Всё началось с того танца. С танца, который оскорбил Эйгона Таргариена. С танца, после которого она искренне улыбалась, если видела Джекейриса около себя. С танца, который заставил его позабыть про невесту Бейлу и который подарил ему любимую женщину. Конечно, в тот вечер за них обоих говорил хмель, обостривший каждое, даже скрытое глубоко внутри, чувство и желание. Но это чувство не угасло после того, как отступил дурман выпивки. Не исчезло даже от потаённого глубоко в душе ужаса от обещаний расправы Эймонда Таргариена. И даже теперь. Во время войны Чёрных и Зелёных он всё ещё жаждал встречи, её взгляда, улыбки, хотя бы слова, если она могла ещё вознаградить его этим.

      Хелейна сидит в своей опочивальне, вышивая изящными стежками двух драконов — чёрного и зелёного, кружащих в воздухе, но не извергающих пламя из огромных пастей. Она нахмурена, сосредоточена. И ни один посторонний звук не в силах отвлечь её. Так она справляется с ужасами плена. С одиночеством. Со скорбью по единственному сыну.

      Джекейрис молча наблюдает за движениями её белёсых пальцев с аккуратно подстриженными ноготками. Его завораживают её действия. Умелые, точные, чувственные. На мгновение он даже жалеет о том, что он человек, а не игла в этих нежных руках.

      — Она поела, Ваше высочество, — служанка понимает его, шепча, а не произнося это громко, чтобы не отвлекать от наблюдения за Хелейной. — Это какое-то чудо.

      — Благая весть, — кивает Джейс и отпускает служанку, не сдерживающую радость.

      Ещё неделю назад Хелейна отказывалась с кем-либо разговаривать, не мылась, не ела, лишь плакала, смотрела в окно и вздыхала так, что беспомощно холодела его грудь. Теперь она окрепла. Лицо обрело прежние краски. Словно она не осталась в Красном замке пленницей, словно к ней приехали друзья, которых она давно ожидала.

      Вдруг её взгляд падает на Джейса. Уже не стеклянный и пустой, как неделю назад, после захвата замка войсками его матери, а спокойный. В голубом их омуте плещутся искры света. Она забывает про вышивку и откладывает ту в сторону. Губы медленно произносят:

      — Ваше высочество, — Хелейна делает поклон головой, оставаясь на месте.

      Рейнире было неясно, как Хелейна воспринимала её и её людей — захватчиков, узурпаторов, разбойников? Она не бунтовала, подчиняясь новой власти, но и не держала в себе правду. Она говорила, что знает, что умрёт, и что это произойдёт здесь, где убили её сына, и что её не пугает смерть. Она знала, что будет бесполезной для Рейниры как союзник. И когда матушка отдала приказ казнить её, Джейс вмешался, заслонив бывшую королеву собой. Ему удалось убедить мать, что Хелейна не станет препятствием, и Рейнира, как она выразилась на приватной беседе, позволила сыну держать игрушку, но не позволяла забывать об основной невесте. Если бы он только мог руководить своим сердцем…

      — Принцесса, — Джейс присаживается, беря её руку, и целует тыльную сторону ладони. — Ваши работы просто чудесны.

      — Вы пришли, чтобы любоваться моими работами? — она смотрит внимательно, будто изучает каждую черту его лица.

      Лёгкое прикосновение её ладони вызывает озноб и одновременно с ним эйфорию, которая превращается в множество бабочек, разлетевшихся по животу. Но он вовремя вспоминает о том, для чего пришёл сюда. Какую новость он собирается ей сказать. Положив свою ладонь на её, держащую его щёку, Джейс мягко гладит прохладные пальцы, не зная, кого сейчас успокаивает, её или себя.

      — Я завтра поутру отбываю к Глотке, — говорит он, набрав в грудь больше воздуха, словно с ним придёт смелость. — Чтобы разбить флот Триархии.

      Хелейна шумно сглатывает, качает головой, но молчит.

      — Тогда не будем тратить наше время на разговоры, — её губы дрожат, как от холода.

      Оттенок радужки её глаз, известный Джейсу до мелочей, меняется, став похожими на цвет вод Узкого моря в шторм — глубоко-синие, почти серые. И он готов отдаться этому шторму.

      Он чертит подушечкой большого пальца по острым линиям её скул, опускаясь к подбородку, гладит щёку, отодвигает упавшую серебряную прядь, как у любого истинного Таргариена или Велариона. Даже если Джейс закроет глаза, он увидит любимые черты. Её губы чуть шероховатые, с едва заметными мелкими трещинками, но всегда такие горячие. У него на губах застывает улыбка, когда он невесомо прикасается поцелуем к ней. И она улыбается в ответ.

      — Ты подарил мне вторую жизнь, — произносит она у его уха, вырисовывая тут же губами рельеф мочки. — Ты подарил мне свободу в плену.

      Он прижимается к её губам сильнее, не в силах найти подходящие слова. Она тоже спасла его из плена собственной семьи, наследия его матери, войны, зажгла свет в его душе, которая, казалось, не способна будет ни на что, кроме рвения к мести за брата.

      Слишком долго идти к постели, снимать одежду. Он укладывает её на подушки прямо здесь, около вышивки, легко приподнимает несколько юбок, оголяя белоснежные, точно мраморные, бёдра. Хелейна замирает. Она поднимает руку. Пальцы гладят шею, скользят к лицу и обводят большим пальцем губы. Ощущение её кожи на его до безумия приятное, даже правильное. В этот момент жажда быть с ней обостряется. От неё пересыхает в горле.

      Джейс медлит, засмотревшись в её глаза и став пленником этой морской синевы. На этот раз он целует не губы, а её пальцы. Каждый. Затем ловко подтягивает к себе её бёдра, ласкает оголённый зад и плавно движется тазом вперёд, но из неё сразу вырывается томный вздох. Он движется неспеша, размеренно, но глубоко, сильно.

      Наслаждаться её теплом так же великолепно, как смотреть в полные блеска глаза, ловить её улыбку. Губы её подрагивают при каждом столкновении его бёдер о её. Стоны, смешивающиеся с его громким дыханием, кружат голову, сводят с ума, и он не в силах долго выдерживать натиск красоты этого момента.

      Удовольствие мёдом течёт по венам, и Хелейна под ним становится слабой, податливой, мягкой. Она шепчет её имя, как в бреду, не останавливая слияния их тел, не прерываясь ни на миг. А она шепчет его имя, касаясь руками то его плеч, то волос, то груди.

      Хелейна знала в ту ночь — он не вернётся к ней. Он останется на морском дне, как и его дракон. Она не знала, что происходило между ними — людьми из двух враждующих лагерей. Но точно знала, что без него и после него никогда никого не полюбит в этом мире, потому что он запечатлён в её сердце навечно.

      В жизни и в смерти…