Итак, я перечитал легендарный «Eyeless» и бонусом прочёл экстру к нему. И мне определённо есть что сказать! Я закончил читать в десять вечера и пошёл в душ, чтобы как-то снова вернуться в реальность. Сначала я хотел просто сесть и написать короткий отзыв максимум на тысячу символов в виде небольшого треда в твиттере, но, уже отходя от прочтённого, вдруг подумал, что так неинтересно. И вот, на свежую голову я решил выдать небольшое эссе о творчестве мсье Левинского и его влиянии на меня, но главным образом это, конечно, будет касаться «Eyeless'а».
Для начала скажу, что Винсент был со мной всегда, сколько себя помню. Ну, во всяком случае в сознательном возрасте. Моя бывшая девушка, а в те далёкие времена ещё просто подруга и одноклассница, читала фанфики. Тогда нам обоим было по 12-13 лет, я искренне считал это дело «непацанским», а также «фу, гейщиной» и потому избегал. Но в то же время она мне нравилась и я хотел произвести впечатление, поэтому когда она с хохотом и искренним увлечением начала рассказывать про фанфик со слепым и одноногим главными персонажами, я пошёл у неё на поводу и начал читать. Даже на фикбуке зарегистрировался для этого! Бля, это была весна 2019 года, какой кошмар… Аниме-первоисточник я тогда не посмотрел, ибо сильно задрачивал учёбу и тупо не было времени, так что читал исключительно как оридж, а она мне поясняла некоторые оммажи к оригиналу. А когда я всё же посмотрел аниме (тогда вышло только три сезона), то нашёл его довольно посредственным. Кстати, пересматривал совсем недавно, но из-за некоторых обстоятельств забросил на середине четвёртого сезона. Теперь оно смотрится для меня лучше, особенно те части, где раскрывается предыстория, ну да не об этом сейчас. Короче говоря, фанфик меня затянул, хотя особо откровенные сцены я пролистывал, потому что был запуганным ребёнком, да ещё и с внутренней бифобией. И после этого понеслось… Я на одном дыхании прочёл и «Вишню», и «Кровь и Вино», и почти все драбблы, написанные на тот момент (кроме откровенно порнушных). Я по-прежнему плевался со всего яойного и «непацанского», но для творчества Винсента делал исключение. Если так подумать, то я постоянно шёл и иду на ма-а-а-аленькую сделку с совестью, читая его, просто по разным причинам. Но об этом позже.
Суть такова, что я читал и перечитывал, но не задумывался глубоко о смыслах и подтекстах. Меня цепляла нестандартная динамика, хороший юмор (особенно в «Eyeless», господи, до сих пор ржу, хотя читаю уже раз шестой, наверное), язык, напоминающий классику, потому что я вырос в тепличных условиях и читал помногу и подолгу, даже если не хотел. Удивительно, как это ещё не отбило у меня любовь к чтению… А ещё я думаю, что отчасти сублимировал в хорошо написанные работы своё влечение к мужчинам, но то уже совсем другая история. Я становился старше и начинал задумываться о себе и том, что меня окружает. Почему я такой, какой есть? Почему мне нравятся определённые вещи? Я проанализировал всё, начиная от любимых мультфильмов, книг и заканчивая фанфиками. Конечно, под «фанфиками» я пока ещё подразумеваю только Винсента, хотя тогда уже делал осторожные попытки почитать ещё что-то нестандартное. Сейчас моя любимая работа у него — «Dominante White», но на тот момент я ещё её не прочёл, так что это был именно «Eyeless». Анализируя его творчество, я пришёл к выводу, что философия Винсента Вертры — это философия похуизма. Здорового или нет — это уже вопрос к читателю. Я заметил, что в большинстве его работ персонажи не борются и не нагибают своеобразный статус-кво. Граф Накахара из «Крови и Вина» никогда не пытался одолеть Бога в лице Достоевского (это, блять, вообще тема для отдельного эссе), даже в моём любимом «Dominante White» Чуя и Дазай не побеждают Достоевского, а просто учатся с ним жить. Никто из персонажей ранних работ Винсента не борется за справедливость, мир во всём мире или хотя бы за собственные отношения. Они просто… сосуществуют вместе с антагонистом (не обязательно конкретной личностью, именно явлением) и пытаются выжить. Все арки в этих работах преимущественно направлены «вовнутрь», они не несут никаких социальных комментариев. Да тот же самый Чуя в «Eyeless» никогда не задаётся вопросом о том, что же есть полноценность. Он просто вторит обществу, где на людях с инвалидностью есть клеймо. Он не пытается принять себя без глаз, именно поэтому провал на операции скорее всего свёл бы его в могилу, хотя, с учётом Осаму рядом, это уже отдельная тема. Но суть такова, что он в первую очередь думает про себя, а не про несправедливость мира вокруг. Хорошо это или плохо — каждый решает сам для себя. Тот же самый паттерн можно подметить и читая твиттер автора, хотя человека так просто нельзя анализировать, как его книгу, особенно зная его по паре коротких диалогов. Впрочем, в новых работах это не совсем так, об этом я тоже обязательно порассуждаю.
Но есть одно но.
Со мной такой похуизм не резонирует почти никогда. Я искренне считаю, что порой молчание и безразличие опаснее любого, даже самого тупого поступка. Может, я просто чисто как историк вспоминаю и политику умиротворения агрессора, и гонения на ЛГБТ в вооружённых силах США под лозунгом «Don't ask, don't tell», и мне как-то реально становится страшно. Может, дело в том, что я сам для своей семьи воплощение известной поговорки про урода, не знаю. Возможно, я сам виноват в своём положении, ибо не умею сдаваться и смиряться. В этом смысле мне по духу гораздо ближе какая-нибудь «Нимона» с её внесистемностью и сломом парадигм. Когда приспичило, я пошёл и сделал каминг-аут родителям, когда фикбук начал плясать под дудку рассеянских властей, я собрался и переехал на Ао3, когда мой бывший начал нести ксенофобную херь, я сбросил звонок и ушёл, когда меня раз за разом предавали, я раз за разом восставал, как феникс из пепла, и продолжал любить. Но наверное, здоровый пофигизм тоже полезен. Возможно, большинство моих проблем идут из чрезмерного сочувствия всем и вся, кто знает… Но конечно, я не всевидящее око и свечку не держал, поэтому стараюсь не осуждать человека там, где нет откровенного людоедства. В конце концов, все мы смелые, пока речь не заходит о последствиях… Однако по возможности я стараюсь призывать и своё окружение, и своих читателей к тому, чтобы любить. Любить и не бояться, ибо в любви есть созидание, которое сильнее любых репрессий и любой ненависти. Я, сука, даже написал работу про свою (не)родную Беларусь с пафосным названием «Её убило безразличие»! Кстати, очень горжусь ей, недавно на Ао3 залил!
Но вроде как ничего из этого не является центральной темой работ Винсента, а читать его мне всё равно хочется. Юмор и хорошая речь — это классно, но они в одиночку не способны засесть в душе. И я долго думал, почему я так люблю работы Виктора Левинского, хотя как с человеком мы с ним вряд ли бы поладили — слишком разный подход к жизни. И тут важно вот что: помимо Левинского я нещадно угораю ещё по двум Викторам, искренне считаю эту троицу своими литературными отцами. Первый — Виктор Гюго, который научил меня смотреть на мир, второй — Виктор Франкл, который, хоть и не писатель, научил меня смотреть на жизнь, ну а третий, наш с тобой знакомый, научил меня смотреть на себя. Да, выше я уже написал, что почти все арки в ранних работах Винсента указывают внутрь, я писал про здоровый пофигизм, и, похоже, в этом и есть ответ. Всё, что Винсент пишет о внутреннем мире персонажа, отдаёт мне в душу как минимум на эмоциональном уровне. Продолжая тему с «Eyeless»… Я не слепой, не безногий, и даже никогда не ломал себе конечности, как Мори в экстре, и мне, естественно, повезло больше, чем Чуе, но я всё равно порой чувствую себя таким же неполноценным. И тут логично спросить: а почему? Ответ прост: я родился трансгендерным мужчиной. Наверное, ты это уже могла понять по флагу в нике. На случай, если ты вдруг не в курсе, то я отношусь к тем, кому при рождении приписали женский пол. Я это к чему… Всю жизнь я чувствовал необходимость доказывать всем вокруг, особенно себе, что я нормальный, я не ущербный, я тоже могу стать полноценным когда-нибудь. Уже похуй, что не полностью, похуй, что я проебал своё детство и скорее всего проебу и юность, похуй, что мои родители никогда не назовут меня сыном, похуй, что они говорят, будто я порчу своей маленькой сестре какую-то «правильную картину мира», уже просто на всё похуй, просто дайте шанс.
Шанс доказать, что я нормальный и не ущербный.
До определённого возраста я не задумывался об этом, но со временем начал понимать, что таким, как я, в «нормальном» обществе будет тяжко. Положа руку на сердце, я готов заявить, что пубертат меня морально травмировал. Ни один человек не должен через такое проходить, если ты спросишь моё мнение. Если бы вдруг блокаторы пубертата стали доступны каждому трансгендерному подростку в мире, я бы был первым в очереди на них. Многие любят говорить про покалеченные тестостероном женские тела, но всем поебать на испорченные эстрогеном трансмужские тела. Так о чём бишь я… Ах да, «Eyeless». Наверное, ты услышала в моей пламенной речи про себя знакомые нотки. Вот отсюда и растёт моя привязанность к этому, не побоюсь этого слова, роману. Может, я со временем стал увереннее в себе, научился давать словесный отпор, научился посылать людей, даже родителей, боже упаси, но глубоко в душе моя потребность доказать самому себе, что я «настоящий мужчина» никуда не делась. Я до сих пор не могу бросить эту ужасную привычку, хотя с принятием становится легче. Если честно, я по этой причине даже чуть-чуть уважаю англофд, потому что в русскоязычном пространстве за транс-хэдканон тебя могут и запросто затравить. Я даже пытался сублимировать свою боль и неполноценность через одного из персонажей «Джоджо», но мне кажется, что в итоге не очень удачно вышло, да и статистика по работе того же мнения. Но иногда для того, чтобы почувствовать себя понятым, даже не нужны транс-хэды, и «Eyeless» тому яркий пример. Наверное, если я задумаюсь, то смогу назвать в нём и недостатки, а сам Винсент, наверное, и ещё больше, чем любой человек со стороны, но зачем, если Чуя, живя здесь и сейчас, в своей лёгкой и юмористической манере, стал для меня своеобразным селф-инсертом? И плевать, что мы абсолютно разные как по характеру, так и, опять же, по жизненному подходу. Я просто разделяю его травму о потере зрения, потому что сам тоже заточён в своём личном Аду. Да, он может и не кромешно тёмный, но жутко тесный и отвратительный. Особенно в последнее прочтение я зацепился за внутренние рассуждения Чуи об Осаму. То, как последний стал для первого лучиком света в его личной тьме… Раньше я не замечал таких деталей, пока не полюбил, и уже не по-детски, а более взвешенно и зрело. Отчасти это тоже меня спасло, потому что я нашёл смысл не только в бесконечной надежде на лучшее будущее, но и в человеке здесь и сейчас. Поэтому я считаю, что вопрос суицида Чуи в случае неудачи — дискуссионный. Потому что я не знаю, смог ли бы я выгрести чисто на силе любви к чему-то одному конкретному. Но в любом случае лучше так, чем вообще никак. Сейчас я учусь любить не только людей, но и своё дело (я будущий историк, а вообще хочу ещё и стать хорошим писателем), и, конечно, себя. Чтобы не сидеть одному в отчаянии, если что-то не срастётся. К слову волнение Чуи перед операцией прям точно описано, и я это понял только перечитывая «Eyeless» сейчас. Когда я насчёт всей этой своей дряни к психиатру записывался, переживал абсолютно так же. Боялся, что врач скажет, что я неправильный и вообще ошибся в себе. И вот реально есть это идиотское чувство, когда ждал этого всю жизнь, а накануне уже думаешь, что тебе страшно и лучше бы как-нибудь потом. И раньше я сопереживал Чуе только эмпатически, а сейчас его тревоги стали для меня чем-то личным. Всё-таки искусство — оно искусство.
Ну ладно, что мы обо мне и обо мне… Сейчас будем говорить непосредственно о более-менее новых работах Винсента, особенно о главной теме этого полотна — экстре. Но начать я бы хотел с того, что стоит отметить прогресс мсье Левинского как писателя, причём по всем фронтам: и по темам, и по юмору, и по языку. Наверное, начнём с последнего. Одна из отличительных черт речи Винсента в его работах — это подробность. Начиная с «Крови и Вина» и заканчивая недавней экстрой, язык очень похож своей детализацией на советские переводы зарубежной классики. Я делился своим восторгом от работ Винсента с некоторыми знакомыми писателями и фикрайтерами, давал им почитать хотя бы пару скриншотов. Часть из них ворочала носом и высказывала своё «фи» насчёт канцелярита, а другая часть, наоборот, считала их классным осовремениванием литературной речи. Если говорить обо мне, то я думаю, что истина где-то посередине. С одной стороны, мсье Левинский читается куда сложнее большинства других фикрайтеров именно за счёт такого обилия подробностей, но с другой стороны — в этом есть какой-то свой шарм. Можно, конечно, взять, допустим, экстру к «Eyeless» и порезать там авторскую речь, но как тогда иначе показать нежность между повзрослевшими Чуей и Дазаем, которые словесно её выражать не могут тупо в силу динамики? А как же Мори, который всё же не чёрствый сухарь, и даже к нелюбимому зятю на самом деле привязан? В общем, я думаю, что в этом громоздком и разнообразном языке всё-таки что-то есть. Однако даже здесь есть пара нюансов. В более старых работах видно, как автор ещё будто не приспособился к своему слогу. Точнее, это ярко заметно в «Крови и Вине». Я где-то видел упоминание, что самому Винсенту работа не очень нравится, но как по мне, она прекрасно показывает его прогресс как творческого человека. Речь там не динамичная, несмотря на преобладание экшена и хоррора, которые требуют быстрого и захватывающего повествования. Абзацы будто разделены не там, где нужно, даже разнообразие языка не такое яркое, как сейчас. (А ещё я могу доебаться до историчности, но не буду, потому что вряд ли читатель приходит за этим)) ) Но если вы вдруг снова соберётесь писать что-то историческое или фольклорное, то я всегда к вашим услугам, особенно по Западной Европе). Размеренный темп повествования куда лучше заходит именно повседненому «Eyeless'у», и я считаю, что это по-прежнему одна из самых ярких работ Винсента. Но уже в экстре язык стал подробнее, хотя казалось бы: куда ещё подробнее? Но, оказывается, можно. И даже выглядит классно! Картинка кажется куда более живой и насыщенной, чем в самом «Eyeless'е», даже если это обычный супермаркет.
Но неповторимость «Eyeless'а» отнюдь не в языке. Юмор. Вот, пожалуй, главное, что я вспоминаю, когда хочу кому-то порекомендовать этот роман (ну, кроме арки Чуи и подтекстов). Юмор в «Eyeless'е» такой, какого, я уверен, нет больше ни в одном фанфике ни на одном языке мира. То, как автор балансирует между подтруниванием и конкретным неуважением — снимаю шляпу, я бы так не смог. Если когда-нибудь под этот роман припрётся какой-нибудь малолетний святоша и начнёт затирать про проблематичность отношений Чуи и Дазая — я порву его на месте. Потому что, несмотря на шутки про тупую скумбрию и агрессивную тюльку, между персонажами чувствуется химия. Осаму видит в Чуе человека, который не будет бояться ему вдарить из-за стального протеза вместо ноги, а для Чуи Дазай и вовсе становится лучиком света в кромешной тьме. Поэтому соукоку в исполнении Винсента всё ещё гораздо трогательнее большинства других пейрингов, которые я когда-либо читал и видел. Они напоминают мне, что счастье мало видеть — его ещё нужно уметь считывать между строк. И тут назревает очевидный вопрос: смогла ли экстра передать неповторимый юмор и динамику из основного романа? И я отвечу однозначно: нет, не смогла. Но это определённо пошло ей на пользу! Не переживай, сейчас объясню.
Когда я впервые открыл экстру и начал читать, я боялся двух вещей: сухости и вторичности. С одной стороны, я переживал, что читать будет скучно из-за того, что персонажей как бы съел быт, а с другой — потому что ничего не изменилось и они по-прежнему вместе сидят и пинают балду n-ное количество страниц. Но я забыл, что любой фанфик рождается никак не из жажды наживы, как это бывает с большими блокбастерами в Голливуде, а именно из любви к своему делу и фандому. Добавь мастерство — и получится конфетка. И в итоге мы получаем неплохой такой глоток свежего воздуха. Да, персонажи не такие молодые и горячие, как было в самом «Eyeless'е», да, они теперь взрослые и серьёзные люди, ну так это же пипец как круто! Это та их сторона, в которой читатель их ещё не видел. А если ещё вспомнить Сапожника, камео шин-соукоку с дочкой и Коё, которая лучшая на свете мама, то вообще солидно выходит. И притом романтичность Осаму и мелкие подъёбки Чуи никуда не делись. Если честно, меня дико умилила и одновременно позабавила сцена из начала, где они собираются к родителям, и Чуя просит Осаму побриться. Наверное, тринадцатилетний я не понял бы её шарма и угорал бы чисто с самих сборов, но сейчас я смотрю на их милую пару с куда большей зрелостью, что ли. Вообще, если так подумать, то весь «Eyeless» именно про красоту быта отношений, но в экстре это определённо достигло своего пика. Мне кажется, что как повзрослел автор, так повзрослели вместе с ним и персонажи. И это чертовски мило и круто!
Однако просто наблюдать за динамикой соукоку столько страниц было бы скучно. Следовательно, в истории должен быть какой-то конфликт, который зацепит читателя и заставит читать эту историю дальше. И именно тут на сцену выходит Его Величество Чумной Доктор и по совместительству Тесть Года Огай Мори. А мы переходим к смысловой нагрузке новых произведений Винсента-самы. Выше я уже написал, что герои его произведений почти никогда не взаимодействуют с миром вокруг, всё самое интересное происходит в их головах, в частности личностный прогресс. По-хорошему это стоит назвать положительной аркой. Но в последних работах я заметил, как личная внутренняя борьба в конце концов выдаёт социальный комментарий, иногда более глобальный, иногда менее, но от того не менее важный. Например, «Нам не обязательно враждовать, если наши родители враждовали» в поздних Godfathers, или рассуждения о депрессии и смысле жизни в «Romance & Necromance». Не знаю, совпадение это или умысел, но никогда доселе борьба героев Винсента не задевала условный статус-кво. Чуя в «Крови и Вине» может его осмыслить (кстати суждения о Боге заслуживают отдельного разбора, я эту философию даже к себе в драббл по «Джоджо» утянул), но не одолеть, а уже Дазай в «Romance & Necromance» сам себе хозяин и в конце даже способностью своей распоряжается, как хочет.
И вот на фоне всего этого стоит задать логичный вопрос: а что же там с «Eyeless'ом»? Казалось бы, основной конфликт со слепотой Чуи уже давно закрыт, что интересного может быть в личности Мори как главного действующего лица? И действительно, если бы экстра была исключительно про самого Мори, то читать было бы скучно. Важно отнюдь не это, а именно его взаимодействие со своим непутёвым зятем. Травма ноги ставит Огая на один уровень с Дазаем, уравнивая дисбаланс власти в их отношениях. Между ними так же летают искры, как и между соукоку в оригинальном романе, но одно принципиальное различие всё же есть. Оригинальный «Eyeless» никогда не был про противостояние Чуи и Дазая. Да, у них была эта типичная лавхейт динамика, но они разделяли один подход к жизни и к любовным отношениям, а потому и сошлись. У них никогда не было тёрок на почве разных убеждений, как между Дазаем и Мори в экстре. Убеждение Мори — что Дазай неудачник, который испортит Чуе жизнь, убеждение Дазая — что тесть ошибается и не уважает его. Именно на этой почве происходит конфликт, когда как в самом «Eyeless'е» конфликт строился только на личности Чуи. Дазай там был не противовесом и не антагонистом, а инструментом и толчком на его пути. И, опять же, в итоге перед Мори стоит моральный выбор, чего никогда не было у Чуи: собственные предубеждения или счастье сына. (И конечно, в конце он выберет счастье сына, потому что Мори — это тот отец, какого у большинства из нас никогда не будет…) Я бы даже сказал, что роль Дазая для Чуи в «Eyeless» для Мори выполняет именно Коё, которая и подталкивает его к личностному росту.
В итоге у нас получается прекрасное продолжение не менее прекрасного романа. Экстра сохраняет все фишки основной работы, такие, как темп повествования, юмор и острота взаимодействия главных героев, но при этом воплощает их по-новому — деталей становится больше, юмор становится тоньше, а в целях и мотивах персонажей появляется более глубокий подтекст. Я считаю, что перечитывая «Eyeless» вместе с экстрой, можно чётче всего проследить путь не только персонажей, но и автора. Как эволюционирует его слог, его мысли… С Винсентом Вертрой как творцом и публичной личностью у меня довольно сложные отношения. Этот человек подарил мне отрочество, но порой некоторые его высказывания вызывают у меня непонимание или вовсе негодование. По-моему, я даже после чего-то такого отписался от него в твиттере, но теперь даже подумываю вернуться. Но одно я знаю точно: его работы стали для меня наркотиком, который я уже не смогу бросить при всём желании. Наверное, это одна из тех вещей, ради которых можно пойти на небольшую сделку с совестью…