Дверь с лязгом открылась, давая возможность небольшому порыву чистого воздуха проникнуть в помещение, пропитанное удушливыми запахами мочи и пота, тут же растворившись в них. Кое-как разлепив веки от прошедших только под утро слез, Саша успела увидеть в дверном проеме мутный черный силуэт, и лишь потом по ушам резанул громкий неприятный голос вошедшего, возвещавший: «Подъем!» Сколько именно было времени никто не знал, но сквозь забитые досками окна еле пробивался тусклый свет, что давало понять, что наступило очередное утро. Все тело неимоверно болело, отзываясь при каждом движении разрядом агонии, но все же девушка заставила себя подняться, ослабевшими руками оттолкнувшись от пола, где спала все время, а если быть более точным, куда ее выгнали остальные пленницы. Но стоило ей сделать это, как сильнейший пинок по спине вернул тело обратно. Стукнувшись боком, Александра застонала, сжимаясь, получая еще один удар, и, если бы она вовремя не успела закрыть лицо руками, то скорее всего это был бы разбитый нос. Над ухом раздалось уже знакомое шипение:

- Запомни свое место, - гадко рассмеялась Лена, не забыв плюнуть в лежавшую.

Дружок Отто проболтался, что один из местных варил какое-то пойло, не хуже русского самогона, и, прознав про это, одноглазый взял одну бутылку. Но как оказалось, делец не очень-то был и честен, добавив в варево какой-то отравы, узнав, что оно требуется для немцев. Эта новость имела под собой огромную опасность, так как этот яд мог погубить и остальных солдат.

Герцог задумался, сидя за своим столом, смотря блуждающим взглядом перед собой. Он уже давно отдал приказ о том, чтобы нечестивого отравителя отправили под замок, и что с ним делать – Дитрих пока еще не придумал, но решил не торопиться, убедив себя не действовать на эмоциях и, что стоит казнить так, чтобы и остальным было не повадно. С появлением этой троицы из так называемого «будущего» появилось много неразрешенных вопросов, на которые мужчина хотел найти ответы, но чем глубже он искал, тем больше вопросов становилось. И все же благодаря Александре он смог разобраться с пещерой: все-таки девка первая нашла тот самый рисунок на стене, который… Который что?.. В голове зазвенело – это был тихий, еле слышимый писк в ушах, который словно распространялся по всему черепу. Тут же нахлынули воспоминания о том, что было там – все до мельчайших подробностей, как будто это произошло пару часов назад. И что же все-таки было там? Газ? Природное явление или же проделки русских? Да, такое могло быть, даже объясняло смерти солдат, которые стояли продолжительное время неподалеку от стены с рисунком, и даже то, что он и девка потеряли сознание. Подумав про такое вполне логическое объяснение, Герцог немного успокоил себя, решив даже написать рапорт в Берлин на имя главнокомандующего СС. Потянувшись к ручке ящика, где лежали чистые листы бумаги, оберфюрер вдруг остановился. Вспышка в памяти – именно в этот ящик он положил икону, что кровоточила кровавыми слезами. На кончиках пальцев образовался неприятный холодок, покалывавший кожу, но все же, отогнав от себя сомнения, Дитрих открыл ящик. Икона все еще лежала там прямо на стопке бумаг ликом вниз. Осторожно взяв ее, он с неохотой развернул к себе лицо святого. По началу даже показалось, что рисунок будто бы в чем-то грязном, и, проведя пальцами по нему, обнаружил, что это была запекшаяся кровь. Ноздри вновь защекотал запах железа.

- Как такое возможно? – прошептал Дьявол, зная, что никто не ответит на этот вопрос, по крайней он так надеялся на это.

На ощупь деревяшка, на которой и было изображение, была холодной, и казалось, будто бы немного сырой, будто бы ее только вытащили из подвала, где она пролежала несколько десятков лет, и было трудно поверить в то, что еще вчера она стояла сухая в комнате на шкафчике. Взгляд метнулся к бумаге в ящике. Оберфюрер положил икону на стол, а потом коснулся бумаг, отметив, что те были сухие и чистые. Это не только показалось ему странным, но и напугало, так как раньше ничего подобного никогда не было. Быстро сунув икону в ящик, Герцог с силой захлопнул его, еще какое-то время сидя без движения и смотря перед собой, после чего вспомнив про шнапс, хотел было достать его, но кончики пальцев случайно задели ручку того самого ящика, и Дитриха будто огнем обожгло – хотя на самом деле могло и показаться. Отпрянув, мужчина вдруг осознал, что скорее всего надышался испарений того газа из пещеры, а так как он ядовит, то еще не полностью вышел из его организма, из-за чего теперь начались галлюцинации.

- Конвой! – позвал солдат, а когда один из конвоиров вошел, потребовал, - Привести немедленно ко мне доктора Вигмана. Шевелись!

- Нет, господин Герцог, я не вижу никаких отклонений, - голос Вигмана звучал монотонно с нотками стрекота, будто он какое-то большое насекомое; прекратив осмотр, доктор убрал фонендоскоп, отвернувшись к столу, пока оберфюрер застегивал пуговицы рубашки, - Я с уверенностью могу сказать, что это точно не отравление природными испарениями газа, о котором Вы упоминали. Но все же хочу предложить дальнейшие обследования. Я могу взять кровь на анализ…

- Этого не нужно, - перебил тот.

- Но все же, господин Герцог, я настаиваю на этом, - начав складывать с удивительной аккуратностью инструменты в саквояж, Вигман запротестовал, - Напомню, что Вы пролежали без сознания неделю, и вполне вероятно, что это была кратковременная кома, вызванная недостатками сбалансированного питания или же стрессом, отсутствием продолжительного сна. Могу предположить, что после этого у Вас появились осложнения: галлюцинации – слуховые и визуальные, бессонница, смена настроения, быстрая утомляемость?..

- Довольно, - отрезал Дитрих, смотря в задумчивости в сторону; мысли о иконе, плачущей кровавыми слезами, переплетались с рисунком из пещеры, стоило ему прикоснуться к которому, и все это начало появляться.

- Господин Герцог, - не переставал скрежетать доктор, - Видя Ваше состояние, я буду обязан обо всем доложить, - решив взять оберфюрера угрозой, он строго посмотрел на него сквозь стекло пенсне, отчего цвет его глаз стал еще темнее, - Так как это может повлиять на дальнейшие выполнение распоряжений и пребывание дивизии в этой стране, что может в будущем повести за собой неприятности, в частности для Вас самого.

Это не очень сильно понравилось Дьяволу; сначала посмотрев на стоявшего рядом одним лишь взглядом, а спустя минуту повернув к нему голову, мужчина сделал вдох, наполнив грудную клетку воздухом, теперь начавшим казаться еще больше и шире; погрозив пальцем, он прохрипел:

- Следите за языком, доктор Вигман, в противном случае Вам придется пожалеть о сказанных словах.

- Я могу расценивать это, как угрозу для своей жизни, господин Герцог, - ни грозный вид оберфюрера, ни его запугивание никак не отразились на лице врача, - Именно в Ваших интересах сохранить со мной партнерские отношения, в противном случае я буду должен не только доложить о Вашем здоровье, но и указать то, что Ваше психическое состояние находится не в самом лучшем виде, при этом добавив то, что Вы угрожали мне. А эта информация дойдет и до фюрера.

И вот теперь Дитрих понял, насколько он был глуп, раз решил запугать привычным методом Вигмана, посчитав того мелким сошкой, как и большинство врачей, работавших в его дивизии, но просчитался. Это остудило его пыл, ударив по самолюбию. Почувствовав свое превосходство, пусть хоть и временное, доктор показал на стул, делая приглашающий жест, словно теперь он хозяин в этом доме, а не оберфюрер:

- Господин Герцог, прошу Вас, присядьте, и мы спокойно обо всем поговорим. И Вы все мне расскажите, - голос врача обрел скрежещущую нотку, а глазки уже сверкали черным огоньком.

***

- А помнишь…

Лена с неохотой убрала телефон от уха и посмотрела на сидящую рядом Сашу, отметив про себя, ту детскую улыбку на ее лице, но на этот раз та была какой-то печальной. Махнув Александре, показав на сотовый, Елена дала понять, что уже заканчивает разговор, на что получила положительный кивок. Отвернувшись в сторону выхода кафе, где они сидели, девушка продолжила, заметив проезжавшую мимо красную спортивную машину, с ревом пронесшуюся на «зеленый», изогнув бровь, что навело на мысль, будто та уже представила себя сидящей в салоне с красивым богатым мажором—водителем. Этот блеск в глазах Елены Александра знала, да и не сложно было выучить подобное – все же Лена была любителем роскоши и всегда мечтала быть в центре внимания. Опустив взгляд на тарелку с пирожным, уже давно принявшим вид месива, расковырянным маленькой чайной ложечкой, Саша тихо вздохнула, беря ложку. Стукнув по краю тарелки, но тут же услышала шиканье и неодобрительный кивок от подруги, чтобы та вела себя тише.

- А помнишь, как мы познакомились? – почти шепотом спросила Александра, сгорбившись над тарелкой, начав вновь ковырять остатки пирожного, - Мне тогда было лет пять или шесть. Я сидела в песочнице и играла с куклами, а ты подошла и сказала, что теперь мы подруги. Даже не помню, что именно послужило причиной такого… Ты просто подошла ко мне. И после этого мы стали неразлучны. Помнишь? – девушка исподлобья посмотрела на сидящую рядом, которая все продолжала с кем-то разговор, иногда издавая короткий смешок, но при этом у самой Александры улыбки уже не было, - Мы были неразлучны, даже в одну школу пошли и сидели за одной партой. Нас даже сестрами называли, - приподняв брови, будто бы в удивлении, фыркнула.

- Ты что-то сказала? – резкий вопрос Лены заставил Сашу встрепенуться, но не успела она ответить, как подруга вновь отвернулась, показав, что еще минуту и освободиться, щебеча про какие-то лаки и Светку, которая, как было понятно из контекста, работала администратором, но плохо справлялась со своими обязанностями, за что ее нужно было немедленно с позором уволить.

Внутри Александры образовался сначала ком, сдавливавший горло, а потом вдруг все стихло, как будто то, что было внутри, исчезло. Осмотрев стол и все, что было на нем, вздохнула:

- Даже родители шутили, что мы были знакомы еще до рождения, - снова та самая печальная улыбка, но вскоре и она растаяла, как первый снег под палящим солнцем, - А помнишь, в параллельном классе был рыжий? Все девчонки от него с ума сходили и бегали за ним. До седьмого класса уж точно… А, помнишь, в десятом ты с ним пошла на дискотеку? Мы тогда вместе пошли и веселились до самого утра. Было круто же, - хотя по сути это были приятные воспоминания, голос говорившей был отстраненным и монотонным, словно она сейчас не делилась чем-то важным, а рассказывала скучный и никому не интересный доклад, стараясь выговорить все это как можно скорее.

Мимо прошла официантка, только что отнесшая заказ к соседнему столику, бросившая косой взгляд на то, что было на тарелке перед Сашей, но, стоило той перехватить ее глаза, как тут же отвернулась, виновато пожав плечами, словно чувствуя какую-то неловкость. Да и Александре в этот миг стало неприятно, но не из-за того, что кто-то застал разговор, а за то, что все это было пропитано ложью: лживой дружбой, которая больше походила на паразитические отношения, лживыми улыбками, где за глаза ненавидели и издевались, где ни во что не ставили, а пользовались, словно вещью. Положив ложечку на тарелку, постаравшись сделать это как можно тише, Саша положила руки на колени, отклонившись к спинке стула, уже смотря на спину подруги, которая все не выпускала телефон. Винила ли она ее? Нет, скорее больше себя за то, что не смогла найти в себе силы дать отпор и вырваться из этих оков, предпочитая роль жертвы, данную ей с самого детства, которую она пронесла в будущее, так и оставшись трусихой.

- Ну а вообще, - Александра чуть вздохнула, но при этом ее голос стал сухим и более разочарованным, - Мне было очень жаль тех кукол, с которыми я играла в песочнице, придумав им поездку на пляж, но, когда пришла ты, то вдруг решила, что эта игровая площадка твоя собственность, и, чтобы играть тут, нужно было заплатить. Я тогда мало что понимала, мне же было всего пять или шесть… Сейчас уже и не вспомню. И мне было очень обидно, что ты забрала мою самую любимую куклу, подаренную мне бабушкой на день рождения, и оторвала ей голову, выбросив ее в лужу, будто это мусор, а потом еще обсыпала меня песком, обозвав «плаксой». Помнишь? А в школе учительница зачем-то посадила нас за одну парту, решив, что так будет лучше, потому что мы были знакомы с детского сада, как той сказали родители. Но она не учла того, что ты постоянно списывала у меня. А на дискотеку пошла в моем платье, а потом еще не вернула его, - Александра чуть кашлянула, будто бы у нее першило горло, но то были подступающие слезы, - А меня тогда очень сильно наругали, но тебе же было все-равно, ты хотела лишь встретиться с тем рыжим, с которым вы вместе насмехались надо мной все это время, пока он притворялся моим парнем, - прикусив губу, чтобы не дать волю эмоциям, девушка смотрела на Лену, но теперь молча, обдумывая сказанное.

Убрав телефон от уха, Елена крутанулась на стуле, сев лицом к Александре, отключая вызов:

- Прости. Дела-дела… Вся в делах, - разулыбалась она, положив сотовый на столешницу, - Как устроилась в ногтевую к тете, так теперь заказы пошли.

- Здорово, - кивнула сидящая напротив, все еще находясь в напряжении, но выдавливая из себя улыбку, - Я очень рада за тебя.

Спустя десять минут Саша вышла из кафе, все еще погруженная в свои мысли и те ужасные воспоминания, которые подобно змеям, причиняли ей боль, и каждое было страшнее предыдущего. Но все же то время прошло и его надо было отпустить. «Мы уже давно не дети, а давно выросли и перестали быть теми, кем были давным-давно в школе,» - успокаивала себя девушка, глядя себе под ноги, рассматривая беглым взглядом брусчатку да мелкий мусор в виде окурков и бумажек с билетиками на автобус. Но несмотря на внутренние уговоры, на душе оставался неприятный осадок из-за поведения той, кто и был причиной всех ее проблем, хотя Елена могла вывернуть любую проблему на изнанку так, что именно Саша оставалась в дураках, да еще и виноватой. И почему она оправдывала Лену перед самой собой, Александра не знала – не понимала из-за своей наивности и доброты, считая, что рано или поздно та изменится. К примеру, тот же парень – он бы все-равно бросил и ушел не к Елене, а к кому-нибудь, Лена просто оказалась рядом, да и вела себя девушка более откровенно, чем скромная и застенчивая Саша.

Но это ведь всего лишь оправдания?.. Не так ли?

Александра остановилась на остановке, проследив за проехавшим мимо транспортом, все еще пребывая в задумчивости. Рядом остановился какой-то студент, поправляя лямки рюкзака, все время сползавшие с его плеч; с другой стороны - стояла старушка с тележкой, битком набитой какими-то покупками, не терпеливо высматривавшая нужный автобус. Скользнув взглядом сначала по одному, потом по второму, Саша чувствовала, как глаза начало щипать от нахлынувших и таких неприятных воспоминаний, вызвавших поток когда-то умерших боли и унижения, но теперь показавшихся сквозь пепел времени.

***

Боль и унижение – это то, что испытывала сейчас Саша, еле толкая тачку с землей, которую накидали ей мужчины-пленные, копавшие то ли траншеи, то ли могилы, - последняя мысль сама собой вдруг появилась в голове, возникшая, как вспышка в пепле. Руки ужасно болели, еще не отошедшие от побоев сокамерниц во главе с Еленой, которая руководила ими, а все тело вздрагивало от мучительных спазмов при каждом шаге. Ступая по земле, девушка чуть не спотыкалась, опираясь на тачку, продолжая работу. И, если по началу в ней метались мысли о побеге, о смерти, о том, чтобы умолять Герцога о прощении, то с каждым часом надежда таяла, и в конце концов от Александры осталась лишь безвольная оболочка, тень той девушки, которая когда-то была жизнерадостной и улыбчивой, а еще мечтавшей вернуться домой, но теперь понимающей, что этому никогда не бывать.

- Быстрее! – заглушаемый громким лаем голос конвоира отрезвил, - Шевелись.

Чуть поднажав, Саша почувствовала, как колесо тачки налетело на камень, и не удержав ее, повалилась на бок вместе с ношей. Холодная земля накрыла девушку с головой, забившись в глаза и уши. Откашливаясь, она вдруг услышала короткий, но очень едкий смешок проходящей мимо пленницы, тут же оборвавшийся выстрелом солдата. Еле избавив глаза от земли, Александра распознала высокую фигуру с накинутым плащом на плечи, стоявшую в паре метров, от которой исходила такая сильная угроза, что она будто бы наполняла воздух вокруг. Это был он.

Дьявол с ненавистью и раздражением смотрел на нее, словно видел перед собой червя, осмелившегося вылезти прямо перед ним, преградившего ему путь. Не слушая рассказывавшего начальника местного концлагеря о том, что именно заключенные были отправлены на работы, оберфюрер достал из кобуры Маузер. Грохот выстрела прокатился волной раската грома по округе, напугав людей и животных. Громко лаяли псы, срываясь с поводков, перекрикивая друг друга; завизжав от ужаса, многие заключенные попрятались, а были и те, кто лег на землю, закрыв голову руками; слышался тихий ропот, срывавшийся на плач; лошадь, что тянула за собой телегу, громко заржала, пытаясь встать на дыбы. Саша почувствовала, как пуля подняла пыль, приземлившись рядом с ней, стоя на коленях и смотря расширенными глазами на мужчину, державшего пистолет. Выстрел. Свист разрежал воздух, ударяя по раскаленным до предела нервам, словно кнутом. Еле сдержав крик, резавший глотку, девушка лишь вздрогнула, смотря в обезумевшие от голода глаза Дьявола, жаждущего крови. Выстрел. Пуля пронзила землю, почти коснувшись ее ноги. На миг опустив взгляд туда, где исчезла «свинцовая муха», осознав все то, что происходит, Александра вновь подняла голову.

Страх смерти сжирал ее, некогда затихший, и вот сейчас вновь воскресший в воспаленном сознании. Запах пороха проник через ноздри в легкие, одурманив, отчего в горле появился ком горечи. Тело дрогнуло, как будто бы его только что ударили током.

Герцог прищурился, медленно убирая пистолет, смотря на девушку надменно, будто бы презирая ее, прожигая холодом. И стоило ему вернуть Маузер в кобуру, как вокруг них стали появляться звуки: сначала это был лай собак, уже обезумевших от хрипа, потом окрики солдат, приказывавшим продолжать работу, но громче всего стучало сердце в груди, готовое разорвать оболочку, что из себя представляла бледная, как белый лист, Саша. Потеряв к ней особый интерес, оберфюрер отвернулся, указывая на один из бараков, представлявший из себя обычный сельский дом с заколоченными наглухо окнами, спрашивая что-то у находящегося рядом офицера. Провожая их взглядом, Александра еле нашла в себе силы подняться, все еще чувствуя слабость во всем теле, практически не слыша крик конвоира, чей голос звучал откуда-то издалека, – виной тому было произошедшее и то, что Дитрих ее хотел застрелить, а может быть голод, она не знала, да и не хотела знать, перестав просто думать.

Сидя на скамейке перед домом Герцога, Штуббе с нетерпением всматривался на дорогу, выкуривая сигарету – уже не первую, - окурки которых валялись под ногами в пыли, притоптанные подошвами сапог. Наклонившись вперед, упираясь локтями в колени, он иногда подносил сигарету к губам, делал затяжку, после чего свешивал руку с зажатой в пальцах сигаретой вниз, выдыхая через нос дым, отравляющий его легкие. Единственный глаз с безразличием глядел вперед, словно в прострации, иногда прищуриваясь от сизого облачка.

Он был бы и рад подумать о чем-нибудь, но ни одна мысль не могла появится в темноте разума, поглотившего его. Но почему тогда им овладело легкое смятение, не дававшее покоя? Все же взглянув все тем же взглядом себе под ноги на окурки, зачем-то распинал их сильнее засыпав землей и пылью, а потом сплюнул.

Близилась осень, и тут у воды это ощущалось сильнее, особенно по ночам, но солнце все еще пригревало, играя в легких белых облаках, гонимых по небу ветром. Где-то уже начали желтеть листья, опадая с ветвей, ударяясь беззвучно о землю, но пока это было не так заметно среди все еще пышущей зелени и цветов. Отто любил осень – она представлялась ему украшенной в золото девушкой, чуть капризной, но очень обаятельной и желанной, по-прежнему сохранившей свою обворожительную красоту. Но все же, не смотря на здешние красоты, которые по началу захватывали дух, он мечтал вернуться домой к родным улочкам и милым глазу домикам, вдохнуть воздух родных краев.

Что-то заставило вернуться к дороге. Там показалась машина оберфюрера, на которой тот предпочитал передвигаться по городку. Круглые фары блеснули под лучами яркого светила, будто бы глазища черного блестящего ящера, скользящего по дороге. Одноглазый поднялся, будто бы перед казнью делая максимально длинную затяжку, кинув окурок под ноги к остальным, втаптывая его точно также, как и до этого. Одернув китель, поправив ремень, Штуббе поднял правую руку вверх, стоило автомобилю остановится у крыльца. Дверца распахнулась, выпуская из машины хозяина.

- Мне так нравится, когда ты строишь из себя послушного солдата, беспрекословно выполняющего приказы, - бросил Герцог, проходя мимо Отто, придержав плащ одной рукой.

Кожей ощутив тот яд, что лился в словах Дьявола, одноглазый на секунду потерял все те капли уверенности, что еще сохранились у него, погрузившись в безволие. Дав командиру пройти мимо, тут же ринулся за ним:

- Господин Герцог, разрешите? Я бы хотел поговорить с Вами, - одноглазый сделал паузу, ступая по скрипучим ступеням крыльца, - Это насчет той девушки. Александры.

Дитрих взялся за ручку, чтобы открыть дверь, но услышав имя, замер на мгновение, но все же открыл дверь, заходя внутрь. Снимая плащ и вешая его на крючок вешалки, краем глаза глянул на вошедшего – одноглазый застыл на пороге, колеблясь.

- Дьявол, - начал неровным голосом он, но с каждым словом сила возвращалась к нему, - Все-таки хотел бы обсудить Александру. Я узнал, что ты отправил ее в бараки, потому что она надоела тебе. Ты присытился и… Я хочу забрать ее, - последнее было сказано с трусливой дерзостью, но ее нотки обожгли, неприятно ударив по самолюбию.

- И ты решил отвлечь меня этим? – подвигав челюстью, уточнил Герцог, повернувшись к Штуббе.

- Я бы не стал беспокоить тебя, - чуть мотнул головой тот, стараясь придать своему голосу твердость, делая полшага вперед.

Сделав рывок вперед со звериной скоростью, Дьявол схватил подчиненного двумя руками за грудки, приподняв немного, отчего одноглазому пришлось привстать на цыпочки:

- Что же ты, ублюдок, творишь? Ты так и не понял, что нельзя, а что можно? Ты забыл, кто я? – пальцы с жадностью обхватили горло одноглазого, сжимая его, - Эта девка – моя вещь, и расплачивается за свое неповиновение и своеволие.

- Дитрих, - хрипло возразил Отто, пытаясь инстинктивно убрать руки оберфюрера, - Она сдохнет там.

Развернувшись, все не отпуская свою жертву, Дьявол со всего размаха кинул одноглазого об пол, как будто куклу. Ударившись спиной, тот сдавленно простонал, выгнувшись, и, несмотря на то, что мир вокруг него все еще немного крутился, предпринял попытку привстать, но тут вдруг был прижат обратно к полу. Наступив на грудную клетку танкиста, Дитрих склонил к нему голову, погрозив пальцем, поставив локоть на колено той ноги, которой держал подчиненного:

- Не стоит, Отто. Ты не только играешь с огнем, о котором я не раз тебя предупреждал, но можешь сильно обжечься, что не только не вернешься домой, но и твои родные не получат твоего тела, так как тебя могут признать дезертиром. В твоем случае лучше всего послушать совета и перестать строить из себя героя, тем более из-за какой-то девки, - повернув носком сапога голову одноглазого, чтобы тот смотрел только на него, он добавил без эмоционально, - И мне уже надоело, что ты постоянно доставляешь мне неприятности.

Убрав ногу, оберфюрер на шаг отступил от подчиненного, но, как только тот начал подниматься, с огромной силой пнул его в живот, снова повалив на пол. В комнате раздался приглушенный сдавленный выдох лежавшего, прикрывавшего руками брюшную полость. При этом на лице Дитриха не отразилась ни одна эмоция. Добавив еще пинок, перевернув Штуббе не спину, Герцог переступил одной ногой через тело, наклоняясь к нему, беря одной рукой за китель, приподнимая одноглазого так, чтобы его лицо было прямо перед ним:

- И запомни, щенок, я здесь закон.

В дверь постучали, что в какой-то степени спасло Отто от очередных избиений. Повернув голову на звук, Дьявол рявкнул, узнавая, кто там, а получив ответ, что это один из приближенных солдат, принесших радиограмму от группы разведки, отпустил нерадивого подчиненного, вернувшись к столу, давая разрешение войти, когда одноглазый поднялся, взглянувший на своего командира, но тот лишь молча сел на стул. Дверь открылась и в помещение вошел худощавый посыльный, поприветствовавший оберфюрера, а после требования протянул сложенный аккуратно листок. Проследив за вошедшим, Отто намеревался уйти, посчитав, что так будет правильнее, но тут же услышал стук по столу ладонью и рычащий приказ:

- Господин Штубе, я не давал разрешения покинуть штаб. У меня для Вас есть одно поручение.

Бледная луна медленно показалась из-за горы, освобождаясь от серых лап облаков, до этого сковавших ее. Темно-синее небо сдавливало, нагромождаясь на землю. И даже звезды, до этого светившие ярко, теперь потускнели, став мелкими и невзрачными. Где-то за фьордами слышался грохот грома, словно кто-то огромный бил в барабан, извещая о надвигавшейся в эти края грозе, мелькавшей молниями на черном полотне горизонта. Уже ставший прохладный ветер дул порывисто, но пока не так сильно, чтобы мешать сидящим в засаде солдатам, облаченным в зеленый камуфляж с черепами на петлицах, держа наготове ружья, выслеживая добычу.

По узкой лесной тропке пробираясь между деревьями, стараясь не шуметь, чтобы не привлекать внимания, шли двое в посеревших от времени лохмотьях, некогда бывшей военной формой, но сохранившей отличительные знаки. Первым ступал высокий старик крепкого телосложения с седой бородой, торчавшей во все стороны, как потрепанный веник, на лысой голове была вогружена каска, постоянно спадавшая на нос, отчего старику приходилось время от времени поправлять ее. Следом двигался молодой паренек, волочивший на плече большой мешок с провизией. Скорее всего они возвращались в лагерь с припасами еды, взятой или украденной у местных, а возможно и в соседнем населенном пункте. Почувствовав что-то неладное, парень остановился, вглядываясь в ночную темень, пронизанную стволами деревьев; и ему вдруг показалось, что откуда-то из черноты на него кто-то смотрел. Поправив мешок, он поспешил догнать старшего, а, тронув того за плечо, прошептал:

- Дедко, погоди…

- Шо тебе? – прокряхтел тот, убирая каску с глаз, оглянувшись назад на собеседника: парень нервно перебирал ногами на месте, будто нетерпеливый молодой рысак, что заметил старик, ткнув на его ноги, - Следы останутся, дурень. Захотел в плен к «фрицам» попасть?

После этих слов они снова двинулись вперед, стараясь осторожно обходить кусты, не ломая веток. Но паренек то и дело останавливался, чтобы поправлять мешок, весивший не мало, но при этом не скидывая его на землю, бросая взгляды в темноту. Ему казалось, что кто-то идет за ними, но сколько бы он не напрягал глаза, тьма не давала ни капли возможности разглядеть, что же скрывала в себе она.

- Дедко, - вновь позвал шепотом паренек идущего впереди, - Дедко.

Голос спутника показался старику испуганным, отчего он все же стал идти медленнее, заговорив с ним по-отечески, чтобы успокоить парнишку:

- Ну чего? Испугался? – он не видел, но почему-то понял, что тот кивнул, - Все мы боимся. И ты. И я.

- И дядь Степа? – с какой-то надеждой спросил парень.

- Ну, - старик почесал бороду, задумавшись, - Нет. Степан Петрович не боится. Он же командир, а ему нельзя боятся, как нам с тобой.

В ветвях что-то зашумело. Это сильно взволновало парня, оглянувшегося назад, но кроме деревьев ничего не смог разглядеть. Быстро повернувшись к старшему, протараторил шепотом:

- Дедко, мне кажется, что за нами идут, - снова оглянувшись, вроде, как ему показалось, заметил, что одна из веток двинулась, начав качаться.

- Идут? – старик остановился и прислушался, а спустя минуту молчания, вздохнул, - Не-е… тебе показалось, Лешка. Это ветер – поднимается он, скоро гроза будет. Слышишь грохот? – поднял указательный палец к верху, как будто бы говорил завет, а потом указал им же в сторону черного провала в скале, видневшегося среди деревьев, - Ну вот мы и пришли. Сейчас и отдохнем.

Парень с надеждой посмотрел туда, куда указывал старший, заглядывая пещеру, скрытую высокими ветвями, растущих рядом могучих деревьев, что стала укрытием для отряда. Это место было так хорошо укрыто, что никто не смог обнаружить его, не смотря на близость к населенному пункту, который заняли немцы. Те часто рыскали тут, но проходили мимо, так как заметить узкий провал в скалистой породе было довольно проблематично, тем более, что вокруг пещеры росли деревья да кустарник. Поправив мешок, паренек уже бодрее зашагал за стариком, что-то кряхтящим себе под нос.

Выглянув из-за дерева, один из следивших за идущими, начертил что-то в небольшом блокнотике, а потом жестом показал стоявшему у соседнего дерева товарищу, что они возвращаются. Аккуратно положив блокнот в нагрудный карман, первый из солдат развернулся и бесшумно двинулся в чащу леса, а второй крался чуть в стороне, чтобы не привлекать внимания. Оставалось только одно – добраться до радиста и доложить о обнаружении Ставарина.