После контр-атаки на Шиганшину— Выжило мало.
Шадис хмурится, через окно глядя на снующих по двору солдат. Отряд, вернувшийся из Шиганшины, да те немногие, кто остался в крепости на караул. Человек двадцать теперь наскребётся от силы.
— Предлагаю заказать газетчикам написать статью о Разведкорпусе. Должно привлечь новобранцев. Из военной полиции и гарнизона уже хотят вступить.
— Знаю, Пиксис уведомил.
Шадис разворачивается к Риваю, опираясь на стол. Оглядывает аккуратные стопки бумаг, морщится. Выдернутый из своей отставки — разгребай теперь всё за ними, за Эрвином, да разведывай, что там за стенами.
Люди. Если пустоту можно чувствовать, то это зияющее, тянущее — точно она. За стенами люди. Во всех смыслах. И титаны — теперь вообще никаких сомнений, что все они люди.
За стенами люди, и весь Разведкорпус за сотню лет неплохо научился их убивать в любом облике.
— Значит, за новобранцев возьмёшься ты. Впрочем поначалу это будут не только из Кадетского. Хотя бы УПМ пользоваться умеют.
— Есть.
— Из твоего отряда возьми себе помощника. Работы много.
Ривай удерживается, чтобы не закатить глаза. Со своим отрядом он в состоянии разобраться сам. Не с этой взбунтовавшейся частью в виде Эрена и Микасы — будь его воля, до конца месяца на гауптвахте бы просидели. А потом ещё месяц драили казармы для новичков. Армин вот, да Жан — поделит между ними, за собой только контроль и сдача тестов.
— Посмотрел твои отчёты за последние пару месяцев.
Нашёл с чего начинать. Ривай едва не фыркает, сохраняя осанку и даже плечами не выдавая невысказанного жеста.
— Твои бойцы до контратаки ежедневно несли караул над пленным титаном в подземелье. К чему такое внимание? Зоэ тебя успела покусать перед смертью?
— Майор Зоэ объявлена пропавшей без вести.
Шадис кривит и без того сморщенную щёку.
Почти каждый день в обрывках разговоров разведчиков ловить упоминания о Ханджи как об уже погибшей — муке подобно. Ривай сколько раз гасил в себе порыв накостылять болтунам, мол труп видели, чтобы такое говорить?
Ханджи не умирает, но Ривай постоянно видит мир, каким бы он был с её смертью. Мир не прекращает своё существование, собственные кости в грудной клетке не разбиваются в осколки и есть силы даже засыпать. Потому что Ханджи не умирает, в своей взбалмошной манере выполняя обещание.
«Я не умру, услышь ты наконец».
«Я здесь стою, дышу, живая, ну».
«Я не они, я не уйду, если не отпустишь».
Шадис задаёт конкретный вопрос, со всей проницательностью командира наводит на ответ. И Ривай перетасовывает исходные.
Что он знает о Шадисе — передал командование Эрвину вскоре после вступления Ривая в Разведкорпус, после падения Марии. Решил, что не достоин, значит. Или просто-напросто понял, что не потянет. Или устал? Испугался?
Муштровал кадетов до семи потов — Армин, Эрен и Саша до сих пор с дрожью вспоминают, в глазах ужас и капли пота выступают на лбу.
Ханджи в него была влюблена в юности — Марлен с грустью вспомнила это, когда выходили от Шадиса перед выступлением в Шиганшину.
Вдруг Шадис прикажет убить титана, если не узнает правду. Мол нечего им ресурсы на это тратить, на самих себя не хватает, чтобы ещё целый капитан вместе с исполнительным директором научно-исследовательского отряда вели своё наблюдение за каким-то титаном.
Или прикажет пустить на опыты? Поднимет все исследования Ханджи, систематизированные Риваем, и её же методами прямо по титану. Что там, кол в сердце, ослепление, вспарывание грудной клетки?
И Эрвин, хоть и засекретил это расследование, наверняка убрал папку в свой сейф. И просто не мог не оставить инструкцию будущему Командующему Разведкорпусом с передачей всех дел. И кодом от сейфа.
И в конце концов, не зря Шадиса второй раз уже назначают. Значит, так будет правильно и нужно.
Ривай рапортует без лишних подробностей, но полностью всю картину — Шадису принимать решения, как дальше работать над этим.
Выслушав, Шадис только и качает головой, говорит, как Эрвин когда-то. Точно. Всех Командующих делают из одного теста.
— Надо же, титан.
Поджимает губы, густые брови хмурит, трёт подбородок:
— Помню её ещё новобранцем. Зелёная совсем, вся в селитре, на носу порох, склянки в карманах звенят. И как не подорвалась ни разу.
Ривай слушает — жадно слушает. Какой Ханджи была до. До того, как окончательно раствориться в буднях командира исследовательского отряда. До того, как опериться, взлететь высоко сияющей звездой Разведкорпуса, рядом с лучами надежды Эрвина. До того, как встретила Ривая.
— Круги бежит и звенит. В лаборатории ночами взрывает, и потом весь день очищает всё от копоти. Тогдашний командир исследовательского боялся её как огня, всё грозился подать в отставку.
— Подал, полагаю.
— А? Нет, сожрали где-то за полгода до падения Марии. А там уже Эрвин из своих выбрал её в командиры, а она Бернера. Возвращаюсь как-то с экспедиции, вижу свет в конюшне. А она там всё строчит свои заметки, даже лошадь не расседлала. Спасибо, хоть на ней не догадалась записывать.
— Она может.
Шадис улыбается, глаза подёрнуты дымкой. То спокойное прошлое, разлетевшееся в одночасье вместе с камнями стены Мария.
— Проводишь? Посмотрю хоть.
Ривай ощетинивается — всё внутри протестует, не пустить, не на что там глазеть. Словно каждый знающий, взглянувший на титана, забудет лицо Ханджи и запомнит её именно такой. Мало будто, что про титана теперь знают Эрен, Микаса, Армин, а то и вообще весь отряд Ривая.
Но он покорно кивает и идёт впереди, словно Шадис без него дороги не найдёт.
— Да, вымахала ты, Зоэ.
Шадис склоняет голову, не подходя близко к краю. Ривай стоит в стороне, что он там не видел.
А точно. Видел ли он вообще титана после того, как Бернер с отрядом поместили его в колодец. Смотрел ли хоть раз снова в эти орехово-карие глаза, увеличенные в несколько раз — и очки такого бы эффекта никогда не дали.
Ривай помнит Ханджи как вчера. Как полыхала обидой, злостью, впервые говорила с ним резко, без обычных игривых ноток. Как глаза сужались, и она раздражённо срывала с носа очки — будто лишь бы не видеть больше Ривая. Как ушла, закрыв за собой дверь, как и обещала — чтобы больше не вернуться.
Она вернётся. И Ривай снова увидит её лицо, какую бы эмоцию оно ни выражало. Она вернётся, а значит нечего смотреть в этот клятый колодец.
— Так что, посвящены были только ты, Бернер и Эрвин?
Ривай кивает, тут же осознавая вопрос. О круге тех, кто знал, он не докладывал. Из его рапорта можно было скорее сделать вывод, что знает весь отряд Ханджи, несколько раз за день сменяющиеся в карауле. И про то, что его, Ривая, отряд тоже наблюдал, он говорил. Да, точно. Ни слова не сказал, что они все не в курсе.
— Вы… Знали?
Шадис, насмотревшись, отворачивается от колодца. И тут же сходит с лица мягкое выражение поддавшегося воспоминаниям старика. Морщины даже становятся глубже, а скулы и крылья носа — острее.
— Папки в сейфе Эрвина я изучил первым делом. Умно с его стороны было засекретить правду про Зоэ. Никакой паники, любопытства и сплетен.
— Так почему?..
Шадис ни словом не выдаёт раздражения от вопроса, хотя оно сквозит в каждой этой особой командирской интонации:
— Ты цепной пёс Смита, что, сколько раз уже успел сравнить меня с ним, достоин или нет? Теперь хотя бы знаю, что ты мне доверяешь.
Доверие, значит. Ривай склоняет голову перед Шадисом. Что ж, им теперь и правда работать вместе. Вместе поднимать с колен Разведкорпус, вместе зачищать этот остров. Вместе отправляться за море. Может вопрос доверия решился не только для Шадиса, но и для Ривая. Значит, к лучшему.
— Хотя что, даже Смиту сыворотку не дал, а. Где твоя грань доверия, Аккерман?
Ривай пропускает это мимо ушей, ещё за время нахождения в Митре наслушавшись шепотков за спиной о его решении. Решил и решил. Сами бы сунулись в Шиганшину, да решали.
Микаса и Эрен подсознательно его до сих пор словно боятся — втягивают голову в плечи, чуть на цыпочках не передвигаются, попадаясь на пути слишком часто. Надо же, очнулись, вспомнили, кто он.
Ривай без капли сочувствия вручает им вёдра и швабры:
— Завтра к утру увижу в казармах хоть крупицу пыли — вдвоём отправитесь наводить порядок в Шиганшине.
К вечеру разобравшись с делами, Ривай без угрызений совести отодвигает в сторону все бланки для отчётов. У Шадиса наверняка сейчас бумаг хватает, подождёт этот отчёт по Шиганшине. Там дел явно не на одну ночь. Одна только перепись мертвецов и обстоятельств их гибели чего стоит.
Сегодня про титанов совсем не хочется, и Ривай наугад вытаскивает блокнот из стопки про устройства. Название «Гильотина» интригует.
Никаких титанов — это не про Ханджи. Разумеется, гильотина тоже посвящена титанам. Расчёты, подробные расчёты, перечирканные на несколько раз — масса снаряда, высота устройства, расположение.
«Митра, чай Риваю».
Вглядываясь в слова, Ривай вспоминает, и правда же, привезла как-то чай в бумажном пакете с ленточкой, держала его в руках как сокровище, и всё пытливо спрашивала, точно вкусный?
Ривай смаковал кислинку от клюквы, оттенённую можжевельником, улыбался в кружку и говорил, точно вкусный. Сам бы такой не купил, но этот эксперимент Ханджи определённо удался.
Она тогда же говорила, что за столько-то лет можно как-то упростить процесс убийства титанов, так, чтобы и людьми не рисковать, и не отправляться в долгие экспедиции.
И вот она, гильотина.
Ривай пролистывает подсчёт финансовых затрат и времени на строительство. Снова выцепляет своё имя.
«Ривай обещал научить своему трюку».
Усмешка заставляет щёку дёрнуться, трюку.
У Ханджи клинки из рук сыпались, чудом не отсекли ей ничего. Ривай тут же велел заменить на тренировочные, и Ханджи немедленно уронила один себе на голову.
«Что, последние мозги вышибить захотела?»
«Эти мозги ещё нужны человечеству, завязывайте».
«Отстаньте, я уже поняла технику».
Ханджи рычала на подошедшего к ним Эрвина, упрямо выкручивала запястья, вслух считала, разбивая движения на квадраты. Получала новые удары, отбивая пальцы, упрямо брала снова и снова тренировочные клинки.
В итоге мечтательно вздохнула: «Всё-таки вскрыть бы тебя, Ривай, посмотреть, как устроены мышцы».
И Эрвин непререкаемо оборвал её прежде чем Ривай успел возмутиться: «И эти мышцы тоже нужны человечеству. Хватит этого взаимного травмирования».
Взаимное травмирование, надо же, как сказал. И в чём Эрвин был, спрашивается, неправ. Пять лет Ханджи вьётся вокруг Ривая, ковыряясь в незаживших ранах, расколупывая вновь, забираясь глубже и глубже. Пять лет Ривай словно усыпляет её бдительность, необъяснимо сам для себя поддаваясь, чтобы в итоге позволить ей уйти.
«Наверное, он её не любил, раз отпустил».
С этой склонностью Ханджи фиксировать всё, происходившее между ними, в своих блокнотах Ривай видит её картину своими глазами. Не эксперимент был это. Может, только вначале исследовательский интерес и подтолкнул Ханджи, заставив подойти к ним с Изабель и Фарланом.
«Эй, привет, ребята. Вы тут новенькие? Я Ханджи Зоэ».
И выслушав их имена — Ривай так и прогнорировал этот звенящий в воздухе навязчивый громкий голос, потому Фарлан после неловкой паузы сам всех представил — Ханджи кивнула довольно, будто их имена звучали так, как она и хотела.
«Чувствуйте себя как дома. Я за вами присмотрю. Я тут всё про всех знаю».
Может исследовательский интерес и вёл её поначалу, когда таскалась на все их тренировки, попискивала себе что-то восторженно в кулак.
Но эксперимент провалился ввиду субъективности исследователя.
Паршиво.
Распознай Ривай сразу в ней вполне себе очевидные намерения, прими изначально провокации за чистую монету, а не попытки вывести его на эмоции…
Ривай не сожалеет об упущенном времени и решении. Только вот Ханджи скорее всего не оказалась бы в тот день в Рагако.
Ханджи не умирает, и мир не рушится. Разведкорпус продолжает своё существование и с её исчезновением, и со смертью Эрвина. Всё идёт своим чередом.
Весь Разведкорпус — это они. Ханджи размышляла как-то, что после них останется.
Замечая оранжевый сигнальный дым во время зачистки острова, Ривай кивает ей. Это Ханджи.
Натягивая между деревьев нити с колокольчиками и проверяя у караульных новобранцев знание сигналов, ночью Ривай уходит в свою палатку со спокойствием. Это Ханджи.
Громовые копья, которые неизменно теперь крепят к УПМ. Гильотины, установленные по периметру Марии. Подъёмники, переправляющие лошадей по другую сторону. Заделанные проёмы в Шиганшине. Испаряющаяся кровь титанов. Их снижающаяся по ночам активность. Точность в знании, как быстро регенерируют. Это всё Ханджи.
Гулкая вязкая тишина только протягивается непроницаемым куполом над Риваем — иногда в одиночестве даже чудится, будто он глохнет. И это тоже Ханджи, вернее, её отсутствие.
Дни без Ханджи идут неумолимо, время никто не останавливает. И Ханджи всё ещё с ними.
Мать Ханджи умирает где-то в это время, Ривай, оказавшись проездом в Хлорбе, стучится было к ней, но соседка останавливает его с этой новостью. Мать Ханджи так и не узнала правды, тоже доживала, наверное, думая постоянно, что не удержала, не уговорила остаться хотя бы на день, и отправила в Рагако.
Ривай плохая нянька. Когда титан наконец впадает в длительную спячку, не просыпаясь уже по привычному графику, они с Моблитом договариваются — нет нужды отслеживать. И так наблюдение было прервано событиями с переворотом и возвращением Марии. И если титан больше не проявляет активности, то за чем тут продолжать наблюдать.
Носить титану людей для выполнения потребностей, развлекать гонками на УПМ и разговоры вести Ривай точно не собирается. Это не Ханджи.
С ней он говорит каждодневно мысленно.
«Твои гильотины отлично работают, тебе понравится. С ума только от восторга не сойди».
«Спасибо за громовые копья, без них бы не справились».
«Однажды ты увидишь высокие дома. Твои подъёмники там пригодятся».
Зачищая территорию острова, уже даже примерно не зная, сколько теперь титанов на его счету, Ривай утирает пот, оглядываясь туда, где крепость Разведкорпуса, где люди ждут новой жизни без слепого упования на стены, пусть даже вместе с нею придёт война.
«Только не вопи сильно, мы тут всех титанов перебили».
«Припасов мало взяли, ты бы сейчас и рису была рада».
«Ханджи, я чувствую запах моря».
Когда они выходят к морю, Ривай так и остаётся стоять в стороне.
Его отряд — всё ещё дети малые — чуть из брюк не выпрыгивают, плещутся в воде, по песку катаются. Ну-ну, также весело им будет потом отстирывать одежду и садиться в седла мокрыми до ушей.
Шадис участия в этом балагане не принимает, хотя Ривай может поклясться, что сперва делает будто бы один шаг навстречу пенным волнам. Но останавливается перед Риваем, щурится на солнце — на берегу оно ярче как будто бы.
— Один год. Сто лет не получалось, а тут надо же. Неплохо поработали, капитан.
— Взаимно, командующий Шадис.
Ривай без тени сомнений отворачивается от моря, возвращаясь к лошадям. Успеет ещё насмотреться.
Для первого рассказа о море хватит.
«Ханджи, оно синее неба».
***
Настоящее, спустя годКогда его отряд во главе с Шадисом отправляется в Марли на первую материковую экспедицию Разведкорпуса, их провожают с празднеством.
Осмелевший народ целой толпой едет с ними до берега, повозки украшены цветами, от музыки земля дрожит, и появись сейчас по случайности уцелевший титан — люди разорвут его голыми руками, Разведкорпусу даже клинки доставать не придётся.
Хистория лично передаёт Шадису приказ об экспедиции в Марли на гербовой бумаге, скреплённый печатью и их с Закклаем подписями. Вот так торжественно, под хлопки, песни и радостные крики.
***
— Фотоаппарат.
Армин с благоговением указывает пальцем на мужчину возле коробки на ножках. То самое устройство, делающее чёткие портреты людей. Эрен, тоже видимо вспомнив фотографию отца с первой семьёй, машет рукой.
— Давайте сделаем скорей фото… графии. На память.
Ривай прикрывает лицо рукой, будто он не с ними. Эту вопящую от изумления шайку — «вот это чудо! мы прямо как настоящие тут!» — если не распознали ещё ранее, когда они попробовали сахарную вату, то вот теперь точно обязаны.
— Капитан, давайте с нами!
Ривая дёргают за руку — да он-то здесь при чём — Саша вообще без страха втягивает его в эту смеющуюся кучу. И это всё ещё его отряд.
— Капитан, улыбнитесь.
Ривай поворачивает голову на Конни, одним взглядом передавая, что на обратном пути палубы должны быть выдраены до блеска.
Только один человек в мире может безнаказанно так дёргать его за руку. И это не Конни.
То ли марлийский воздух какой-то особенный, то ли дети в эйфории вообще обо всём забывают — переоделись в гражданское и все чины стёрлись. Но взгляд не действует. Ривая облепляют, кто-то — он готов поклясться, что это паршивец Жан — щиплет его в бок, хотя бы на мгновение перед щелчком фотоаппарата сгоняя въевшуюся в лицевые мышцы хмурость.
Ривай так и получается на фотографии — с приподнятыми бровями, губы чуть приоткрыты. Можно подумать, что он и правда уже начинал улыбаться, но фотограф поторопился.
— Конфискую.
Под возмущённые крики — «капитан, мы на память хотели» — Ривай убирает фотографию за пазуху. Будто он на память ничего не хочет забрать с собой из Марли.
Он бы привёз Ханджи эту коробку на ножках, прямо вместе с фотографом — пусть пытает его, как эта штука работает.
Гудящую карету без лошадей — от неё воняет маслом, Ханджи точно понравится.
Звенящие будки на углах, из которых можно слышать голоса других людей. Ривай ради интереса нажал на несколько клавиш с цифрами, и какой-то мужчина всё противно повторял: «Кто это? Алло?». Ханджи наверняка подумает, что такие бы будки да в Разведкорпус вместо сигнальных огней. Как минимум получать указания из штаба.
Мир больше, чем они представляли. Целой жизни на него будто и не хватит. Их двоих — уже может быть.
***
Настоящее, спустя ещё годКогда сопляки-йегеристы поднимают против них винтовки, клинки и тычут ножами под рёбра, Ривай приканчивает схвативший его отряд, не задумываясь. Всё играет в догонялки с Зиком Йегером. Брауна не видно, а значит надо достать этого белобрысого ублюдка. Махом два вопроса, самых волнующих, будто единственное, ради чего он ещё живёт — последний приказ Эрвину и вернуть Ханджи.
Прыткий, как обезьяна из зоопарка Марли, засранец.
***
— Он это сделал!
Жан, Саша и Конни держатся за уши, будто слышать не хотят голос Эрена в голове. Докладывают, перебивая друг друга, Риваю и самому не до устава. Еле успевает схватить за шкирку Шадиса и бросить на землю, когда за спиной гремит выстрел одного из йегеристов.
Как титанам ранее, йегеристам Ривай тоже не ведёт за этот день счёт. Люди, титаны. Всё одно уже смешалось. Кровь вот только остаётся на одежде. И Ривай неохотно достаёт винтовку.
***
Думает только, что такого мира Ханджи бы не хотела видеть. Не хотела бы идти против своих же, щенков ещё желторотых. Ну, её руки будут чисты. Хотя вопрос, успел ли сожрать кого-то титан, остаётся открытым.
***
— Мы не успеем.
События вспышками проносятся как одно.
Стены рушатся. Армия Колоссальных титанов. Море кипит от их жара. Сбегая с дирижабля, они видят головы титанов уже за домами на окраине. И как достучаться до Эрена, чтобы остановить этот хаос — нет ни малейшего представления.
Пока они с Шадисом и Моблитом выигрывают время хоть немного, остальные сражаются на — дьявол, вот это совсем не хочется называть Эреном — костях гигантского титана.
— Капитан!
Ривай подпускает титана слишком близко, их слишком много, слишком много пара — не видно и на расстоянии пяти шагов.
Толчок в грудь. Ривая уносит в сторону, выкидывает из этого пара прямо на землю, которая холоднее снега кажется.
И Моблит успевает только облегчённо моргнуть, дёргаясь следом, когда на него опускается нога Колоссального титана.
***
Смерть Шадиса Ривай тоже видит, один он теперь остаётся, ожидаемо.
***
Клинки ломаются, ими и картофель больше не порубить. И к ногам Ривая откуда-то сверху падает голова Зика Йегера. Армия титанов останавливается.
— Этот был мой, Микаса.
Злости не остаётся. Осознание очередной упущенной возможности тоже не приходит.
***
Когда все вокруг превращаются в титанов, у Ривая еле хватает сил схватить Микасу и на УПМ зацепившись за Армина, подлететь к тому, чем стал Эрен.
— Действуй, ну.
Микаса колеблется. На остальной отряд, ставший титанами, оборачивается. Влажных глаз не прячет. Будто только она теряет кого-то важного. Сколько людей сегодня погибло из-за эльдийцев — и не пересчитать.
Будто у Ханджи остаётся теперь шанс.
Он обращается к Ханджи, когда Микаса залетает в пасть титану:
— Знала бы ты, в кого превратится этот сопляк.
Поправляет бесполезную перевязь — наверное, это уже конец.
И самое главное, о чём теперь Ривай может пожалеть за всю свою жизнь, что его последние слова Ханджи были такими.
«Ничего нет и не было».
Не было — так что Ривай вспоминает каждый день. Тоже выдумал что ли.
— Ещё увидимся, Ханджи.
Ножей хватит на пару титанов точно. А дальше… Остаётся надеяться, что Браун сможет ещё продержаться.
Сколько там Микасе нужно времени, чтобы убить любовь всей своей жизни.
Ривай отцепляет якорь и падает вниз, на остатках газа притормаживая, примеряясь ножом. Этот титан, вроде, не Жан, не Конни и не Саша.
Всё кончается за мгновение в облаке густого пара.
Нож втыкается в твёрдое и обламывается.
***
Микаса не говорит с ним. Пока Ривай вспоминает добытые в экспедиции на материк сведения и, плюнув на подсчёты, высыпает капитану быстроходной лодки весь кошель, Микаса только прижимает к груди свёрток из своего красного шарфа.
Ривай меряет шагами узкую палубу вдоль бортов — пешком быстрее дойти по морю можно, и это быстроходная лодка?
— Это катер.
Один из матросов оскорблённо поправляет его, и Ривай даже не спорит. Хоть как это не назови, всё одно — слишком медленно.
А если действия приказа Микасы не хватило для такого расстояния.
Если затронут только материк.
Если их проклятый остров вообще так и останется навсегда единственной в мире аномалией.
— Капитан, Микаса.
Хистория снова стоит на пирсе. Будто ждала тут вестей с самого начала Гула земли. Сколько прошло времени? День? Два?
— Всё закончилось?
Хистория совсем не по-королевски всхлипывает, когда Микаса, и её проигнорировав, проходит мимо. Тоже будто бы по морю пешком могла дойти, если бы не катер.
— Эрен?..
— В подземелье Разведкорпуса был титан. Где он?
Ривай перебивает, шагая вслед за Микасой. Видит взмыленных лошадей будто только спешившегося отряда военной полиции, уже хорошо.
— Повезло, что в крепости были остатки йегеристов. Когда военная полиция пришла их арестовывать, они нашли её…
— Её?!
Земля уходит из-под ног. Впервые за эти несколько дней с начала переворота йегеристов. По щиколоткам ледяной пот высыпает оковами. И сделать новый вдох Ривай не решается, чтобы не прослушать ответ Хистории.
— Она кричала очень громко, ругалась. Командир только доложил, сказал, что даже в трактирах таких ругательств не слышал.
— Она жива? Это она?
— Это майор Зоэ. Она…
Ривай не дослушивает.
Вскакивает на лошадь и даже не вдевает ноги в стремена, пришпоривает сапогами и хлопает по крупу для надёжности.
— Пошла!
Воздух бьёт по лицу, щёки горят, и вместе с удилами Ривай дёргает гриву лошади.
Под возмущённое ржание кричит, снова хлопая по крупу:
— Прости. Давай быстрей. Пошла!
Проносятся равнины — и почему их остров такой огромный. В лесах ветки хлещут уши, плечи, рвут плащ. Мария, Шиганшина, Ривай меняет лошадь. Копыта отбивают брусчатку, люди кричат вслед возмущённо. Роза, Рагако. Крепость Разведкорпуса.
Ривай спешивается на скаку, лошадь и без него разберётся, где пожрать. На дворе жаркий день, от солнца макушка словно плавится, разве накинешь капюшон на такой скорости.
Ривай — наверное, раз пятый за всё время — взбегает по лестнице на этаж, где комната Ханджи. Врывается без стука, может, заперто вовсе, а он просто выносит дверь.
В комнате открыты нараспашку окна. Солнцем дышать можно, и куда так много его. И в воздухе крупинки пыли — как без этого. Ночь отступает навсегда с лучами солнца и кружащейся от движений пылью.
Из шкафов вывалена вся одежда. Ящики стола вывернуты. Даже наволочки сняты с подушек.
И посреди всего этого бардака — будто никуда и не уходила — стоит Ханджи.
Приподнимает брови над оправой очков, спрашивает с подозрением:
— Будь любезен, скажи, куда делись все мои блокноты?
Ривай делает шаг. Ещё один. На третьем падает на пол возле ног Ханджи, обнимает её за колени.
И чуть ли не впервые за всю свою жизнь плачет.