но я не уверена, что это действительно так. Профессор МакГонагалл попрощалась со мной и пожелала мне обрести покой.

Северус заправил ей выбившийся локон волос за ухо.

— И где же, по-твоему, ты его найдешь?

Гермиона снова вложила свою ладонь в его и прошептала:

— В коттедже у моря.