Аккерман делает шаг в спальню, как слышит громкий стук в коридоре.

Глухое падение чьего-то тела. Возня. Кряхтение. Шорох.

— Микасаааа, — пронзительное мычание, — Ми-микаса, я люблю тебя, слышишь?

Леви отступает в комнату, выделенную под кабинет и встаёт у окна.

Снова звук падения тела.

— Микасаааа, Микасочка, — блеет заплетающимся языком, — я лезууу.

— Кхе-кхе, где же ты прячешься, хитрая плутовка?

Девушка действует молниеносно. Быстро нацепив на себя раскиданную одежду, заправляет кровать и пулей вылетает из апартаментов капитана, не замечая присутствие оного в помещении.

Леви слышит щелчок замка двери. Затем шмякающее падение тела.

— Кирштейн, псина ты пьяная, — голос Микасы.

— А вот я тебя и нашёеел, — протягивает Жан.

— Тихо ты, задница неприятная, — шипит Микаса, — разбудишь всех.

— Ночью жопа — барыня, что хочет, то и лопочет, — бубнит недовольно Кирштейн. — А что это ты делала в комнате капппи… ик… тана, ааа?

— Не твоё собачье дело, — огрызается, — руки, блядь, убрал!

Звуки ударов и падения.

— Микаса, что вы тут? Жан? — голос Спрингера.

— Забирай эту лопочущую жопу, пока я из него всю хотелку не выбила.

Леви слышит звонкие уверенные отдаляющиеся шаги. Потом копошение. Снова шаги, только уже шоркающие.

Тишина.

А она, оказывается, и ругаться может. Эта мысль чем-то приятным разливается по телу. Грязная Аккерман, я бы заткнул твой похабный ротик.

Вспоминает как однажды засунул ей в рот кляп из своего платочка. Когда это было? Года два назад?

После того похода Аккерман будто подменили. Ни тебе привычной дерзости, ни сопротивлений его указаниям.

Всё выполняла без лишних слов.

Им было достаточно одного взгляда, чтобы действовать слаженно и чётко.

Леви однажды так залюбовался, наблюдая как она, будто дикая кошка, крутится в полете, возвышаясь над исчезающими тушами убитых ею титанов. Вся грязная, в собственной крови. Но настолько грациозная и совершенная.

Тогда он впервые как следует подрочил, представляя как она заглатывает его изнемогающий от желания член. Сосёт тщательно, со смаком. Щекочет языком основание головки, снова вбирает её в свой ротик. А Леви хватает в кулак её волосы, прижимая красивую голову к своему паху, так, чтобы в самое горло, чтобы давилась его размерами, не забывая как следует рукой сжимать его яички. Представлял как струйка спермы стекает из уголка её полуоткрытых губок. А она смотрит на него с восхищением и благодарностью, с удовольствием проглатывая выделения, что он спустил в её сладкий ротик.

Вначале Леви чувствовал удовлетворение от того, что импровизированный кляп из платочка, действительно, заткнул эту недотрогу.

Дисциплина и послушание — это одна из основ его относительно спокойной жизни. Но, потом он даже заскучал. Обращал внимание, что она старается лишнего слова ему не сказать. Короткие «Да, сэр», «Слушаюсь, капитан» выводили из себя ещё больше, чем былая дерзость.

А потом он привык. Лишь изредка отмечая с каким большим усилием та волочится за Эреном. Подростковые проблемы и прочая срань влюбленных ему была не интересна.

Что он сам бы ей ответил на вопрос «Буду-ли я с вами счастлива, капитан?».

Да ни хрена бы он не ответил. Чушь.

А теперь полюбуйтесь, что творит эта негодница.

Он заходит в спальню. Сносно заправленная постель. Леви отмечает, что бутылки от вина и масла уже не стоят на тумбочке. Пижамка его аккуратно сложена в изголовье кровати. И когда она только успела?

Он подходит к кровати, берет пижаму, нюхает. Грязная, не для обычных мирских людей, конечно, а для Леви грязная. Да, он, действительно, не удосужился её закинуть в прачечную, так спешил покинуть стены замка после той ночи, когда Аккерман так бесстыже лапала его. Насильница недоделанная.

Снова нюхает. Перед глазами она стоит вот прямо здесь, раком. С анальной пробкой в своей роскошной заднице. Нюхает его грязные тряпки и нашептывает его имя. Леви, Леви, да, о, Леви. Зовёт его. Неужели?

Да быть не может…

***

На следующий день, помимо приезда сурового капитана, разведчики ждали возвращение Эрена с долгой миссии.

Все в ужасе шарахались, завидя вдали фигуру невысокого капитана, что раздавал наряды, наказания, дополнительные дежурства, обсыпая проклятиями любого встречного. В-общем, был в ударе. И какого лешего он раньше приехал? Думали, но, естественно не озвучивали вслух.

Время обеда. В столовой, обычно наполненной галдящими солдатами — гробовая тишина. Лишь частый скрежет металлических приборов о стекло тарелок да неловкие громкие глотки.

Капитан сидит на своём месте. Цедит чай. Даже, обычно крайне болтливая Ханджи Зое, тише воды, ниже травы. В салате своём ковыряется. Но молчит не из-за Леви. Никогда она не боялась его, скорее наоборот, его скверный характер вызывал в ней желание его потискать и посюсюкаться.

Она возглавляла экспедицию, проводя свои многочисленные опыты над Эреном. Теперь было о чем подумать.

— О, огуречные попки, обожаю, — вдруг восклицает шатенка, выуживая кусок огурца с зелёным хвостиком.

— Ты вроде не похожа на свинью, очкастая, — Леви сидит неподвижно, вперёд смотрит, на вход в столовую.

Попки огурцов… А ему сейчас здесь не хватает одной попки…

— Дежурный по кухне, Кирштейн, — рявкает Леви.

К нему подлетает помятый, с болезненными кругами под глазами Жан. Но виду, что ему плохо, не подаёт.

— Да, капитан, — робко ставит перед ним тарелку с овощным рагу, пододвигает ближе.

— Убери от меня эту морковку вареную, я по твоему, кролик? — отодвигает тарелку. — Это что за помои? — тычет в салат Зое.

— Это кабачки вообще-то, — обиженно мямлит Жан. Но под свирепым взглядом ледяных глаз убирает тарелку с овощами.

— Да будет тебе, Леви, зайчик мой, говорю же, я просто обожаю эти хвостики. О, Жан, а принеси-ка мне ещё булочек тех аппетитных, что на завтрак были. Ты же припрятал их для меня? — подмигивает Ханджи.

— Да, мэм, сейчас принесу, — уносится от греха подальше.

— К слову, а где твой кролик подопытный? Все конечности отрастил? — лениво спрашивает. Как бы невзначай.

— О, Леви, Леви, Левичка, — говорит с набитым ртом, — ты даже не представляешь насколько мы усовершенствовали его регенерацию… Зашатаешься.

— Сначала прожуй, мерзко.

— В-общем, я тебе потом всё разложу по полочкам, — затараторила, — даже сейчас он отправился на заброшенный анал, — пьёт компот. Продолжает восхищённо, — Насколько он овладел своей мощью.

— Заброшенный что? — Леви свёл брови.

— Канал, говорю, Левасик, на канал заброшенный, — нарочито близко к его уху полезла чавкая.

«Попки…канал анал…»

— Ваши аппетитные булочки, мэм, — Кирштейн опускает корзину со сдобой перед шатенкой.

— Да, блядь, — произносит Леви, резко встаёт и выходит из столовой.

Все облегчённо вздохнули, но начать разговоры ещё не смели.

***

Вот значит как. Он-то наивный, думал, что влюбленная зазноба избегает его. Стесняется поднять взор на того, кого выебала однажды, а затем даже распутничала в его койке.

Размечтался, представляя как вначале её отдерёт как следует, а затем признается, что, как оказалось, небезразлична она ему. Или наоборот, вначале признание, потом натрахаются они вдоволь.

Остаток ночи не спал, переваривал осознание новых чувств своих.

Какой же дурак, блядь. Будто сопляк малолетний. А она сразу на заброшку понеслась с недотитанчиком своим развлекаться. Противно. От себя противно, от того как шарился по всему корпусу весь день, выискивая Аккерман, пока она, очевидно, раздвигала ноги Эрену своему. На какой-нибудь опушке лежат, постанывают.

Леви врывается в свой кабинет. Похер. Нужно выкинуть все эти дерьмовые мысли. Под раздачу сегодня попал каждый на его пути. Теперь можно проветриться. На полигон, проверить макеты титанов, насколько тщательно тренировали молодняк эти бездари.

Он туго затягивает ремни, надевая устройство пространственного маневрирования.

***

Быстрой и решительной поступью, Леви добрался до развилки дороги. Направо тропа уводит в глубь леса на полигон, налево — заброшенный канал замка.

Он смотрит направо, ощущает приятную тяжесть снаряжения, представляя как порывы ветра опустошат его умную голову в полете.

Но идёт налево.

Заваленные камнями и сухими ветками берега давно высохшего ущелья простирались далеко вперёд.

Леви шёл не спеша, зная где Ханджи когда-то разбила площадку для своих исследований.

Да вот зачем от туда прется. Упрямый осёл. Так не терпится увидеть Аккерман? Наказать её и дружка её Йегера за совокупление вместо работы? Черт его знает, на месте разберётся.

Леви спускается в глубь канала, обходит груду наваленных брёвен. Замирает. Слышит голоса и шорохи. Женский тоненький голос протяжно стонет. Различает хлюпающие шлепки, звук, который трудно с чем-то спутать — удар мошонки о ягодицы.

У него аж челюсти сводит от злости.

Подходит ближе. На пеньке стоит полупустая бутылка вина и несколько яблок. Романтики хуевы.

Впереди, мелькает макушка каштановых волос. Йегер, мать его, задирает голову вверх, что-то бормочет, снова опускает.

Леви заходит со спины. Голый Эрен стоит на коленях, маленькие мужские ягодицы сжимаются при каждом толчке вперёд. Руками держится за женскую задницу, наминает её. Проникновения резкие и торопливые, под стать соплякам, как и представлял Леви.

Девушка изгибается и стонет, подмахивая бёдрами к своему недотитану.

— Насколько я вижу, хорошо тут тебе, Аккерман?

От голоса капитана парочка остановилась и замерла. Будто статуя в музее эротики.