Сонхва медленно отпер дверь в детской. Конечно, обычно тишина в комнате ребёнка не значила ничего хорошего, однако Сонхо был другим: только другие дети могли его расшевелить и заставить побегать, а так он предпочитал сидеть и листать свои книжки или рисовать динозавров.

— О, ну вот, — пробормотал Сонхва, увидев безмятежно дрыхнущую на детской постели парочку. Хонджун свернулся, словно запятая, посапывая, а Сонхо устроился в изгибе его крыла, словно в огромной колыбели. В любое другое время Сонхва бы напрягся, но Хонджун не представлял никакой опасности — разве что язык без костей, но на деле совсем безобидный.

— Опять ты здесь, — шёпотом проговорил Сонхва, присаживаясь на кровать и приглаживая сначала волосы Сонхо, а затем и Хонджуна. Кречет тут же раскрыл яркие жёлтые глаза и улыбнулся.

— Мы читали про динозавров, — тихо ответил он. — Я обещал показать ему кино.

— Он уже большой, если сейчас выспится, то потом до середины ночи не уснёт, — пожурил его Сонхва. — Об этом ты не подумал?

— Не бузи, луна моей жизни, завтра свадьба, всем будет не до сна, — Хонджун ласково коснулся макушки Сонхо, улыбаясь спящему ребёнку. Сонхва наклонил голову.

— Он же тебе так все перья переломает, — вздохнул он.

— Мои перья выдерживают и вес взрослого человека, а ребёнка и подавно, — ответил Хонджун. — Да и всё равно, пусть. Новые быстро вырастут, я же тоже оборотень.

— Хонджун, ты же не пытаешься через Сонхо втереться ко мне в доверие? — прямо спросил Сонхва. — Потому что во-первых, не выйдет. А во-вторых, разобьёшь ему сердце, и я от тебя мокрого места не оставлю.

— Разумно, — ничуть не смутившись, ответил Хонджун. — Но если бы мне с Сонхо было скучно, он бы заметил. Как думаешь? Твой сынишка очень сообразительный. Но я вообще очень люблю детей. Им просто понравиться, достаточно того, что ты просто весёлый. Они не судят тебя по расе, пока взрослые им это не привьют. И не пытаются залезть ко мне в штаны.

Сонхва опустил взгляд.

— Так ты слышал, — проговорил он. — Прости за Уёна. Он часто болтает, не задумываясь о словах.

— Я привык, — ответил Хонджун и зашевелился, осторожно укладывая ребёнка на постель и вынимая из-под него крыло. — Давай-ка выйдем, пока не разбудили.

Сонхва прикрыл сына пледом на всякий случай, и они покинули детскую спальню, выходя во двор. Хонджун сел на террасу, свешивая ноги, и Сонхва с неудовольствием посмотрел на его немного помятое крыло.

— Ну и посмотри… — пробормотал он, пальцами пытаясь выправить перья. Хонджун вытянул крыло, замечая несколько небольших сломавшихся перьев, и просто выдернул их и выбросил.

— Потом другие птицы соберут их для своих гнёзд, — проговорил он. — Ничего страшного. Это не так уж больно. Как волос выдернуть. Новые вырастут. Знаешь, сколько у меня перьев повыдергали, пока я в школе учился? Я был похож на попугая в депрессии.

Сонхва сочувственно покачал головой и сел рядом.

— Мне жаль, — сказал он. — Как ты познакомился с Ёнджуном? Что за отношения вас связывают?

— Деловые, но я мог бы назвать нас друзьями, — ответил Хонджун. — Познакомились мы уже давно… Был один проект, над которым мы вместе поработали. Потом он предложил поработать на него. Мы с ребятами долго не думали, у нас на районе к гарпиям не особо дружелюбно относятся, так что покинули своё гнездо без сожалений. С тех пор мы следуем за ним. Он… — Хонджун немного подумал, словно сомневался, стоит ли говорить, но в результате сказал: — Он страшный человек. Очень сильный. И лучший во всём… Не лучше меня, конечно, — хвастливо прибавил он, — но, всё-таки. Вам причины нет волноваться, конечно. Ёнджун не станет вредить своей семье. Но он очень… могущественный.

— Могущественный? — переспросил Сонхва. — Что это значит?

— Я не могу рассказать тебя всё, яхонт моего сердца, как бы ни хотел, — улыбнулся кречет. — У меня бумажки важные подписаны. Придётся мне обойтись общими объяснениями. Уверен, у тебя тоже достаточно секретов, которые ты не можешь мне рассказать, — он качнулся к омеге, дёрнув носом. — Например, почему от тебя так пахнет огнём, если твой природный аромат — это ромашки.

— Я ювелир, — покачал головой Сонхва. — Конечно, от меня пахнет огнём.

Кречет улыбнулся, поцокал, но ничего не сказал, качая головой.

— Чего ты ко мне прицепился-то? — собравшись с мыслями, спросил Сонхва. — Только не говори мне про любовь с первого взгляда. Не поверю.

— Ну, тогда ничего не скажу, — Хонджун показал ему язык. Сонхва нахмурился и слабо толкнул его в плечо:

— Я серьёзно.

— А я тоже, — Хонджун улёгся на террасу спиной, раскинув крылья влево и вправо. — Может, я увидел в тебе что-то. Учуял в твоём запахе. Может, я искал кого-то, похожего на тебя. Серьёзного. Любящего и спокойного. Кого-то, кто не будет насмехаться или относиться к гарпии, как к забавной секс-игрушке. 

— Не говори мне, что ты способен понять что-то подобное с первого взгляда, — Сонхва немного покраснел. Хонджун показал пальцем на своё лицо:

— Я же говорю, у меня глаз-алмаз. Мы, гарпии, очень зоркие. Очень.

Сонхва помолчал и подтянул к себе одно колено, обнимая его; его длинные чёрные кудри упали ему на лицо, скрывая его.

— Мне жаль, что к тебе так относились, Хонджун, — едва слышно проговорил он. — Так жаль, что даже слёзы на глаза наворачиваются. И тем обиднее, что я не могу тебе дать то, чего ты ищешь. То, что ты увидел во мне… на самом деле этого нет. Я и осудил тебя, испугавшись при первой встрече, и вдобавок… ты альфа. А я, признаться честно…

— По омегам, верно? — спросил Хонджун и вздохнул, разводя руками. — Что поделать? Придётся мне тобой любоваться издалека. Да и я сам виноват, не в первый раз уже со своим шутовским поведением нарываюсь на неприятности.

— Зато дети тебя любят, — улыбнулся Сонхва. — Это дорогого стоит. Их ты ничуть не пугаешь.

— Пожалуйста, не запрещай мне видеться с Сонхо, — тихо попросил Хонджун. — Мне он напоминает меня самого в детстве. И мне хочется дать ему всю Вселенную. Весь мир.

— Только не разбалуй его, — осторожно проговорил Сонхва. — И никаких рискованных игр. Он самое дорогое, что у меня есть.

— Буду беречь его, как зеницу ока, — улыбнулся Хонджун. — Мы с ребятами тут надолго, раз уж Ёнджун тут обосновался. А эти, — он махнул рукой в неопределённую сторону. — Они же парочка. Им надо иногда… наедине побыть и всё такое.

Не сразу Сонхва понял, что Хонджун говорил о Минги и Юнхо.

— Ах! Точно, — он смущённо кашлянул. — Наверное… завидую им немного. Они давно вместе?

— Всегда, — ответил Хонджун. — Сначала дети, друзья. Потом стали парой. Они настоящие неразлучники, так, что порой аж страшно за них. Выросли у меня на глазах.

— Да ты ведь их ровесник, считай, разве нет? — фыркнул Сонхва. Хонджун мелко рассмеялся:

— Ну, на год старше, плюс-минус. Всё равно я капитан нашего маленького отряда, так что несу за них ответственность. Их я тоже берегу.

— Так странно видеть такого боевого кроху, — глаза Сонхва изогнулись в смеющиеся полумесяцы. — Если тебе нужно будет оставить дом для Юнхо и Минги, можешь приходить. Только без этих твоих шуточек, ладно?

— Всё, что угодно свету моей жизни, — охотливо прочирикал Хонджун, так же смешливо щуря жёлтые глаза. — Сонхва, можно вопрос?

— Попробуй.

— Почему же ты не уехал? — спросил кречет. — Городок маленький. К тому же ещё и эта трагедия, о которой я уже наслышан. Разве не было бы проще взять Сонхо в охапку и уехать? Навстречу своему счастью, возможно. Или хотя бы просто в другое место. Может, к родителям на побережье…

Сонхва задумчиво посмотрел на море горных цветов у них под ногами, кусая губу.

— Я люблю свой дом больше, чем себя, наверное, — проговорил он. — Вдобавок, не могу я просто «взять в охапку» Сонхо. Он ещё был слишком мал, чтобы уезжать, а теперь что? У него тут друзья. И не так-то это просто. Кто я в большом городе? А родители… — он усмехнулся. — Не одобряют мой стиль жизни. Они любят меня. Но при каждой нашей встрече начинается можешь представить себе что. Жалость, упрёки, давление на совесть. Причитания, предложения сходить в храм, к знахарю, к шаману, к соседскому сыну. Начинают жалеть Сонхо, что без отца растёт. Я этого дольше двух дней выдержать не могу. Но основная причина проста. Мне здесь нравится, я люблю долину Мёхянсан. А к одиночеству я уже привык, — Сонхва слабо улыбнулся, смотря на хвосты травинок. — По правде, у меня был один парень. Давно уже. Вот он уехал. Но я думаю, нам всё равно не суждено было быть вместе. Он явно искал чего-то другого, чего-то большего.

— Ясно, — вздохнул Хонджун, смотря на него снизу вверх. — Мне такое не понять. Я могу несколько лет прожить на одном месте, но так и не привязаться к нему. Мне не дано узнать, что значит любить свой дом… Завидую тебе немного. Иметь такой сильный якорь — звучит здорово.

— У тебя никогда не было дома? — спросил Сонхва и прикусил язык. — Прости. Очень грубо прозвучало.

— Но правдиво, — Хонджун улыбнулся ему. — Мы с ребятами рано потеряли родителей и стали беспризорниками. А там уже и хулиганство, мелкие преступления и полный беспредел. Тем более что гарпий нигде не любят. Слишком стрёмные для борделей, слишком приметные для воровства, слишком конфликтные для практически любой работы. Я рад, что мы с парнями из этой ямы выбрались, не всем так повезло.

— Я сожалею, что тебе пришлось через это пройти, — Сонхва крепче обнял своё колено, словно борясь с собой. — Мне ты совсем не кажешься конфликтным… Ну, то есть, определённая бойкость у тебя есть, ещё какая.

— Мы просто плохо выдерживаем давление, — пояснил Хонджун. — Здесь никто нас и не трогает. Все привечают, улыбаются, никто слова обидного не скажет. Вот и мы тихие. Но если на нас начинают разгонять, то мы можем стать очень эмоциональными. Мы в целом… очень эмоциональные, — он смущённо улыбнулся, и эта улыбка была на него несколько непохожа, словно он признался в чём-то совершенно сокровенном. — Поэтому гарпий считают агрессивными и не желают связываться с нами. Да и некому за нас вступиться — нас слишком мало.

— Вас мало? — спросил Сонхва.

— Мы не вымираем, если уж на то пошло, — пожал плечами Хонджун, закидывая руки за голову. — Но гарпии стали жить небольшими такими закрытыми общинами. Чтобы лишний раз не нарываться. И таких общин становится всё меньше. Да и если подумать, за всю жизнь я столько дряни повидал, что давать свет своим птенцам даже и не хочется, зная, что им предстоит. Выдранные перья, тухлые яйца и вечные попытки снять штаны и заглянуть, что там в трусах. Это ещё цветочки. А некоторые, чтобы влиться в общество, решают отрезать себе крылья. Чоп-чоп, и с концами.

Сонхва вздрогнул. 

— К-как это, — пробормотал он. — Отрезать… насовсем?

— Насовсем, — кивнул Хонджун. — Технически мы относимся к оборотням, но наша трансформация неполная — ни в одну сторону, ни в другую. Крылья нам не спрятать так же просто, как вам — хвост и уши. Они остаются, как руки и ноги… Растут из спины, и никуда их не денешь. А они немаленькие. Всем мешаются. Вот и отрезают.

— Никогда так не делай, — Сонхва повернулся к гарпии и сел на колени, обеими ладонями водя по перьям ближнего к нему крыла. — У тебя прекрасные крылья, очень красивые, так что даже не думай никогда о том, чтобы их отрезать!

— Я и не думаю, — улыбнулся Хонджун. — Хорошо, что тебе хоть что-то во мне нравится. Здорово, что это мои крылья.

— Я серьёзно, Хонджун! То, что ты рассказал — ужасно! — воскликнул омега. — Я думал, то, что оборачиваться волком в городе считается неприличным, уже странно, но то, что гарпии отрезают себе крылья — это ужасно!..

— Чшш, — Хонджун прижал палец к его губам, прерывая. — Ребёнка разбудишь. Никто из нас не собирается отрезать себе крылья, Сонхва. И мы теперь не в городе, — он повернулся, приподнимаясь на одной руке, и обернул крылья вокруг Сонхва, словно мягким куполом накрывая его.

— Смотри, разве не здорово, — расплылся кречет в улыбке. Солнце просвечивало сквозь пятнистые перья, создавая причудливый золотистый узор.

— Какой ты ловелас, — мягко вздохнул Сонхва. — Я хочу присоединиться к вашему просмотру фильма про динозавров. Пустите? Я в жизни кино только пару раз видел.

— Я поговорю с Сонхо, но, полагаю, он будет не против, — улыбка на губах Хонджуна стала ещё шире.

***

— Волнуешься? — спросил Субин, заходя в гараж. Ёнджун отложил телефон и стёр испарину со лба.

— Нет, — тихо ответил он. Эта его черта казалась Субину особенно привлекательной: омега был тих и спокоен, холоден, как айсберг, но если разбудить огонь, спящий внутри, он покажет свои клыки и даст попробовать их остроту.

— А ты? — помолчав, спросил омега.

— Я — немного, — признал Субин. — Завтра большой день.

— Чего так? — Ёнджун выставил руку, веля ему не приближаться, но во взгляде его была какая-то игривая усталая нежность. — Мы же уже супруги.

— Я и сам не знаю, — Субин пожал плечами, обходя накрытый мотоцикл и едва касаясь его пальцами. — Обряд, гости, целая ночь игр и танцев, — он дёрнул бровью. — Консумация брака.

— Консумация, — протянул омега. — Вот ты чего пришёл. Боишься, что я тебе откушу что-то важное во время брачной ночи?

— А она будет? — Субин остановился, оставаясь на уважительном расстоянии и складывая руки на груди. — Почему бы и не поговорить об этом.

— Ты будешь смеяться, — Ёнджун одарил его ехидной улыбкой, — но моя семья до сих пор думает, что я нетронутый цветочек. Так что уж кто-то да начнёт совать нос в грязное бельё по утру.

— Как это возможно? — Субин изогнул бровь. — При такой контролирующей семье удивительно то, что ты и твой брат делаете всё, что заблагорассудится.

— Всё возможно, если кому-то приплатить, а кому-то пригрозить, — ответил Ёнджун, проводя кончиками пальцев по поверхности своей боксёрской груши. — Я тебе сказал. Я самый могущественный человек, возможно, во всей Корее или даже во всём мире. Я хочу всего, и я получаю всё, что захочу. И насчёт консумации брака не переживай, — он приблизился к Субину, легко упираясь пальцами ему в грудь и изгибая губы в спокойной, даже ласковой ухмылке. — Никто бы меня не смог заставить выходить замуж или спать с кем-то, кто мне не нравится. Включая моих родителей. Тебе правда пора прекратить волноваться за меня.

— За тебя что, никто никогда не переживал? — Субин коснулся костяшками пальцев его лица, и Ёнджун отвёл взгляд. — Ёнджун. Муж мой. Переживают за всех, кто смертен, не переживают только за бога. Но я уже пустил тебе кровь однажды, и точно знаю, что ты не бог, так что позволь своему супругу испытывать эти низменные слабости по отношению к тебе.

— Испытывать — позволяю, но не обременяй ими меня, — высокомерно ответил Ёнджун. — И даже у богов по венам течёт ихор, так что поостерегись богохульствовать в моём присутствии, — он облизнул губы, ухмыляясь. — Я тебе прощаю твоё невежество, волчонок. После свадьбы, как выдастся случай, я возьму тебя с собой, чтобы ты понял, с кем связал свою жизнь.

— Это должно меня напугать? — Субин чуть улыбнулся, заводя прядку чуть отросших волосы Ёнджуна ему за ухо. Омега покачал головой.

— Напугает, когда придёт время.

— Пока меня это только интригует.

— Большой и сильный альфа, — губы Ёнджуна искривились в ухмылке чуть сильнее. — Как сладко ты пахнешь. О чём думаешь?

— О тебе, — мгновенно ответил Субин. Ёнджун схватил его за пояс, резко дёргая к себе.

— Как легко тебя взволновать.

— Только тебе, — Субин потёрся носом о его висок. — Ты такой грубый.

— Тебе не нравится?

— Этого я не говорил, — улыбнулся альфа, и его глаза полыхнули алым, а в воздухе запахло сильнее — феромон.

— Что это? — Ёнджун сощурился, дёрнув носом.

— Возбуждение, — ответил Субин, сильнее втягивая носом аромат омеги. — Феромоны альфы могут не только пугать, месяц. Ещё и настраивать на благостный лад.

— Убери, — твёрдо, но тихо велел ему Ёнджун. — Я не люблю это. Я не люблю, когда вы применяете на мне вот эти ваши интересные штучки.

Субин вздохнул, прикрывая глаза и успокаиваясь. Пылкий цветок запаха, распустившийся вокруг него, постепенно рассеялся.

— Это не так работает, — ответил он. — Запах зова не принудит тебя ни к чему и не заставит чувствовать того, чего нет. Он просто зовёт, чтобы ты пришёл ко мне, — он коснулся подбородка Ёнджуна пальцами, чуть приподнимая его лицо.

— Я и так здесь, — смягчившись, тихо ответил омега. — Я здесь, волчонок. Откуда тебе знать, как эти твои феромоны действуют на омег? Кто тебе рассказал?

— Ревнуешь? — легко улыбнулся Субин, на что получил обиженный шлепок.

— Прекрати болтать чепуху, — пробормотал Ёнджун. — Я на тебе не использую никаких феромонов, так что будь добр…

— Но ты и не умеешь, верно? — предположил альфа. — В городе все сидят на блокаторах. Неудивительно, что никто не умеет пользоваться.

— Ошибаешься, — Ёнджун отвернулся и принялся убираться, словно вдруг внезапно раздражённый. — Агрессивные феромоны — совсем не то, что личный запах. Даже сидя на блокаторах, можно их призвать, и тогда они пробьются сквозь блок. Да, использовать феромоны в городе считается верхом неприличия, и просто гнусным поступком, это чрезвычайно унизительно, — омега бросил на Субина крайне выразительный взгляд. — особенно на других видах, которые не обладают никакой к нему устойчивостью и могут схватить не только паническую атаку, но и аллергическую реакцию. Даже нассать в лицо и то будет более вежливо.

Субин немного покраснел, услышав такие подробности. Здесь, в горах, в пылу ссоры или драки использовать такого рода запугивание и демонстрацию силы было не только приемлемым, но и всячески поощрялось в конфликтах, но на что он рассчитывал, применив такие фокусы на собственном женихе?

— Вижу теперь, что стыдно, — цокнул языком Ёнджун, разматывая свои ладони. — Но знай и следующее: в местах более закрытых и уединённых, в тёмных переулках, подвалах и кабинках ночных клубов, и подобных местах, альфы вообще не пренебрегают такими методами, чтобы указать бедной слабой омежке её место. И заставить её делать то, что они хотят. Ну, или просто унизить. Однажды я увидел, как трое альф так задавили одну русалку, что бедняга обоссалась от страха и лишилась чувств. И чтобы дать им попробовать свои же пилюли, я знаю и умею делать так же. Мы, в конце концов, тоже оборотни, а не досадное дополнение. Я могу делать всё то же, что и ты, — омега выпрямился и сел прямо на стол, упираясь в него и руками. — Но я не использую это на тебе.

— Покажи, — попросил Субин. В нём взыграло любопытство. Как это возможно, чтобы Ёнджун научился управлять феромоном, если он даже в волка превращаться не умел? С другой стороны, стать волком у него вышло очень легко и быстро, словно он всегда обращался, с самого детства, может, и всё остальное ему далось так же легко?

Ёнджун покачал головой.

— Не стану.

— Почему? — Субин склонил голову набок.

— Потому что это очень страшно, — улыбнулся Ёнджун. — Мне говорили.

— И всё же. Я заинтригован, — альфа вздыбил шерсть на затылке и подкрался поближе. — Я же прошу. Я беру на себя всю ответственность.

— Так сильно хочешь обоссаться от моего феромона? — омега издал слабый смешок.

— Так уверен в себе? — спросил Субин.

— А ты? — Ёнджун закинул нога на ногу. — Если поставлю тебя на колени, ты готовишь ужин.

— Договорились, — расплылся в улыбке Субин.

Ёнджун сверкнул глазами, и в тот же миг тяжёлый, душный запах заполнил помещение. На Субина словно рухнула бетонная плита весом в несколько тонн, и в ушах зазвенело, а из лёгких исчез весь кислород. Словно из всего мира исчез весь кислород, и словно исчез весь мир, осталась лишь каменная гробница, заполнявшая всё снаружи и внутри, сдавившая грудную клетку, словно он был замурован в этом бетоне, не в силах даже пошевелить пальцем, словно он заполз в змеиную пещеру под горой и застрял там, не в силах ни позвать на помощь, ни даже повернуть голову. Это был не просто страх смерти, это был страх смерти медленной и мучительной, внезапной и не заслуженной, полной отчаянной, но безнадёжной борьбы. Звон в ушах всё нарастал…

— Достаточно, — послышался голос Ёнджуна, и в ту же секунду запах значительно ослабел. Субин понял, что у него даже перед глазами почернело, и когда зрение прояснилось, он обнаружил себя стоящим на коленях.

— Одиннадцать секунд, — сообщил Ёнджун. — Ты стойкий волчонок. И милый извращенец, — добавил он со смешком, взглядом смотря куда-то пониже пояса Субина. Тот шумно выдохнул, вдруг поняв, что с возвращением кислорода кровь побежала особенно резво — куда-то вниз. 

— Что ж, я проиграл, — проговорил он, склоняя голову. — Чёрт, твой феромон — сущий дьявол.

— Говорят, чем ты сильнее, тем жёстче демонстрация силы, не так ли? — Ёнджун спрыгнул со стола, рывком поднимая Субина с пола. — Я говорю тебе. Я сильнее всех.

— Почему ты не хочешь использовать это на своём дяде? — спросил Субин. — Мне кажется, это было бы забавно.

— Я его либо убью, либо не трогаю, — ответил Ёнджун. — Чтобы он не создавал больше проблем, чем уже есть. Но когда выдастся шанс, поверь, я отыграюсь на нём за всё.

— Хочу тебя поцеловать, — пылко объявил Субин. Омега покачал головой и сделал шаг назад.

— Иди готовить ужин, пока Бомгю не вернулся. Но завтра можешь целовать меня столько, сколько захочешь, и когда захочешь, пока не кончится ночь, — он погладил супруга по щеке. — Ты был таким хорошим мальчиком, волчонок.

— Я что, как собака для тебя? — хмыкнул Субин.

— В каком-то роде, — смешливо протянул Ёнджун.

— Где вообще Бомгю пропадает?.. Уже довольно поздно.

— Он гуляет с Каем и Тэхёном, — отозвался Ёнджун, покачивая своим смартфоном. — И если сегодня они друг друга не поубивают, то свадьба пройдёт спокойно.

— Что за кошка между ними пробежала? — спросил Субин. Лицо Ёнджуна потемнело, и он опустил голову.

— Долгая история, — ответил он. — И боюсь, не мне её рассказывать. Пойдём. Он наверняка вернётся через полчаса — уже стемнело.