Тарталья сидит в горячем источнике, мысленно прокручивая то, как он вообще умудрился попасть в эту историю.
По началу Тарталья принимает все это за несмешную шутку, когда Пиро агент доставляет ему послание от самой Царицы.
“Забери останки Синьоры”.
Тарталья с минуту смотрит на агента, от чего тот, кажется, начинает слегка нервничать. Аякс мысленно прокручивает это сообщение снова и снова, потому что, серьезно? Он? Останки забрать? Тарталья даже не успел в Снежную вернуться, а тут подобное.
Забрать останки Синьоры.
Останки Синьоры где-то в Инадзуме.
Тарталься прикрывает глаза, устало трет переносицу и думает, что это не может быть шуткой. Царица с таким не шутит, а ему сомневаться в ее приказах не стоило. Когда он открывает глаза, бедняга агент все еще стоит перед ним, разве что с ноги на ногу неловко не переминается.
— Свободен, — вздыхает Тарталья, мысленно утешая себя, что ничего страшного. Это будет хорошая возможность побывать в Инадзуме (особенно сейчас, когда она открыта и Сегун Райдэн перестала вести себя как… как Сегун Райдэн), отрыть парочку сувениров и подарков младшеньким. В конце концов, везде должны были быть плюсы, стоило их только поискать.
И пускай взаимоотношения у него с Синьорой были не из самых… замечательных, она была его товарищем. Товарищем, останки которого ему нужно было забрать и вернуть на Родину.
И так Аякс оказывается в Инадзуме. Не особо приветливой Инадзуме, закостенелой Инадзуме, со своими заскоками, манерами и прочим. А Чайльд только-только выбрался из Ли Юэ, и вот опять.
И, как назло, здесь тоже использовались палочки.
От одного только воспоминания о них он морщится и опускается в горячую воду по уровень носа, мрачно разглядывая стену.
Ну почему не Сумеру, например? Почему обязательно регион, в котором процветали гребаные палочки для еды? Еще немного, и Тарталья поверит в заговор против себя.
Когда-нибудь он обязательно уничтожит их. Когда-нибудь, однозначно.
Первым делом, прибыв в Инадзуму, Тарталья решил как можно быстрее покончить со всеми своими проблемами (читай, делами) и отправился возвращать останки Синьоры.
О возвращении останков ему чудом, не иначе, удалось договориться и забрать (возможно, народ был слишком рад, что Сегун Райдэн пришла в себя и перестала творить ахинею), а после отправить вместе с агентами в Снежную. Сам же Тарталья решил остаться (к тому же, у него было официальное разрешение на это) хотя бы на пару деньков. Осмотреться, найти сувениры и подарки для младших, а еще посетить горячие источники.
О горячих источниках Тарталья был наслышан. Если он правильно понял, горячие источники представляли собой нечто похожее на баню, но не совсем. Так что попробовать ему, определенно, хотелось.
И тем же вечером он отправился на источники.
Отправился — и выбраться не смог, потому что горячая вода невероятно хорошо расслабляла вечно напряженные мысли, да и сейчас, когда все миссии были выполнены, было невероятно приятно просто посидеть в горячей воде и перевести дух.
Большую часть Тарталья представлял собой постоянно-работающий двигатель, но даже у него были свои пределы и нужда передохнуть хотя бы немного. Царица это понимала. Понимала, и официально дала отпуск в пару деньков, если он справится с заданием раньше положенного срока. И он справился.
Так что имел полное и заслуженное право раскиснуть в горячей водичке, под открытым ночным небом, усеянным звездами.
И так бы он и просидел еще незнамо сколько, да только тишину и покой нарушил шум.
Тарталья напрягся всем телом, резко открыв глаза и…
И завис.
Даже не завис, нет.
Тарталья сломался.
Потому что от вида, который ему открылся, не сломаться было невозможно. Тарталья видит смуглое, подтянутое тело (совершенно голое, ничем не прикрытое и оно такое идеальное, о Царица, это точно не твое порождение?), и по-хорошему было неплохо отвести взгляд, хотя бы ради остатков приличия, но…
Тарталья, отчего-то, не может. И, наверное, не хочет.
Он понимает, что краснеет, щеки, уши, даже шея горят красным и вовсе не из-за жара. В глотке безуспешно пересыхает.
— О, я и не думал, что тут будет кто-то еще помимо меня, — слышит Чайльд приятный, тихий голос, слегка хрипловатый и…
И не придумывает ничего лучше, кроме как с головой нырнуть под воду.
Царица, он бесполезен.
И, что более ужасно, он даже не видел лица этого человека, а уже засмущался, как незнамо кто. И Тарталья не хотел проверять, что случится, когда он это лицо увидит.
А хрипловатый смех он слышал даже через толщу воды.
Тарталья выныривает, когда понимает, что воздуха уже не хватает — выныривает и глубоко дышит, пятерней зачесывая рыжие пряди назад, чтоб те в лицо не лезли, открывает глаза и…
И замирает.
Приятные черты лица, синий глаз с необычным зрачком, взгляд мягкий и смеющийся, легкая улыбка на губах…
Непозволительно прекрасный незнакомец смотрел прямо на него. Так смотрел. Мягко, нежно, с легкой смешинкой во взгляде. Тарталье кажется, будто его желудок скручивается в узел.
Аякс все же находит в себе силы отвести взгляд и неловко прокашливается, где-то внутри радуясь, что этот… очень красивый человек все же соизволил окунуться в воду и все его… все его тело было не так хорошо видно.
— Да я тут давно сижу, — неловко говорит он, вспоминая, что незнакомец вроде-как говорил что-то, как только зашел, а Тарталья безуспешно сломался.
Тот отвечает тихим смешком.
Чайльд хочет умереть.
— То-то я вижу, вы, мистер, довольно сильно покраснели.
Аякс прикрывает глаза.
Царица, конечно он покраснел, он не мог не краснеть от такого.
И, ради всего в этом чертовом мире, Чайльд отчетливо ощущает, как кровь приливает к тому самому месту и чувствует, как начинает краснеть еще больше.
О, блядь.
— Что поделать, что поделать, — пытается он в некое подобие культурной беседы (но культурные беседы заведомо не его, Тарталья слишком привык выяснять все драками и плеваться истинно-деревенским сленгом, даже не смотря на свой статус Предвестника), однако уголок губ дергается, выдавая его нервозность, — источники Инадзумы оказались слишком хороши, чтобы я смог вылезти из них. Затягивает, знаете ли.
Чайльд видит, как аристократично (как такое вообще возможно?) приподнимает бровь собеседник и внутренне умирает повторно.
Потому что член у Тартальи тоже приподнимался и это не сулило ничего хорошего. Вот вообще ничего.
Совсем.
— Вот как, — протянул незнакомец и Тарталья от звучания его голоса внутренне заплакал. Зачем, зачем ты такой идеальный? — Могу помочь вам выбраться.
Чайльд едва не подавился воздухом. О, нет-нет-нет, совершенно точно нет, это исключено. Если он выберется из воды, то его стояк будет виден просто прекрасно, а Тарталья этого не хотел. Его план состоял в том, чтобы отсидеться, переждать так называемую бурю, а после уйти, бессовестно надрачивая после у себя в номере.
Это был хороший план.
Просто невероятный, даже не смотря на возможный перегрев, если бы не одно “но”.
Незнакомец, похоже, уходить не собирался.
Типа, вообще.
— Нет-нет, не стоит, — ответил Чайльд с несколько нервной улыбкой, — я просто… быстро краснею, это нормально, ничего страшного, — попытался он убедить незнакомца, но столкнувшись с полным скепсиса взглядом, решил перевести тему: — К слову, я Чайльд. И лучше давай на “ты”.
Чайльд, молившийся на кленовые листья, которые падали в воду и прикрывали его стояк хоть как-то. Теперь Тарталья по достоинству оценил то, что источники находились под открытым небом, как и то, что рядом росло достаточно большое и красивое кленовое дерево, частично прикрывая ветвями участок купален.
— Кэйа, — представился не-незнакомец, и Тарталья едва не умер в очередной раз. Потому что даже имя у этого человека оказалось таким идеальным (и Чайльд искренне надеется, что это его настоящее имя, потому что ему оно невероятно сильно подходило). Мягко-певучим, Тарталье хотелось произносить его снова и снова, перекатывая на языке, о Тарталья был бы не прочь сквозь стоны кричать это имя…
— Приятно познакомиться, конечно, но твое состояние меня… напрягает, — мысли Аякса очень вовремя оказались прерваны Кэйей, который, увы, все равно не оставил эту тему в покое. — Я могу помочь охладиться.
Тарталья не успел отреагировать, на самом деле. Он как в замедленной съемке наблюдал, как приближается к нему Кэйа, и в какой-то момент он оказался слишком близко и…
Тарталья икнул. Он, черт возьми, икнул, стоило холодной ладони прикоснуться к его лбу.
О, Царица… Он в такое дерьмо попал, помоги ему, пожалуйста.
Но Царица помогать не собиралась.
Тарталья бездумным взглядом шарил по жилистому смуглому телу и с каждой секундой понимал, что все становится только хуже.
И кленовые листья, похоже, больше нихрена не помогали. Может, снова нырнуть под воду, а после вообще не выныривать, утопившись?
Да, звучит, как великолепный план. То есть, он звучал так, до того момента пока…
— Уж прости за то, что так беспардонно врываюсь в твое личное пространство, Чайльд, — слышит он шепот у своего уха, от которого мурашки пробегают по шее и спине, — но не думаю, что ты будешь против такой помощи тоже.
Тарталья крупно вздрагивает и шумно вздыхает, стоило ощутить, как ледяные пальцы касаются его груди, поглаживают, слегка царапая, задевают соски и застарелые шрамы…
Чайльд не знал, от чего у него такая реакция. Может, он был слишком перевозбужден, а может, слишком яркий контраст температур, но он практически не мог соображать.
Тарталье в принципе кажется, что от этих ощущений он попросту сойдет с ума.
— Так, дружище, подожди-постой, — то, что осталось от его разума искренне пытается взбунтоваться, да только выходило не особо хорошо, — ты что творишь, мы только встре… ох, блядь, — выругался он на родном языке, стоило Кэйе сжать в ладонях его ягодицы.
И действительно, блядь.
— Я могу и дальше доводить тебя, — с каким-то непонятным весельем шепчет Кэйа и Чайльд сухо сглатывает, льнет к нему ближе, прижимается всем телом. — Но могу начать сразу, с самого… интересного.
Но вопреки своим словам Кэйа руки не убирает. Тарталья впивается пальцами ему в спину, крепко зажмурившись, не в силах сдерживать дрожь каждый раз, когда Кэйа касался его спины и живота, выискивая самые нежные участки, а потом…
Потом Тарталья внезапно ощущает невозможно горячий язык на шее, где-то под ухом и с шипением выдыхает сквозь зубы, искренне стараясь не издавать никаких звуков.
Он чувствует, как подрагивают плечи Кэйи.
О, ублюдок смеется, однозначно.
Но мысли вновь покидают его, когда Кэйа кусает его в то же самое место.
Ох, блядь.
— Су-у-ука, — тянет Тарталья, и он уверен, что на завтра на коже Кэйи будут синяки-отпечатки его пальцев, — у меня, у меня уже ноги подкашиваются, ты…
Тарталья хотел доворчать, вообще-то. Хотел — но не успел, потому что именно в этот, именно в этот гребаный момент, этот ошибочно-красивый человек (он правда красив, дьявольски красив, но, Царица, Чайльд готов поклясться, что Кэйа самый настоящий говнюк) сжимает его вставший колом член в ладони.
— Блядина, — хрипло выдыхает совершенно ошарашенный от подобного (охуительно внезапного) действия Аякс.
Мыслительный процесс, кажется, и вовсе прекратился.
Тарталья не шутил, когда говорил, что у него подкашиваются ноги — они действительно подкашивались, однако Кэйа придерживал его одной рукой. А второй (черт бы этого говнюка побрал) ласкал его, Тартальи, член.
Аякс прикрывает глаза, тяжело дыша в шею Кэйи, пытаясь понять, в какой момент все пошло не по плану, но он не может сосредоточиться ни на чем.
Кроме на мыслях о том, что как же ему, блядь, хорошо.
— Ты сейчас умрешь, я уверен, — со странной интонацией говорит Кэйа и Тарталья сначала не понимает, что он сказал. Лишь по голосу Чайльд понял, что это что-то насмешливое, он не успел напрячься, он не успел сделать вообще ничего, а потом стало поздно.
Потому что Кэйа подхватил его, вытащил из воды и посадил на бордюр.
Потому что Кэйа закинул его ноги себе за плечи, заставив Тарталью руками вцепиться в его волосы.
Потому что…
Потому что Кэйа смотрел неотрывно, прямо в глаза, снизу вверх и Аякс подумал, что он и правда умрет. Он уже, кажется, задыхается.
Мурашки пробегают по телу и Аякс надеется лишь на то, что это реакция тела на прохладный ночной ветер, а не на… вот это вот все. Однако Чайльд знает, что это не так.
Тарталья видит хитрый прищур синего глаза и ему становится плохо. Он смотрит на то, как Кэйа приближается к головке, обдавая ее горячим дыханием и у Аякса в желудке все будто переворачивается, словно всем органам разом становится странно-щекотно, от чего он сжимает пальцы на затылке Кэйи в кулак.
“У него волосы мягкие”, — мелькает мысль, самая здравая и адекватная за последние полчаса точно, а после случается это.
Кэйа обхватывает губами его член и Тарталья крупно вздрагивает, второй рукой мгновенно закрывая себе рот, крепко зажмурившись.
Блядь.
О, твою мать, блядь.
“Я умру сегодня”, — думает Аякс, в то время как Кэйа заглатывает еще глубже. Достаточно глубоко, чтобы ощутить, как стенки горла сдавливают член.
“Я точно умру”, — обреченно думает он и на выдохе протяжно тянет:
— Кэйа.
- -
События двухмесячной давности Тарталья вспоминать не хочет.
События, после которых Тарталья со всей искренностью мог заявить, что он лошара. Абсолютная и неповторимая, потому что на злосчастном источнике Аякс резко открывает глаза, позорно уснув и благополучно спустившись под горячую воду.
Он совершенно безнадежно наглотался воды, чуть не захлебнувшись.
То есть, нет, он захлебнулся. И был, наверное, немного травмирован подобным. Не он, а скорее его чувство гордости, но это ситуацию особо не спасало.
Тарталья флегматично размышляет, что либо проблема в его воображении, либо в рассказах путешественника. Либо все сразу, в общем-то, потому что этого Кэйю он в жизни никогда не видел, зато слышал о нем достаточно… много.
Потому что товарищ им, неожиданно, восхищался. И рассказывать умел весьма и весьма красочно, от чего все пришло к тому, к чему пришло.
Тарталья проснулся в источнике, наглотавшись воды и с каменным стояком.
Чудесно.
Если бы об этом узнал кто-то из Предствестников… Нет, Тарталься надеется, что никто из Предвестников никогда не узнает об этом, потому что это будет величайший позор на его, Аякса, голову.
Ему самому стыдно вспоминать об этом. И он не хочет вспоминать об этом, но сон был слишком реальным, сон был просто слишком, чтобы его не вспоминать.
Тарталья безнадежен.
Но он не может выбросить эти образы и ощущения из головы и категорически не знает, что с этим делать.
Поэтому он целиком и полностью посвящает себя битвам, и никто ничего подозрительного в его поведении ничего не видит. Разве что сам Тарталья по ночам сжимает одеяло между ног и в руках, как бы эдакую гусеничку, а сам утыкается лицом в подушку, тяжело дыша.
Нет, он не опустится до того, чтобы дрочить на плод своего воображения.
Не опустится до того, чтобы дрочить на человека, которого даже на фотографиях не видел, только по рассказам путешественника.
Он не…
О, пошло оно все.
Тарталья опустился.
Ему не впервой падать в Бездну, хорошо?
И именно поэтому Тарталья стабильно начинает задрачивать каждую гребаную ночь. С оправданиями у него, ожидаемо, все очень плохо. Потому что Аякс сначала делает, а потом думает.
И это, кстати, стало причиной его очередной случайной проблемы.
Аякс не знает, что в тот момент потянуло его за язык, но прямо при Царице он ляпнул:
— Я был бы не прочь наведаться в Мондштат.
И это было ошибкой. Потому что Тарталья (кто бы что ни говорил) — личный авангард Царицы. Все знали, даже он сам, что являлся ее любимчиком, пускай Крио Архонт и старалась не показывать этого, но что-то, да все равно проскальзывало.
Как в тот момент, например.
— В таком случае, у меня есть миссия для тебя, мой милый Чайльд, — произнесла она, и Тарталья понял, что охуитеть как влип.
И Царица не соврала.
(Царица не могла лгать, только не она).
Миссия, действительно, была.
После действий Синьоры, между Мондштатом и Снежной отношения стали не самыми лучшими, мягко говоря. И поэтому Тарталью отправили в Мондштат, с целью более-менее разгрести этот бардак и привести отношения с городом Свободы в более-менее приличный вид. Или хотя бы видимость на него.
У Аякса сложилось чувство, будто Царица забыла, что разгребать Тарталья умел, ну, хреново. И это мягко сказано. Тарталья хорошо умел создавать хаос, но никак не устранять его последствия. И вообще, он был обыкновенным деревенским дурачком, не смотря на свой статус Предвестника и, вроде как, дипломата (ошибочно).
(Вообще-то не ошибочно, потому что у Тартальи было определенное очарование и Царица знала это, лишь убеждаясь все больше, когда Моракс особо ничего не сказал в сторону ее милого личного авангарда, даже не смотря на то, что он натворил там дел).
В Мондштат Тарталья все-таки поехал.
Поехал и как-то не ожидал, что сразу после приезда, прямо у главных ворот его встретит причина его недосыпа. И влажных снов. И стояка в частности, спасибо.
Тарталья застывает на месте, как вкопанный и, кажется, сейчас начнет задыхаться.
Потому что Кэйа, неожиданно, слишком похож на того, которого представил и воплотил во снах его ненормальный мозг.
Это было подло.
Это было неожиданно.
Тарталья уже ощущает, как начинают покрываться красным его щеки и невероятно-сильно гореть уши.
О, Царица, за что?..
- -
Когда Кэйе сказали, что в Мондштат прибудет дипломат из Снежной, он нисколько не удивился. На самом деле, Кэйа ожидал нечто подобное, просто потому что Снежная не любила подобные… незаконченные разговоры, если можно было так выразиться.
Чего Кэйа точно не ожидал, так это того, что прибывший дипломат (весьма молодой и весьма рыжий) по прибытию впадет в ступор и начнет краснеть.
И его начнет трясти.
То есть, погодите, что?
— Эй-эй, приятель, ты чего? — Начиная волноваться, спросил он, подходя к дипломату. Какую хрень в Мондштатском лесу умудрился съесть этот индивид, раз его так крыло?
А его именно что крыло, потому что подойдя, Кэйа лишь убедился в том, что все хуже некуда.
Потому что дипломата (Одиннадцатого предвестника, хорошо, Кэйа прекрасно знал, кто он такой, не нужно было играть в угадайку) шатало. Кэйа не придумал ничего лучше, кроме как осторожно дотронуться ладонью до его плеча, и…
Ладно.
Ладно.
Одиннадцатый предвестник крупно вздрогнул и достаточно громко икнул, от чего Кэйа в немом удивлении поднял брови, глядя в широко распахнутые синие глаза с расширенным зрачком.
Архонты, он что, под чем-то?..
— Ты… — начинает было он, но в этот момент предвестник резко качает головой, отскакивая от него, словно от прокаженного.
— Я в порядке, совершенно в порядке, — быстро говорит он, а потом говорит то, от чего Кэйа окончательно встает в ступор, — просто странно видеть мечту своих влажных снов в реальности…
Кажется, дипломат понял, что ляпнул, мгновенно заткнувшись, и уставился на Кэйю еще более широкими глазами.
И если Кэйа не поперхнулся, то двое рыцарей за его спиной (что с честью и гордостью охраняли вход в город) безуспешно поперхнулись воздухом.
Нет, Кэйа не хотел об этом думать.
Вообще нет, Архонты.
Но он смотрит на все больше и больше краснеющего предвестника (краснота уже перешла на шею и, Кэйа уверен, такими темпами доберется до плечей) и не может не думать.
Кэйа прикрывает глаз и глубоко вдыхает.
Видимо, нормальных дипломатов из Снежной просто не бывает.
А затем он открывает глаз и растягивает губы в самой лучшей своей улыбке.
Одиннадцатый предвестник смешно (и несколько резко) хватается за сердце, издавая невнятные хрипящие звуки.
По крайней мере, это будет весело.