Война вот уже двадцать лет как закончилась, а шпионы Скрытого Песка до сих пор жили в Огне, выдавая себя за других людей, несуществующих людей, придуманных людей. Опытные кукловоды, они научились манипулировать не только марионетками. Мысли об этом тоской отдавались в сердце. Каори пускай и привыкла к такой работе, но всё равно было тяжело, возникал подлый соблазн всё бросить и сбежать обратно в Сунагакуре, однако долг не позволял ослушаться данного когда-то давно приказа. Связь со шпионами поддерживал Эбизо-сама, дядя Сатоши.

Вздохнув, Каори сделала маленький глоток саке. Пока муж отчитывался перед их нынешним начальством в дворцовой страже, она сидела в баре и ждала его, коротая время за бутылочкой горячительного. Конечно, алкоголь плохо сказывался на чакре и её контроле, но иногда куноичи позволяла себе слабости.

Внезапно чётко рядом раздались чьи-то насмешливые слова:

— ...Скорпион Красных Песков проиграл какой-то девчонке и старухе...

Скорпион Красных Песков.

Перед внутренним взором моментально встал образ, казалось бы, давно забытого сына, образ тринадцатилетнего подростка, каким довелось его увидеть прежде чем исчезнуть во тьме мира ниндзя навсегда. Тринадцатилетний подросток... а глаза, как у старика, а взгляд — уставший.

— Не какой-то девчонке, а!..

— Да знаю я, что она с Тсунаде-сама… — Каори напряглась, вся обратившись в слух. Говоривший, кажется, наливал себе саке. — Но всё-таки ей впору самой становиться легендой! Она ведь помогла вырвать из лап Акатсуки самого Казекаге! Да ещё по пути и Сасори прикончила!..

— Мне кажется, без помощи старой марионеточницы Чиё она ему проиграла бы, — резонно заметил собеседник.

Каори не сдержала судорожного вздоха и только сейчас заметила, как широко распахнула глаза. Спохватившись, она приняла спокойный вид. Сердце в груди зачастило, в коленях неприятной щекоткой появилась слабость, благо она и так сидела. Скорпион Красных Песков, её маленькое солнце, оставленное сиротой... «...Да ещё по пути и Сасори прикончила!..» Кто-кто его прикончил?

— Ну, это само собой, всё-таки даже опыт у противников был слишком разный. Сравни: легенда Третьей Великой Войны и медик уровня чунина, жизни не нюхавший...

Каори почувствовала знакомую чакру, быстро приближающуюся к заведению, и развернулась к входным дверям, которые вскоре отворились и впустили Сатоши, её мужа. Заметив жену, он помахал рукой в знак приветствия и нахмурился, когда взгляд его упал на бутылочку саке, которую она держала в руке. Вздохнув, Каори попыталась улыбнуться Сатоши, но получилось как-то слабо, да так, что честнее было бы оскалиться. Он пересёк зал и присел на барный стул рядом с ней.

— Ты пьёшь? — хмуро посмотрел он на саке.

— У меня для этого даже появился веский повод, — усмехнулась Каори, вызвав на лице мужа на сей раз недоумение. — Наш сын убит.

Некоторое время супруги слушали царящий в баре гул, свойственный помещениям, где собралось много людей. Сатоши поджал губы, опустил взгляд на собственные руки, сжал их в кулаки и расслабил. Каори с каким-то отстранённым интересом наблюдала за ним, чувствуя, как всё её существо противится услышанной вести.

— Надо будет это уточнить, — наконец вздохнул Сатоши, и ей осталось лишь кивнуть в знак согласия.

Однако шиноби, всё ещё обсуждавшие убийство Скорпиона Красных Песков, не были похожи на людей, что с такими серьёзными лицами говорили б о досужих домыслах. Сатоши их слышал, потому не спросил, откуда пришли такие вести, и продолжил, как и Каори, подслушивать. Знаком дав знать бармену, чтоб налил ему тоже немного саке, он сидел с мрачно-невозмутимым видом, а после накрыл ладонь Каори своей и несильно сжал. Она, перевернув ладонь, тоже взяла его за руку и с вновь слетевшим с губ вздохом смежила веки.

— О Сасори уже лет пятнадцать-двадцать никто ничего не слышал, — тоном, каким ругаются, заговорил один из ниндзя, обсуждавших их с Сатоши сына. — Отступник ранга S, в международном розыске. Да я бы и сам с радостью убил его!

— Многие хотели бы, — скривил губы один из четверых собеседников, которых с якобы лениво-пьяным интересом оглядывала Каори. — Предательская порода...

— И почему такие гении становятся преступниками? — печально вздохнул третий. — Те же Итачи и Орочимару...

— Раз избавились от Сасори, избавятся и от них! Орочимару тот, кто убил Хокаге-сама... — Сколько ненависти было в этом голосе. — ...а Итачи и вовсе вырезал целый клан шиноби!

Гуляки быстро отошли от темы Скорпиона к более близким Листу — о малолетнем кланоубийце и о лучшем ученике Сарутоби Хирузена. Через некоторое время, поняв, что ничего о сыне больше не услышат, шиноби Сунагакуре залпом осушили бутылочки с саке, заплатили за выпивку и пошли прочь. Всё было как в тумане, и Каори подозревала, что далеко не от алкоголя в крови. Медленно, никуда не спеша и думая каждый о своём ребёнке, шиноби дошли до казарм дворцовой стражи.

Остановившись перед входом в спальню, Сатоши взялся за дверную ручку и несколько секунд бездвижно стоял. Каори вопросительно посмотрела на него и услышала:

— Он в любом случае должен был погибнуть. Он отступник Скрытой Деревни Песка.

Каори промолчала, не став ничего отвечать. В груди тяжёлым камнем ворочалась тоска по сыну, уже взрослому, уже мёртвому. Пришло понимание, что всю свою жизнь они с Сатоши были такими же ужасными родителями, каким ужасным ребёнком вырос Сасори. Они ради Деревни бросили своего сына, понадеявшись на то, что любовь Чиё-сама восполнит утрату маленького ребёнка. Надежды не оправдались. Ещё живы были воспоминания о том, как двадцать лет назад родители узнали о предательстве легендарного шиноби Песка.

Войдя в комнату, Каори прошла к своей кровати и без сил рухнула на неё. Мысли о Сасори не отпускали, терзали сердце, будили в душе сожаления о прошлых ошибках. Может быть, подчиниться приказу и следовать воле Сунагакуре и стало самой большой глупостью, когда-либо совершённой Каори? Она не знала.

Она пережила две войны шиноби и из каждой вышла живой, целой и невредимой. И Каори, и Сатоши оба были элитными джонинами своей Деревни, талантливыми кукловодами, имевшими связи с Советом, служившими в АНБУ, отдавшими всё верности военному долгу. Но за этим они совершенно забыли о том, что были ещё и родителями.

— Сатоши... — Каори прикрыла глаза, чувствуя зарождавшиеся слёзы. — Это наша вина. Это мы виноваты.

Молчание его явилось ответом. Встав со своей кровати и подойдя к жениной, Сатоши присел рядом, а спустя пару секунд, недолго думая, прилёг и заключил супругу в объятья. Каори спрятала лицо у него на груди. Матёрая куноичи, ветеран двух Великих Войн, опытный внимательный шпион с почти тридцатилетним стажем, сейчас она была простой пожилой пятидесятилетней женщиной, потерявшей сына. Нахмурившись, Каори мысленно обругала себя. В конце концов, она давным-давно потеряла Сасори, потеряла его в момент, когда приняла задание Казекаге-сама и добровольно отказалась от сына! Что толку сейчас лицемерно всхлипывать и горевать по погибшему ребёнку?! Куноичи злилась, ругалась, бесилась, но сердце продолжало изнывать от боли, терзаний, сожалений.

Пустоты.

Каори не знала, сколько минут или часов она провела в объятьях мужа, храня молчание и чувствуя, как по щекам неспешными ручейками текут слёзы. Тишину не нарушали её всхлипы, она слишком привыкла быть бесшумной куноичи, чтоб выдавать себя. Сомкнув веки, Каори медленно втянула носом запах родного человека — ей всегда казалось, что Сатоши пах ветром и пустыней. Хотя как у таких вещей могут быть запахи? Это было неважно.

— Мы были такими счастливыми, — Каори изогнула губы в грустной улыбке. — Такими счастливыми, когда Сасори появился на свет.

Минуту длилась тишина.

— Да, — наконец вздохнул Сатоши. — Я в те дни был самым счастливым человеком на свете. Я даже был готов днями возиться с Сасори.

— Неправда, — фыркнула Каори. Сердце сжалось от светлых, утонувших в прошлом воспоминаний, и дни этого счастья было не вернуть. Так же, как нельзя возвратить к жизни мёртвого. — Когда он будил нас по ночам, именно я вставала и шла к люльке, а не ты.

Сатоши мог бы в своей манере ухмыльнуться, пусть печально, мол, мать же не он, но в ответ донёсся лишь вздох:

— Может быть, мне стоило хотя бы раз побыть на твоём месте. Даже первое слово он сказал в ответ тебе, а не мне.

— «Дай!» — сказал мне Сасори, — всхлипнула Каори, плача и улыбаясь одновременно. — «Дай!» Я помню это, будто всё случилось вчера. Я рассмеялась: «Расприказывался тут!» — и позвала тебя. Я чуть с ума не сошла от радости: наш сын заговорил! Ты, впрочем, тоже. Помню, как недоумённо смотрел на нас Сасори. Наверное, думал, какие у него родители придурки...

— И ведь и правда оказались придурками. — Объятья Сатоши стали крепче. Зарывшись носом в женины волосы, муж глухо проговорил: — Будь мы умнее, то отказались бы от задания, погубившего нашу семью.

Зажмурившись, Каори обвила стан Сатоши и прижалась к нему сильнее прежнего. Воспоминания, связанные с Сасори, оказались неожиданно ясными, чёткими, словно туман прошлого совсем не тронул их, словно тренированная память шпионов не желала отдавать бесценные часы, проведённые с сыном, в лапы коварного забвения. Каори помнила, как рос Сасори до шести лет, каким жизнерадостным ребёнком он был, пусть и необычно тихим, она помнила, как он с улыбкой провожал родителей на войну, обещая ждать и обязательно дождаться…

Конечно, Сасори не мог ждать вечность, особенно когда понял, что никто и никогда уже не вернётся.

До момента, когда ему всё стало ясно, прошло немало времени. Сатоши и Каори, погибшие от руки Белого Клыка Конохи для всего мира ниндзя, следили за Сасори, пока он был маленький, а когда всё понял, они ушли. Растворились. Исчезли. Спрятались за масками, как и должно шпионам, и оставили прошлое позади, как настоящие шиноби. Вот и пришла расплата за всё: однажды выяснилось, что Скорпион Красных Песков отступил от Деревни.

Когда слава Скорпиона вихрем пронеслась по странам Огня и Ветра, его родители смогли лишь вздохнуть, не имея права предавать военный долг даже во имя семьи. Было страшно, как же там Сасори, но Эбизо-сама писал, что с ним всё хорошо, что на войне он не получил ни одной ужасной травмы, которая могла б лишить его будущего. Эбизо-сама говорил, что Сасори пережил смерть родителей и пришёл в себя, исправно служил Деревне и выполнял свой долг: ему можно было доверить задание любой сложности и не сомневаться в его успехе. Тогда Сасори исполнилось тринадцать лет, и Каори, вырвавшись из сетей работы шпиона, всё-таки смогла его увидеть, пусть и лишь издали. Но этого хватило, чтобы понять: матерью Сасори стала не она, не Каори.

Матерью Сасори стала война.

Это стало яснее ещё лучше, когда Эбизо-сама передал своим шпионам, что их сын отступил от Деревни во время смуты, захватившей Песок после пропажи Сандайме Казекаге-сама. Пусть было тяжело, пусть было гадко, пусть не хотелось верить словам начальства, пусть мучило желание увидеть Сасори и посмотреть ему в глаза, шиноби Сунагакуре ничего не могли сделать. Ха, «посмотреть ему в глаза»! Каори сжала кулаки, стиснула зубы в оскале, зажмурилась сильнее прежнего.

Это у них нет права смотреть ему в глаза, а не наоборот. Ведь где они были тогда, когда их мальчик нуждался в них больше всего? Воевали. Воевали, будучи мёртвыми. Был вариант представиться не мертвецами, а отступниками. Но они попросили Третьего сказать всей Деревне об их смерти, лишь бы Сасори не думал, что он сын предателей, лишь бы не переживал об этом! Да лучше бы он презирал их. Так было бы правильнее.

— Мы узнаем, Каори, мы узнаем, действительно ли Сасори мёртв, и если всё окажется правдой, мы узнаем, обязательно узнаем, кто нанёс ему последний удар: Чиё-каа-сама или её напарница-куноичи. — Эти обещания Сатоши давал будто самому себе.

— Чиё-сама... — выдохнула Каори. — Как думаешь, Сатоши, она убила бы Сасори, знай о нас правду?

— Чиё-каа-сама... — задумчиво протянул он. — Думаю, убила бы. В конце концов, пускай Сасори её внук, но он отступник. Отступников, как правило, не прощают. Хотелось бы хоть раз свидеться с ним, когда он отступник, но мы просто не нашли его.

— Мы породили гениального шиноби, — горько усмехнулась Каори.

Больше никто ничего не говорил. Безмолвие, затопившее комнату, давило со всех сторон, но и не было желания, чтоб становилось легче. Они заслужили эти страдания, они сами во всём виноваты, они сами накликали беду, когда бросили своего ребёнка. Ночь уже давно прогнала солнце за горизонт, лишь луна заглядывала в окно, заливая бледным светом половину спальни. Так минуло, наверно, несколько часов. Спать не хотелось, хотя силы неумолимо утекали. Слёзы давно остановились, сухими тянущими кожу дорожками застыв на щеках.

— Завтра отправимся в Лист и всё узнаем. А затем вернёмся в Сунагакуре.

— Пошлёшь к чёрту долг шпиона?

— Пошлю к чёрту. Войны, в конце концов, давно нет.

Каори усмехнулась вернувшейся к ней мысли. Мысли о том, что...

...матерью Сасори стала война.