Январь 1980 года
Лили Поттер резко очнулась от глубокого сна, ее снова преследовал кошмар. Ей действительно стоит спросить у Молли Уизли, являются ли кошмары обычным явлением во время беременности, старшая ведьма как-никак беременна шестым ребенком. Это был уже третий кошмар за неделю, и, Мерлин знает, сколько всего страшных снов ей приснилось с того момента, как она узнала, что носит в утробе ребенка. Сны были последовательными, но Лили никогда не могла их вспомнить полностью. Только чувства, они были достаточно сильны для того, чтобы запомниться. Печаль и вина. Особенно чувство вины. Она никак не могла понять, почему ее мучают угрызения совести. Возможно ли, что это связанно с тем, как закончилась ее давняя дружба с Северусом? Это было много лет назад, и Лили действительно не думала об этом с тех пор, как оттолкнула его. Грязнокровка. Она не была уверена, что сможет когда-нибудь простить его. Даже несмотря на то, что они дружили на протяжении семи лет, Северус все равно вел себя как все остальные слизеринцы. Он выбрал свой путь, путь тьмы, и Лили не хотела иметь с ним ничего общего.
Что не оставляло ее после того, как она узнала о своей беременности, так это желание поделиться с кем-то радостной новостью. Марлин, Элис? Их имена, казалось, не соответствовали тому, о ком она думала. Та, которая, по ощущениям Лили, должна была разделить с ней радость — мелькала покалывающим чувством на самом краю сознания, но стоило ей подобраться к разгадке, и оно исчезало. Лили чувствовала, что кого-то не хватает, но не понимала кого.
Затаив дыхание, она снова легла и обняла Джеймса. Это больше не имеет значения. Прошлое — это просто прошлое, и если она не может вспомнить человека, то, очевидно, этот человек не так уж и важен.
***
8 января 2001 года
Гарри сидел в кресле с откидной спинкой. Оно стояло у камина, и расположение его было идеальным, сидя в нем можно было согреться, но вам никогда не стало бы жарко и не пришлось бы использовать охлаждающее заклинание. Идеально. Это кресло было любимым креслом Гермионы и стояло в библиотеке дома на площади Гриммо 12. Она нашла это идеальное место, и Гарри не мог заставить себя его сдвинуть. Никогда. Гермиона должна была вернуться домой. Предполагалось, что ей станет лучше и она покинет Мунго, но этого не произошло. Гарри уже решил, что сохранит библиотеку точно такой, какой она ее оставила. Он никогда не сможет ничего здесь изменить. Гарри боится, что если сделает это, то забудет ее. Да, нелогично, но ни при каких обстоятельствах он не станет так рисковать.
Со вздохом он перебрал в уме события последних двух дней. Накануне, после того как Амелия поделилась с ним своей гипотезой, Гарри провел весь день в раздрае. Было трудно переварить ее догадку о том, что Гермиона пришла из прошлого и не принадлежит настоящему. Однако, разговор с тетей Петунией, состоявшийся всего несколько часов назад, подтвердил эту безумную теорию. Это ни в малейшей степени не должно было удивлять Гарри, Амелия всегда и во всем оказывалась права.
С решимостью, напомнившей ему решимость двухгодичной давности, с которой он шел навстречу Смерти, Гарри посетил Тисовую улицу. Он уже некоторое время откладывал эту встречу, но время пришло. Спустя полгода после окончания войны они с Гермионой посетили Годрикову лощину, и там он наткнулся на перевязанные лентой и похожие на подарок письма, принадлежащие его матери. Это были письма, которые ей писала Петуния, и Лили сохранила каждое из них.
Дурсли вернулись в свой дом через год после того, как Гарри решил, что это безопасно. Они захотели вернуться и сделали это. Он не думал, что его тетя может радостно жить в далеке от своего любимого дома, а дядя Вернон был готов сделать все, лишь бы его жена была счастлива. Гарри с письмами и без предупреждения появился на пороге их дома и, казалось, услышал в своей голове голос Гермионы, ругающей его за невнимательность. Тетя Петуния, как ни странно, не возражала против его визита. Она, конечно, была шокирована, но приветствовала его. Дядя Вернон и Дадли были на работе, так что, по крайней мере, встреча не вылилась в неловкое воссоединение семьи. Гарри чуть не струсил, но в конце концов взял себя в руки и спросил: были ли у его мамы другие друзья в Коукворте, кроме Северуса, и помнит ли тетя об этом. Как оказалось, была подруга, но Петуния не могла вспомнить ее имени, однако описание девушки заставило его сердце биться, подобно барабану на рок-концерте, а ладони вспотеть. Девушка с ореолом каштановых кудрей и медово-карими глазами… совсем как Гермиона. Потребовалась вся его выдержка и навыки, полученные на курсах Аврората, чтобы не произнести имя лучшей подруги. Ему повезло, что Петуния не вспомнила и не произнесла имени девушки. Это не показалось Гарри странным, ведь Петунии никогда не нравились ни странные имена, ни друзья младшей сестры.
Хуже всего было то, что интуиция подсказывала ему — его мама имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Гермионой. Он не думал, что Лили была той, кто изменил возраст и переместил Гермиону во времени, но со слов Петунии выходило, что Лили знала о том, что стало катализатором для всей этой ситуации. Это было больно, но Гарри давно признал, что в школьные годы его отец был настоящим ужасом, особенно для Северуса. Черт возьми, и Сириус, и Ремус огорчились, когда он узнал кое-что из их прошлого, заглянув в омут памяти Мастера зелий. Уже тогда волшебник с растрепанными волосами начал понимать, что и его мать не всегда была сострадательной и любящей ведьмой, какой ее все представляли. Петуния упомянула, что после того, как Лили самолично разорвала дружбу с кудрявой ведьмой, ее ссора с Северусом была лишь вопросом времени. Петуния не знала всей истории, а Лили никогда ей не рассказывала о том, что произошло. Гарри же прекрасно знал свой характер, так что смог предположить, что вероятно его мама сказала или сделала что-то такое, что положило конец ее дружбе с Гермионой. Это объясняло реакцию Гермионы перед смертью, когда она подумала, что Джинни — это Лили. Предательство и ненависть, которые он видел в ее карих глазах, сказали достаточно.
Потирая переносицу, Гарри снова вздохнул. Ему придется встать рано утром и передать Амелии то, что он узнал. Он не был уверен, что они когда-либо узнают всю правду, но, возможно, ее поиски помогут заглушить боль. Сомнительно.
***
Ноябрь 1975 года
Регулус Блэк решил, что этот самый момент времени — лучший в его жизни. Мягких губ, прижавшихся к его губам, было достаточно для того, чтобы остановить время. Он хотел запомнить этот миг навсегда. Кто бы мог подумать, что у Рабастана Лестрейнджа такие мягкие губы. Черт возьми, кто бы мог подумать, что Рабастан ответит на его интерес. По-видимому, Гермиона, поскольку это именно она заставляла их признать свой взаимный интерес.
Когда их губы раздвинулись, и зубы Рабастана нежно прикусили нижнюю губу Регулуса, младший волшебник не смог сдержать довольного вздоха. Да, этот день войдет в историю, как один из самых счастливых дней за четырнадцать лет его жизни.
— Это было… — Рабастан вздрогнул, его мозг превратился в кашу.
— Да. — Регулус был ничуть не лучше.
Счастье. Это было именно то, о чем Регулус даже не подозревал, пока не поцеловал Рабастана. С тех пор как Сириуса выгнали из дома, а их мать, желая убедиться, что он не станет таким, как его брат-предатель крови, обратила всю свою жестокость против него, жизнь Регулуса стала совсем мрачной. Тем больше было у него причин держать свою дружбу с Гермионой Грейнджер и Северусом Снейпом в хорошо охраняемом секрете. Вальбурга ненавидела Эйлин Принц за то, что та отказалась от брака по договоренности с Абраксасом Малфоем и этим опозорила великий род Принцев. Она в равной степени ненавидела и сына-полукровку Эйлин. Цирцея знает, что она возненавидит и Гермиону, как только узнает, что та — магглорожденная.
Было обидно из-за того, что чувство восторга вот-вот рухнет, а раздающиеся рыдания разрушат убежище двух влюбленных. Отстранившись, он хотел извиниться, но, похоже, у Рабастана была та же идея, поскольку они оба торопились выбраться из скрытой ниши, боясь, что их кто-то поймает. В Волшебной Британии гомосексуальность не приветствовалась, несмотря на слухи о том, что за закрытыми дверями многие чистокровные маги не гнушались подобными связями. Секрет, о котором знали все. Лицемеры.
Парни шли на голоса, рыдания становились все громче, слышались слова: «Помогите» и «Мне жаль».
— Гермиона! — Регулус закричал, увидев подругу распростертой на каменном полу, в луже крови. — Иди и найди помощь! — он приказал Рабастану, хотя это оказалось ненужным, поскольку старший слизеринец уже развернулся и направлялся к выходу из коридора.
Лили Эванс безудержно плакала, прислонившись к самой дальней стене: — «Прости, я не это имела в виду», — повторяла она, как будто это должно было что-то значить.
Наследник семьи Блэк узнал порез на груди Гермионы, он уже видел, как Северус использовал это заклятие. Сектумсемпра. Снейп создал заклинание для защиты, для защиты Гермионы, себя и… Эванс. Раньше Регулус считал, что ни одна из этих ведьм не знала о ней, но сейчас догадался, что Гермиона наверняка знала и смогла создать контрзаклятие на случай, если кто-то узнает о заклятии и использует его на Северусе или, если на то пошло, на ком-либо еще. Но не похоже, что оно могло кому-то помочь, Гермиона теряла слишком много крови.
xxxxxxx
О чем могла думать профессор МакГонагалл, стоя в кабинете директора. Казалось, удача была на стороне мисс Грейнджер. Мистер Лестрейндж нашел ее и Поппи Помфри, прося их поторопиться, потому что Грейнджер была тяжело ранена. Это оказалось преуменьшением года. Поппи смогла закрыть рану достаточно для того, чтобы раненая ведьма смогла сказать ей контрзаклятие. Все это время мисс Эванс, заливаясь слезами, что-то лепетала. Преподаватель Трансфигурации была вынуждена снять пятьдесят очков со своего собственного факультета за использование Эванс неизвестного заклинания. Гриффиндорка же утверждала, что это Северус Снейп создал заклятие, и она не собиралась его использовать, что во время беседы со слизеринкой произошел несчастный случай.
Мистер Снейп пришел, чтобы ответить на вопросы, в сопровождении Горация. Юноша признался, что создал заклятие в качестве защиты, и что мисс Грейнджер была хорошо осведомлена о нем, но не о его названии. Однако он не знал, что Лили Эванс тоже о нем узнала. Трио, которое когда-то приехало в Хогвартс и оставалось верным друг другу, начало разваливаться под натиском вечного соперничества между Гриффиндором и Слизерином. Взгляд обсидиановых глаз прожигал главу Гриффиндора. Это была смесь отчаяния из-за того, что нечто, созданное им самим, причинило вред его самому дорогому человеку, и отвращения к тому, что их некогда подруга Лили Эванс использовала его заклятие, не зная последствий. Позже Гораций рассказал ей, что его протеже понятия не имеет, откуда мисс Эванс вообще узнала о заклинании. Слизнорт верил мистеру Снейпу, но не мог с уверенностью сказать, то ли мисс Эванс подслушала, как они с мисс Грейнджер говорили о заклятии, то ли Северус когда-то сам мимоходом рассказал ей о нем и забыл об этом. Вряд ли, черт возьми, память у этого мальчика остра как бритва. Двадцать баллов было снято со Слизерина за создание чего-то зловещего — Альбус позаботился об этом.
Минерва знала, что некоторые молодые люди заходят слишком далеко, но ни разу не смогла их поймать. У нее была догадка о том, кто они, но Альбус, казалось, всегда отмахивался от ее беспокойства, аргументируя это тем, что: — «дети есть дети». Детям не нужно создавать впечатляюще разрушительные проклятия, чтобы защитить себя. Она не была слепа и понимала, что творение мистера Снейпа было создано не только для защиты, но и для нападения. Она задавалась вопросом: мог ли ее старый учитель и дорогой друг видеть то, что происходит прямо перед его носом и игнорировать это?
xxxxxxx
Северус и Регулус сидели на стульях возле кровати, на которой спала Гермиона. Молчание было долгожданным, удивительно, что Регулус Блэк не стал ничего комментировать. В этом смысле он был похож на своего брата, но речи младшего из Блэков не были противными… ну, не всегда. Северуса раздражало, когда Регулус что-то поминутно рассказывал Гермионе, а она улыбалась и смеялась вместе с ним.
Гермиона то приходила в себя, то снова отключалась. Ей придется остаться на ночь под присмотром мадам Помфри, но она выживет. Северусу было очень приятно узнать об этом, но глубоко укоренившееся чувство вины терзало его нутро. Они редко расставались, фактически, за пределами общежития для девочек и мальчиков они всегда были вместе, с семи лет. Единственный раз, когда их пути разошлись, был на первом курсе обучения в Хогвартсе. На Рождество Гермиона уехала домой, а Северус остался. После того года следующие рождественские каникулы Гермиона проводила в школе, не желая, чтобы ее лучший друг оставался один. На третьем курсе всякий раз, когда она была рядом, Северус начал замечать странное чувство, будто кровавые пикси играют у него в животе. Прошлым летом он начал замечать, какая она на самом деле красивая, гораздо красивее, чем Лили.
Лили. Как она вообще узнала о Сектумсемпре? Он не думал, что Гермиона рассказала бы ей, в данный момент девушки совсем не разговаривали. Лили с закрытыми глазами смотрела на то, что хорошо, а что плохо. В ее самодовольном взгляде на мир не было серой зоны. Разногласия между соперничающими факультетами были настолько глубоки, что Лили считала Гермиону предательницей магглорожденных лишь за то, что та решила не подвергаться полному остракизму со стороны Слизерина. Не то чтобы они могли просто не разговаривать с членами своего собственного факультета. Гермионе было бы чрезвычайно трудно не дружить с Регулусом. Нет, этого демонстративно не происходило.
Легкий храп вывел его из задумчивости. Северус изящно приподнял бровь, поняв, что Регулус заснул.
— Я и не знала, что он храпит, — прошептал сладкий голос Гермионы.
Его глаза расширились, когда он посмотрел на нее.
— Привет.
— Ты в порядке? — Это был глупый вопрос. — Я имею в виду… — его слова превратились в беспорядочный бубнеж.
— Со мной все будет в порядке. По крайней мере, физически, — вытащив ладонь из-под одеяла, она взяла его за руку. Северус никогда раньше не замечал, насколько большие его руки по сравнению с ее. — Почему ты рассказал ей о Сектумсемпре? — Гермиона не обвиняла его, но была в замешательстве. Она думала, что он больше никому об этом не рассказывал, дабы не попасть в беду.
— Я этого не делал, — он разочарованно нахмурил брови. — Я пытаюсь понять, откуда она о ней узнала с тех пор, как мы пришли сюда, чтобы посидеть с тобой. Честно говоря, мне было бы все равно, что она знает, но она использовала ее на тебе, и теперь все, что я хочу — это допросить ее, — признался Северус.
— Она была зла, очевидно, я ее раздражаю, — Гермиона безрадостно усмехнулась.— Я просто хотела поговорить с ней, я хотела сказать,… — она замолчала, расплакавшись: — «что все еще хочу, чтобы она была в моей жизни».
Северус протянул руку и начал осторожно вытирать ее слезы: — «У нее не было причин использовать это конкретное заклинание». Его грызло чувство вины. Он никогда не должен был создавать Сектумсемпру, но ему нужно было средство, чтобы защитить их. Маленькая группа Поттера была по-своему настойчива, и, конечно же, были старшие слизеринцы, которые следовали за каким-то темным волшебником, называющим себя ужасно глупым именем. Мародеры перестали бояться Гермионы и это его беспокоило. Большинство Слизеринцев все еще ее побаивались. В любом случае он не хотел рисковать жизнью своей лучшей подруги.
— Северус, мама всегда говорит, что нужно прощать, но я не думаю, что смогу. Я могу простить ей слова, но не это, — ее голос был хриплым от эмоций, и это разбило ему сердце.
Он осторожно придвинулся и обнимал ее, пока она рыдала. В тот момент он был уверен, что никогда не простит Лили Эванс за ту боль, которую она причинила Гермионе.