В циньши Ханьгуан-цзюнь поклонился брату в знак приветствия, потом, не говоря ни слова довел его до спальни, уложил на кровать и распахнул одежды. Шрамы Сичэня почти зажили и бинтовать их перестали. Лань Ванцзи молча осмотрел мастерски наложенный целителем точный трехэтажный шов, а затем достал небольшую фарфоровую склянку и нанес ее содержимое на живот старшего брата. Цзэу-Цзюнь почувствовал, как охлаждающая мазь впитывается в кожу и боль понемногу уходит. Когда-то он также обрабатывал шрамы брата...

Едва Лань Чжань закончил, как в комнату вошел Вэй Ин с ребенком на руках и осторожно положил его на кровать. Он не сказал ни слова, лишь указал Цзэу-Цзюню на малыша, а тот молча улыбнулся и лишь кивком головы поощрил его.

Малыш только что проснулся и, улыбаясь, потягивался, высунув из-под одеяла пухлые ручки. Он показал отцу два маленьких розовых кулачка. Вэй Ин уже хорошо знал все его милые повадки: и это потягивание после сна, и гортанные звуки, похожие на воркование, и быстрые движения ножек, попеременно то одной, то другой. А для Сичэня все было впервые. Он еще ни разу не прикоснулся к сыну, даже не видел его вблизи и сейчас старался получше рассмотреть его ручки с крохотными ноготками, круглый выпуклый лоб, первые нежные волоски…

Любуясь малышом, он низко наклонился к нему и невольно пощекотал своими волосами, а тот, рассмеявшись грудным заливчатым смехом, жадно схватил отца за прядь волос и так потянул к себе, что Лань Хуань поморщился от боли.

«Сильный какой! — подумал он. — Схватил, словно хочет удержать. Разве я оставил бы его, если б мог…»

— Он хочет есть, — сказал Вэй. — Покормите?

Цзэу-Цзюнь согласно кивнул, но тут же смутился и попросил:

— Мне стыдно! Не смотрите, пожалуйста.

Вэй Ин послушно отвернулся и вышел.

Лань Хуань пока не мог взять ребенка на руки, поэтому кормил его лежа на боку, подложив под голову и спину подушки. Ребёнок инстинктивно впился в сосок. Крепко схватил губами, дёснами первую пищу, жадно вытягивал молоко, глотал, закрывал от счастья глаза. Потом открывал опять. Смотрел прямо в глаза отца. И Сичэнь глядел на него. Он впервые в жизни видел, как его ребёнок ест.

Лань Хуань непроизвольно прислушался. За дверью спальни была своя жизнь: разговоры, звон посуды, негромкие звуки гуциня, всё это смешивалось, напоминая небольшой улей. Это были какие-то очень домашние звуки. Они успокаивали, убаюкивали, и он, постепенно задремал.

Когда Вэй Ин наконец решился заглянуть в спальню, малыш уже давно насытился и крепко уснул с открытым ртом. Цзэу-Цзюнь тоже дремал, придерживая сына одной рукой. Во сне он показался Вэю таким беззащитным и трогательным, что он не выдержал, подошел и укрыл его. Первый Нефрит пошевелился, крепче стиснул руку поддерживающую малыша и продолжил спать.

«Бережет. Даже во сне бережет…» — подумал Вэй Ин.

***

Когда Сичэнь проснулся, в окно уже ярко светило солнце. Первый Нефрит понял что проспал не очень долго, но чувствовал себя вполне отдохнувшим и бодрым.

Вдруг он услышал какие-то звуки, которые доносились из-за двери. Сначала голос Вэй Усяня: «Ой, ой! Пощади, Гэ-гэ, пощади… У-у-у…». Потом его же смех.

Не поняв в чем дело, Цзэу-Цзюнь поднялся с постели и осторожно потянул дверь на себя, та не скрипнула — была смазана на совесть. Лань Хуань одним глазом заглянул в образовавшуюся щёлку…

Он увидел именно то, чего не хотел: два обнажённых тела, слившиеся в бесстыдной позе. Хриплому голосу брата вторили захлёбывающиеся стоны Вэй Ина.

В голове сделалось гулко и пусто, сердце на мгновение остановилось, дёрнулось раз, другой… И сорвано застучало, ломая все ритмы, выпрыгивая из груди. Сичэнь аккуратно закрыл дверь. Увлеченные друг другом супруги, казалось, его не заметили.

Хотя какое там «аккуратно»! Руки тряслись, с лица градом катился пот, горло перехватил жесткий спазм, не дающий сделать глоток воздуха. На подкашивающихся ногах он сделал пару неверных шагов в сторону и обессиленно прислонился к стене. Цзэу-Цзюнь двигался, как лунатик, он был на грани потери сознания. Знать, пусть наверняка, — это одно, а увидеть своими глазами — совсем другое! Эта картина навечно запечатлелась в его памяти.

Позднее увиденное еще не раз вставало перед глазами Лань Хуаня. Он никак не мог поверить, что его младший брат с мужем наедине занимаются тем, о чем он не читал даже в книгах. И вообще, даже вынашивая ребенка, он не ощущал и не видел себя участником подобной сцены. А намеки дяди на то что ребенка ведь «не ветром надуло» заставляли его смущаться.

Лань Хуань почувствовал себя… грязным. Именно грязным. Ему стало неприятно, стыдно перед самим собой. Захотелось срочно хорошенько умыться, отчистить каждую пору и смыть с себя это чувство… Выйдя во внутренний двор циньши, Сичэнь двинулся к огромной бочке с водой. Он склонился над спокойным, кристально-чистым зеркалом, стоящим почти вровень с краями, взглянул на свое отражение в водной глади, зачерпнул полную пригоршню, вынуждая своего двойника разлететься веером текучих осколков, и принялся умываться. Ледяная вода опалила кожу свежестью, но он с остервенением вновь черпал и поливал себе на лицо.

Он разделся до пояса и хотел продолжить омовение, но раздавшийся за спиной голос Вэй Ина остановил его.

— Это уже лишнее. Не хватало вам застудиться. Вы нужны сыну здоровым и сильным.

Первый Нефрит еще не решился обернуться, но по интонации понял, что тот улыбается.

— Сичэнь, пойдемте, к празднику уже все готово! Вы что, забыли зачем пришли? Без вас мы праздновать не будем!

На его слова последовала неожиданная реакция: Цзэу-Цзюнь вдруг упал на колени.

Вэй Усянь испуганно выругался, увидев его побелевшее лицо:

— Что с вами? Можете встать?

— Я должен покаяться перед вами, — тихо сказал Лань Хуань, опустив голову.

— Из-за чего вы вдруг решили каяться? Вставайте, не желаю слушать вас!

— А я желаю быть выслушанным, — возразил Сичэнь и начал сбивчиво объяснять, почему он сгорал от стыда.

Произнося свою речь, Цзэу-Цзюнь все больше краснел, зато Вэй Ин прямо-таки расцвел улыбкой.

— Значит подглядывали за нами? Так и подумал что это был не сквозняк, поэтому и пошел найти вас. Стоило нам, закончив с подготовкой, немного отвлечься и вы тут как тут... Неплохо, неплохо. Надеюсь, дяде вы об этом не отчитаетесь. Ох, и всыплет же он вам, если узнает, — Вэй даже зажмурился, мысленно представляя.

— Не стану, — с трудом произнес Лань Хуань. — Я сам наложу на себя наказание.

После столь нелепых слов, произнесенных главой Ордена Гу Су Лань, становилось ясно: на сердце у него в самом деле неспокойно. Вэй Ин искренне забавлявшийся до сих пор вдруг это понял и стал серьезнее. Сичэнь действительно считал что заслужил наказание и позор своим нечаянным поступком. «Ну, какое тут наказание?! — подумал Вэй, глядя на худую спину Цзэу-Цзюня, на которой можно было пересчитать все рёбра и торчащие позвонки. — Совершенно измучен и истощен! Ребенок слишком дорого стоил его телу. Обошлись бы устным выговором, так ведь не согласится же…»

— Ну раз так, — сказал Вэй Усянь и тоже опустился перед Первым Нефритом на колени. Он почувствовал как мелкие острые камни впились в кожу сквозь ткань одежд, вызывая боль.

Ошеломленный Сичэнь пристально посмотрел на Вэй Ина, который также уставился в ответ.

— Почему вы так на меня смотрите? — удивленно спросил Вэй. — Я также виноват и хочу покаяться. Ведь я тоже подглядывал за вами.

— Когда и за чем именно? — спросил изумленный Цзэу-Цзюнь.

— Через Сопереживание, за вашим первым и единственным разом.

Лань Хуань молчал, не в силах произнести ни слова. Видя его взгляд, Вэй Ин положил руки Сичэню на плечи, придвинулся к его уху и шепнул:

 — Ну что, будем считать, что теперь мы квиты и простим друг друга?

— Да. К-конечно. Спасибо, господин Вэй…

Вэй Ин улыбнулся, кивнув, и вдруг, заломив руки в картинном жесте, воскликнул:

— Лань Чжань, я все объясню! Ты все не так понял! Если ты меня выслушаешь, то сам поймешь, что все не так, как тебе показалось…

Первый Нефрит остолбенел, представляя себе, что подумал его брат, увидев его полураздетым перед Вэй Усянем. Со стороны они должно быть выглядели как парочка, целующаяся стоя на коленях.

— Ванцзи…

Цзэу-Цзюнь пришел в такое замешательство, что опираясь на бочку поспешно вскочил, от шока даже не почувствовав боли. Ошарашенно оглянувшись, он никого не увидел и понял, что его разыграли…

— Господин Вэй… — произнес Сичэнь, поправляя свои одежды, чтоб прикрыться.

— Простите, не удержался, — рассмеялся Вэй Усянь, поднимаясь с земли, попутно отряхиваясь. — Но как мне еще нужно было заставить встать вас с колен? Видите, мы могли бы и с самого начала беседовать стоя. Ну все, пойдемте, нечего здесь сидеть! А то скоро гости соберутся, а Лань Чжань там один с ребенком. Кстати перед ним не вздумайте каяться!

Лань Хуань молча кивнул.

***

Как сквозь пелену Сичэнь услышал чей-то голос. Кто-то настойчиво звал его:

— Лань Сичэнь! Лань Хуань! Цзэу-Цзюнь! Глава Лань! Очнитесь! Что с вами?

— Что ты с ним сделал? — перебил второй голос. — Я тебе ноги переломаю!

— Ничего, дядя, клянусь. Только слегка ткнул локтем в живот…

«Дядя…» — Сичэнь наконец-то понял кто эти двое: Цзинь Лин и его дядя Цзян Чэн. Они втроем сидели рядом на совете кланов в Гусу и он, кажется, заснул… Наверное, Цзинь Лин просто хотел разбудить его. Лань Хуань почувствовал, что его одежды развязывают, оголяя живот. Он хотел возразить, остановить их, но не получилось. Дядя и племянник одновременно ахнули: они увидели огромный свежий шрам, который тянулся вдоль живота — от грудины до самого паха. Выглядел он так, словно его просто располосовали, как свинью на бойне.

— О, Небожители! Не удивительно, что он потерял сознание, — сказал Цзян Чэн и он же, похоже, надавил на акупунктурные точки.

Сичэнь наконец-то смог открыть глаза.

— Приходит в себя, — заметил Цзинь Лин. — Простите меня, Глава Лань, я не знал, что вы ранены да еще так сильно. Пострадали на ночной охоте от какой-то дичи?

— Вовсе не от дичи, — сказал Цзян Чэн и это было скорее утверждение чем вопрос. Он слегка отодвинул край нижних одежд Сичэня, еще раз посмотрел на полузаживший шрам на животе и перевел взгляд выше — на грудь. — Как вы, Цзэу-Цзюнь? Скажите что-нибудь…

— Со мной все хорошо, — ответил Сичэнь.

Мужчины разглядывали его так растерянно и виновато, что Сичэнь покраснел. Он наскоро запахнул одежды, заметив мокрые пятна на груди. Увидел ли их Цзян Чэн? А Цзинь Лин?

— Мне очень жаль, что так получилось, — сказал Цзинь Лин. — Когда совет закончился, ваш дядя позвал вас, а вы крепко спали и не слышали.

— Что, дядя хотел меня видеть? — перебил его Сичэнь, пытаясь встать. — Мне надо идти.

— Вы уверены что дойдете сами? — спросил Цзян Чэн, помогая ему подняться. — Может проводить?

— Нет, спасибо, я правда в порядке, — ответил Сичэнь.

Конечно, он врал — его самочувствие было далеко от нормального. Но оставаться дольше опасно — они и так увидели куда больше, чем следовало.