Дуань Пэнцзюй не должен убивать Чжоу Цзышу. Ему запрещено, а значит, он не будет, даже если это заставит его кровь закипеть, даже если его руки не перестанут трястись по бокам от того, насколько сильно это его бесит. Он не хочет ничего больше, кроме как положить конец жалкой, самодовольной жизни перед ним.

У Чжоу Цзышу даже не хватает ума выглядеть побежденным. Он смотрит на Дуань Пэнцзюя усталыми глазами, скривив уголок рта. Как будто он получил то, что хотел. Как будто он преуспел.

«Это не так», — напоминает себе Дуань Пэнцзюй. Чжоу Цзышу не смог убить принца Цзин, не смог скрыться, не смог справиться с Тяньчуан.

Не смог, не смог, не смог!

Он не может сейчас умереть, но что с того? Он все равно скоро встретит свой конец. Меньшее, что Дуань Пэнцзюй может сделать для принца — это заставить Чжоу Цзышу пожалеть, что он не умер.

От потери крови затуманивается голова. Чжоу Цзышу слишком хорошо это знает. Ему удается держать голову почти вертикально во время глупой болтовни Дуань Пэнцзюя. Он лишь пару раз морщится от боли. Он может справиться со слабым, почти пьяным чувством, которое оставляет после себя анемия, и даже может вытерпеть огромные крюки, пронзающие его тело под лопатками и ключицами. Стоит ему слишком сильно пошевелиться, как он слышит скрежет костей о металл.

Видите ли, боль ему не чужда, как бы это ни было печально. Он был тем, кто причинял боль, как и тем, кто принимал ее. Он знает свои пределы, даже с гвоздями семи отверстий, забитыми внутрь него. Он может вынести крики Дуань Пэнцзюя, как и боль от смерти Хань Иня, следующую за ним, как тень, искажающуюся и переплетающуюся со страхом за свою сем… — за своего ученика и за свою родственную душу. Он надеется, что, по крайней мере, Чэнлин в безопасности. Он не ждет, что Вэнь Кэсин будет сидеть спокойно больше десяти минут после того, как встанет на ноги.

Чжоу Цзышу молча желает, чтобы он поторопился и спас его.

«Мои бедные лопатки, Лао Вэнь, — шутит он про себя. — Что, если они не такие красивые после всех издевательств? Поторопись и забери меня!»

Он неохотно обращает внимание на Дуань Пэнцзюя и тут же настораживается. Выражение лица мужчины… Он уже встречал такой взор глаз раньше, но его разум затуманен усталостью, проникающей в кости, и он не может сосредоточиться на своих обширных знаниях, чтобы понять, что означает для него этот взгляд.

Чжоу Цзышу знает, что в подземелье выставлено несколько охранников и, если мужчина попытается покушаться на его жизнь, они должны будут остановить его. Он пока не собирается умирать. Однако он не уверен, насколько может на них положиться.

Как будто по гребаному сигналу Дуань Пэнцзюй выпрямляется, щелкает пальцами и хмыкает, указывая на двери, и Чжоу Цзышу понимает, что именно он увидел во взгляде этого человека. Он пялится точно так же, как те случайные мужчины, которых он видел на улицах, косящихся на женщин так, как будто хотели содрать с них кожу, словно они были просто чем-то, чем можно воспользоваться и выбросить.

Горло Чжоу Цзышу в ужасе сжимается.

Охранники резко поворачиваются и начинают маршировать к дверям. Чжоу Цзышу открывает рот. Он даже не знает, что сказать. Это безнадежно, никто из них и глазом не моргнет.

Это будет пытка.

Рот закрывается. Двери тяжело захлопываются, и он остается один.

Он пытается встретить взгляд Дуань Пэнцзюя с таким количеством яда в глазах, сколько потребуется, чтобы выжить, но он не может быть уверен, что этого достаточно. Тот подходит ближе, глядя на него, как на кусок мяса. Дрожь пробегает по спине.

Дуань Пэнцзюй ухмыляется, когда поднимает ногу и ставит ее на сиденье стула между ног Чжоу Цзышу. Он тянет его мантию, ткань скользит по краям открытых ран. Чжоу Цзышу прикусывает язык, чтобы не закричать. Дуань Пэнцзюй усмехается, полный дурных намерений, оскаливая зубы. Он наклоняется, кладет руку на колено и двигается ближе. Чжоу Цзышу плюнул бы ему в лицо, но у него пересохло во рту. Ему приходится довольствоваться свирепым взглядом, хотя в его состоянии он очень сомневается, что это что-то даст.

Дуань Пэнцзюй обводит взглядом фигуру пленника и приближает ногу к его телу, скрытому под складками одежды. Чжоу Цзышу чувствует, как живот сводит от страха.

— Посмотрим, как долго ты сможешь притворяться сильным, Чжоу Цзышу. В конце концов, я заставлю тебя кричать, — уверенно заявляет он, многозначительно поднимая брови. Если у Чжоу Цзышу были какие-либо сомнения по поводу того, что он собирается сделать, то теперь их не осталось.

Дуань Пэнцзюй отталкивается от стула с большей силой, чем нужно, ударяя пленника носком ботинка в пах и толкая. Крюки смещаются по мышцам Чжоу Цзышу, заново разрывая успевшие покрыться корочкой раны. Снова начинается кровотечение.

Сердцебиение учащается. Чжоу Цзышу знает, что он в ловушке. Кровь хлыщет, вызывая головокружение. Ему некуда деться, он не может уйти, а Дуань Пэнцзюй ухмыляется, как будто выиграл какой-то приз.

Чжоу Цзышу задается вопросом в состоянии, близком к панике: сможет ли он жить без рук? Если он просто оторвет их, освобождаясь от крюков, и нанесет Дуану Пэнцзюю несколько ударов ногой по голове, спасет ли его это?

Сможет ли он это сделать?

Кто-нибудь поможет ему?

Кто-нибудь поможет ему сейчас? Он не может пошевелиться, его руки связаны, он устал, истекает кровью, безоружен и забит гвоздями, предназначенными для того, чтобы убить его. Он не может пошевелить ничем, что могло бы помочь. Все, что он может, это тяжело дышать сквозь стиснутые зубы и ждать чего бы то ни было…

— Ты пожалеешь, что эти гвозди не убили тебя до того, как ты ступил сюда, Чжоу Цзышу.

Дуань Пэнцзюй звучит как обычно, но в то же время слова кажутся излишне приторными и вульгарными. Чжоу Цзышу слышит их прямо за левым ухом. Он дергается, снова приводя в движение крюки.

Когда он успел там оказаться?

Чжоу Цзышу каким-то образом не заметил, что Дуань Пэнцзюй движется вокруг него, но теперь он крайне насторожен.

На секунду ему кажется, что мужчина может отступить и просто убить его, однако затем чужие руки хватают его за воротник мантии. Он инстинктивно пытается отстраниться, но крюки двигаются вместе с ним, скручиваясь в его плоти.

Такое чувство, словно он горит.

Чжоу Цзышу застывает в страхе. Дуань Пэнцзюй тянет ткань, разрывая ее в местах, где препятствуют крюки, тянувшиеся к его мышцам и костям, и кажется, что прошла целая вечность, прежде чем его грудь полностью обнажили, выставили напоказ.

Наступает пауза. Холодный воздух подземелья овевает обнаженную кожу Чжоу Цзышу. Это не утоляет тошнотворный, пылающий жар в ранах или тупую боль там, где находятся гвозди, но заставляет его дрожать, тяжело дыша.

— Черт возьми, не прикасайся ко мне, — хрипит он. — Ты…

Дуань Пэнцзюй дотрагивается до него. Прямо над верхним правым гвоздем.

— ТЫ БУДЕШЬ ПРОСИТЬ О СМЕРТИ! Я СДЕЛАЮ ЕЕ МУЧИТЕЛЬНОЙ! — кричит Чжоу Цзышу.

Дуань Пэнцзюй проводит пальцем по линии гвоздей, царапая ногтем по ходу движения.

— Заткнись.

Чжоу Цзышу вздрагивает с каждой царапиной над каждой закрытой раной.

— Я… — его слова резко прерываются, когда Дуань Пэнцзю наносит звонкую пощечину. Голова откидывается в сторону, требуется слишком много усилий, чтобы повернуть ее обратно. Он сжимает челюсти так сильно, что удивляется, как его зубы не трескаются, пока Дуань Пэнцзюй водит пальцами повсюду, а затем бесцеремонно распахивает его мантию и спускает штаны.

Чжоу Цзышу пытается укусить его за лицо, потому что оно так близко, но, черт возьми, рефлексы мужчины слишком хороши. Дуань Пэнцзюй откидывается назад, не позволяя дотронуться ни до единого волоска на голове.

Чжоу Цзышу изо всех сил старается не концентрироваться на том, как сильно холодит кожу воздух подземелья, как много Дуань Пэнцзюй видит и как много он может сделать.

Видя, что Чжоу Цзышу теперь достаточно неприличен для его целей, мужчина возвращается к шрамам от гвоздей. Чжоу Цзышу хочет расколоть ему голову ударом собственной головы, прекрасно понимая, как сильно это натянет крюки в его теле. Он действительно пытается это сделать, но Дуань Пэнцзюй оказывается быстрее, резко протыкая его кожу и вонзая палец в правый шрам.

Чжоу Цзышу издает сдавленное рычание, когда кончик пальца загибается и задевает верхушку гвоздя. Дуань Пэнцзюй изгибает палец и вытаскивает обратно, еще больше раздирая рану.

— Я могу убить тебя! — не отступает Чжоу Цзышу. Он пытается звучать как обычно — гордо, уверенно и угрожающе, но сейчас это больше похоже на мольбу.

Дуань Пэнцзюй мрачно усмехается, останавливаясь. Его вторая рука нависла над гвоздем в центре груди. Он убирает руки, теперь все скользкие от крови, и осматривает их в течение секунды, прежде чем ударить Чжоу Цзышу.

— Нет, ты не можешь.

Чжоу Цзышу не уверен, теряет ли он сознание или просто моргает слишком медленно, слишком долго, но когда он приходит в себя, повсюду кровь. Она хлещет из отверстия в груди и капает ему на колени, скользит по животу и стекает по основанию члена, такая горячая, как будто она кипит, когда вытекает из него. Он перестает смотреть вниз.

Он облизывает пересохшие губы, ощущая вкус крови из-за того, что те разбиты и, возможно, нос тоже.

Хах, Дуань Пэнцзюй все-таки не сдержался?

Он сосредотачивается на вкусе и запахе крови и пульсирующем, горящем ощущении пощечины, чтобы отвлечься от пальцев, впивающихся в него. Дуань Пэнцзюй скручивает пальцы внутри, вырывая резкий вздох из уст. Он проталкивает их дальше, с тошнотворным хлюпаньем загоняя гвозди глубже.

Чжоу Цзышу хочет закрыть глаза и не видеть лица человека, который делает это с ним, но… когда он их закрывает, становится страшнее. Поэтому он моргает и смотрит на своего мучителя.

Дуань Пэнцзюй поддерживает отвратительный зрительный контакт, пока снимает с себя верхнюю одежду и задирает остальное к талии, чтобы развязать штаны. Чжоу Цзышу впивается взглядом в его череп. Он не позволяет лицу выдать ужас, кипящий под ним.

Он даже не вздрагивает, когда рука Дуань Пэнцзюй выскакивает и вонзается между его плечом и крюком, смазывая пальцы горячей, скользкой кровью. Чжоу Цзышу не вздрагивает, но издает звук.

Это должно было быть просто мычание. Но это оказывается не то, что он предпочел бы.

Это скулеж.

Пронзительный, жалкий и унизительный.

Дуань Пэнцзюй смеется и наклоняется:

— Ты звучишь, как шлюха, скулящая, словно собака-попрошайка.

Чжоу Цзышу напрягается и делает глубокий вдох.

— Я УБЬЮ ТЕБЯ! ЭТО БУДЕТ МЕДЛЕННО И МУЧИТЕЛЬНО, И Я… ММФФ.

Он задыхается. Рот внезапно полон потных пальцев, и он слишком напуган, чтобы даже подумать о том, чтобы укусить их, пока те снова не исчезают.

Дуань Пэнцзюй… он… он использует скользкую, липкую, покрытую слюной окровавленную руку, чтобы погладить свой член до твердого состояния. Чжоу Цзышу хочет, чтобы его вырвало, но желудок пуст, однако внутренности все равно скручивает. Он оскаливает зубы и рычит, когда Дуань Пэнцзюй снова приближается к нему, раздвигая ноги и скользя между его бедер.

Пульс Чжоу Цзышу учащается. Он собирается дать этому человеку смерть, которую он заслуживает, если не встретит свой конец первым. Он перестает думать о члене Дуань Пэнцзюя, находящемся прямо перед ним и готовом уничтожить последние остатки его достоинства, потому что если он продолжит думать об этом, то потеряет сознание, а он хочет притвориться, что контролирует ситуацию, поэтому его разум должен оставаться ясным.

Это трудно.

Дуань Пэнцзюй хватает крюки обеими руками и поднимает Чжоу Цзышу с сиденья. Что-то похожее на кряхтение срывается с его губ. Чжоу Цзышу думает, что быть подожженным менее болезненно, чем это. Он рычит от боли, чувствуя, как весь его вес на мгновение оседает на крюки, и они начинают резать его еще сильнее, прежде чем это прекращается. Он снова подвешен, но… подождите, подождите, нет, подождите…

Руки Дуань Пэнцзюя, скользкие от крови и слюны, теперь на его бедрах, и он подтягивает Чжоу Цзышу ближе. Тот на мгновение зажмуривается, чтобы не видеть, как мужчина входит в него.

Он вскрикивает.

Звук вырывается из его горла, недостойный и непрошеный. Он пытается вырваться, но Дуань Пэнцзюй силой возвращает его на место. Жгучая, пронзающая, словно ток, агония от крюков, тянущихся к его костям, почти перекрывает все остальное. Почти.

Он ненавидит эти ощущения. Они повсюду — вокруг него, в ушах, за глазами, в несуществующем пространстве между ладонями Дуань Пэнцзюя и его бедрами. Мужчина сильнее прижимается к нему. Чжоу Цзышу издает что-то вроде рыка, сопротивляясь давлению, решив сосредоточиться на этом, а не на жжении, разрывающем его на части.

Его сжигают заживо. Все, что остается, — это жар, жар, жар и звук сбивчивого дыхания, в который он отказывается верить, потому что это звучит слишком похотливо и тяжело.

Ему уже не в первый раз хочется закрыть уши. Он жалеет, что не может заглушить рваные стоны, которые льются из мерзкого рта ему в ухо, как и не может избавиться от отвратительного ощущения текущей крови и чужой капающей слюны.

Но больше всего он желает…

Боже... больше всего он желает умереть.

Это правда. Ему хочется кричать: «Ты победил, ты заставил меня желать смерти! А теперь убей меня!».

Что угодно, лишь бы освободиться от происходящего.

«На коже останутся синяки», — понимает он, когда безвольной головой падает на грудь, видя безжизненными глазами, что Дуань Пэнцзюй вцепился в его бедра, как за спасательный круг. Наверное, это должно быть больно, но синяки — наименьшая из его проблем. Он закрывает глаза, с шипением вдыхая воздух, когда снова чувствует жгучие движения плоти, когда заменители смазки начинают высыхать.

Дыхание, которое Чжоу Цзышу знает, что не может принадлежать ему, начинает учащаться, горячее и сбивчивое. Крюки дергаются туда-сюда. Он зажат между поступательными движениями — «нет! Не называй то, что он делает!» — и весом металла вокруг. Он плывет по течению, как лист в океане, и мечтает уже утонуть.

Он просто хочет… Только не это. Дуань Пэнцзюй застывает внутри него. Он чувствует горячий приток.

Пожалуйста, черт, только не это.

Мужчина издает самый нечеловеческий звук, который он когда-либо слышал. Это пугающе.

Насколько он сейчас жалок?

Как много на нем грязи, пота, крови, а теперь еще и спермы?

Сколько еще это будет продолжаться?

Он чуть не упускает момент. На самом деле это происходит так быстро. Свист бумажного веера, острого, как бритва, и смертельно опасного, рассекает воздух. Дуань Пэнцзюй замирает, успев наполовину натянуть штаны, и падает замертво.

Лежа на земле, он начинает истекать кровью из раны на шее. Идеальное попадание — Чжоу Цзышу узнает его. А потом…

Все это время он сдерживался, держал себя в руках, но теперь он знает, кто пришел за ним и кто, возможно, смотрит на него. Он бы знал наверняка, если бы мог видеть сквозь выступившие слезы.

Он начинает тихо плакать, а затем все же видит, как приближается Вэнь Кэсин, и тогда начинает кричать во все горло, за несколько мгновений до того, как начать метаться на месте, несмотря на пронзающие тело крюки, потому что иначе будет еще хуже. Мозг начинает работать, и он вспоминает, как выглядит, и что видит Вэнь Кэсин.

Это ужасно.

Он, должно быть, выглядит ужасно, и он не хочет, чтобы Вэнь Кэ… — Лао Вэнь, его очаровательный и одновременно пугающий Лао Вэнь видел это.

Он снова будто горит, но теперь это стыд, и от него становится еще жарче. Теперь это полное унижение и горькое разочарование в собственном «Я».

— Не смотри на меня, — всхлипывает Чжоу Цзышу.

Вэнь Кэсин делает шаг вперед. Кажется, будто его ноги дрожат, в нем нет ни капли привычной уверенности. Чжоу Цзышу слабо дергается, пытаясь сдвинуть мантию, чтобы прикрыть хотя бы что-то.

— Я сказал, не смотри на меня!

Он умоляет, и Вэнь Кэсин мгновенно раскрывает свой веер и прячет за ним глаза. Край оружия окрашен в красный цвет.

— Не смотрю, — он звучит как обычно, но рука, в которой он держит веер, ужасно дрожит. — Я…

Он делает паузу, и Чжоу Цзышу цепенеет от страха.

— Я здесь, чтобы спасти тебя, А-Сюй, но, кажется, я опоздал.

Его голос звучит опустошенно. Чжоу Цзышу вдруг перестает что-либо чувствовать. Ни боли. Ничего.

— Ты пришел, — слышит он свой голос. Вэнь Кэсин смотрит на окровавленный веер.

— А-Сюй.

У Чжоу Цзышу перехватывает горло.

— А-Сюй.

Он прикусывает язык, чтобы унять рыдания.

— Теперь ты в безопасности.