День этого самого пускания венков по воде настал, на вкус Ёнджуна, слишком быстро. Куча народу вывалила к речке, что текла по дну долины, и уже бродила по ней, стоя в воде по колено — она ещё была по-весеннему холодна, но в этот день хорошо распогодилось, так что и солнце припекало.

— Что это ты делаешь? — спросил Субин.

— Спасаюсь от рака кожи, — пробормотал Ёнджун, обмазывая всё тело солнцезащитным кремом.

— Он пахнет как-то… и горький такой, — альфа не преминул лизнуть мужнино плечо, за что схлопотал по лбу.

— Вот дикарь, иди теперь, рот полощи, — проворчал Ёнджун. — Чего ты вдруг облизывать меня полез? По когтям моим соскучился?

— Подумаешь, лизнул по-дружески, — Субин надул губы, но удалился в ванную, полоскать рот, который и правда свело от горечи; а затем вернулся с большой зелёной банкой: — Вот то, что нужно! Посмотри.

Он открыл банку и с гордостью предоставил Ёнджуну невзрачное бело-прозрачное месиво, по консистенции напоминающее шампунь. Омега поднял брови, со скепсисом взирая на жижу, а затем на альфу.

— Поясни?..

— Это мазь для защиты от солнца, — с гордостью презентовал продукт Субин. — Я же говорю, что мы тут не пещерные. Знаем про ультрафиолет и всё такое.

— И это… что это именно такое?..

— Это смесь алоэ с другими травами, а ещё минералами. И пахнет приятно, кстати, — Субин зачерпнул пальцем этот «гель» и мазнул Ёнджуну на нос. — Мы бы тут в горах все бы уже были похожими на урюк, если бы не знали.Ты думаешь, почему у меня такая кожа хорошая?

— Потому что ты выиграл в генетическую лотерею? — спросил Ёнджун, стирая мазню с носа и растирая по своим рукам. — Давай тогда проведём эксперимент. Одно плечо у меня под моим кремом, а второе давай будет для твоей кашицы. Посмотрим, какое сегодня лучше сработает.

— Договорились, — согласился Субин. — Поворачивайся.

Он размазал белёсую субстанцию по плечу Ёнджуна и растёр её по всей руке и лопатке. Омега покорно ждал, пока тот закончит, и только спросил:

— А если я стану волком, она не исчезнет?..

— Не исчезнет, будет на коже под шерстью, хотя может сойти с потом, например, — Субин немного помассировал плечи Ёнджуна и отпустил его: — Готово. Так и пойдёшь?

— Да, — ответил Ёнджун. — Потеть не хочется, но и возиться с длинными свободными рукавами сегодня будет неудобно. Все репеи соберу. Уж лучше так.

— Надень что-нибудь на голову, иначе может и напечь, — попросил альфа. — Солнце сегодня сильное, выйдешь на полянку и всё…

— Ладно, волчонок, — улыбнулся Ёнджун. — Тогда жди меня у реки, хорошо?

— Так и не скажешь, из чего венок будет?

— Тебе придётся проявить себя, — омега нажал пальцем на его нос и нацепил на себя чёрную панамку с колечками на полях.

Конечно, среди горцев Ёнджун всё так же выделялся, словно белая ворона. Жители посёлка на голове носили повязки, платки, бокгоны или широкополые плетёные шляпы, может, у пары-тройки были какие-то старомодные шляпы или потрёпанные кепки, излюбленной одеждой были ханбоки, туники, рубахи, если даже городская одежда — то простая и понятная. Ёнджун — в своей спортивной «гоночной» майке с высоким горлом и чёрных, лёгких синтетических брюках с обилием карманов и затяжками, в больших удобных кроссовках вместо ботинок и сапогов. И всё это на границе горного леса.

У реки столпились не только парочки, желающие поучаствовать в обряде, но и их семьи, и дети, и друзья; под сенью деревьев они либо лежали на траве, бегали волками по реке и лесу, плескались в воде и играли в прятки.

Постепенно омеги уходили в лес, в поисках тех самых цветов, которые они должны были выбрать для венка для своего благоверного. В этом тоже было некое таинство, и многие знали нужные места, где следовало искать. Многие горные цветы уже распустились, и хотя до самого июля пора цветения будет бушевать, провести этот обычай до самой главной свадьбы, можно сказать, этого поколения, было критично важно.

— Удачи! — Уён, одетый в нарядную белую с зелёным рубашку, уже был готов убежать за своим венком. — Уже придумал, из чего плести будешь?

— Тебя что, Субин подослал?

— А ты что, так ему и не сказал? — спросил Уён. — Хочешь по правде испытать, поймает он твой венок или нет? Смотри, если он поймает венок Сохёна, этот павлин ещё десять лет будет ядом исходить…

— Не будет, — спокойно отозвался Ёнджун, — не волнуйся. Разве так и не надо? Если угадает, значит, будем хорошей парой.

— Ну хоть подсказку бы оставил.

— Он догадается, — Ёнджун похлопал Уёна по плечу. — Иди давай. Мне в другую сторону.

— Уже выучил, где что растёт? — ухмыльнулся тот и, не дожидаясь ответа, ускакал в глубину чащи.

Ёнджун же побрёл вдоль реки вниз по течению, ориентируясь на запах. Да, если у него выдавалась минутка, он бегал по лесу волком, чтобы запомнить всё территорию. Чтобы отметить в памяти местоположение силков, ягодные и грибные места, различные находки, звериные тропы и берлоги. Даже тогда он брал с собой телефон — вешал сумку себе на шею. Да и страшновато было одному бегать, но он в этом находил и определённое успокоение. Куда бы он ни бежал — дорога всё не заканчивалась, за одной горой была другая, за первой рекой — вторая, и так без конца, словно границ больше не существовало. Размеры территорий Изумрудных гор поражали.

— На самом деле, изумрудов у нас нет, — сказал как-то Субин. — За изумруды приняли когда-то первые добытые сапфиры, которые как раз были такого бутылочно-зелёного цвета. Но основной драгоценный камень у нас — это корунд. Любого оттенка, даже белого, словно бриллианты.

Ёнджуну нравились горы. И когда он поднимался на одну из вершин очередной скалы, чтобы полюбоваться зелёными пиками, разрезающими небеса и облака, он думал, что изумрудными горы прозвали вовсе не из-за драгоценных камней.

— По легенде, именно с Мёхянсан спустились наши предки, небесные волки, — рассказывал ему Субин. — Они родились из бури, что обрушилась на горы Тэбексан тысячи лет назад. Молния ударила в вершину Мёхянсан, и искры, высеченные этим ударом, стали огромными белыми волками, языки пламени стали огромными бурыми волками, а обугленная вершина раскололась и стала огромным чёрным волком. Прям как я, — с гордостью добавлял он в конце.

Ёнджун не был ни белый, ни бурый, ни чёрный, он был обычного серого цвета, с чуть горелыми пятнами и белой грудью, как будто обычный волк, только очень большой. Но как он успел уяснить, ни цвет волос, ни раса, ни оттенок кожи никак не влиял на масть. Отец-альфа Субину Джунсу был таким же чёрным волком, как и Субин, и все его дяди были по большей части чёрными, и его деды тоже. Юбин же был рыжий, почти как лиса, и довольно маленький. Частенько Ёнджун ловил себя на мысли, что ему очень хотелось бы увидеть, какого цвета был бы Бомгю.

До свадьбы оставалась всего неделя. Конечно, приезжать всего на день не было толку: начали готовить ночлег для дорогих гостей, договариваться, всё обновлять и прихорашивать. Про гарпий уже тоже как-то все забыли — поговорили день, другой, и смирились с их существованием, других поводов посплетничать было навалом. Ёнджун же уже заявил Субину, что Бомгю будет жить с ними: а если альфа будет упрямиться, то будет согнан на диван в гостиную, а его место в спальне займёт Бомгю. Субин не упрямился: откуда-то достал хороший футон.

— Он вообще у меня хороший, — пробормотал Ёнджун, уже заканчивая со своим венком. Венок получился простой и, наверное, не чета многим роскошным венцам. Омега даже немного волновался, что он расплетётся или вообще утонет, настолько невзрачным он был, но в конце концов, после пары испытаний на прочность, Ёнджун остался удовлетворён и понёс своё изделие к мосту.

Дабы альфы не видели, кто какие венки пускает, расстояние между ними должно было быть порядочное, поэтому альфы стояли в воде на мелководье куда ниже по течению, а вот омеги собирались над глубоким местом, где через речку был перекинут широкий мост.

Многие уже собрались там, показывая друг другу венки. В какой-то момент Ёнджун вдруг догадался, что ждали, по большей части, его одного, не буквально, но с его появлением все как будто поняли, что уже, в общем-то, можно, — и начали пускать венки по воде по два, по три, а то и по пять, а затем бежать за ними, следить, чтобы цветочные короны не запутались где-нибудь, не зацепились за корягу и не расплелись.

— У тебя венок без цветов? — Уён протиснулся к нему, прижимая к груди узкую корону из пышных круглых листочков и фиолетовых соцветий.

— Без цветов, — спокойно ответил Ёнджун. Уён ничего ему не сказал, хотя чужие взгляды вполне можно было бы почувствовать. Венок Ёнджуна был жёсткий, грубый, колючий, больше даже похожий на орудие пыток, чем на украшение, и стоило омеге спустить его на воду, как он услышал и недоумённые шёпотки. Разноцветные цветочные кольца поплыли по воде, и Уён тоже опустил свой веночек в воду и потянул Ёнджуна за руку:

— Побежали!

Они припустили вдоль реки. Венки плясали в речке, раскачиваясь и выписывая круги, мешаясь и обгоняя друг друга — никогда не узнаешь, какой первым придёт. Самые первые украшения уже начали ловить альфы, сначала всматриваясь в приближающиеся по речке подарки, пытаясь вызнать свои или угадать по данным предварительно подсказкам, а затем и смешно ковыляя по колено в воде, чтобы выловить его — они боялись сильно растревожить воду своей беготней, наступить на венок или вовсе упасть.

Субин, как и все, стоял на мелководье, напряжённее, чем обычно, вглядываясь в приближающиеся веночки. Ёнджун же сказал, что обязательно узнает? Значит, что-то такое должно быть. Но этот, с белыми цветами, вроде не то… Этот с жёлтыми и голубыми, тоже как будто ничего не говорит… вот этот, фиолетовый, наверняка Сану — как всегда.

Только один из них всех был совсем без цветов, и только его увидев, Субин догадался. И не потому, что он был без цветов и тем самым выделялся из других.

Альфа уверенно двинулся по воде к венку и поднял его, прижимая к себе, а затем завертел головой в поисках мужа. И нашёл его, довольно и ехидно улыбающегося на берегу.

Ёнджун сбросил кроссовки и забрёл в воду, неторопливо подходя к Субину, забрал венок у него из рук и водрузил ему на голову.

— Я же говорил, — тихо произнёс он. — Тебе надо больше верить в себя и в меня.

— Брусника и можжевельник, — ответил Субин, касаясь его руки. — Здорово пахнет… но для лучшего эффекта надо дождаться, пока ягоды созреют.

— К осени посмотрим, — криво усмехнулся омега. — Нравится?

— Очень, — Субин неторопливо привлёк его к себе в объятия и проговорил: — Хочу тебя поцеловать.

— Можешь, — Ёнджун коснулся его щеки пальцами, проводя большим по линии челюсти, и приподнял лицо. Субин потёрся носом о его щёку, вдыхая кисловатый запах брусники, и мягко прижался к губам Ёнджуна своими, так и удерживая его в своих руках. Внезапное позволение было подарком не меньшим, а то и большим, чем венок, так что Субин не торопился, закрывая глаза и думая о Ёнджуне. Омега не пытался вырваться или физически отдалиться, только чуть прижался к Субину, как будто тоже хотел этого, и даже склонил голову набок. Кисловатый брусничный запах с огненным жжением стал слаще, как будто туда капнули мёдом, и альфа с радостью вдохнул его полной грудью.

— Так доволен? — шепнул Субин ему на ухо, стоило поцелую прекратиться. Ёнджун усмехнулся, кладя голову ему на плечо и смотря искоса:

— Мне нравится целоваться с вежливыми мальчиками, как бы тяжело тебе ни было в это поверить, волчонок. А с красивыми так тем более.

— Правда? — Субин улыбнулся счастливо. — Тогда, может, позволишь донести тебя до берега?

— Не наглей, — Ёнджун нажал пальцем ему на нос. — Но пойдём, нечего место занимать.

Он обернул пальцы вокруг запястья Субина, потянув за собой. Они вышли на берег и устроились под деревом: Субин всё улыбался довольно во все зубы, то и дело поправляя венок, Ёнджун же решил, что необходимо устроиться в объятиях альфы и опереться спиной на его грудь. Постепенно из реки выходило всё больше альф, поймавших свои венки, а затем и свою пару в объятия. Не обошлось и без казусов, а помимо этого, Ёнджун обратил внимание на пару двух альф, которые, оказывается, тоже участвовали в этом.

— У вас тут такое не осуждается? — спросил он.

— Мм… — Субин проводил их взглядом тоже и наклонил голову, утыкаясь носом в волосы Ёнджуна. — И да, и нет.

— И что это должно значить? — Ёнджун обернулся назад.

— Отец запретил чинить препоны, — проговорил Субин. — Но и серьёзно к таким отношениям у нас тоже мало кто относится. Все вечно надеются, что молодёжь перебесится.

— А почему твой отец поддержал?..

— Если гнобить молодёжь, она, знаешь ли, уезжает куда подальше, — усмехнулся Субин. — А если останутся, то ещё много чего может произойти. Отец объяснял это так. Перебесятся, просто разойдутся, или вместе останутся и сирот растить будут, или ещё что придумают. Всяко лучше, чем убегать от родного дома. Но косых взглядов ещё хватает.

— Я рад, что они здесь есть, — проговорил Ёнджун. — Юнхо и Минги здесь будет хорошо, стало быть. С нашим половым диморфизмом вообще удивительно, что мы способны друг друга по полу различать. Кошмар.

— Это из-за феромонов. Мы к ним привыкли, но каждый запах сопровождается гендерным сигналом.

Субин помолчал немного и добавил:

— Я слышал, тот маленький кречет к Сонхва клинья подбивает.

Ёнджун пожал плечами.

— Возможно. Не моё дело.

— Сонхва тоже такой, — сказал Субин. Омега снова повернул голову.

— Сонхва?..

— Подробностей я не знаю. Но когда-то давно у него тут был ухажёр, омега, они встречались. Просто потом он уехал в город, а Сонхва решил остаться. Любит работу, любит свой дом. Не захотел уезжать.

— У него же и ребёнок тут. Сколько же лет ему было, когда Сонхо появился на свет? — вдруг задумался Ёнджун. — Семнадцать? Сонхва же чуть старше меня.

— Сонхо не сын Сонхва, а племянник, — ответил Субин. — Его родителей задрал дикий зверь во время охоты. К сожалению, их не смогли спасти. Сонхва очень тяжело переживал эту потерю, тем более что, говорят, они ждали ещё одного малыша.

— А тебе можно это рассказывать мне? — тихо спросил Ёнджун. 

— Это не секрет. Весь город знает, — покачал головой Субин. — Такова жизнь в небольшом посёлке, шила в мешке не утаишь. Даже Сонхо знает всё. Частично помнит. Но они с Сонхва как-то зацепились друг за друга крепко.

— У Сонхва же ещё есть семья? Он говорил, что у него большая семья.

— Да, есть. Семьи здесь большие, так что некоторые его другие родственники живут здесь, а вот родители с остальными переехали к морю, им уже здоровье не позволяло работать. Ну, кто-то уехал, кто-то живёт в лесу, кто-то просто свой дом отстроил здесь…

— Кто-то живёт в лесу? Я думал, домики там для привалов, — пробормотал Ёнджун, рассеянно начиная играться с пальцами Субина.

— Такие тоже есть. Но в лесу также часто живут лесничие и егеря. У нас есть такие, кому больше по душе одиночество. Вот, кстати, Ёсан с Чонхо такая парочка, они живут не так далеко, но всё-таки не здесь.

Ёнджун вспомнил, что Сонхва упоминал о том, что Сонхо гостил у каких-то его друзей.

— Значит, и охотники могут стать добычей на охоте, — пробормотал он.

Альфа склонился к его уху.

— Лес — наш сосед, но не союзник, — проговорил он. — Мышку задушит куница, кунице свернёт голову лиса, лису задерёт росомаха, росомаху растерзает медведь. Не думай, что ты в безопасности, потому что ты хищник. Я очень хочу, чтобы ты был осторожен. Рядом с городом дикие звери не ходят, но всё равно у нас здесь стоит эта ограда не просто так.

— Всё хорошо, — Ёнджун прикрыл глаза, сжимая руку Субина на своём животе. — Я не пострадаю.

— Ты сегодня какой-то особо трогательный, — улыбнулся альфа. — Хорошее настроение?

— Возможно, — Ёнджун сполз немного, протянул руку вверх, почёсывая подбородок Субина. — Мы же супруги, волчонок. Нам ещё много чего интересного предстоит делать вместе. Кроме того, ты хорошо ведёшь себя, я к тебе привыкаю, доверяю тебе больше.

— Мхм, — Субин обернул обе руки крест-накрест вокруг Ёнджуна. — Хорошо. Я рад, что тебе комфортно.

Ёнджун помолчал, а потом вдруг спросил:

— Хочешь подраться?

— Подраться?..

— Я всё думаю о той встрече в саду, — пробормотал омега. — Я думал, у тебя… немного другой характер. Что ты завоеватель. Особенно когда ты бросился ко мне. И я тогда спросил, хочешь ли ты подраться со мной, а ты ответил, что с каждой секундой всё больше… и теперь я думаю об этом. Я думаю об этом достаточно часто.

— Мне нужно время подумать, — сказал Субин, прикрывая глаза и откидывая голову на ствол дерева.

— Много или мало?

— Мало.

Ёнджун замолк, наблюдая за Уёном и Саном. Эти двое выплясывали в готовом хороводе, с музыкальным сопровождением из одних только хлопков, бодрых выкриков и свиста. Уён выглядел искренне счастливым; Сан вытащил несколько фиолетовых цветков из своего венка и повтыкал их в шевелюру своего мужа. Их парные золотые серьги покачивались от движения, бликуя на солнце.

— Я думаю, я просто запутался. Или, вернее, растерялся, — тихо проговорил Субин. — Как я уже говорил тебе, я не искал и не находил любви, или страсти, или сильного влечения. Но ты с первых минут оказал на меня очень сильное влияние. Когда говоришь о растерянности, обычно имеется в виду такой бестолковый вид, паникующие глаза, раскрытый рот, но я имею в виду… я не понимал, чего хочу, почему хочу и что мне с этим делать.

Он помолчал немного и продолжил:

— Меня охватила страсть. И она, как я думаю, очень похожа… на боевой азарт. Кровь вскипает, и… какие-то бабочки в животе. Я же не буквально думал: «О, это чувство, наверное, мне хочется подраться!», я в тот момент не анализировал ничего. Мы, дикие горные чудища, вообще довольно простые и такими вещами не занимаемся, — он издал тихий смешок. — Но, наверное, что-то в тебе пробудило во мне соперничество. И вот этот коктейль чувств… это, знаешь, наверное, и вылилось бы в драку. Не в драку ради победы, а в драку ради драки. Ради крови, ради боли, ради удовольствия. И я полагаю, такой тип драки похож на секс.

— Драка, похожая на секс, — повторил Ёнджун задумчиво, словно прокатывая слова на языке. — Хм, если так рассмотреть… знаешь, если так смотреть, я был бы вовсе не прочь подраться. До этого я обычно дрался только с Бомгю, но это… техника. Просто техника. Я думаю, — он приподнялся, оборачиваясь и опираясь на руки, и смерил Субина взглядом, — думаю, ты мог бы стать моим партнёром.

— Я не стану с тобой драться, — покачал головой Субин. Взгляд Ёнджуна тут же помрачнел, потяжелел.

— Почему?

— Потому что ты недоступен для моей страсти, — вздохнул Субин, убирая свои руки с чужого тела. — Мои чувства односторонни. Я всё прекрасно понимаю. Даже если ты ласков и мил со мной, это не значит, что ты меня любишь или хочешь. Да, мы будем заниматься сексом, чтобы зачать детей, будем обниматься, целоваться, чтобы установить некую супружескую близость, но драка… — он покачал головой. — Без чувств в ней нет никакого резона.

Ёнджун опустил глаза, признавая правоту Субина. В тот день, когда Субин впервые прижался к нему, он воспринял это, как нападение, грубость, пренебрежение — да и это было, в общем-то, правдой, но в нём тоже бушевало противоречивые чувства. Гнев и гордость, но в то же время огненная ярость, которая заставила кровь быстрее побежать по жилам, и жажда боя — он принял вызов и дал отпор, незамедлительно. Да, у них были разные ощущения и впечатления. Но что-то общее было — непривычные эмоции.

— Прости, что тебе достался такой эмоционально недоступный муж, — проговорил Ёнджун. В отличие от предыдущих его извинений, это звучало, как будто он действительно сожалеет.

— Ну, я, по крайней мере, тебе нравлюсь, — улыбнулся Субин, подмигнув ему. — Я думаю, это хорошо.

— Да, — слабо улыбнулся омега. Субин качнулся к нему навстречу.

— Хочу узнать ещё больше твоих секретов, — проговорил он. — Насколько ты страшный волк?

— Страшный, ужасно злой, — немного криво усмехнулся Ёнджун. — Не все мои секреты тебе понравятся, волчонок. Возможно, некоторые заставят тебя меня разлюбить.

— Придётся посмотреть и узнать, — Субин потянулся вперёд, медленно приближаясь к щеке Ёнджуна и касаясь её губами.

— Ты понял, как правильно, — шепнул ему омега. — Всегда делаешь это неторопливо.

— В этом есть своя прелесть, мой месяц, — проурчал Субин, ухмыляясь.

— Я твой месяц?

— Разве не похоже? Я только волчонок, который поёт серенады луне, которая к нему никогда не спустится. Разве не романтично?

— Но я уже здесь, — тихо проговорил Ёнджун. — Я с тобой. Я твой муж.

Помолчав ещё немного, он добавил:

— И не дави мне на жалость.

— Так расстроился? — спросил Субин, потянувшись к Ёнджуну, но тот остановил его.

— Я расстроился не из-за тебя. Мне скорее досадно, что я потерял веру в любовь в целом, и в то, что я сам способен полюбить, в частности. Мне кажется, это невозможно.

— Но ты любишь, — возразил Субин. — Да, не меня, но всё же.

— Бомгю — это другое, — жёстко ответил Ёнджун. Альфа покачал головой:

— Как мне тебя развеселить?

— Не надо меня веселить, волчонок, — вздохнул Ёнджун, снова провожая взглядом Сана и Уёна. — Не делай из себя шута ни для кого. Даже для тех, кого любишь.

— … не называть тебя больше месяцем?

— Как хочешь. Я голоден, — Ёнджун поднялся на ноги и направился к костру, рядом с которым в золе уже лежала печёная картошка, каштаны и прочее съестное.