Люди всегда говорили, что я особенная.

Они думали, что я слабая, потому что немая, думали, будто я развалюсь от единственного недоброго слова, поэтому их реакции всегда сводились к одному: «Ты особенная, Рей». Я была особенной, когда искренне ошибалась — и даже когда нарочно делала ошибки, чтобы вызвать ответное: «Все в порядке, дорогая. Ты такая особенная».

Но довольно об этом. Позади осталась могила дяди Ункара и жизнь в Бруклине, я ехала к старой знакомой семьи, Маз Канате. Она работала медсестрой в Вайоминге, у нее была собственная ферма, где меня дожидалось несколько комнатушек над амбаром. И она заранее договорилась о месте уборщицы для меня — в госпитале, где сама работала. Очень скромное место, конечно, но все же это гораздо больше, чем я могла получить в Нью-Йорке. И здесь тихо. Я буду в безопасности.

Маз говорила, что люди на Западе честнее. И не бросают слов на ветер. А значит, если я ошибусь, они мне прямо скажут об этом, так, как делал дядя Ункар — единственное, что я в нем любила. Директор госпиталя знал язык жестов, и это тоже выглядело здорово, поскольку такое мало кто вообще умел. Обычно я носила с собой грифельную доску в сумке на всякий случай, но постоянно все писать было чертовски неудобно.

Маз встретила меня на вокзале около полудня. Там было шумно и многолюдно, но я привыкла к суете. Я потянулась, разминая затекшие после сна в поезде ноги, и тут увидела ее — и просияла. Маз спешила ко мне, одетая в рабочую спецовку, ее жидкие волосы были упрятаны под красную бандану, а большие круглые очки делали ее похожей на сову. Она заулыбалась мне в ответ и помахала рукой. Она оказалась ниже, чем я помнила.

Я подбежала и обняла ее — ради чего мне пришлось нагнуться. На мне было простое синее платье, один из немногих принадлежащих мне предметов одежды. В путешествии дама всегда должна одеваться как следует, ну, во всяком случае, мне так говорили.

— Ты выглядишь потрясающе, как всегда, — похвалила Маз, сжав мое лицо своими морщинистыми руками. — Как поездка? Возникли какие-нибудь проблемы в дороге?

Я быстро покачала головой и перешла на жесты.

«Очень легко. Спала большую часть пути. Как ты?»

Маз дернула плечом.

— Да все по-старому. На ферме новый теленок, старого быка пришлось отправить на бойню. Бедное животное, — она взяла меня под руку и прикрыла глаза на ходу. — Твои комнаты почти готовы, Рей. Внизу у меня хранится сено, поэтому не беспокойся о запахах навоза или мочи ночью.

Мой смех прозвучал пронзительно и хрипло, как резкий шепот. Иногда я могла говорить, но я ненавидела собственный голос, поэтому редко к этому прибегала. Ункар рассказывал, что связки мне повредил отец — когда душил меня. Но у меня не сохранилось таких воспоминаний. Сколько себя помню, я всегда была немой.

Маз привела меня к старому голубому пикапу. Я уложила багаж в кузов и забралась на пассажирское сиденье, слушая рассказ Маз о моей будущей работе. Здесь было жарко, черт возьми! Я приоткрыла окно и разгладила платье, чтобы выглядеть женственно и презентабельно.

— Они по большей части безобидны, — разглагольствовала Маз, — но есть парочка опасных. Я дам тебе свисток — на всякий пожарный. Кто-нибудь из санитаров обязательно услышит, обычно дежурит Финн, а он здоровый малый. Жаждет встречи с с тобой, кстати, — она нахально улыбнулась. — Я показала ему несколько фотографий.

Я покраснела до ушей, а она засмеялась. Мужчины всегда считали меня умственно отсталой и старались это использовать. Свидания оборачивались мучительными неудобствами, поскольку никто из них не владел языком жестов, и мы обычно неловко сидели друг напротив друга. А если они пытались воспользоваться мной, то испытывали немалую боль. Я умела постоять за себя.

Мне исполнилось только двадцать три, но я очень хотела когда-нибудь выйти замуж. Хотела завести собственную семью. Мне даже не нужен большой дом, сошло бы и что-то маленькое. Я бы содержала его в чистоте и порядке, а со временем открыла бы антикварную лавку или брала бы вещи в залог под проценты. Тогда я стала бы такой же, как все, и меня перестали бы называть «особенной».

Мы подъехали к домику Маз, стоявшему посреди огромного земельного участка. Курицы с кудахтаньем разбегались с пути пикапа, над ними кружились облачка пуха, а козы блеяли, наблюдая, как мы паркуемся. Белый заборчик местами выглядел облезлым, на фундаменте пошли трещины, но в целом это был хороший дом. Четыре окна, милый садик с яркими цветами вдоль крыльца. Я решила, что обязательно замажу щели на входной двери.

— Так, в твоих комнатах нет кухни, — предупредила Маз, вытаскивая мой багаж из машины. — Но есть проточная вода и водопровод. Следовательно, уединение у тебя будет.

«Спасибо».

Она только отмахнулась, когда я попыталась забрать свои вещи.

— Да брось, я помогу тебе устроиться. Я приготовила мясной рулет на ужин, если ты проголодалась.

Мы ступали по пыльной земле, держа путь через низкий кустарник к амбару. Он был покрыт свежим слоем краски, местами, правда, виднелись потеки. Я сощурилась, прикрывая глаза от солнца, и улыбнулась. Мило. Однозначно превосходит квартирку Ункара в любой день недели.

Маз повела меня по лестнице на чердак. Перила казались новыми — наверное, она сама их установила, чтобы я случайно не свалилась вниз на сено. Наверху меня ожидала добротная кровать со взбитыми подушками и зеленым покрывалом и ванный уголок, который прятался за душевой занавеской на рельсе. Еще тут были тумбочка, шкаф и книжная полка.

Но вещью, в которую я влюбилась мгновенно, был мольберт, развернутый к большому окну над кроватью. За ним, вдалеке, виднелись взмывавшие в небо горы. Я подошла к мольберту, провела пальцами по грубо обтесанной древесине и прикрыла рот рукой, поняв, что вот-вот заплачу. В Бруклине у меня никогда не было времени порисовать.

Маз похлопала меня по руке.

— Я помню, ты с детства любишь рисовать. Надеюсь, он тебе понравился, Рей. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Я повторяла «спасибо», пока она не фыркнула и не обняла меня. Она помогла мне сложить вещи в шкаф и на полки внизу, а потом мы спустились и пошли ужинать в дом.

— Тебя никто не побеспокоит там, — напутствовала Маз, подняв брови, — но в амбаре есть замок, и ты можешь поднимать лестницу на ночь. Так ты будешь в полной безопасности.

«Чудесно… Большое спасибо».

Я замерла, оробев.

«Простите, что не могу перестать благодарить вас».

— Ох, Рей Ниима. Ну что мне с тобой делать?

В доме Маз было уютно и тепло. У нее жил старый палевый лабрадор по кличке Сержант, который вышел мне навстречу, виляя хвостом. Я погладила его и осмотрелась: на стенах были развешаны всевозможные напоминания о ее прошлом — о жизни, проведенной в разъездах по всему миру. Винные бутылки из Италии, одеяла амишей из Пенсильвании, плетеные корзины индейцев зуни, глиняные фигурки из Ирана… Она повидала весь свет.

Конечно, помещение было немного захламленным, но вполне уютным. Я устроилась за шатким столом и кивала, пока Маз рассказывала о том, чем мне предстоит заниматься, а в духовке разогревался кусок мясного рулета.

— Работа замечательная. Доктор Дэмерон — человек очень щедрый, и в психбольнице содержится всего около двух десятков пациентов. Он был весьма рад взять тебя, Рей, ты будешь зарабатывать доллар пятьдесят в час. Лучше, чем минимальная ставка.

«Ух ты! Мне надо усердно работать. И… он знает язык жестов?»

Маз кивнула и улыбнулась.

— Да, изучал в колледже! Также он лично обучал некоторых сотрудников. Он точно сможет тебя понять, если ты будешь говорить медленно. — Она проверила рулет и сунула руки в видавшие виды рукавицы, чтобы вытащить противень. — Я скоро снова отправлюсь путешествовать. Я так ждала окончания войны, и теперь, когда все начало налаживаться… В общем, мне нужен кто-то, кто присмотрит за фермой.

Я глупо моргнула в растерянности.

Я? Присматривать за фермой?

Я нахмурилась и приступила к рулету, игнорируя Сержанта, терпеливо надеявшегося на подачку. Маз разводила кур, коз, у нее имелась молочная корова (теперь вдобавок теленок). Вероятно, это сулило тихую, спокойную жизнь… Но я хотела выйти замуж. Одинокая жизнь на ферме еще больше отдалила бы меня от людей.

Я провела свою первую ночь в Вайоминге на голубом диване Маз, глядя в потолок. Может, мне удастся выйти замуж за того, кто не прочь заняться хозяйством на ферме. Я никогда над этим особо не задумывалась — 1960 год, все выходят замуж и заводят детей. Можно было пойти в колледж, но вот с этим проблемы, если ты немая. Но все-таки сейчас у меня был выбор.

Повернувшись, я погладила Сержанта. Он сторожил меня, лежа на полу — храпел, но сторожил. Мне нравилось иметь выбор, но еще мне нравилось уметь приноравливаться, поэтому я пока не знала, что важнее.

Маз разбудила меня с рассветом, пора было собираться на работу. Я поспешила принять душ в ярко-желтой ванной и обнаружила новенький наряд, разложенный на диване. Свежевыглаженная белая блузка, серый свитер и такая же серая юбка, пара новых чулок и черные туфли.

Мои пальцы пробежались по мягкой ткани. Новая рабочая форма. Мне понравилось.

Завтрак состоял из каши, яиц и стакана молока. Маз была одета в белые блузку и брюки — юбки она терпеть не могла — на голове у нее красовалась шапочка медсестры. Мы заперли входную дверь и уселись в «Форд Пикап», прихватив наши пакеты с завтраком.

— В психушке становится жарче, чем в аду, — вздохнула Маз, поворачивая ключ зажигания. — У нас поставили вентиляторы и кондиционеры, слава небесам. Установили две недели назад. В ординаторской теперь просто чудесно.

Я кивнула и глубоко вздохнула. Я справлюсь. После многих лет тяжелой, почти не оплачиваемой работы в ломбарде, я буду зарабатывать доллар и пятьдесят центов каждый час. Это выше минимальной зарплаты.

Ехать до госпиталя было недолго, но пейзаж по дороге выглядел скучновато. Сплошные кустарники и песок. Высокие горы маячили вдали, а на небе собирались угрожающие темные тучи. Здесь было красиво, но почему-то веяло одиночеством.

Мы миновали заграждение из колючей проволоки и заехали на стоянку лечебницы. Я захлопала глазами и нервно оглянулась на вооруженных охранников, наблюдавших за периметром, пока закрывались ворота.

— Не обращай на них внимания, — посоветовала Маз, паркуясь. — Это Арчи и Рик. Они здесь больше гоняют неурочных посетителей, чем следят за местным контингентом.

Вокруг больницы был пустынный ландшафт — и горы вдали. Само здание, двухэтажное, с отделкой под бурую глину, сливалось с окружающей средой. Я шагала следом за Маз, поглядывая на зарешеченные окна. Наверное, именно здесь ее осенила идея насчет меня.

В приемной мы подошли к стойке регистрации. За ней, перед открытой папкой, сидела симпатичная молодая женщина, она улыбнулась нам. На бейдже значилось имя — Джессика Пава. Она была одета в опрятное розовое платье, черные волосы завязаны в задорный хвостик — прическа, чем-то напоминавшая мои три пучка.

— Привет, мисс Каната! — защебетала она. — А это, должно быть, Рей Ниима, — Джессика встала и протянула мне руку. — Я Джесс! Так приятно с тобой познакомиться!

Я с улыбкой ответила на рукопожатие. Она вдруг резко выдохнула, словно поняла, что совершила ужасную ошибку, и попыталась изобразить небрежную имитацию «приятно познакомиться». Я удержалась от смеха и ответила ей, а она выпучила глаза, как все остальные.

Маз повела меня по бетонным полам коридоров в ординаторскую. Мы убрали наши обеды, и я спрятала грифельную доску в мой шкафчик. Взамен Маз вручила мне блокнот и ручку, которые удобно поместились в нагрудный карман свитера. Еще я получила свисток и повесила его на шею.

Выкрашенные в белый цвет стены местами немного шелушились. Маз показала мне верхний этаж, где жили пациенты — два коридора расходились от лестницы и сходились в дальнем конце, образуя большой круг. Моя подсобка находилась прямо напротив лестницы и была оснащена: ведром, шваброй и тонной всяких чистящих средств. Маленькая комнатка, с потолка которой свисала лампочка, включавшаяся, если подергать за цепочку.

Внизу большая часть палат пустовала. Еще там располагались кабинеты — доктора Дэмерона и доктора Хакса, у которого сегодня был выходной. Маз постучалась к доктору Дэмерону, и он открыл дверь.

У него было доброжелательное лицо и большие выразительные глаза. Я удивилась — он выглядел так молодо — и вспыхнула, когда поняла, что он приветствует меня жестами.

— Ты можешь говорить с ней напрямую, По, — разъяснила Маз. — Она отлично слышит.

— Я только проявил вежливость, Маз, — доктор Дэмерон широко улыбнулся и сунул руки в карманы белого халата. — Приятно видеть вас здесь, мисс Ниима. Благополучно добрались?

«Нормально. Есть ли у меня какой-то общий график, которого надо придерживаться?»

Он засмеялся, покосившись на мою спутницу.

— Прямо такая же деловая, как ты, да, Маз? Посмотрим, куда запропастился мой приятель Финн — он покажет тут все, что нужно.

По дороге Маз тщательно отряхнула мою юбку, явно чтобы я выглядела получше перед встречей с этим Финном. Я чуть-чуть паниковала — волновалась, что покажусь ему недостаточно привлекательной. Когда мы поднялись в верхнее фойе, По забарабанил пальцами по стойке регистрации.

Финн вышел из двери неподалеку. Он был одет в белое, как и Маз, что резко контрастировало с его темной кожей, и едва не уронил шприц на пол при виде нас. Дэмерон похлопал Финна по спине — они казались одного роста, оба немного выше меня. Карие глаза Финна скользнули по моему наряду, он протянул мне руку.

— Финн, это Рей, — представил меня По, пока мы обменивались рукопожатием. — Рей, Финн — наш старший санитар по будням, как я старший терапевт. Хакс и Фазма работают по выходным или приезжают по вызову. К несчастью, не хватает средств на медсестру по выходным, и Фазма берет на себя заодно и уборку, — он помрачнел и посмотрел на Маз: — Как думаешь, Рей не взялась бы за сверхурочные? Три доллара в час, Рей.

«Три?»

Я быстро закивала, но Маз пихнула По локтем в бок.

— Дай девочке отдохнуть! — рявкнула она. — Чуи более чем счастлив подрабатывать на полставки санитаром и уборщиком — хватит гоняться за дешевизной, найми его наконец!

Сетуя на непомерные затраты, По направился вместе с Маз вниз. Я осталась наедине с Финном, который смотрел на меня, как и я на него. Я неловко потопталась на месте и покраснела. Ла-а-а-дно. Опять чувствую себя не в своей тарелке.

Он прочистил горло и вытащил из нагрудного кармана свернутый листок .

— Вот… список ежедневных обязанностей. Обычно я справляюсь. Если нет, тебе надо просто убираться по мере необходимости, когда пациенты устроят беспорядок.

Я внимательно слушала, пока читала. Понятно, мне надо мыть обе душевые для персонала, протирать полы и чистить камеры пациентов, когда их уводят на терапию или на прогулку.

Камеры? Почему камеры?

Финн был милым, но меня ждала работа. Я медленно показала «спасибо», и он неуклюже ответил «пожалуйста». Уже забравшись в свою подсобку за чистящими средствами, я заулыбалась. Тут все и правда очень стараются. Это больше, на что готовы люди — в массе своей.

Сначала я убралась в душевых — они действительно нуждались в уборке, потом прошлась по первому этажу, протерла пустующие палаты, а затем поднялась на второй, чтобы помыть в безлюдных камерах. В каждой были койка, туалет и зарешеченное окно. В некоторых лежали вещи, но их я не трогала. Это не мое дело.

Я работала и добралась до дальней части круга с камерами. Пациенты почти не беспокоили меня, хотя все были мужчинами. Я услышала насмешливый комментарий, но головы не подняла — слишком занята была, натирая пол обеими руками. Вздохнув с легким раздражением, я откинулась назад. Завтра тело будет ужасно ныть.

Внезапно тишину нарушил протяжный негромкий свист.

— Не могла бы ты немного повернуться, пока это делаешь?

Я оглянулась на звук чужого голоса и увидела мужчину в зеленом комбинезоне: черные волосы, закрученные в пучок — никогда не видела у мужчин такой прически — и бледное продолговатое лицо. Даже не совсем симметричное, и я прищурилась, разглядывая его. У него был большой нос и сильно оттопыренные уши. Очень высокий и крупный — широченный в плечах. Я нахмурилась. «Рен, Кайло» — значилось у него на нагрудном кармане.

Длинными руками опираясь на решетку, он поднял брови.

— Я хорошо рассмотрел твою задницу, а теперь мне бы хотелось поглядеть на сиськи, — он лениво покрутил указательным пальцем, — повернись.

Фыркнув, я одернула свитер спереди и поднялась на ноги. На этот раз он воздержался от неприличных комментариев, он и так уже вышел за рамки приличия. В его камере виднелись две пустые серые стены.

Кайло прижался лбом к решетке.

— Что? Тут скучно. Джесс не заходила несколько недель, мне нужен новый материал, чтобы подрочить.

Живот прихватило неприятным спазмом. Я сжала зубы и собрала вещи, намереваясь перебраться к следующей пустой камере. Надо его просто игнорировать. Мне советовали не реагировать на такие высказывания, потому что эти люди — пациенты, находящиеся здесь — серьезно больны. Они делают это не нарочно.

Я не поднимала глаз. Щеки горели. Когда я перешла к следующей камере, то снова услышала его голос.

— О, я просто дразню тебя, солнышко. — Решетка загремела. — Так как тебя зовут? Ты похожа на Мари. — Он помолчал с минуту. — Ты племянница Маз? Рей?

Теперь я посмотрела в его сторону — он выглядывал из камеры. Кайло улыбнулся, довольный, что привлек мое внимание. Рукава у него были закатаны по локоть, и я заметила большие уродливые шрамы на мощных предплечьях. Наверное, следы драк.

Он поднял брови.

— Немая, да? Я Бен, — он протянул мне свою медвежью лапищу, будто рассчитывал, что я пожму ее. — Маз дружила с моими родителями.

Я замерла в нерешительности, оглядывая его с подозрением. Его лицо казалось дружелюбным, но темный взгляд был совершенно пустым. Он улыбнулся и со смехом помахал мне рукой. Бен? На комбинезоне написано, что его имя Кайло. Мне стало любопытно, и я подобралась ближе, показав, что ничего не понимаю.

— Я не говорю, — Бен пощелкал пальцами и развел руками, — на этом.

Ох, верно. Я вытащила блокнот и нацарапала:

«Имя? Бен|Кайло?»

И показала ему. Он глянул мельком и закатил глаза.

— Да, долгая история. Ты когда-нибудь слышала о диссоциативном расстройстве идентичности?

Нет. Я покачала головой.

— Что ж, я Бен, — улыбаясь, он пошевелил пальцами. — Так ты вообще пожмешь мне руку или как? Мы с Маз давненько знакомы. Она надерет мне задницу, если я тебе что-нибудь сделаю.

Бен казался легким в общении. И даже по-своему очаровательным в своей простецкой манере, совсем как доктор Дэмерон. Я сжала ручку швабры и, прислонив ее к стене, подошла к камере. Его темные глаза заблестели, взгляд стал осознанным и полностью сосредоточился на мне. Он сказал, что знаком с Маз, значит…

Он облизнул губы, когда я протянула ему свою — совсем маленькую по сравнению с его — руку. Кончики наших пальцев соприкоснулись, и он жадно придвинулся.

— Немножко поближе, — попросил Бен воркующим голосом. Он согнул пальцы, повернув руку ладонью вверх. — Я не причиню тебе вреда.

Я сомневалась, не зная, стоит ли рисковать. И тут Бен схватил меня за запястье и жестко дернул вперед.

Подошвы туфель проехались по бетону, меня прижало к холодной железной решетке — щека буквально впечаталась в металл. Я пришла в ужас и, упираясь рукой — сквозь прутья — Бену в грудь, начала вырываться, но он был слишком силен. Он лизнул мою щеку, и я тихо вскрикнула. Он снова дернул меня, когда я попыталась рывком освободиться.

— Упс. Похоже, я соврал, — он крепко обхватил мой подбородок. — Тебе это нравится? — Надавив пальцами, он заставил меня кивнуть. — Конечно, Бен, конечно, мне нравится! Пожалуйста, лапай меня сколько хочешь и не останавливайся, потому что я не могу кричать!

«ПЕРЕСТАНЬ! ПРЕКРАТИ!»

Разъяренная, я выхватила из кармана ручку и вслепую всадила в Бена, угодив ему в щеку.

Он зашипел от боли, разжал руки и уронил меня на пол. Я сразу отползла от него к противоположной камере, зажав в кулаке испачканную кровью ручку. Сгорбившись, он схватился за лицо. Его темные глаза вращались, как у бешеного голодного зверя.

— Ну, это охуеть как больно! — захохотал он.

Почему-то его реакция вогнала меня в еще больший ужас. Я понеслась прочь, бросив тряпки и остальные принадлежности в коридоре. Смех Бена преследовал меня всю дорогу. Я продолжала ощущать его пальцы на своей коже.