— Пап, я пойду поиграю на улице? — раздался голос Сонхо в коридоре. Сонхва разлепил один глаз, второй, приподнял голову от подушки, смотря на высунувшуюся в дверной проём голову мальчика.

— А ты хоть позавтракал? — спросил он.

— Да, я съел варёные яйца и кимпаб, — бодро отрапортовал ребёнок.

— Ты знаешь правила. С района не убегать, на море без взрослых не ходить, с незнакомцами не разговаривать, кепку не снимать, пить много воды, — пробормотал Сонхва, подманивая к себе сына. Тот подошёл, и Сонхва убедился, что тот уже покрыл свои руки, ноги, шею и лицо мазью от солнца.

— С кем идёшь играть? — спросил он.

— С братиками, — ответил Сонхо. — Мы будем во дворе. На море без вас не пойдём, обещаю.

— Ладно, ты моя умница и моя радость, мы через часик поднимемся и пойдём вместе с вами гулять, куда захотите, — Сонхва потянулся, крепко целуя его в щёку, и отпустил. Сонхо улыбнулся и побежал обратно, но через секунду вернулся, снова заглядывая в комнату:

— Ты только Хонджуна не мучай, ладно? Не мучаешь же?

Омега потёр лицо ладонями, подавляя стон.

— Нет, детка, с Хонджуном всё хорошо. Мы не ссоримся. Даже чуточку не ссоримся.

— Точно?

— Я тебе обещаю.

Сонхо принял это на веру и улизнул во двор. По правде говоря, час-то уже был довольно поздний, так что можно было бы и вставать, так что Сонхва пихнул Хонджуна в бок.

— Почему каждый раз, когда я тебе делаю массаж, ты издаёшь такие звуки, как будто ты умираешь? — спросил он. — Ребёнок думает, что я тебя мучаю.

— Это сладкая пытка, свет очей моих, яхонт сердца моего, — промурлыкал Хонджун, выпростав из-под покрывала сначала одно крыло, затем другое, потягиваясь. — Твои божественные, талантливые руки подобны небесному творцу, что делают из бесформенной массы моего несовершенного тела нечто достойное… к тому же… я не против, — он зевнул, — некоторой боли…

— Зачем я спросил, — проворчал Сонхва.

Он долго не думал, соглашаясь на предложение Хонджуна поехать на море. Дело было за малым, отпроситься на недельку до конца каникул и, собственно, поехать. Спустя пару часов путешествия на машине и один семейный скандал по поводу привезённых на чужой машине братьев Сонхо они обустроились в небольшой квартире недалеко от дома, в котором жила родня Сонхва. Родители Лиюля и родители Тэяна и Тэу громко не сошлись во мнениях с отцом Сонхва и друг с другом, но однозначно пришли к выводу, что поведения дедушки вышло за грани разумного, поэтому в родительском доме сейчас царила холодная война. Во всём этом Сонхва вывел для себя несколько утешительных плюсов: детям всё равно можно играть и общаться друг с другом; никто не собирается забирать у него Сонхо; никто не собирается идти с вилами и факелами на Хонджуна.

Последнего Сонхва боялся больше всего, потому что это было наиболее реальным страхом, однако город на побережье всё-таки был не таким уединённым, как Мёхянсан, и там жили не только оборотни и не только люди, а потому взгляды отца Сонхва считались действительно устаревшими. Даже его собственный супруг, который тоже пусть был и не в восторге от нового партнёра сына, поцокал языком и сказал, что это уж чересчур.

К сожалению, на семейных застольях их особо не ждали, но Сонхва и не особо рвался. Его братья были рады его видеть, их Хонджун тем более никак не смущал, и вообще, это был его первый раз на отдыхе за пределами Изумрудных гор, так что он больше времени уделял прогулкам и играм с детьми и Хонджуном, чем пустым и напрасным волнениям по поводу семьи.

С Хонджуном… они разговаривали много. И это уже действительно было похоже на что-то. Много держались за руки. Много флиртовали. И даже совсем откровенно; и иногда Сонхва чувствовал на себе его руки, когда кречет чуть ниже опускал ладони, чуть увереннее держал его за талию, или касался костяшками пальцем его живота, да и вообще… не пахло там невинностью или неуверенностью, но было ощущение, что Хонджун снова ждал ещё одного шага от Сонхва, а тот этот шаг пока не делал. 

Они оба понимали, почему так происходит. Во-первых, Сонхва бы не стал этого делать ни за что в присутствии Сонхо. Или даже при малейшем риске, что Сонхо может внезапно вернуться домой и застать их. Во-вторых… Хонджун был альфой. И хотя у Сонхва было не то чтобы много опыта, но он всё ещё прислушивался к своим ощущениям. К тому же… в своих единственных отношениях до этого он был… сверху. Так это, вроде как, называется? Хотя в целом они всё ещё выясняли, какая именно у них динамика, и, надо сказать, Сонхва получал от этого удовольствие. Хонджун, кажется, тоже; и ещё больше расцвёл, чувствуя себя желанным и принятым.

— Не буду врать, я не откажусь ощутить твои великолепные ладони не только на своей спине, — проворковал Хонджун. — Чтобы ты разрушил меня до конца.

— Говорить такие вещи с утра совсем немилосердно, — заметил Сонхва. — Но как твоя спина? Уже не болит?

— Не болит, но соблазн соврать был велик, — Хонджун приподнялся на локте и подмигнул ему. — Сварить тебе кофе, светик?

— Не надо, не подходи к плите, — рассмеялся Сонхва, — лучше иди сюда… я тебя потискаю.

У гарпий была машина с кастомными сиденьями для расположения крыльев, но, во-первых, она оставалась в городе, а во-вторых, она не подходила для детей. Поэтому Сонхва пришлось сесть за руль, чтобы довезти всех до побережья, а вот Хонджуну не оставалось ничего, кроме как проделать этот путь на своих двоих — по воздуху. И как и у любого, после такой долговременной физической нагрузки у него опять заныла спина.

— Какой же ты красивый, светик, — Хонджун забрался на него, распахивая крылья, и попружинил немного, явно стараясь довести омегу до белого каления. — Твои смоляные кудри, твоя медовая кожа, твои агатовые глаза, эстреша миа, твои сладкие вишнёвые губы, — проворковал он. Сонхва закатил глаза, не столько от раздражения, сколько чтобы не смотреть на Хонджуна, потому что на том было одно только бельё, и оказывается, что под одеждой он был тоже очень даже хорошенький, изящный, поджарый и гибкий, и было что-то особенно одурманивающее в лёгкости его тела и мелких округлых пёрышках, покрывающих изгиб его позвоночника между крыльями.

— Хонджун, — ладони Сонхва легли на бёдра альфы. — Тебе надо одеться.

— Губы говорят нет, а руки говорят да, — поддел его Хонджун, но всё-таки слетел с него и ойкнул, когда получил звонкий шлепок по ягодицам, после чего со смехом увернулся от брошенной подушки.

Вся одежда Хонджуна обладала двумя выемками для его крыльев. Сонхва сходил от этого с ума. С одной стороны, конечно, его одежда должна предусматривать пространство для крыльев. С другой, вечно зашнуровывать и застёгивать на пару застёжек больше было ужасно муторно. Поэтому Хонджун носил множество маек и топиков с открытой спиной, что решительно не способствовало спокойствию. С Мёхянсан никто так не одевался. Разумеется, никто. Сонхва еле успел перехватывать свои ладони, так и норовящие коснуться вечно открытой спины Хонджуна и его крыльев. Это было бы почти неловко, если бы кречет не относился бы с таким же обожанием к его волчьим чертам, временами показывавшимся наружу.

— Ты уверен, что хочешь пойти на море? — спросил Сонхва. — Если тебе не хочется…

— Мне же не обязательно купаться, — возразил Хонджун. — Я не умру от зависти, даже если вы все меня оставите на берегу. К тому же, не так уж я ограничен; солнце жаркое, я могу намочить крылья, потом они быстро высохнут. Я не могу именно что плавать, а плескаться — это можно. Как попугайчики в фонтанах.

— Я никогда не видел попугаев в фонтанах, если честно, — признался Сонхва, заглядывая в холодильник. Эх, Сонхо действительно подъел все яйца…

— Тогда как голубь в луже, — прыснул Хонджун. — Ну, в конце концов, я же как-то моюсь, светик. Мне нужно чистить пёрышки.

— А как же соль на перьях?..

— Приму душ, как все нормальные люди.

— Если вдруг…

— Всё хорошо, — Хонджун прильнул к его спине и куснул его за шею. — Спасибо, что беспокоишься обо мне, Хва. 

Сонхва почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Ему уж слишком нравилось, как называл его Хонджун, просто неприлично каждое его дурацкое прозвище и его имя, которое он произносил как огонь и как искусство, и Сонхва ужасно бесился, что у него не получается так же сделать с именем Хонджуна. Всё, что он придумывал, казалось ему уж очень банальным. Но когда он нашёл то, что ему показалось идеально подходящим, он ввёл Хонджуна в блаженный ступор.

— Иди за стол, нене.

— Слушаюсь, мой повелитель, — чирикнул Хонджун. Слово «nene» творило с ним чудеса. Может, если бы Сонхва звал его «крошкой» это было бы… странновато. Но nene звучало очень нежно и ласково, и каждый раз поселяло на щеках Хонджуна румянец и немного бестолковое выражение лица, которое Сонхва очень нравилось. 

Он поставил на стол тарелки с кашей с курицей и зеленью и налил кофе из кофеварки. Привыкнуть ко всей этой машинерии тоже было легко, особенно если учесть, что кофе оставался подогретым.

— Спасибо, Хва.

— Надеюсь, мы не столкнёмся ни с кем на пляже, — пробормотал Сонхва. Конечно, детей отпускали под его присмотром купаться, но если кто-то из взрослых шёл с ними, то невольно раз-другой да скажут что-то неприятное. При том, не осознавая того иногда.

— Если что, схвачу тебя с Сонхо подмышку и улечу, — Хонджун показал ему язык, вредничая. Сонхва усмехнулся. Ему нравилось об этом думать.

Они могли весь день провести на пляже, валяя дурака и ничего не делая, пообедать и поужинать в какой-нибудь прибрежной забегаловке, а затем уйти гулять, и Хонджун мог часами таскать Сонхо на руках, пока тот не отрубался от усталости в его объятиях.

— Стоять, — Сонхва схватил Хонджуна за крыло, когда тот уже собирался выскочить из дома. — Ты не выйдешь, пока не нанесёшь это. Не хватало ещё, чтобы ты сгорел. Если опять будешь скидывать детей в воду, то что? Знаешь, как от неё солнце отражается?

— У меня природная стойкость к ультрафиолету, светик, иначе как я ещё под тобой не сгорел? — тем не менее, Хонджун повиновался, позволяя смазать свои открытые плечи и шею.

Захватив всё необходимое, они вышли наружу во двор, обнаружив, что дети насобирали кучу каких-то гусениц и спорили, можно ли их отдать Хонджуну или нет. Доводы Тэяна и Тэу были в том, что раз волки едят дичь, значит, гарпии могут есть насекомых, Сонхо оппонировал тем фактом, что гусеницы слишком малы, Лиюль приводил аргумент, что они могли бы стать закуской, как орешки.

— А вы сами-то хотите полакомиться? — недовольно спросил их Сонхва.

— Фуу, нет!

— Ни за что!

— Ну и всё тогда, — подвёл итог оборотень. Хонджун присел на корточки, разглядывая жирных гусениц, пытающихся скрыться подальше.

— Можете оставить их насекомоядным птицам, они съедят с радостью, — проговорил он. — А я — кречет, я питаюсь мясом. Я хищная птица. Смотрите.

Он вытянул руку, тут же сменившую свой вид на птичью лапу, покрытую жёсткой чешуйчатой кожей и округлыми когтями.

— Для гусениц это было бы многовато, — хихикнул он.

— Пойдёмте, — позвал их Сонхва. — Детка, ты где успел вымазаться?..

Хонджун и Сонхо оба повернули к нему свои головы и хором спросили:

— Где?..

— Не ты, нене, — Сонхва ущипнул гарпию за острое ушко и стёр земляное пятно с носа Сонхо.

Все они дошли до побережья — практически в двух шагах от дома, и пока Сонхва располагал большой навес для них всех на песке, Хонджун занимался тем, что надувал все их разнообразные игрушки, круги и нарукавники для игр в море.

Солнце уже давно взошло, время близилось больше к полудню, на пляже было множество людей, и самых разнообразных личностей, так что даже на крылья Хонджуна никто особо не глазел, Сонхва даже увидел нескольких таких же видов других оборотней — летучих мышей, нескольких гарпий, парящих высоко в небе над морем, и безмерное количество русалок — конечно, у моря они и предпочитали селиться. Некоторые оборотни с удовольствием плескались в воде в своей истинной форме: особенно это любили делать тигры и леопарды, но несколько волков тоже бегали по побережью, прячась под мокрой шкурой от палящего солнца. Берегли кожу.

— Смотрите не прокусите надувные круги, — велел Сонхва, отпуская детей плавать. — Глубоко не заплывать! И не драться.

— Ау, ты такой строгий папочка, — проворковал ему на ухо Хонджун, как только дети ускакали к воде. Сонхва опустился на покрывало, вытягивая ноги и бдительно наблюдая за сыном.

— Если хочешь, иди поиграй с ними, — он кивнул в сторону детей, уже остервенело роющих с десяток каналов и ямок в песке. Хонджун быстро поцеловал его в щёку, оставил последний надутый мячик под навесом, скинул свои сандалии и потрусил к берегу.

Милый.

Хонджун удивительно легко находил общий язык с детьми и никогда не пользовался своим физическим превосходством, словно вообще забывал о том, что он взрослый. В этом было что-то печальное, словно он действительно навеки застрял в своём несуществующем детстве, даже давно повзрослев. Насколько он младше Сонхва? На год? Полтора? При том, что Сонхва рано пришлось взять на себя заботу о Сонхо, у него было детство. Даже если это было неправильно, Сонхва не хотел отказывать Хонджуну. Пусть играет и дурачится, сколько только пожелает…

— Так и знал, что найду вас здесь, — прозвучал радостный голос рядом. Сонхва подскочил на ноги.

— Сонён! — воскликнул он. — Ты здесь со своими?

— Ага, — его старший брат кивнул на своих детей, вместе с его мужем помогавшими располагаться на песке. Сам Сонён ждал четвёртого, а может, и пятого, учитывая, как часто у оборотней рождались двойняшки и даже тройняшки.

— Все трое. Я уже в курсе семейных новостей, — взгляд Сонёна потеплел, и Сонхва немного расслабился. — Но я рад за тебя. Я волновался, что тебе одиноко в Мёхянсан, особенно после того, как вся семья уехала.

— Спасибо, — Сонхва улыбнулся. — Это было не так уж плохо. Ты знаешь, я довольно закрытый по характеру.

— Не хотите потом пообедать все вместе? Обещаем не задавать нервирующих вопросов. Могу представить, как тебя достали за эти несколько дней, а ты в первый раз выбрался хоть куда-то на отдых. Снимая шляпу перед твоим парнем, — хохотнул Сонён.

— Я спрошу, думаю, они будут не против, — мягко отозвался Сонхва. — На самом деле, тоже не думал, что ты выберешься. К тому же, на каком ты месяце?

— Да на четвёртом всего лишь, — фыркнул Сонён. — Мы же волки, они у нас крошки. Я до сих пор работаю, и надо сказать, Бомми отлично справляется со всеми тремя, так что всё идёт как по маслу. У тебя же тоже всё хорошо? Тебя никто не обижает?

— Кто меня обидит, — проворчал Сонхва и кивнул на Хонджуна, закопанного по шею в песок. — Этот, что ли? Я его люблю так сильно, хён. Сам кого хочешь обижу. Он у меня такой славный, — он вздохнул.

— Он так хорошо общается с детьми, — умилился Сонён. — Мне кажется, это самое главное. Особенно когда уже есть свои… Это не так-то просто, Хва, и… честно? Мне кажется, ты выиграл лотерею. Найти хорошего парня не так-то просто… да, не так-то просто. Но вообще я говорил о папе, — он издал смешок.

— С папой я не разговариваю, — проворчал Сонхва. — Не очень-то и надо было. Каждый раз одно и то же. Дети! А ну выкопайте его! Одна волна побольше, и всё! Хонджун, я тебя зачем от солнца мазал?!

Кречет был выкорчеван из песка, сполоснут в море и усажен сушиться с расправленными крыльями, в которых до сих пор были видны небольшие прорехи. Сонхва познакомил его со своим братом и его супругом, а заодно наконец узнал, как Хонджун называет свою работу:

— Менеджер информационно-технического обеспечения, тестирую, разрабатываю и произвожу пользовательский инструктаж, — без запинки протараторил Хонджун. У Сонхва появилось чёткое подозрение, что он специально это выдумал, чтобы звучало очень расплывчато и заковыристо.

Они пообедали вместе, и хотя Сонхва был рад увидеть своего хёна, вместе с ними было семеро детей, и это начинало действовать ему на нервы. Преимущественно разговоры шли о детях же, об их воспитании, об их успехах, событиях, болезнях, ссорах и так далее. От Сонёна это не укрылось.

— Всё-таки семеро для тебя многовато, — покачал он головой, пока оба их альфы вернулись к играм с детьми. — Ты ещё достаточно молод, Сонхва. Но теперь уже можешь подумать и о своём, — он кивнул на Хонджуна. Сонхва покачал головой:

— А обещал без неудобных тем. Хён, Сонхо мой ребёнок. Я его воспитал. Ему скоро девять, и… с Хонджуном мы знакомы всего несколько месяцев.

— Так уже свадьбу пора играть! — удивился Сонён. — Но да ладно. Я же правда, в конце концов, обещал. Но! — он подпихнул его локтем. — Вам же, наверное, хочется побыть наедине? Хочешь Сонхо к нам на денёк?

Сонхва поперхнулся.

— Э-это… очень неожиданно, — пробормотал он. — Слушай, мы в любом случае сюда приехали ради Сонхо. Просто спроси его, хочет ли он поехать к вам на ночёвку, а я… 

Он замолк, подпирая подбородок ладонью и наблюдая за Хонджуном. Это было странно. Нелепо. Неловко. 

— Ты же уже взрослый мальчик, не стесняйся, — подбодрил его Сонён. — Сонхо-я, хочешь к нам на ночёвку? Твой папа разрешил.

— Правда? — обрадовался Сонхо.

— А нам тоже можно? — спросил Тэу.

— Давайте зайдём к вашим родителям и узнаем, — рассмеялся Сонён. — Бомми, мы же сможем сделать крюк?..

Они пустились в обсуждения вечера, а Сонхва всё наблюдал за Хонджуном, усадившим Сонхо к себе на коленки и тискающим его, прикидываясь, будто хочет то съесть, то защекотать, а на самом деле не желая даже к родственникам отпускать от себя. Что ж, это правда, с появлением детей личная жизнь становится не такой доступной роскошью. Сонхва не хотел даже думать о том, что Сонхо мог бы их застукать, даже если они спали в разных комнатах; особенно после того, как мальчик решил, что Сонхва мучает и душит Хонджуна.

И всё же бросаться друг на друга в первый доступный момент, любезно предоставленный братом… Сонхва почувствовал, как у него портится настроение.

Когда солнце начало клониться к закату, а дневная жара пошла на спад, они ещё прогулялись по набережной, болтая ни о чём. Сонхва попытался отбросить мысли о том, что они остаются с Хонджуном одни в доме, и вместо этого просто держать его за руку и сконцентрироваться на мысли о его тёплой, сухой, жёсткой ладошке в его руке.

— Вечереет, пора возвращаться, — проговорил Сонён. — Я уже позвонил Сонилю и передал, что мы все вместе гуляем, но они отказались присоединяться. Так что наверное, пора бы уже и по домам.

— Да уж, — Сонхва не сдержал вздоха и ещё раз обнял брата. Тот крепко стиснул его и улыбнулся:

— Ты с него глаз не сводишь. Я рад, что ты наконец одумался, Хва, и выбрал счастье.

Настроение Сонхва испортилось окончательно.

— Сонён, я…

— Ладно, мы побежим, а то смотри, как стемнеет, появятся комары, а это сущий кошмар, — протараторил Сонён. — Детишки! Берёмся за руки и идём за папой! Хва, мы завтра с утра доставим тебе ребёнка в целости и сохранности, — лучезарно пообещал он. — Спокойной ночи! Безумно рад тебя видеть.

— Ага, и я тебя, — тихо ответил Сонхва, чувствуя, как внутри закручивается неприятный узел.

Они остались на деревянном помосте набережной одни, среди множества таких же гуляющих. Хонджун заглянул ему в глаза, держа за руку:

— Луна моей жизни, на тебе лица нет. Что-то случилось? Живот болит? Ты немножко бледный.

— Ничего, — покачал головой Сонхва. — Это не то, о чём я хочу говорить, Хонджун.

Тот не стал настаивать, только тесно прижался к его плечу, и они вместе пошли до дома, не говоря ни слова. Сонхва снова фокусировался на том, как плечо Хонджуна трётся о его плечо, и как слева доносится запах имбиря, и как его касаются чужие перья, которые треплет ветер. Это помогало. Всё, что было связано с Хонджуном, будило приятные воспоминания.

— Не надо, не готовь. Я лучше закажу поесть, ты выглядишь усталым, — Хонджун улыбнулся ему, когда они пришли домой. — Кажется, эти семеро проказников тебя вымотали, верно?

— Восьмеро, — Сонхва поцеловал его в щёку. — Я пойду в душ, и тебе не помешает ополоснуться. Наверняка в тебе прибавилось пару килограмм от соли и песка.

— Конечно, иди первым, а я сначала выберу еду. Хочешь чего-нибудь, душа моя?

— Разбалуешь меня своими сервисами доставки, — проворчал Сонхва, раздеваясь.

Вечер опустился на побережье, линия горизонта, где море соединялось с небом, потемнела, размываясь в сизое марево, из которого постепенно высыпали беленькие искры звёзд. Морской воздух был не то что в Мёхянсан, дышать им было тяжелее, но он был приятным и пьянящим. Они уселись на небольшом балконе, устроив на маленьком столике непозволительно роскошную трапезу.

Хонджун, не выдержав блуждающего настроя Сонхва, пристально на него посмотрев, откладывая палочки в сторону, и проговорил:

— Я могу быть твоим омегой.

— Что?.. — Сонхва оторопел, побледнел и покраснел. — Хонджун… боже, — он потёр виски пальцами. — Прости, я… не могу перестать думать об этом, а ты… всё слышал…

— Но я могу, — возразил Хонджун. — Если тебе так будет лучше. Почему нет? Мне же это ничего не стоит.

— Не говори ерунды, я сам не знаю, что чувствую, — пробормотал оборотень.

— Но ты чувствуешь себя ужасно, пахнешь обидой и злостью, — покачал головой кречет, пододвигаясь ближе к нему. — Ты замечательный, светик, такой, какой ты есть… Если твои предпочтения делают тебя тобой, то как я могу от этого отвернуться? Это же важно для тебя. Это важно, Хва.

Сонхва опустил голову, растирая переносицу пальцами. В его душе поднялся только ещё пущий сумбур.

— Самое паршивое, что Сонён вовсе не пытался меня задеть. Он искренне… совершенно искренне старается быть понимающим братом. Поддерживающим меня во всём. Просто… не знает, как это выразить. Он сказал это не со зла, а я… — он вздохнул. — Хонджун, ты же правда альфа. Это факт. Для них это счастье и праздник. Я очень противоречиво себя чувствую.

— Я могу быть для тебя кем угодно, светик, правда. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы я тебя делал счастливым, — Хонджун положил голову ему на плечо. — И конечно, я не хочу заставлять тебя сожалеть. Это не твоя вина.

— Но и не твоя же тоже! — возмутился Сонхва и повернулся к нему, хватая за плечи, — нет! Хонджун! Ты альфа! И таким я тебя узнал, такими мы друг с другом сблизились, и это тоже… тоже ты! Ты мой хороший альфа, и я с тобой не поэтому и не вопреки этому, просто это ты, и так вышло, и не нужно тебе прикидываться ничем и никем другим, я… у меня просто было слишком мало времени и возможностей понять, что я такое… — он опустил голову снова, и его руки бессильно соскользнули с плечей Хонджуна, немного потрясённого такой тирадой.

— Хорошо, светик мой, не буду такого предлагать больше, — с мягкостью произнёс он, поднося к губам ладонь Сонхва. — Буду твоим хорошим альфой. Но знаешь, тебе не обязательно выяснять, что ты такое, Хва… если ты тоже уже есть здесь, такой хороший омега, как ты. И со мной, — он издал смешок, — я сам уже тоже не знаю, что говорю. Но, смотри, никто, кроме тебя самого, не требует от тебя этого ответа. Просто живи и будь счастлив, пока ты счастлив.

— Но я хочу знать, почему я так расстроился… — пробормотал Сонхва. Хонджун склонил голову набок:

— Я тебе скажу. Если что-то даже было в твоей жизни временным, непостоянным, это не означает, что оно было неважным или не имело значения. 

Сонхва округлил глаза.

— А.

Его тело наполнилось тёплым, приятным покалывающим чувством, и судорожное напряжение, державшее его на грани весь этот вечер, растворилось, словно дым, рассеялось, словно мираж. От облегчения его вздох вышел чересчур дрожащим, и он ткнулся головой в плечо Хонджуна.

— Боже, спасибо тебе… Мне нужно было сразу с тобой поговорить, и всё…

— Всё хорошо, — Хонджун обнял его и погладил по спине. — Мы с тобой оба давно не были в отношениях, эстреша миа, делиться такими вещами не так просто. 

— Правда? — Сонхва стыдливо шмыгнул. — А я всё думаю, кто там тебя обнимал до меня… 

— Ревнуешь? — игриво шепнул ему Хонджун, но Сонхва ответил, немного сердито краснея:

— Да.

Кречет провёл пальцами по его подбородку и коснулся губами его щеки.

— Никто со мной не обращался так хорошо, как ты, моя душа. Никто. Никто.