Утром Ёнджун проснулся от поцелуя. Так как им предстояла долгая и утомительная ночь, они разрешили себе поспать подольше, но взбудораженный Субин, и правда напоминающий громадного перевозбудившегося щенка, уже готов был не бегать — парить сантиметрах в пяти над землёй. 

— Ты разрешил целовать сегодня, — проговорил он, ставя завтрак на стол рядом с постелью, садясь на край постели и притягивая омегу в свои объятия. — Я решил немного злоупотребить твоей благосклонностью.

— Ладно, — тихо отозвался Ёнджун, едва заметно улыбаясь. — Я же разрешил. Но ты вдруг слишком близко и слишком голый. Где Бомгю?

— В душе, мой месяц, — проурчал Субин, прижимая его к своей груди. — Наконец-то праздник настал. Я так рад!

— Ладно, раз праздник, не буду его портить своим кислым лицом твоему папе, — Ёнджун ласково ущипнул его за щёку и приподнялся, прижимая покрывало к груди. Субин усмехнулся.

— Только моему папе?

— Иногда мне нравится тебя поддразнивать, волчонок, — Ёнджун нажал кончиком пальца на нос Субина, а затем вытянулся на постели, потягиваясь. Альфа снова склонился к нему, боднув макушкой в грудь.

— Ты такой красивый, месяц.

— И ты красивый, — Ёнджун запутался пальцами в длинных чёрных волосах Субина, перебирая их. — Уже сходил в душ? И завтрак приготовил?

— Мне не терпится тебе всё показать. У нас ещё будет большой праздник перед свадебными обрядами.

— Да? А после?

— И после тоже! Помнишь, что папа говорил — три дня гулять можно! — воодушевлённо вздохнул Субин. Ёнджун долго вздохнул и потянулся за телефоном, но альфа выхватил его из его руки.

— Поешь хоть сначала.

— Не трогай мой телефон и верни его мне, — дружелюбное настроение Ёнджуна сразу сменилось ледяными остриями. Субин покорился, вкладывая телефон в ладонь омеги, и тот усмехнулся.

— Волчонок, я за такое и убить могу. Но не тебя, к тебе я уже привык и даже привязался, — он почесал подбородок альфы. — Никогда не отбирай у меня телефон. Ни в шутку, ни в заботу. Никогда. Ты не будешь знать, что лучше для меня, лучше меня. Запомни это, пожалуйста, и пообещай, что никогда больше так не сделаешь.

— Какие-то новые пункты в нашем брачном контракте? — спросил Субин. Ёнджун дёрнул бровью, прохладно улыбаясь:

— Раньше я не мог подумать, что тебе придёт в голову мысль коснуться моего телефона. Ну что?

— Хорошо. Обещаю, — легко согласился альфа. Ёнджун разблокировал телефон, взглянул на экран и сразу же отложил.

— Иди сюда, — позвал он. Альфа притёрся к нему под бок, и Ёнджун, протянув руку к столу, взял одну из тарелок, с холодной копчёной уткой, скормил несколько кусочков мужу, и сам съел.

— Сколько у нас ещё времени? — спросил он.

— Пока Бомгю не вернётся из душа, или что? — уточнил Субин. Ёнджун раздражённо зыркнул на него, и альфа исправился: — Можем выйти в любое время. Но уже поздно, поэтому можно и поторопиться, если хотим успеть погулять.

— Хмм… да, погулять немного было бы неплохо, — задумчиво проговорил Ёнджун, постепенно опустошая поднос с принесённым завтраком. Субин коснулся губами его обнажённого плеча — там, где уже почти сошёл тот большой синяк от падения, — и поднялся, чтобы достать праздничную одежду для них обоих.

— Сегодня нужно бы нам с тобой принарядиться, — проговорил он. — Из тех отрезов ткани, что я тебе отдал, сделали красивые наряды, но нам их надевать только на церемонию; а до этого наденем что-нибудь поудобнее. Как тебе вот эти?

Он показал несколько красивых нарядных рубах с жилетками — у них с Ёнджуном был похожий размер, так что он мог выделить ему красивой праздничной одежды из своей.

— Вот эта, чёрная, — выбрал Ёнджун. — А ты надень красную. Мне нравится.

Субин приложил к нему чёрную рубаху и покачал головой:

— Ну какой же ты красивый. Тебе всё к лицу будет.

С этими словами он наклонился к мужу и снова поцеловал его.

Бомгю, появившийся в дверях, ойкнул и попятился назад:

— Ничего не вижу, ничего не вижу!

— Это супружеская спальня, детка, — мягко проговорил Ёнджун. — Но не делай спектакль из ничего. Иди сюда.

Бомгю опустился на постель и скользнул к брату в объятия. Ёнджун прикрыл глаза и улыбнулся, тиская его и куснув за загривок, как щенка.

— Субин, а не найдётся ли рубашки и для моего попрыгунчика? — спросил он, ущипнув Бомгю за щёку.

— Найдётся, найдётся, — он покопался немного и извлёк молочного цвета одёжку с узорами из цветов. — Смотри-ка! Как будто для тебя сделана. Я ведь её даже и не носил никогда, мне её подарили.

— А разве можно мне её тогда надевать? — с опаской спросил Бомгю. Рубашка и правда ему подходила, с его специфичным запахом она как будто ещё больше подчёркивала сущность омеги. — Раз это тебе подарок…

— Можно, — кивнул Субин. — Я разрешаю.

— Я иду умываться, — сообщил Ёнджун, хватая одежду. — Не будем задерживаться тогда — давайте выходить.

Посмотреть и правда было на что. Чем ближе к городской площади, тем наряднее выглядел город — его словно усыпало цветами, флагами и лентами, гирляндами и фонариками. Отовсюду доносились хлопки, крики, пение и топот от стихийных танцев; а на городской площади уже разбили большой шатёр, предназначавшийся для обряда. Всё дерево было увешано гирляндами, лентами и флажками, отчего его буйная густая крона казалась ещё более пышной, а по краям площади уже горели жаровни, в которых потрескивали орехи и каштаны, батат и прочие сласти. Складывали и дорожку из лапника, обрамляя еловые ветки фонариками, расстилали циновки, чертили поля для игр и соревнований, подвешивали расписные бумажные каркасы, полные сластей и хлопушек, и то и дело начинали то петь, то танцевать.

Стоило им появиться у площади, как к ним тут же начали стекаться горожане, впихивать в руки всяческие подарки, поздравлять, справляться о настроении и просто знакомиться, так как не все ещё успели близко сойтись с Ёнджуном; а после и напроситься в гости и с гостинцами, разумеется. Как бы Ёнджун ни хотел всего этого избежать, Субин предупреждал его, что так оно и будет, и сколько бы Уён ни старался смягчить удар, рано или поздно предстояло его принять.

Подарков накопилось у них так много, что несколько раз пришлось бежать до того самого шатра, чтобы сгрудить их там. В какой-то момент часть подарков начала переваливаться и на Бомгю, который принимал их с таким искренним восторгом и любопытством, что стало ясно — хоть половину всего этого добра он точно увезёт с собой в город.

— Кай! Доброе утро! — просиял он, вцепившись в прелестную кованую джезву. Кай выпрямился, здороваясь с ними. На нём был красивый зелёный ханбок, расшитый колосками и подпоясанный чёрным широким поясом, а волосы были убраны под бокгон, так что нельзя было мальчиком не залюбоваться, юношей он был очень статным.

— Доброе. А Тэхён где потерялся? — волчонок склонил голову набок, словно испытывая Бомгю, но тот пожал плечами.

— Со вчера я его не видел.

Тут на них налетели их друзья; Уён с Сонхва и Саном и троица гарпий; присоединились ребята из охотников, Чанбин и Чан, пришли и Ёсан с Чонхо, и тут же началась длинная вереница игр и соревнований. Посмотреть на состязания женихов собралось немало народу — главные действующие лица, как-никак, — так что Ёнджун весьма охотно сыграл в несколько игр, но все проиграл Субину.

— Наверное, у меня совсем нет сноровки в таких развлечениях, — лукаво улыбаясь, проговорил он. — Волчонок, может, ты мне поддашься пару раз?

Субин, понимая, что омега ему нарочно поддаётся, дразня его, ответил:

— Как можно. Я бы оскорбил своего мужа, не уважил бы его силу. Нет, мой месяц, тебе придётся постараться как следует, чтобы одолеть меня.

Совместными усилиями они потом разбили первую пиньяту, на радость всем, и решили, что покамест хватит. Потом прибежал и Тэхён — оказывается, переодевался, так как не сразу нашёл подходящую одежду из своего городского гардероба и вынужден был просить помощи у местных. Его снабдили серо-синим нарядом с серебристыми ромбовидными узорами, и он сразу оказался как будто даже сам на себя не похож.

— Вылитый горец, — сказал Кай, хлопнув его по плечам. — Только волосы бы отпустил, и не отличить.

— Смотрю, уже вовсю развлекаетесь, — к ним с улыбкой подошёл Юбин. — Сыночек, уже скоро пора вас отводить на подготовку к обряду. И ты, дитя, у меня к тебе есть просьба, — он обратился к Бомгю.

— Уже так много времени прошло! — ахнул Уён. — Время уже три часа дня!

— Давайте поедим сначала, а затем дело будет делаться, — решил Субин. — Отец, всё уже готово?

— Твой альфа-папа уже с ног сбился, детка, — прыснул Юбин. — Такой смешной, я не могу. Словно только сегодня понял, что ты у нас выходишь замуж. Ах, ну какие вы красивые, — одной рукой он коснулся щеки Ёнджуна, второй — щеки Субина. — Какие чудесные. Пусть эта ночь станет для вас лишь первым праздником в череде многих.

Ёнджун что-то едва слышно пробормотал, опустив ресницы, и Юбин ободряюще погладил его по плечу.

— Присоединишься к нам, пообедаешь с нами? — спросил Субин. Его отец покачал головой:

— Твой папа хочет разделить пищу со мной, и в этом, по крайней мере, я своему мужу не откажу. Так что бегайте пока без меня. Через полчаса я жду вас в шатре, максимум — час. Не заиграйтесь!

— Хорошо, отец, — покорно ответил Ёнджун, и они отправились к длинным столам, стоявшим рядом с жаровнями. К вечеру на площади ещё зажгутся большие костры, на которых будет жариться свежая дичь; откроются бочки с вином, игры станут фривольнее, а танцы — развязнее, а пока большая компания устраивается за одним из столом, где можно угостится горячими пирогами, большими клубнями печёной картошки с сыром, рисовыми клёцками и свежими моллюсками. 

— Ты умудрился подружиться с моим отцом, хотя сначала вы друг друга невзлюбили, — негромко заметил Субин. Ёнджун усмехнулся:

— На то есть причины.

— Ах, вот это я понимаю еда, — заявил Хонджун, впиваясь зубами в белоснежный пирог размером с половину его головы. — О! О! Такой горячий, что аж пар валит!

— Изгваздаешься, — заметил Сонхва, — если будешь болтать за едой.

— Кажется, у Сонхва теперь двое детей, — тоненько усмехнулся Ёсан. — Так странно, вроде один живёт, а ребятишек у него всё прибавляется.

— Не бузи, — Уён, приклеившийся к Ёсану, как банный лист, шлёпнул его по груди. — У хёна наконец хоть кто-то появился.

— Никого у меня не появилось, — зловеще сверкнул на него глазами Сонхва. — Он просто появился. Не у меня. Он сам по себе, я сам по себе.

— Но ты со мной потанцуешь? — набив щёки, Хонджун повернулся к Сонхва. Тот сдержанно кивнул:

— Потанцую.

— Ну, это не считается! — возмутился Уён. — Я тоже вас всех так потанцую! Ух! Я не рассчитываю уйти сегодня на своих ногах! Меня должны отсюда вы-нес-ти!

— Понял, принял, — бодро отозвался Сан. Кай засмеялся:

— Хён, только не давай ему пить слишком много! Иначе выносить придётся раньше срока!

— Вы тоже тут не пейте ничего необдуманно, — напомнил Ёнджун гарпиям. — Знаете, как вас с алкоголя выносит.

— Будем бдить, — пообещал Юнхо. Тэхён поинтересовался:

— Всё настолько плохо?

— Эти товарищи, — Ёнджун показал на гарпий. — Могут даже с кимчи вылететь, если оно особо забористое.

Все рассмеялись, не в силах подобное даже представить. Однако Хонджун подтвердил, что сие является правдой; конечно, от кимчи они не будут пьяными, но практически любой ферментированный продукт может немного одурманить их.

Наевшись и напившись, Субин и Ёнджун засобирались в шатёр.

— Когда мы в следующий раз увидимся, ты уже будешь замужем, — взяв ладони Ёнджуна в свои, улыбнулся Уён. — Будет пополнение у нас в рядах замужних.

— С нетерпением жду, когда ты присоединишься к нам на охоте, — Чанбин похлопал его по плечу, широко улыбаясь.

— Надеюсь, замужем ты будешь счастлив, амиго, — проговорил Хонджун.

— Пойдём, хён, — улыбнулся Бомгю, взяв его за руку. — Наверное, отец уже ждёт нас.

Они втроём пошли к шатру. Он был огромен: занимал всё пространство вокруг дерева, что служило ему опорой, и имел несколько отсеков, а земля вокруг была плотно устлана коврами и циновками. Всё это место было исключительно для женихов, их семьи и всех приготовлений; увидев вдобавок ещё и большое, округлое лежбище, огороженное только полупрозрачными резными перегородками с натянутым расписным шёлком. Ёнджун поднял брови.

— Что, прямо здесь? — спросил он.

— Раньше ещё и шатров не ставили, — проказливо усмехнулся Субин. — Не волнуйся, к тому моменту, как свадьба подойдёт к концу, в шатре останемся только мы вдвоём. Считается, что провести свадьбу под этим деревом — на удачу. Будет много детишек, поэтому здесь все брачуются.

— Боже мой, я в месте, где уже целая толпа предалась коитусу, — пробормотал Ёнджун, наблюдая, как другие вокруг готовят воду, растирают краску и греют масло. — Так ещё раньше, говоришь, и шатра не было?

— А что? Ты хотел, чтобы мы занялись любовью на глазах у всех? Только намекни, — Субин улыбнулся ещё шире, но Ёнджун и не думал обижаться:

— Я, конечно, уже знал, что ты извращенец, после вчерашнего, но теперь я в этом убедился. Не могу поверить. Шатёр такой большой… Где Бомгю?

— Он ушёл с папой, у них там какие-то свои секретики, — ответил Субин. — Не волнуйся, никто его не обидит. Нам пора, — с этими словами он подался к Ёнджуну, прижимаясь мягко к его губам, и тот вздохнул — за весь день омега так и не смог привыкнуть к неожиданным атакам Субина. И после этого их развели по разные стороны. Как Субин и говорил ранее, Ёнджуна окунули в кадку с водой, обтёрли всякими травами и маслами, из-за чего он начал благоухать пуще прежнего, и даже окурили некими благовониями. Всё это было и с шутками и смехом, все эти обряды были просто традициями — Ёнджун понимал, что такой образ жизни местным просто нравится. Нравятся их узорчатые одежды и домашние вина, разноцветные ленты и шаманские бубенцы. Запах трав и звон воды…

— Ну вот, ты готов, — проговорил Юбин, отодвигая полог. Ёнджун позволил на себе завязать ленты своего свадебного одеяния, и шаман нарисовал на его лбу и веках своеобразные узоры, похожие на языки пламени. Красные и золотые линии сделали лицо Ёнджуна ещё более хищным, ещё более диким и похожим на волка.

— Какой ты красивый, — Юбин приподнялся на цыпочки, чтобы поправить золотые украшения в волосах Ёнджуна. — Невольно вспоминается моя свадьба, когда на твоём месте стоял я. И вот уже минуло столько лет, а помнится, будто это было только вчера… Время летит очень быстро, Ёнджун. Очень быстро. Я очень рад и горжусь тем, что это ты, но только… пожалуйста, сбереги его. Это мой единственный сын… Больше ничего у тебя не попрошу.

— Я сберегу, — чуть хриплым голосом ответил Ёнджун. — Я обещаю. Я сберегу Субина и Мёхянсан. 

Его холодный взгляд устремился вдаль, словно сквозь всё материальное, пронзая насквозь пространство. Словно он сам был горой, возвышающейся над всем сущим, заключённой в небольшое тело оборотня. Юбин кивнул.

— Я благословляю тебя, дитя. Пойдём со мной.

Обуви у Ёнджуна не было — ему ещё предстояло пройтись босиком по еловым ветвям. Видимо, они символизировали нелёгкий путь к любви; что ж, идти предстояло достаточно. Круг из лапника окольцовывал площадь, освещённую огненными чашами, над которыми вился благоуханный дымок, половину пройдёт Ёнджун, половину Субин, они встретятся на середине и выпьют из церемониального кубка с вином. Небо уже стало тёмно-сиреневым, золотые огни в сумерках отбрасывали причудливые тени. Ступив на еловую дорожку, Ёнджун слегка переменился в лице, но увидев, как с другой стороны идёт Субин, легко улыбнулся и мягко, даже несколько торопливо поплыл к нему навстречу. За ними наблюдали множество глаз, но Ёнджун, казалось, не обращал никакого внимания. Он даже не бросил взгляда ни на кого, и сделал последний шаг к своему мужу. Они встретились у небольшой арки, и к ним подошёл Сонхва, поднося брачные серьги и серебряные иглы. Ёнджун смотрел на него, на узоры на его лице, чёрные и красные, тоже напоминающие что-то хищное и текучее, но при этом так похожее на Субина — на его изящное и миловидное личико, при этом полное строгости и суровости, по-волчьему красивой. Его лоб перехватывал тонкий золотой обруч, без каких-либо камней, но с выбитыми тонкими узорами; в длинных волосах от висков шло по паре крошечных косичек, губы тоже были чуть тронуты краской, а от кожи исходил дурманящий аромат. Наверное, все благовония и травы были подобраны специально для каждого из них, иначе почему голова немного шла кругом?

— Привет, — Субин улыбнулся Ёнджуну, беря серьгу в одну руку и иглу во вторую. — Сейчас будет немного больно, но не волнуйся.

Его уха коснулось что-то прохладное — какая-то мазь, догадался Ёнджун. Затем мочку пронзила острая боль, и в ту же секунду он почувствовал серьгу — она была небольшая, но с непривычки чувствовалась тяжёлой.

— Привет, — ответил Ёнджун с улыбкой, тоже взял иглу и серьгу. — Потерпи чуть-чуть, волчонок. Будет чуточку больно.

Он тоже смазал мочку уха мазью и быстро проткнул её иглой; серьга не вошла сразу, и на ухе выступила кровь; однако, когда Ёнджун застегнул украшение, он прижался к Субину и обхватил губами краешек уха, слизывая красную каплю.

— Слюной заживить можно, верно? — спросил он шёпотом на ухо альфу. — Всё хорошо?

— Чудесно, — кивнул тот, едва заметно улыбаясь.

Им на руки накинули трёхцветную косицу петлёй и вручили кубок с вином.

— Дети, — проговорил стоящий рядом Джунсу. — Надеюсь, вы будете счастливы.

— Субин, я верю, что ты станешь достойным преемником Изумрудных гор, — проговорил Юбин. — Ёнджун, я верю, что ты приведёшь нас к чему-то большему.

Взгляд Ёнджуна устремился к стоящим позади Сон Вонсоку и Ли Мансоку, своим отчиму и дяде, но он не ожидал от них речи — напротив, призывал помалкивать.

— Отныне вы супруги, — объявил шаман, ведущий обряд. — Испейте из брачного кубка.

Ёнджун коснулся края чаши — вино было весьма крепким и напоминало даже скорее ликёр, обожгло горло и осело сладостью на языке. Субин допил чашу, и вместе они совершили поклоны.

— Идите, — глаза Юбина ласково сощурились, и он указал рукой в сторону арки.

Субин потянул за собой Ёнджуна, и они исчезли в темноте.

— Иди за мной, — послышался голос альфы. Ёнджун моргнул; глаза его быстро привыкли к темноте, но практически сразу он увидел огненный круг, исходящий чадящим дымом. Субин остановился.

— Ёнджун, — пробормотал он, обхватывая лицо омеги ладонями, и прижался к нему губами. Возможно, вино немного ударило в голову им обоим, так как Ёнджун закрыл глаза, обвивая чужую шею руками, и раскрыл рот, позволяя себя ласкать куда более чувственно, чем когда-либо до этого.

— Испытание огнём, — пробормотал он в губы Субина, гулко выдыхая.

— Ничего не бойся. Просто прыгай через костёр прямо за мной, — шепнул альфа. — Он только кажется страшным из-за дыма, но на самом деле он величиной со спортивный обруч.

— Ты становишься таким смешным, волчонок, — в глазах Ёнджуна мелькнули смешливые золотые искры, а может, это было отражение искр от костра.

— Тебе осталось терпеть меня всего-то всю оставшуюся жизнь, месяц, — ответил Субин и взял его за руку. — Можем прыгнуть вместе, если хочешь.

— А ты хочешь этого?

— Хочу, — немного поколебавшись, ответил альфа, переплетая пальцы. Ёнджун кивнул.

Вместе они взяли небольшой разбег и прыгнули в пламя.

Сухой жар на краткий миг обдал их, дым обжёг глаза и нос, но ноги коснулись земли, немного даже прохладной к ночи.

Они спустились ниже, к ручью, и прыгнули и через него тоже, едва не замочив в темноте ноги, и вернулись обратно к шатру сзади, готовясь пройти последнее испытание.

— Ты пойдёшь направо, а я налево, — проговорил Субин, взяв Ёнджуна за руки. — И что бы это ни было, не думай об этом слишком сильно, ладно? Нам просто нужно появиться вместе из шатра.

— Ладно, — выдохнул Ёнджун.

Они вместе зашли внутрь, оказываясь перед стволом дерева, увитым фонарями. Ёнджун свернул направо, приоткрывая полог. Открывшаяся часть шатра была совсем небольшой, будто сени; там стоял только один светильник и перегородка, за которой маячила чья-то тень. Ёнджун уже по запаху знал, кто это.

— Это ты, — проговорил он, отодвигая перегородку. Бомгю улыбнулся ему, упираясь руками прямо в большой изгибистый корень дерева, на котором он и сидел, словно какая-то лесная фея.

— Привет, хён, — проговорил он. — Да. Я твоё искушение.

— Что же мне нужно сделать?

— Просто пройти мимо меня, — Бомгю кивнул на занавес, что вёл дальше. — И это всё. Испытание искушением, как мне сказал господин Чхве — это то, что дороже всего для тебя из прошлой жизни, которую ты оставляешь позади.

— Этот Чхве Юбин, — вздохнул Ёнджун, как будто даже немного бледнея, и шагнул к Бомгю, взяв его руки в свои. — Милый мой, я не хочу так с тобой поступать даже символически… Ну зачем они так со мной…

— Хён, всё в порядке, — Бомгю коснулся его щеки, словно вытирая несуществующую слезу. — Ты уже здесь. А я остался в Соуле. Всё уже сделано. Я думаю, они просто хотели, чтобы в обряде поучаствовал хоть кто-то из твоей семьи. Настоящей семьи. Они не хотели тебя расстроить… Неужели тебя это так пугает?

— Конечно, ты ведь самое ценное, что у меня есть, — пробормотал Ёнджун. — Для меня это как дурное предзнаменование… Как я могу так поступать?

— А может, это наоборот, хорошее предзнаменование, — предположил Бомгю, продолжая обнимать ладонями его щёки. — Что в твоём сердце поселится кто-то ещё. С кем ты сможешь разделить настоящую любовь.

— Разве моя любовь к тебе ненастоящая? — спросил Ёнджун. — Ну и что, что она не романтическая. Ну и что. Она не менее настоящая.

— Я знаю, — Бомгю издал смешок. — Но мне кажется, тебе правда нужно что-то ещё. Я очень люблю тебя, хён. Я хочу, чтобы ты пошёл дальше. А я вернусь через тот выход и сяду с тобой за стол, чтобы праздновать и гулять на твоей свадьбе. Никуда не денусь. Обещаю.

— Не забывай о том, кто мы, — Ёнджун прижался к его лбу своим и взъерошил волосы на его затылке. — Не забывай, для чего мы здесь. Это не изменится. И мы всегда будем вместе.

— Конечно. Есть вещи, которые не стереть никак, — Бомгю закрыл глаза, а когда открыл их, Ёнджун уже отстранился. — До скорой встречи.

— Обещаю.

— Обещаю.

Ёнджун резко, как будто боялся передумать, вышел из-за полога, оказываясь в той же комнате, где их готовили. На круглом ложе сидел Субин, и пусть в шатре царил тёплый полумрак, рассеиваемый только светом из-а резных светильников, альфа тоже ему показался немного бледным.

— Это было не так-то просто, — сказал он. Ёнджун сел с ним рядом, словно ему тоже нужно было перевести дух, и заметил, что с волос Субина исчез золотой обруч.

— Что у тебя было? — спросил Ёнджун.

— Мёхянсан, — тихо проговорил альфа, опуская голову. Видимо, и его настиг такой же внезапный страх потерять то, что он любит больше всего на свете, словно в радостный день явилось мрачное предзнаменование.

— Никто не говорил, что будет так тяжко, — усмехнулся Ёнджун, взяв его за руку. Пульс альфы под его пальцами замедлялся. Им нужно успокоиться немного, чтобы не пугать других своими ошалелыми лицами.

— Что было у тебя? — спросил Субин.

— Бомгю, — тихо ответил Ёнджун. Альфа рвано вздохнул.

— Я не знал, — словно извиняясь, пробормотал он. Ёнджун пальцам провёл по паре вороных прядок его волос.

— На то оно и испытание, — ответил он. — Кажется, нам обоим пришлось несладко. Но когда мы выйдем, Бомгю будет сидеть с нами за одним столом. А Мёхянсан всё так же будет выситься над нами. Субин, я пообещал твоему отцу, что сберегу тебя и Мёхянсан. Я обещаю это и тебе. Это дорого для тебя, и потому я сделаю всё необходимое. Если тебе и правда когда-нибудь придётся отказаться от Мёхянсан ради меня, я верну её тебе собственными руками.

— Я обещаю тебе, — проговорил Субин. — Что Бомгю отныне станет членом нашей семьи, и будет мне младшим братом, как тебе. Никогда его не прогонят из Изумрудных гор, и даже если тебе придётся оставить его позади — у него всегда здесь будет семья, которая позаботится о нём до тех пор, пока ты не вернёшься.

Глаза Ёнджуна налились искрящимся золотом, но не от досады, что он испытывал ранее. Те эмоции, которые он испытывал сейчас, почему-то не поддавались определению, но были до странного похожи на гордость.

— Надеюсь, я в тебе не ошибся, волчонок, — проговорил он. Субин поднялся, давая ему руку.

— Надеюсь, и я в тебе не ошибся, — ответил он. Ёнджун схватился за его ладонь, и они вышли вместе наружу.