Она пьяна. В зауженных от улыбки глазах мелькают блики похмелья. У неё заплетается язык, да и походка немного кривоватая — до постели она всё же доходит… с его помощью. Повернула слегка не туда и упала не на покрывало, а в его руки.
— Ваше высочество, — Харвин не может отвести взора от этого чуда.
— Сир Харвин, — она садится на постели, неприлично закинув одну ногу на колено другой. — Продолжайте.
От её губ тянет сладким розовым вином из Простора. Вроде так далеко они, а запах уже пропитал в комнате всё. Это она роза. Не золотая, не красная, а розовая, будто сама юность.
— Мне пора уходить, а вам — спать, — он позволяет себе по-отечески чмокнуть её открытый лоб, и аромат вина слышится громче.
Её руки внезапно цепляются за воротник его камзола, весьма крепко, даже властно — она, хоть и принцесса, но уже чувствует себя полноправной королевой. И в глазах уже не только огоньки свадебного веселья, но и нечто таинственное, о котором знает только Рейнира.
— Не думаю, что вам пора уходить, — голос становится ниже, в нём слышатся томные бархатистые нотки, её правая рука скользит по его груди.
Он перехватывает маленькую ладонь, накрыв своей грубой и громадной лапой. Ему знаком и этот тон в голосе молодой девушки, и эти прикосновения руками. И она, к сожалению, не одна из крестьянок или служанок при дворе, и даже не дворянка, статусом ниже, а принцесса. С ней Харвин ни за что не поступит так, как поступил бы с другой.
— Вы устали, моя принцесса, — мягко отвечает он, поднимаясь с колен.
— Харвин! — его имя, прозвучавшее с её уст, звонким эхом разносится по комнате, и он на миг замирает, потому что никто ещё не произносил его так, как произнесла только она. — Я… — она осматривается, будто никогда раньше не видела эту комнату и отползает дальше по кровати. — Я… — Сглатывает, хлопает ресницами, а затем вдруг меняется в лице — более пылкая, более резкая и смелая, — запри дверь.
Миг осознания… он не мальчишка, но кровь ударяет в голову от её слов.
— Ты откажешь принцессе? — спрашивает она. — Я дарую тебе право первой ночи.
— Это право принадлежит вашему мужу, — Харвин старается держать себя в руках, быть скалой, которая непоколебима.
Но её жар вдруг передаётся через липкий, приторный поцелуй, через манящую ласку маленького язычка в его рту, через кончики её пальчиков на его шее. Он теряет рассудок почти мгновенно. Почти мгновенно попадает в этот огонь, разожжённый ею без хвороста. Она сама искра, которая может сжечь дотла его сердце.
— Запри дверь, — повторяется чёткий приказ. — Тебе велит принцесса.
Он подчиняется, слыша за спиной шорох ткани. Руки холодеют и дрожат, хотя по лбу скатывается крупная капля пота. Когда Харвин поворачивается, белое платье лежит на полу, а серебряные волосы с золотым отливом текут медовым водопадом по тонким белым плечам, прикрывая маленькую аккуратную грудь.
Рейнира закрывает себя пальчиками там. Она кусает губу, разглядывая Харвина с головы до ног.
— Раздевайтесь, сир, — полушёпотом велят её ароматные губы.
Харвин делает это медленно. Сначала он освобождается полностью от верха и распускает собранные в пучок волосы. Затем снимает сапоги, отбрасывая их в дальний угол. После его руки плавно опускают с пояса плотные штаны. Холод из окна кусает тело. Но внутри жарко. Особенно его опаляет огнём, когда Рейнира восхищённо смотрит туда, где находится его мужское естество. В этом возрасте она выглядит одновременно наивной и опытной. Её глаза кокетничают с ним и говорят бредни о любви, о чувствах, о мечтах.
— Ваше высочество, вы уверены? — громко произносит он, будто боится, что принцесса не услышит или не поймёт его слов.
Снова пьяная улыбка. Рейнира неспешно подходит к нему. Она касается его члена лишь указательным пальцем, проводит вниз до головки, и этого хватает, чтобы он обрёл крепость.
— Я уверена, что буду принадлежать тебе без остатка эту ночь, а ты будешь принадлежать мне, — говорит она без тени сомнения в стеклянных глазах.
Ей никогда не нравились решения её отца. И сейчас всё в ней сопротивлялось браку с молодым Веларионом, который за весь вечер обратил на неё внимание лишь несколько раз, но танцевал он в основном со своим другом, думая, что этого никто не видит. Харвин в этом недовольстве поддерживал будущую королеву. Он сделает всё, чтобы эта девушка была счастлива. И начнёт это делать уже сегодня.
Видя, как её пальцы мнут складочки между плотно сжатых бёдер, Харвин садится на колени. Он целует в живот, вздымающийся от желания медленно и глубоко. Губы опускаются ниже и ниже, пока не касаются ложбинки, покрытой белесыми мягкими волосками. Она уже дрожит. Левой рукой хватается за его волосы, отодвигая в сторону одну ногу, чтобы ему было удобнее. Это забавно. Принцесса далеко не девственница. Но его абсолютно не заботит, с кем она была до него — со служанками, фрейлинами или с каким-то молодым рыцарем, вскружившим ей голову сладострастными речами ночью. Главное, что теперь и до конца его жизни она будет принадлежать ему.
Кроткий, слишком кроткий для такого момента, вздох срывается с её губ, когда он языком накрывает вершину её удовольствия. Он не прекращает. Наращивает темп, ухватившись за её маленький упругий зад. То мнёт губами, то языком щекочет сверху, то слизывает солоноватую влагу — почти сразу после его прикосновения Рейнира становится очень мокрой внизу.
— Да, ещё, — умоляет она, подаваясь к его лицу своим тазом.
Его язык щёлкает в ней неустанно. Харвин всё сильнее сжимает мягкий зад — наверно, на нём останутся синяки утром. И доставлять удовольствие принцессе — просто чудовищное удовольствие для него самого. Он не знал, что может быть так приятно отдавать, а не получать. Но для неё ему ничего не жалко.
Рейнира заходится мелкими стонами, и он резко поднимает её на руки и опрокидывает на постель. Она хватает его за подбородок и притягивает к себе правой рукой, левой накрывает самую головку члена — он шумно выдыхает, боясь кончить прямо сейчас в эту крохотную ладошку. В завершении поцелуя Рейнира прикусывает его губу. Харвин чувствует, как эта губа горит от боли. Кровь падает на губки самой Рейниры, и она с выражением искреннего блаженства слизывает эту кровь, а затем проглатывает её.
Она толкает его в грудь ладонью, а затем седлает его. На нём она изящно выгибается, танцует бёдрами, соприкасаясь мокрым лоном с его членом. Влажная, тёплая, мягкая… она сводит его с ума своими действиями. Это пытка — не овладеть ею сразу, а дать ей возможность поиграть с ним. С его терпением…
— Хочу попробовать тебя на вкус, — шепчет Рейнира около уха.
Губы скользят по мочке, падают на шею и остаются там ещё некоторое время, оставляя «ожог» после себя. Она оказывается между его ног. Теперь в глазах искрится огонёк хитрости. Принцесса не берёт его целиком. Она, чуть надавливая, ласкает его рукой, увлажняя лишь самое навершие, спускается губами вниз и посасывает основание, затем лижет древко, оставляя блестящий влажный след. Её действия хаотичны, но он изнывает в её руках. Слишком умелых руках для её возраста.
Это она сейчас владеет им. Полностью. Так, будто она сейчас сидит на Железном троне вместо отца. Харвин ни с кем раньше не стонал, как с ней. Ему приятно до мелкой дрожи, до мороза по коже. Он вдруг ловит её подбородок и заставляет посмотреть в глаза. С её губ стекает белая пена слюней. Вязкая жидкость полностью покрывает уже совсем окрепший член, готовый вот-вот исторгнуть семя.
— Тебе нравится, Харвин? — вопрос от неё звучит с доброй издёвкой.
— Мои стоны тебе ответ, моя принцесса, моя повелительница, — Харвин подхватывает её бёдра, когда Рейнира возвращается, седлая его.
Здесь она не менее величественная, чем в седле на драконе Сираксе. Даже более величественная. Она берёт его руками и натирает жёстко, до боли вверх и вниз. Натирает и сама приподнимается и опускается. Он чувствует, как её лоно увлажняет низ живота, и всё в нём пылает.
Наконец, эта пытка заканчивается. Она садится на него. Узкие мышцы лона обнимают натёртый горячий член, и Харвин чуть не кончает прямо в неё, сразу же — настолько узкая, настолько податливая… принцесса сама сжимает его внутри, даруя истинное наслаждение. Но он прижимает её к себе, не выдержав, целует в лоб, как целовал уже, зайдя в комнату, а после шлёпает по заду.
Рейнира не остаётся в долгу. Она шлёпает его по щеке ладонью. Сильно. У Харвина аж кружится голова. Но он не прекращает ни на миг врываться в её тело, выбивая громкие и благодарные девичьи стоны. Она трясётся на его теле, царапает грудь ногтями, зубами впивается в его сосок, едва не прикусив до крови. Уже не остаётся в этом мире для него ничего, кроме её стонов и собственных, тепла её кожи, запаха розового вина от неё, шлепков их тел друг о друга.
Но она пробуждает его ещё одной пощёчиной. Харвин смеётся в ответ. Он едва замечает, когда Рейнира вновь обхватывает его руками и ласкает быстро, с напряжением во взгляде. Теперь уже он стонет, как девица, под ней. Всего десять грубых движений руками доводят его до конца. Рейнира наклоняется к нему, обхватывает губами слабеющий член и с громким звуком посасывает, слизывая всю его влагу.
— Я рада, что этой ночью ты стал моим, — Рейнира ложится рядом, обвивая его ногу своей ногой.
Он кладёт её голову на свою грудь, а потом она мерно засыпает с улыбкой счастья на губах.