Имир апатично затянулась сигаретой и вгляделась в даль с балкона своей однушки. Вот уже почти полгода прошло с того дня, как ей исполнилось восемнадцать. И уже почти полгода живёт она в своей квартире на первом этаже обычной многоэтажки обычного спального района. Можно подумать, будто ей жутко повезло с родителями, но не может повезти с тем, чего нет. Всё гораздо прозаичнее: такие квартиры выдаются всем выходцам из детского дома в их совершеннолетие. Имир не помнила, как попала в детский дом. Знала лишь, что тогда ей было три года, и её чудом удалось спасти из пожара, в котором и погибли её родители. И она даже не хотела загадывать, что было бы, если бы она росла в семье — это всё равно бессмысленно. Она глянула на сигарету, зажатую между своими пальцами, и саркастически заключила, что, наверное, не начала бы курить, если бы за ней кто-то присматривал. Но это всё демагогия. Воспитатели не один раз ловили её и её сверстников с дешёвыми сигаретами из ближайшего ларька. Но что они могли сделать? Да, давали подзатыльники, могли взять за ухо, сделать выговор, но то лишь пустая встряска воздуха. Конечно, Имир знала и о вреде для здоровья, и о том, как отвратительно выглядят курильщики со стажем, но не видела смысла бросать. А зачем? Всё равно ей вряд ли светит долгая и счастливая жизнь. Ха-ха, может, рак лёгких вообще будет меньшей из её проблем в будущем…
С горем пополам она окончила школу и поступила в какой-то местный университет на факультет радиотехники и электроники. Не сказать, что в школе Имир была отличницей или стремилась к этому, но схватывала она хорошо. Просто учёба никогда не значила для неё много. Она училась без особых усилий, но и не скатывалась до двоек. Что понимала, то делала. Если что-то не удавалось — не сильно переживала. Учителя отмечали, что Имир довольно умна, но при этом ленива. Имир на это только хмыкала и продолжала идти по пути наименьшего сопротивления. Легче всего ей давались точные науки, поэтому она и решила сдавать физику с математикой. Она сама не ожидала поступить в какой-то сильно престижный вуз, но её занесло аж на бюджет и недалеко от центра города. Видимо, она действительно была умной… Впрочем, ей это и не было важно. Однушка, которую ей выдали, находилась в спальном районе недалеко от её университета. Место было достаточно тихое и спокойное. Для Имир, которая любила лишний раз помолчать — в самый раз. Единственное, что летом было душно, но это можно пережить. У неё бывали проблемы и похуже, серьёзно. Хорошо было выйти летним днём на балкон, под палящие лучи солнца, и скурить пару сигареток. Ещё Имир изловчилась с пепельницей: взяла бракованную погнутую крышку для закаток. И денег тратить не нужно было, и мусора на подоконнике не было.
Дом, в котором находилась её квартира, со всех сторон был окружён зелёным парком. Имир изредка гуляла там, но больше предпочитала домашнюю тишину и мягкое кресло с какой-нибудь книгой из университетской библиотеки. Делать больше было особо и нечего, только читать и иногда посматривать новости на телефоне. На улице она гуляла только тогда, когда сильно болела голова и ей хотелось проветриться. Но с той стороны, куда выходил балкон квартиры Имир, парка не было. Была только танцевальная школа фламенко.
В такие скучные и пресные моменты, как сейчас, на душных летних каникулах, Имир просто стояла на балконе с помятым видом и сигаретой в руках. Её кожа была смуглой, пусть она и мало гуляет на улице, щёки и нос — покрыты мелкими веснушками. Сам нос был прямым и тонким, губы — узкими и потрескавшимися. Её тёмные взъерошенные волосы были небрежно подобраны первой попавшейся заколкой, непонятно откуда появившейся у неё. Лицо, как и вся фигура, было худощавым. В квартире было душно, поэтому на Имир — только свободная белая майка и домашние шорты. Она задумчиво вглядывалась сквозь незастеклённый балкон. Её взгляд в такие моменты цеплялся за школу. А точнее, за её учащихся. Стена школы, повёрнутая к ней, была стеклянной (ну, или из какого-то другого прозрачного материала), да и находилась в паре метров от балкона Имир. Между заборчиком, который огораживал школу, и её многоэтажкой была только небольшая дорожка, выложенная камнем, которая вела в глубину парка. Сегодня в школе была ещё и отворена небольшая дверца, поэтому Имир могла видеть не только учащихся и наблюдать за их выразительными танцами, но и слушать музыку фламенко.
Она не была ярой меломанкой, но лёгкие и искренне страстные мотивы музыки, под которую упражнялась группа танцовщиц, были приятны её слуху. Так как Имир стояла на этом балконе почти каждый день, она уже успела запомнить некоторые группировки учащихся, лица хореографов и даже некоторые имена. Она сама иронично заметила бы, что это наблюдение за школой для неё — нечто вроде скучного сериала без начала и конца. Иногда она следила, как кто-то готовится к конкурсам или фестивалям, иногда — просто за обычными занятиями. Сегодняшний коллектив девушек-танцовщиц Имир видела в первый раз. Лёгкие подолы их чёрных исшитых оборками юбок порхали над землёй. Имир глядела на них с удивите-меня-выражением лица. Иногда она пыталась предугадать их движения или выследить какую-то закономерность, но почти всегда ошибалась.
Имир никогда не полагалась на людей. С самого раннего детства мир представал перед ней опасным и страшным местом, где все хотят только выгоды и только для себя. Она уже давным-давно привыкла к таким правилам игры. Раздражало её только человеческое лицемерие. Потому что что ты, что все вокруг и так всё понимают и всё знают. Зачем строить из себя великого благодетеля? Всем же и так понятно, что ты просто хочешь денег, известности или всего сразу. Меняются масштабы, коллективы и люди, но ситуация остаётся прежней. Имир могла в голос рассмеяться на любые россказни о доброте и справедливости, потому что заведомо считала это бредом и глупостью. Главное, чтобы человек был честен хотя бы сам с собой. На этом всё. Ей не было никакого дела до общества, а общество отвечало ей взаимностью.
Имир только закатывала глаза, видя, сменяются танцовщицы, насколько они все скучны и однообразны. Совсем никакой инициативы, только механически отработанные движения! Хотя, она ничего от них и не требовала, просто меланхолично смотрела и вздыхала. Ей просто было нечего делать, и она своеобразно развлекалась, воображая себя специалисткой в танцах. Но вдруг её глаза зацепились за единственную девушку, которая носила не чёрное, а красное платье. «Видимо, она тут главная», — подумала Имир и сделала ещё одну затяжку. Струя дыма рассеялась в душном летнем воздухе.
А девушка танцевала. Её хрупкая фигурка извивалась в такт музыке, каблуки легко стучали о пол, будто незнакомка парила. Красная юбка в оборках кружилась и завивалась вслед за ней, будто вихрь. И среди этого невероятно выразительного вихря блистала сама танцовщица. Она была стройная, но не худощавая, в отличие от самой Имир, её тело было аккуратно, будто вырезанное в мраморе искусным скульптором. Очертание её талии и бёдер проглядывались сквозь лёгкую алую ткань платья. Белые, но не бледные плечи закрывал чёрный бахромчатый платок, который периодически сползал или вздымался в воздух вместе с чистыми руками танцовщицы. Причудливой была её жестикуляция: она то прихлопывала руками, то они просто плавно и изящно скользили по воздуху. Нельзя было не обратить внимание и на светлые прямые волосы, подобранные сзади заколкой с яркими красными цветками, которые гармонично смотрелись с оборками платья девушки. Здоровый румянец виднелся на её пухлых щеках, а её глаза, большие и миндалевидные, дополняли образ прекрасного ангела. К сожалению, Имир и не разглядела их цвета из-за быстрых движений танцовщицы. Да что там, на эту красавицу было просто приятно смотреть!
Имир как приворожённая смотрела на танцующую в метрах пяти от её балкона девушку. Расстояние рассеивало звуки музыки, которая выходила из открытой дверцы зала, но Имир это было не так важно. Её взгляд зацепился за красивую танцовщицу и не хотел отпускать. Зажжённая сигарета незаметно тлела между пальцев. Девушка подбросила свой платок, на лету подхватила его и обмотала им свои плечи, а сердце Имир вдруг пропустило удар. В тот момент она уже ни о чём не размышляла, а её скуку сдуло как ветром. Она бы ещё долго сверлила незнакомку взглядом, но вдруг её танец прервался, а она сама обернулась и подбежала куда-то в другой конец зала. Музыка тоже резко стихла.
Оказывается, тренировка прервалась из-за одной из «обычных» танцовщиц, которая упала и теперь с испугом оглядывала ушибленную стопу. Красавица подбежала к ней самая первая и что-то спрашивала у неё и говорила с хореографом. Имир улавливала её звонкий голос, но не понимала сути сказанного — девушка была слишком далеко. Имир показалось, будто лицо танцовщицы изменилось: из ангельского оно стало кукольным. Всё такое же аккуратное и миловидное, но будто опустевшее. Больше не было запала, который девушка вкладывала в свой танец. Имир разочарованно вздохнула и затушила свою сигарету. Хотя, это была скорее ироничная тоска, чем настоящее разочарование. Про себя Имир отметила, что незнакомка довольно отзывчива. Впрочем, у этого могут быть и корыстные причины. Имир собралась уходить с балкона — через час ей уже надо быть на работе. Одной стипендии не хватало, чтобы полностью себя обеспечить, и студентка, как и многие в её годы, нашла себе небольшую подработку.
Она уже хотела закрыть за собой балконную дверь, поэтому напоследок всмотрелась в прекрасную танцовщицу. Но вдруг та сама неожиданно подняла голову. Их глаза встретились, и Имир опешила от этого чистого и красивого взгляда, едва не запнувшись о порог балкона. К счастью, она крепко вцепилась в дверную ручку. Она надолго запомнит, что глаза незнакомки — ярко-голубые.
***
Весь следующий день миловидная танцовщица с голубыми глазами не выходила из мыслей Имир. Такое уже происходило: Имир могла засмотреться на симпатичную девушку и ещё какое-то время держать в уме воспоминания о ней. Уже в подростковом возрасте другие воспитанники приюта давали ей за глаза неприятные клички или просто докапывались с тупыми вопросами. Но Имир плевать хотела на них всех. Ну да, лесбиянка. А какое им дело? Она никому не должна отчитываться о своей личной жизни. Если Имир задавали какой-нибудь идиотский вопрос, она задавала точно такой же в ответ. Если человек был умный, он затыкался. Если не умный, то… ну, им с Имир точно не по пути. Ей в принципе было всё равно, кто там ей нравится, потому что на взаимность она никогда не рассчитывала, а жизнь её потрепала настолько, что нетрадиционная ориентация была действительно меньшей из её проблем. Имир больше всего ненавидела ложь. Особенно ложь самой себе. Поэтому ей было не так уж и сложно принять себя.
Но та девушка… Имир наблюдала за ней следующим вечером после их первой «встречи» и подмечала, что танцовщица не только прекрасна и добродушна, но ещё и усидчива. Имир заметила слаженность и гармонию в её танце: сначала определённое количество шагов в одну сторону, затем в другую, потом — поворот, хлопки руками и ещё много чего. И всё это — с искренней страстью, какая и подобает танцу фламенко. Головой Имир понимает, что её танец — результат долгой и старательной работы, но её эмоции не могут успокоиться на этом. Она просто поражена! Наверное, это и есть влюблённость. Нелогичная и спонтанная, оттого и бессмысленная. Имир не знает и не может знать всего наверняка. Очевидно, есть какие-то причины, почему незнакомая танцовщица её заворожила. Вероятно, та девушка — просто искусная актриса, а Имир купилась на её игру. Да и почему та танцовщица должна выбрать конкретно её, а не какого-нибудь паренька из своей же школы? У Имир трудный характер, мутное прошлое и, вероятно, ещё и проблемы со здоровьем. Это если предположить, что незнакомку в принципе интересуют женщины.
Но на эту девушку хочется смотреть бесконечно, чёрт возьми! Это так тупо и банально, но Имир нашла себе приключение на ровном месте. Хотя, а какая разница, если она всё равно не будет ничего менять? Просто теперь будет периодически смотреть на милую танцовщицу со своего балкона, вот и всё. Даже не столько за ней, сколько за её актёрскими способностями и желанием прославиться. Потому что другое объяснение этой красоте не имеет смысла. Люди добрые и талантливые только в сказках, в жизни они корыстны. Поэтому и глупо верить в какую-то абстрактную справедливость.
На днях Имир узнала, что группа её спонтанной влюблённости через пару недель собирается танцевать на тематическом фестивале на главной площади. И Имир хотелось туда пойти, хоть она и пыталась спуститься с небес на землю и выкинуть красивое личико из головы. Но почему-то не выходило! Впрочем, у неё и выбора-то особо не было. Её скромная зарплата никогда не была резиновой, а питаться ещё чем-то надо было, так что вопрос с фестивалем решился сам собой.
«Извини, красавица, но я нищебродка», — саркастично подумала Имир, снова глядя на главную танцовщицу группы. Имир уже давно заметила, по каким дням её любимый коллектив появлялся перед её балконом, поэтому мысленно ожидала каждого следующего раза. В те дни, когда она не видела очаровательной танцовщицы, мысли во время курения были только о ней. Порой Имир даже замечала, что расходует меньше сигарет, чем планировала изначально, потому что полностью сосредотачивалась на той незнакомке. «Ха-ха, возможно, любовь и не так уж бесполезна», — подумала она однажды вечером.
Тогда была пятница — день, когда миловидная незнакомка не танцевала возле балкона Имир, и та просто стояла и глядела в пустоту, периодически затягиваясь очередной сигаретой. Мысли текли в её голове, сменялись одна другой: работа, учёба, фестиваль… Имир хотела бы сходить на фестиваль, даже подумывала как-нибудь подсуетиться и отложить на него немного денег, но… её мысли прервал громкий шум сверху. Точно, сегодня же вечер пятницы. Видимо, кто-то решил повеселиться. Имир вслушалась в мелодию музыки. Может, что-то нормальное? Но нет, обычная попса, которая уже давно ей приелась. Сначала Имир попробовала закрыть дверь на балкон, чтобы не слышать осточертевших звуков, но стены были будто картонные, так что проще не стало. Когда сверху послышались ещё и матерные крики, Имир просто не выдержала. На улице уже темнело, но было ещё не так поздно, чтобы идти выяснять отношения с соседями. Поэтому Имир вышла из дома и направилась в сторону парка.
На улице уже было не так жарко, как днём. Редкий свет фонарей смешивался с густыми кронами деревьев и таял в тёплом вечернем воздухе. Из кустов, высаженных у парковых дорожек, слышался стрёкот кузнечиков. Было темно и тихо. Имир шагала медленно, засунув руки в карманы спортивных штанов и иногда оглядываясь по сторонам. Вечер был спокойным и обыденным, абсолютно таким же, как и предыдущие, в которые Имир гуляла по парку. Изредка на лавочках она могла заметить подвыпивших людей, одиноких и в компании, а также парочки из старшеклассников или студентов, что тихо шептались между собой и хихикали. Имир шла в глубь парка и не обращала внимания ни на кого, кто ей встречался. И чем глубже в парк она заходила, тем меньше людей попадалось ей на глаза. Её тянуло думать о чём-то абстрактном и вечном, её взгляд был отпущен куда-то вниз, будто сквозь землю. Тишина и одиночество давали ей долгожданную свободу, которой нельзя было отыскать среди массивов живых кварталов и городского шума. Имир погружалась в темноту, окутывалась ею. Она готова была поклясться, что душу отдаст за эти блаженные минуты спокойствия и за то, чтобы они не прекращались никогда. Хотя, конечно, чего-то не хватает. На душе помимо спокойствия затаилась ещё и пустота. В мыслях нет ничего, одни лишь апатия и разочарование. Она не хочет наружу. Она боится. Боится, ведь мир — жестокое место, в котором нет места принятию и нет возможности быть собой. Всё безнадёжно. И Имир тяжело не думать об этом даже сейчас. Что-то всё равно маячит за её спиной и не даёт забыться. Она сама уже давно очерствела, её эмоции застыли где-то глубоко в ней подобно рудименту. Всё такое… стерильное. Стабильное, бессмысленное. В парке даже не дует ветер. Всё замерло, а Имир вдруг опустилась с небес на землю. Ей хочется вновь просто наслаждаться жизнью, но она не может. Она слишком много знает, чтобы быть свободной. Свободной от самой себя. Она уже никогда не сможет стать счастливой.
Имир невольно скривилась под напором своих размышлений. Она встряхнула головой и развернулась в сторону дома. Она не знает, что будет делать, когда вернётся туда. Как и не знает, что будет делать завтра и через неделю. Да и это не имеет значения. Она брела по парковой дорожке сквозь вечерний мрак. И вдруг до её ушей донеслась музыка.
Фламенко. И этот тот самый танец. Танец, который репетировала она.
Шум исходил откуда-то из-за аккуратно стриженых кустов. Оттуда же слышались лёгкие постукивания каблуков о плитки парковой дорожки. Раз-два-три, раз-два-три, затем — прыжок, и так повторялось несколько раз. Забывшись, Имир пошла на музыку. Ступала как можно тише, чтобы ненароком не помешать танцовщице упражняться в своём изящном искусстве.
Уже стемнело, и Имир видела лишь приятные и знакомые её глазу очертания. Она затаилась за высоким парковым кустом, украдкой поглядывая на объект своего воздыхания. Девушка упражнялась абсолютно одна вечером в богом забытом парке, притом сохраняя своё мастерство и грацию даже без зрителей. Ночной свет едва задевал её и скользил по лицу и плечам. Каждое её движение было отточенным и идеально вписывалось в музыку, которая играла из маленькой колонки, лежавшей на парковой лавочке неподалёку. Вот посмотришь на неё — и диву дашься, что такая маленькая и хрупкая девушка способна так долго кружиться и прыгать почти на одном месте, лишь изредка прерываясь, чтобы с безэмоциональным лицом поставить музыку на повтор и начать плясать снова и снова. Имир давно сбилась со счёта, сколько раз девушка повторяла один и тот же танец. Впрочем, и сама танцовщица, вероятно, даже не считала. Ею хотелось восхищаться вечно! Интересно, сильно ли она уставала после таких танцев, или же её тело уже привыкло к таким нагрузкам.
Но вдруг случилось неожиданное: ноги подвели танцовщицу — девушка оступилась и упала на землю. Имир непроизвольно вздрогнула и подалась вперёд. Но танцовщица, на удивление, не сильно ушиблась. Она опёрлась ладонями о землю, тяжело дышала и… всхлипывала? Имир удивлённо раскрыла глаза. Композиция заканчивалась, и тихий плач слышался всё более отчётливо. Неужели ей настолько больно было падать? Имир не решалась подойти и что-то сказать. Да и надо ли? Это ведь может и испугать девушку.
— Нельзя плакать, а не то… — зазвучал звонкий, даже ангельский голосок вперемешку со всхлипами. — Нет, мама не должна подумать, что я слабая. Я докажу, что танцы мне подходят! — решительно воскликнула она и приподнялась, отряхивая подол своего платья.
Сердце Имир неприятно сжалось. На её лице появилась горечь, которой она прежде никогда не ощущала. Она попятилась, окончательно скрывшись за высоким кустом и оставляя в покое девушку. Почему она так переживает из-за какого-то танца? Она же практически идеально его исполняла всё то время, что Имир наблюдала за ней. Это просто несправедливо! У Имир проснулась непонятная тяга к утешению. Ей захотелось подойти к незнакомке и просто сказать, что она уже и так хороша, а если кто-то считает иначе, то это только его проблемы. Имир никогда в жизни не работала так, как эта незнакомая ей танцовщица, и никогда не вкладывалась так в какое-нибудь дело, как эта девушка в свой танец. Если кто-то и вызывает у циничной Имир восхищение, то это — она. Пусть Имир и не знает, зачем и как незнакомка пришла к своему положению, но её выдержка и самоотдача — нечто! Возможно, в другой ситуации Имир бы закатила глаза и подумала бы о глупости человека, который старается исключительно ради чьего-то одобрения, но сейчас ей почему-то хотелось просто немного поговорить с этой девушкой о жизни. Её красота не похожа на итог глупости и повиновения. Эта танцовщица такая… наивная, что ли. И светлая. Будто не знает, что можно по-другому. И в душе Имир появилось острое желание защищать и оберегать. Было ли это порывом жалости? Нет, ни в коем случае. Только искренней любви.
Возле кустов послышался шорох и шаги.
— Кто здесь? — её слова утонули в темноте.
Ответа не последовало.
***
Имир лежала на кровати у себя дома. На её душе было лишь умиротворение. Мысли плыли легко, как никогда раньше, и гложила только одна вещь: самочувствие той милой танцовщицы. Впрочем, остатки здравого смысла внутри Имир всё ещё твердили, что надо мыслить реалистичнее. С чего бы вдруг ей, грациозной и талантливой девушке, слушать и вообще обращать внимание на не пойми кого? Да и скорее всего объект воздыхания Имир не интересуется женщинами. Какими бы сладкими не были мечты и размышления о вечном, умом ей понятно, что вряд ли она будет кому-то нужна или полезна, тем более ей. Где она и где Имир? Да Имир не знает даже её имени. Какое может быть будущее у такой влюблённости? А с другой стороны… Мечтать ведь не вредно, так? Тем более, что Имир занималась таким впервые в жизни. Она попадала в разные ситуации: пыталась сбежать из детдома, делила еду с другими детьми, носилась по заброшкам и прятала сигареты — но не влюблялась. Максимум, до чего она доходила — случайные связи по пьяни с едва знакомыми девушками. И не сказать, что до недавних событий её сильно это волновало. Имир в принципе никогда не рассчитывала на крепкие отношения хоть с кем-то, потому что была заведомо уверена, что никогда не сможет найти человека, которого будет способна полюбить. Ну не может она после всего, что с ней происходило до восемнадцати лет, смотреть на людей с хорошей стороны. По крайней мере, думала, что не может.
Имир уже ни в чём не была уверена. Ей всё ещё казалось, будто всё происходящее — её сон, результат её идеализации, но никак не реальность. Разве существует на самом деле что-то по-настоящему доброе и бескорыстное? Весь опыт Имир — один большой аргумент «против», но насколько она сама может быть уверена в его достоверности? Особенно сейчас. Чего ещё она может не знать? Может, она сама способна на большее? Может, всё и не так плохо?..
Мысли плыли в её голове одна за одной в порыве вдохновения, усыпляя Имир. Почему-то даже во сне ей хотелось улыбаться.
С того самого вечера Имир стала ещё чаще пересекаться с незнакомкой, несмотря на все противоречия в своей голове. Иногда они встречались взглядами, когда Имир курила на балконе и наблюдала за занятиями в танцевальной школе, иногда — в парке, когда Имир отчего-то не сиделось дома. Имир могла подолгу глядеть на танцовщицу, но как только та отвечала своим взглядом, сразу же смущённо отворачивалась, стушевавшись. У неё точно нет и шанса.
Время шло, летняя жара постепенно спадала, а дни становились короче. На улицу Имир уже выходила в спортивном костюме, держа руки в карманах. За прошедший месяц она, неожиданно для себя, старалась выбить премию на работе и отложить немного денег на фестиваль. Подумать только, но ей пришлось отказаться от сигарет. Дело в том, что пачка не помещалась в карманах её спортивных штанов, да и стоила слишком дорого. В общем, Имир решила хотя бы временно бросить курить. Ради фестиваля. Ради неё.
Мероприятие должно было состояться через неделю, недалеко от школы и, соответственно, дома Имир. И, если честно, впервые в её жизни было некое подобие воодушевления. Его портят лишь мысли о собственной отчуждённости и проблемах артистки. Пару раз Имир кусками слышала её разговоры по телефону с хореографом и с сестрой, которая, если Имир не ошибается, привела её в танцевальную школу и которой она очень благодарна. Имир с замиранием сердца наблюдала за тренировками девушки, за тем, как она превозмогает сама над собой и какой ценой даётся ей её изящество. Кажется, она уже несколько раз замечала наблюдательницу, но почему-то никак не реагировала. А Имир боялась подойти к ней и испугать её своим присутствием, но как ей хотелось её обнять и утешить! Чтобы та уже ни за что не сомневалась в себе и не опиралась на чужое мнение. Потому что Имир твёрдо знала, что не быть свободной — не быть собой. А человек должен быть собой, потому что иначе не может ничего. Несвободный человек ближе к животным, чем к другим людям. И меньше всего Имир хотела бы, чтобы это касалось её возлюбленную. Она сама хотела её защитить. Уберечь. Помочь.
То была пятница, вечер перед фестивалем. Имир уже забронировала билет, осталось только не опоздать завтра утром. Зарплата с подработки, как назло, пришла только вечером. Но зато у неё получилось выбить себе небольшую премию, а значит, что после фестиваля завтра можно будет забежать за продуктами и заодно сигаретами. Уже неплохо. Хотя, Имир даже не знала, когда завтра освободится. Она вообще редко ходила на всякие мероприятия вроде этого, разве что нужно было по работе или на учёбе. И то, даже тогда молча отсиживалась где-то в углу — коллективные мероприятия просто не были её стезёй. Только не в этот раз. Впервые в жизни у неё проснулась тяга к чему-то, что можно увидеть и восхититься.
Уже по привычке Имир выходила из квартиры. К вечеру уличный воздух заметно посвежел и манил к себе, а Имир не могла и не хотела ему противиться. Плитки парковой дорожки под её ногами сменялись одна другой, как и мысли в её голове. Она всеми силами отвергала тревогу и негатив, которые вызывало волнение за ту танцовщицу. На лице Имир была лёгкая улыбка — предвкушение завтрашнего дня. Она брела к центру парка, не помня себя от воодушевления.
Но вдруг Имир застыла. Вместо привычных музыки и танцев посреди кустов на лавочке сидела она. На сей раз без музыки и в самой обычной одежде — на ней была белая рубашка с пастельно-розовым свитером поверх, обычные джинсы и белые кроссовки на шнурках. Волосы были расплетены и доставали примерно до предплечья.
Девушка сжалась на лавочке, поставив на сидение ноги и обхватив их руками. Головой она уткнулась в собственные колени. Имир виновато глядела на неё и в какой-то момент невольно задумалась: а стоит ли действительно ей молчать? В конце концов, что-то она-таки знает о жизни этой миловидной незнакомки.
Наблюдательница уже хотела податься вперёд и как-то завести беседу, но что-то её держало. Стеснение? Нежелание вмешиваться в чужую жизнь? Страх перед её реакцией? Неясно. Сама Имир не привыкла лезть к кому-то и точно разозлилась бы, если бы кто-то начал лезть к ней, но сейчас она почему-то не хотела молчать. В голове была каша. Она металась от одного решения к другому и обратно. И вдруг Имир услышала уже знакомый ей тихий плач…
Она стояла за кустами. Стояла, будучи абсолютно растерянной. Фестиваль будет уже завтра, прошло прилично времени с того момента, как они в первый раз пересеклись с этой танцовщицей. Но Имир совершенно не знала, что делать. Её уже давно настораживало, с каким усердием эта девушка пытается оправдаться перед своей матерью. Имир видела её в разных состояниях, но самым лучшим было, пожалуй, то, когда танцовщица довольно отключала музыку в колонке и, улыбаясь, вытирала проступивший на лбу пот. Имир в последнее время сомневалась во многом, но в одном была уверена точно: любая деятельность должна приносить человеку хотя бы удовлетворение. А лучше — удовольствие. Потому ей не нужно было, чтобы девушка только танцевала и танцевала. Ей нужны были её настоящие эмоции. Чтобы она не перед кем не оправдывалась и была свободна в первую очередь от чужого мнения. Имир хотела дать ей это. И в вечер перед фестивалем это желание взяло верх:
— Слушайте, — неожиданно для самой себя начала Имир из-за кустов и тут же замялась, пытаясь справиться с накатившим на неё страхом. — Я не знаю точно, почему Вы так переживаете, но Вы уже и так хороши как танцовщица. Мне очень нравится Ваш номер с платком, и завтра из-за него я пойду на фестиваль в центре города, — Имир уловила, что тихие всхлипы прекратились совсем. Незнакомка её слышала. — И… Вы не должны кому-то доказывать, что это Вам подходит. Творите для себя.
Имир краем глаза видела, как девушка подняла голову в её сторону. Из её больших кристально-чистых глаз струились мокрые дорожки слёз. Они случайно встретились глазами, и Имир повернула голову. Она добавила:
— Потому что именно этим Вы привлекли меня.
Смущённая собственными словами, Имир быстрым шагом унеслась из парка, покинув девушку одну. Та же, в свою очередь, поднялась со скамейки и сопровождала её глазами, не решаясь попробовать догнать. Имир шла и не рисковала обернуться. Она сжала руки в кулаки и мысленно корила себя за сказанное. «Дура! — пронеслось в её голове. — Нельзя же так тупо и бестактно!..»
Как только Имир дошла до дома, она сразу же захлопнула за собой дверь и облегчённо выдохнула. Она уже тысячу раз обдумала, как можно было менее коряво утешить, подобрать более подходящие слова, вообразила себе миллионы возможных реакций девушки. Имир могла её испугать или, ещё хуже, обидеть! Любопытно, как теперь немая наблюдательница выглядела в её глазах! А как Имир завтра будет на неё смотреть на фестивале без укора совести? Впрочем, если смотреть реалистично, то Имир и так ничего не светило. Да и учитывая уровень их знакомства, она в любой момент сможет просто не появляться на балконе и в парке и забыть о прекрасной танцовщице. Или не сможет?.. Её голову наполняли самые разные мысли. Самые здравые из них подсказывали, что лучше реально смотреть на ситуацию и не переоценивать своё влияние на вещи или целого человека. Имир нужно было успокоиться. Она грохнулась на диван и раскинула руки в разные стороны. «М-да, — подумала она. — И когда я до такого докатилась?»
Она решила отложить мысли о высоких философских материях на потом. Она устала и, откровенно говоря, хотела заснуть и забыть всю неловкость этого вечера.
Следующим утром Имир проснулась даже раньше будильника. Проснулась и нервничала. Вроде бы она и предвкушала интересный день, а вроде ей и было страшно, как посмотрит на неё та танцовщица. То и дело во время размышлений о вчерашнем и сборов на фестиваль у Имир вырывался нервный смех. Какое-то время она стояла и тупила перед зеркалом в прихожей, прежде чем наконец выйти и закрыть за собой квартиру. Даже если будет идти медленно, опоздать не должна.
Имир вышла из безмятежного парка. Редели деревья, узкие парковые дорожки впадали в тротуары. Всё ярче палило утреннее солнце, Имир пару раз даже задумалась о солнцезащитных очках. Город просыпался, мимо Имир проносились машины и автобусы, на дороги высыпало всё больше людей. Имир медленно шла и была полностью погружена в свои мысли. До площади оставалось всего пару минут.
Как только она пришла, сразу же слилась с огромными толпами людей. Имир даже не думала, что в городе живёт столько любителей фламенко. В толпе кто-то кричал, кто-то говорил, а кто-то носился и толкался. Имир нервничала, хоть и ни за что не подала бы виду. Гитаристы, которые должны были играть на мероприятии, рассаживались по местам и готовились к выступлению. Вдруг в какой-то момент все затихли, и Имир увидела её: в том же самом ярком алом платье с обилием оборок, огромной заколкой с цветами в светлых волосах и с искренней решимостью на лице.
Все встали. Музыка заиграла, и они пустились в пляс. И Имир готова была поклясться, что ничего прекраснее в жизни не видела. Пусть она и растворилась в толпе, но даже просто наблюдать её было целым чудом! Имир пристально следила за движениями девушки, волнуясь, что та может сделать что-то не так или оступиться. Но этого не происходило. Впрочем, сама девушка, кажется, и вовсе не переживала. Она выделялась из своей группы не только ярко-красным цветом платья, но и необычайной уверенностью в себе. Имир не могла даже выдохнуть, её взгляд был полностью сосредоточен на этой танцовщице, которая даже и не заметила её. Но Имир и не претендовала ни на что. Она просто смотрела и восхищалась. Восхищалась всем: изящной фигурой девушки, глазами, обаянием, её ловкостью, а главное — уверенностью в себе и неподдельным наслаждением, которое та излучала, танцуя. Это чувство восхищения и страсти не было похоже ни на что, что Имир видела раньше.
Как только красавица подкинула свой бахромчатый платок и обвила его вокруг своей талии и плеч, Имир внезапно приложила свои руки к лицу. Она не обращала внимание больше ни на что, кроме этого искреннего танца. Ладони вспотели, и её сердце вот-вот пробило бы грудную клетку, если бы танцовщица не завершила свой номер лёгким взмахом кисти и пронзительным взглядом.
Взглядом, направленным прямо на Имир.
Имир опустила руки и чуть попятилась назад. Все вокруг аплодировали танцу, она же восхищалась немо — даже не дышала, а жадно захватывала воздух. Толпа кинулась в сторону артистов, а Имир всё стояла на месте, будучи не в силах шевельнуться. Она попятилась назад, собираясь уже уйти с фестиваля — она никогда не любила находиться в толпе. Но каково же было её удивление, когда толпа расступилась, а к ней прошла та самая миловидная танцовщица в алом платье.
Имир считала, что девушка всё-таки направлялась не к ней, и поэтому поспешила уйти. Но тут её схватили за руку.
— Извините, девушка, — знакомый Имир ангельский голосок ещё никогда звучал так близко. — А можно с Вами познакомиться?
Имир повернула голову и увидела самую очаровательную и прекрасную девушку на свете. Её кристально-голубые глаза были направлены на Имир, как и лёгкая улыбка аккуратных тонких губ. На них, наверное, смотрели, но Имир было всё равно. Её щёки покраснели отнюдь не из-за стыда.
— Меня зовут Хистория. Я бы хотела узнать Вас получше. Вы меня очень ободрили вчера вечером.
Имир легонько подалась вперёд и растерянно закивала. Впереди предстоял ещё долгий путь познания и понимания. Но одно Имир усвоила для себя точно: денег на сигареты у неё больше не будет.