С самого утра мелкий дождик моросил с серого неба, на котором не было ни конца, ни края тучи, накрывшей куполом землю. Срываясь с тонких ветвей листья опадали прямо в грязь, смешиваясь с ней под шинами проезжавшей автотехники. Где-то замычала корова – как-то тоскливо и протяжно, и будто вторя ей послышался собачий тихий вой. Шлепая по размытой дороге, Штуббе часто ежился от утреннего холода, начавшего пронизывать все тело, прикрывая рот кулаком, еще зевая от недосыпа, кажется, который стал уже хроническим. Сбежав из штаба, когда его выгнал Дьявол, Рихард поспешил выполнять приказ о том, чтобы прочесать те самые руины, в которых была найдена ведьма, - будь она неладна. Махнув рукой отряду солдат, столпившихся у бронеавтомобиля в сопровождении двух мотоциклов с колясками, на которых были установлены пулеметы, одноглазый залез на сиденье рядом с водительским, отдав приказ о том, что они могут выдвигаться.

Дорога была ухабистая. Бронеавтомобиль постоянно качало из стороны в сторону, словно корабль в открытом море в шторм. Держась одной рукой за ручку, а второй – за сиденье, Рихард молча смотрел то вперед, то по сторонам, невольно покачиваясь в такт, что через какое-то время его начало раздражать, так как несколько раз он чуть не ударился головой. Хотелось поскорее закончить все это: осмотреть руины, убедиться, что там ничего нет, а потом вернуться обратно; и он не мог никак понять, зачем осматривать то место еще раз, если в прошлый раз они там обыскали каждый метр; но приказ есть приказ, и Штуббе спорить не стал, а тем более с Дьяволом.

Лес вокруг преобразился после последнего раза, когда одноглазый был тут последний раз. Черные, кривые деревья полностью лишились своих листьев, теперь грязно-желтым ковром, лежащим на земле; и лишь толстенные стволы елей торчали из-под темных мохнатые «юбок» ветвей, торчавших во все стороны иголочками. Не слышался крик поздней птицы, не повстречался ни единый зверь, к чему нельзя было привыкнуть. Только туман клочьями полз по земле, пожирая кусты и поваленные стволы деревьев, и чем ближе были руины, тем он становился гуще. Всматриваясь в него, Рихард не мог ничего разглядеть больше, чем на три метра, а деревья уже казались каким-то сюрреалистичными, сошедшие из какой-то пугающей древней сказки.

- Дальше не поедем, - предупредил водитель, нажимая на педаль тормоза, - Болото.

«Какого черта тут болото?!» - хотел было не выругался одноглазый, чуть привстав, чтобы получше разглядеть дорогу, по которой они меньше двух недель назад проезжали. Но и правда – впереди показалась топь. На торчавших из бледной тины кочках торчали редкие кусты с почти осыпавшимися листьями в окружении черных на половину сгнивших деревьях, изогнутых в извращенном танце, тянущих свои кривые ветви в разные стороны. Впитавшая яд вода почернела, укрывшись блеклой ряской, издавая зловонный запах.

- Шеф, я что-то даже не слышу лягушек, - признался водитель, тоже привстав, осматриваясь по сторонам, при этом морщась, вдыхая неприятные пары, которые источало это место.

- Я тоже, - пробубнил одноглазый, вылезая из бронеавтомобиля, прислушиваясь, но, как и ранее, он не мог уловить ни единого звука, которые, по его мнению, должны быть в лесу.

Подошвы сапог с хлюпаньем погрузились в пропитанную водой траву. Скривив рот, одноглазый опустил взгляд к ногам и поднял одну ногу, тут же поняв, что берега болота расширяются, а значит, руины скоро могут быть затоплены. Обведя глазом застывшие вокруг деревья, вглядываясь в пространство между ними, понимал, что что-то не так, что-то явно было не на своем месте, или даже скорее наоборот, будто бы чего-то тут не хватало, и все выглядело, как незаконченная картина. И словно по повиновению волшебной палочки откуда-то из самой чащи показалась прозрачно-белая пелена. «А вот и ты,» - мысленно хмыкнул Штуббе, с омерзением глядя, как туман струится над болотом. Потянувшись за пачкой сигарет в нагрудный карман, одноглазый уже чувствовал небольшое жжение в груди от желания, наконец-то, закурить, чтобы хоть немного, но успокоить нервы. Пока солдаты осматривали территорию на наличие партизан, которые могли бы прийти сюда за своими потерянными дружками, Рихард стоял, прислонившись плечом к бронеавтомобилю, заранее понимая, что никаких партизан тут же, тут просто никого нет. Вообще. Кроме них – солдатни да несчастного, голодного и невыспавшегося Штуббе, которому выпала доля стоять посередине леса по колено в болоте, а ведь мог бы сейчас спокойно отдыхать, отсыпаясь, или на крайний случай забрался бы на сеновал да спал бы там, а Дьяволу сказал бы, что весь день ремонтировал свой танк. При мысленном упоминании Герцога, Рихард поморщился и сплюнул себе под ноги: «Друг еще называется! Сначала тащил неизвестно куда за какой-то бабой, а теперь еще одному сюда пришлось ехать.» Нет, одноглазый все еще не мог простить то, что та сука белобрысая пыталась убить его, внушив, что он обязан сделать это, управляя его телом. И это не известно, на что она еще способна! Штуббе хмыкнул, прокрутив в голове еще раз приказ, делая мысленные пометочки, что Курт бы мог и более подробно сказать, что именно искать, да и вообще мог бы выделить побольше отряд сопровождения, а не десять человек, - на самом деле солдат было меньше, но Рихард по пути захватил с собой еще парочку. А еще есть одно, что больше всего злило Рихарда – то, что у Курта фляга свистит чаще чем обычно. Ладно за дело огрести, это хоть понятно, но этот полоумный в последнее время стал размахивать своими маслами по любой ерунде!

Еще Штуббе начало основательно раздражать то, как Дьявол с ним общается. Да, штурмбаннфюрер прикладывается к бутылке, ну а хренли еще делать?! Ладно, один раз назвал пьяной свиньей, ладно еще раз, но это ж переходит в повседневное обращение.

«Друг называется. Таких друзей, за хер, да в музей! Еще с этой белобрысой потаскухой связался. Эта тварь мне чуть башку не прострелила, а он её трахает, в знак благодарности что ль?! Ублюдок хриплый!» - Штуббе выдохнул струю дыма, глядя на то, как та растворяется в воздухе, громко сплюнул, глубоко задумавшись о том, является ли он на самом деле боевым товарищем Курту, или тот использует его как очередной кусок мяса, который можно использовать, как считает нужным, а потом выкинуть горелые останки и найти еще одного верного помощника.

- Господин Герцог, - старший офицер поприветствовал оберфюрера в окружении его второго адъютанта и командира разведки, прервавшими разговор, стоило двери открыться.

- Что у тебя? – коротко спросил тот, направив тяжелый взгляд на вошедшего.

- Как Вы и приказывали, - на стол легла папка с несколькими листами бумаги, - Рапорт по расследованию исчезновения Вильгельма Мильха, - получив кивок, как разрешение рассказать коротко о деле, офицер продолжил, - Вильгельм Мильх был направлен в ту ночь на патрулирование улицы вместе с Отто Шварцем. При опросе последнего было выявлено, что Мильх сказал, что ему нужно отойти ненадолго, а потом раздались крики. Когда Шварц побежал в сторону, откуда, как ему показалось, были слышны крики сначала о помощи, а потом… - тут офицер сделал паузу и, открыв папку, пролистнул несколько страниц, что-то ища, - И вот его цитата: «Прибежав, я увидел, как от забора тянутся туман, в котором, как мне показалось, увидел силуэт Вильгельма, который быстро растворялся.» - читая это, он еще вел указательным пальцем по строчкам, затем посмотрел на сидящего за столом командира дивизии, - У меня нет уверенности в здравомыслии этих слов, поэтому я дал приказ о задержании Шварца в изолятор.

Что-то внутри Герцога давало понять, что несчастный мальчишка не виноват в чем его обвиняют, хотя и знал, что второго парня уже не найти живым, а найти виновного никак не удастся, просто потому что искать было некого – тот, кто виновен в гибели солдата, все еще находился тут, но задержать его никак не было возможно, - туман – надо было срочно что-то решать с этой напастью, пока он не уничтожил всех людей. Но как? Оберфюрер поставил локти на стол, сцепив пальцы в замок, задумавшись, смотря на папку перед собой, но тут же спросил:

- Это все?

- Я поспрашивал местных, - тон офицера чуть изменился, став не таким официальным, и он даже позволил себе расслабиться, - Не все готовы были отвечать на мои вопросы, но один мужчина сказал, что в деревне пропало еще двое накануне. И тоже по неизвестным обстоятельствам.

Сидя в соседней комнате, ведьма внимательно прислушалась, вслушиваясь в каждое слово пришедшего о том, что же твориться в деревне. Чуть прищурив глаза, отчего они стали бездонной Черной дырой, укрытой белыми ресницами, поджала уголок губ, сразу догадавшись, что все пропавшие исчезли при одних и тех же обстоятельствах, и скорее всего Герцог тоже пришел к таким же выводам, судя по тому, что он как-то спокойно отреагировал на такую информацию. Аккуратно коснувшись кончиками холодных пальцев разбитой губы, девушка поморщилась, тут же одернув руку. Легкое жжение волной прокатилось от ссадины до мозга, а боль колючими острыми иголочками отозвалась во всем теле. Мысленно выругавшись, она опустила взгляд в сторону, тут же подняв брови, увидев ту самую сумку, лежавшую на полу под кроватью. Скорее всего мужчина не так давно вновь доставал книгу и пытался прочесть ее. С опаской, лукаво ведьма сначала глянула в сторону дверного проема, откуда все еще слышались голоса, теперь ставшие не такими интересными, а потом медленно сползла на пол, застыв на мгновенье, прислушиваясь. Она опасалась, что Герцог прознает про то, что она задумала – просмотреть, может быть в книге будет что-то, что поможет ей освободиться от этого человека. Бросив взгляд на сумку, - будто бы та должна была куда-то отползти или исчезнуть, - девушка повернула голову к дверному проему – ничего, голоса стали тише, и теперь разобрать, что именно там обсуждалось, не удавалось. Протянув руку в сторону, все еще не отрывая напряженного взгляда с проема, ощутила, как подушечки пальцев коснулись грубой ткани, и тут же сознание погрузилось в адреналин. Жадно вдохнув ноздрями воздух, она рывком повернулась к сумке, тут же раскрыв ее. 

Вдруг, как ей показалось, кто-то рядом закричал. Чуть не вскрикнув от неожиданности, девушка отпрыгнула от того места, где сидела, впившись глазами в дверной проем, уже ожидая увидеть там стоявшего Герцога, заметившего ее. Нет, никого. Лишь голоса, что раздавались из соседней комнаты, да тихое, почти не осязаемое тиканье часов. Сердце в груди бешено колотилось, подкатывая к горлу. Она так давно не ощущала ничего подобного, что каждое чувство, каждая эмоция будто бы с новой силой рождалось в ее теле. Где-то рядом раздался еще раз крик. Нервно подняв голову и выглянув из-за кровати, девушка только спустя несколько секунда, растянувшихся до вечности, поняла, что кричали со стороны улицы, где виднелись проходящие мимо солдаты. С усилием проглотив ком в горле, кинулась к сумке. Вопль разочарования так и застрял в горле, когда ведьма обнаружила, что там ничего нет, кроме ненужных клочков бумаг да огрызка карандаша. Ей хотелось закричать от переполнявшего ее негодования, - а ведь надежда, что книга будет тут, она была почти в этом уверена. Убрав все, как было, чтобы никто ничего не заподозрил, поднялась и села обратно на край кровати, задумавшись, куда бы Герцог мог спрятать книгу.

Грязь хлюпала под ногами солдат, и каждый шаг давался с трудом, словно сама земля старалась утянуть за собой в недра тех, кто шел в проклятом лесу. Тишина давила на мозг, заставляя прислушиваться к каждому шороху, что мог бы вообще прозвучать эхом среди деревьев. И в какие-то моменты иногда казалось, что где-то совсем недалеко звучат шаги, но туман скрывал незримого попутчика. Почти все ощущали на себе тяжелый, какой-то холодный взгляд, что заставляло многих оглядываться. Слыша изредка шепот солдат, которые осмеливались высказать свой страх, Штуббе негромким матом подгонял всех, обещая принять меры для тех, кто даже подумает отступить назад, не выполнив приказ; но, надо было признать, что и он кожей чувствовал незримое присутствие кого-то еще.

Руины будто бы вынырнули из белесой пелены, представ в виде спящего великана, заставлявшего своим дыханием туман вокруг себя шевелиться; хотя на самом деле ничего подобного не было: развалины не дышали, и только туман клубился над почерневшими камнями. Махнув рукой, отдавая приказ одной части отряда рассредоточится для охраны периметра, Рихард вместе с оставшимися вошел внутрь.

Если войти со входа и пройти пять шагов, то упрешься в стену – черные камни, покрытые плесенью и паутиной с когда-то попавшими в нее насекомыми, от которых теперь остались только хрупкие оболочки, да листья, что залетали сюда, - обойдя ее, для чего нужно сделать, примерно, шагов пять, смотря себе под ноги, иначе можно провалиться из-за гнилых досок, тут же увидишь люк.

Когда они только сюда пришли, он был еще закрыт, но сейчас - это была большая черная дыра, словно беззубый рот, из которого веяло могильным трупным запахом. Посмотрев на яму в полу, Штуббе переборол холодок, пробежавший по его спине, мысленно отправив Герцога и его белобрысую потаскуху сначала на хер, а потом гореть в Аду. Но, к сожалению, это не отменит приказ, и показав на двух счастливчиков, которым приказал остаться тут, сторожить вход, сам с тремя солдатами отправился вниз.

В лицо пахнул настоящий зимний мороз, принесший могильное зловоние и аромат земли, напомнивший Рихарду запах гниющих овощей. Вспомнив о трупах, что должны все еще лежать тут, он выхватил фонарь из рук шедшего позади, освещая себе путь, почему-то немного успокоившись, все же ему было легче, когда неведомые вещи, которые творились в последнее время, могли найти логическое объяснение. Например, как сейчас – то, что вокруг царил ужасающий запах, объяснялось тем, что в подвале лежали убитые люди, которые уже начали гнить и…

Свет фонаря осветил пол маленького помещения. Черные стены, впитавшие кровь, даровавшие им цвет мрака; земляной пол, на котором стоял алтарь, на который и смотреть было неприятно, - все было на своих местах, да вот только трупов не было. Одноглазый остановился на полпути, отчего шедший позади чуть не оступился, немного врезавшись в него, но Рихард даже не обратил на это внимание. Освещая пол фонарем, он понимал, что тут должны лежать трупы, но их нет, и звери не могли так быстро растащить останки, но их не было, так же не было одежды и оружия, которое не стали брать с собой.

«Их нет,» - в горле запершило, и Штуббе чуть не закашлялся, ощутив в горле резь. В спину вновь почувствовался толчок. Чуть дернувшись, одноглазый медленно, с неохотой спустился по маленьким скользким ступенькам, освещая себе путь, думая лишь о том, куда могли подеваться трупы, - ну не могли же они сами встать и исчезнуть?!

В носу неприятно щекотало тухлятиной, и, борясь с желанием чихнуть, Рихард старался не освещать углы, убеждая себя, что мертвецы перед тем, как умереть окончательно, расползлись в стороны, где умерли себе тихо и спокойно, и сейчас лежали там дохленькие, не дыша и не двигаясь. Мысль про то, что мертвецы могли бы и отползти от того места, где лежали, и схватить их, сама проникла в голову, когда его нога обо что-то запнулась, и одноглазый рухнул на пол, как подрубленное дерево. Ударившись всем телом, он выпустил из руки фонарь, уже представляя, как гнилые пальцы хватают его за горло, как впиваются в кожу обломанными ногтями и начинают рвать плоть зубами. Задохнувшись криком, Штуббе резко перевернулся на спину, но не успев встать, увидел, как в свете валяющегося фонаря за спиной одного из сопровождающих выросла огромная тень. Увидев ее, одноглазый начал отползать, при этом случайно задев фонарь, который откатившись, осветил другого солдата. И в миг за его спиной появилась еще одна – была ли это та же или еще одна тень, Рихард уже не думал, он был охвачен ужасом, наблюдая, как черное пятно на стене расползается, приобретая форму какого-то гротескного существа с крыльями и рогами. Доставая пистолет из кобуры, Штуббе случайно задел фонарь, отбросив его в сторону так, что свет теперь светил в самый угол, где было так много паутины, что нельзя было разглядеть и саму стену. Подвал тут же погрузился в темноту.

- Назад! Назад! – орал он, вскакивая на ноги, собираясь уже бежать, но в тот момент, когда он уже несся к видневшемуся квадрату выхода с еле освещенными ступенями, что-то сначала схватило его за плечо, утягивая назад, а потом вдруг резко толкнуло вперед так, что несчастный перепуганный одноглазый пролетел весь подвал, упав перед самыми ступенями, потеряв свое оружие.

Позади слышались шаги, а потом крик – кто-то звал его, что еще сильнее напугало. Чуть приподнявшись, Штуббе на карачках полетел наверх, когда над ним пробежал один из солдат сопровождения, но споткнулся на последней ступени, рухнув на пол. Доползя до него, Рихард хотел помочь ему встать, как что-то вынудило его обернуться. Из люка уже выбегали другие, но что-то было там позади них – большое и черное, оно лезло, вытягивая длинные руки. Обезумев от ужаса, одноглазый схватил одну из гранат, что висела на поясе лежащего перед ним солдата и, выдернув чеку, бросил. Он плохо понимал, что делает; разум давно отказался воспринимать действительность, будто бы наблюдая за всем происходящим со стороны. Граната пролетела, словно в замедленной съемке над головами бежавших за командиром отряда, целясь в самое жерло бездонного провала в полу, откуда ползло ОНО – будто бы сама чернота мрака проснулась и восстала из своей обители, все протягивая и протягивая вперед свои руки, и Штуббе мог поклясться, что даже мог разглядеть глазницы без глаз, смотрящие с ненавистью на него на черном лике монстра.

И вдруг раздался взрыв. Мощной волной стоявшего на коленях у входа в подвал одноглазого отнесло к стене, о которую его неслабо приложило головой; но к его счастью, а может и – нет, сознание угасло лишь на короткий миг, пробудившись от удара по макушке чего-то твердого, тут же свалившегося куда-то. В ушах звенело и орало, трещало и лопалось – казалось, что лопнули барабанные перепонки, и по шее текло что-то теплое. Виски сдавило так, что единственный глаз вот-вот должен был взорваться, оставив его слепым наедине с той тварью, что могла остаться в живых после взрыва.

Все-таки разлепив глаз, залитый кровью, Рихард увидел перед собой черную муть, уже испугавшись, что ожившая темнота проглотила его, но это было не так. Вокруг царил полумрак, тяжелая пыль серым туманом клубилась вокруг, создавая ощущение замкнутости, проникая внутрь легких. Громко закашляв, Штуббе закрыл рот ладонью, ощущая, как на языке тут же появилась земля, и, чтобы не потерять равновесие от удара, второй рукой оперся об пол, задев пальцами предмет, который упал ему на голову. Голоса бежавших сюда солдат были слышны, но далекими и все еще приглушенными, хотя одноглазый и понимал, что они должны уже быть здесь, как только услышали взрыв; но сам Рихард был больше обеспокоен не этим, а той тварью, что ползла из подвала. Кое-как собрав в себе силы, он наклонился вперед, невольно обхватив пальцами тот самый предмет, что ранее свалился на него, и, опираясь на него, приподнялся на ватные ноги, которые отказывались слушаться. Еле передвигая ими, Штуббе придвинулся на пару шагов вперед, размахивая свободной рукой, стараясь развеять оседавшую многовековую пыль, что не помогало, а только ухудшало видимость. Он почти даже разглядел то, что когда-то было подвалом, заваленное теперь обломками, как внезапно что-то схватило его за ногу, громко, протяжно заорав. Испугавшись, что это мог быть тот самый монстр, Рихард отшатнулся, пытаясь нащупать свой пистолет, но кобура была пуста, что в сто крат усилило его ужас. Прижав странный предмет к себе, одноглазый дернулся назад, при этом стукнувшись спиной о стену, а потом рванул со всех ног прочь из этого проклятого места.

Обхватив запястье ведьмы пальцами, Герцог притянул ее к себе, садясь на край кровати. Он ловко усадил девушку к себе на колени спиной к себе, обвив второй рукой талию, полностью отрезав путь к свободе. Устав бороться, она лишь изредка брыкалась, пытаясь хотя бы сползти на пол, но мужчина лишь крепче прижимал ее к себе.

- Борись… Борись, пташка, - обожгло горячее дыхание ее ушко, когда губы Дьявола коснулись нежной кожи.

Повернув голову, ведьма хотела ударить его, но он вовремя успел отклониться, рассмеявшись. Его забавляло, что девушка все еще находила в себе силы противостоять ему, каждый раз, как только у него просыпалось желание овладеть ей. В нем разгорался огонь от одной мысли обладания ей – и невольно в подсознании все чаще мелькали огоньки мыслей о том, что было бы неплохо оставить такое сокровище себе, используя не только ее силы, способные управлять людьми, но и ее телом. Сильнее прижав к себе ведьму, Курт поставил подбородок на ее плечо, прошептав:

- А ведь я так и не знаю твоего имени. 

- Это не твое дело, - дернув плечом так, чтобы мужчина убрал голову, девушка в очередной раз собиралась подняться, вцепившись двумя руками в руку Герцога, убирая ее.

Развернувшись рывком вместе с ведьмой, оберфюрер прижал ее к кровати:

- Нет, девочка, это как раз мое дело, - хриплый утробный голос пробирал до самых костей; а ведь он мог делать с ней все, что только вздумается, мог использовать так, как пожелает; с жадностью вдохнув аромат ее волос, напомнивший о цветочных лугах под утренним солнцем, Курт на миг прикрыл глаза, даже в подсознании увидев залитые полупрозрачным светом поле цветов, - Мое, - прошептал, медленно разворачивая ее к себе лицом, чтобы взглянуть в черные бездонные глаза, чувствуя легкое опьянение от бурлящей страсти под кожей.

Склонив голову, Герцог с неприсущей ему осторожностью осмотрел личико перед ним, заострив внимание на чуть приоткрытых губах. Не торопясь, словно пробуя дорогой напиток, он прикоснулся к ним своими, даже на секунду ощутив легкое приятное покалывание. Жар окатил все его тело, когда ее язычок скользнул между его зубов, начав сплетаться с его языком, а мягкие губы с готовностью отвечали на поцелуй. Просунув руку под нее, мужчина притянул ее к себе, как вдруг девушка сама перевернула его, оказавшись сверху. Склонившись к нему, коснулась подушечкой указательного пальца губ Герцога, с небольшим прищуром смотря за своим движением.

Как же ей хотелось прямо сейчас задушить его, впившись пальцами в глотку, и, сжимая ее, с наслаждением наблюдать, как жизнь покидает это проклятое тело, как стекленеют глаза, с ужасом смотрящие на нее. Палец скользнул по подбородку. Чуть наклонив голову, ведьма заметила, как быстро билась жилка на шее мужчины, но тут же мысленно одернула себя от этой мысли, какой бы притягательной та не казалась. Нет, пока она не могла убить его. Не сейчас. Он должен показать, где хранит книгу, - если она убьет его сейчас, то другие заметят это, и у нее будет крайне мало времени вернуть себе Силу в полном объеме.

Девушка прогнувшись прижалась к телу оберфюрера, позволяя ему вновь поцеловать ее. Нежные, мягкие губы были податливы, целуя в ответ. Прикрыв глаза, она чувствовала, как его ладони скользят по ее ягодицам, поглаживая их, чуть сжимая. Приподняв край рубашки, Курт провел ладонью по спине ведьмы, наслаждаясь бархатистостью кожи, касаясь кончиками пальцев позвоночника, а потом не торопясь начал расстегивать пуговицы на ее штанах одной рукой.

- Я удивлен, что сегодня ты решила побыть хорошей девочкой, - с ядовитой усмешкой прошептал Дьявол, просовывая руку под грубую ткань штанов, что были на девушке, проводя подушечками пальцев по нежной коже живота.

Его хрип потонул в сдавленном протяжном полустоне, стоило пальцам проникнуть в лоно, задев клитор, на который Герцог надавил большим пальцем. Чуть вздрогнув, ведьма запрокинула голову, прогибаясь сильнее. Два пальца вошли в нее лишь глубже, заставив застонать. Плавно водя подушечками по стенкам влагалища, мужчина двигал рукой вперед-назад, с наслаждением наблюдая, как девушка вздрагивает, начиная двигать бедрами в такт его движениям, упиваясь ее внезапной покорностью. Выпрямив спину, девушка ощущала приятное натяжение внизу живота, повинуясь позыву своего тела, чувствуя, как внутри нее скользят пальцы, по которым уже текла смазка. Справившись с пуговицами на ее рубашке одной рукой, Курт рывком распахнул легкую ткань, обнажив девичью грудь. Розовые соски маняще подергивались туда-сюда при каждом движении, и уже не борясь с желанием, оберфюрер приподнялся, притянув ведьму к себе, проведя языком по торчавшему соску, тут же обхватив его губами. Подавшись порыву наслаждения, девушка закрыла глаза, обняв мужчину за плечи, прижимаясь к нему сильнее. В какой-то момент мысли о книге и желании освободиться покинули ее, сменившись тем, что ранее она так сильно отвергала. Страсть волнами расходилась по всему телу, требовавшему продолжения ласк. Медленно двигая тазом в такт руки Герцога, ведьма чувствовала, как умело и нежно двигались внутри нее пальцы, а подушечка большого – надавливала и массировала клитор.

Перевернув девушку на спину, Курт оперся коленом между ее ног, ускорив ласки, нависая над ней. Его поцелуи становились все требовательнее и жарче, не позволяя ведьме даже подумать о том, чтобы сбежать. Да и ему самому было крайне тяжело себя контролировать от желания; член под тканью штанов уже давно выпирал, став будто каменным. Девушка уже была на грани. Она металась из стороны в сторону, будто все ее тело било током, запрокидывая голову, сминая пальцами покрывало. Ее горячие сладкие стоны наполнили комнату, услаждая слух мужчины.

И вдруг он убрал руку, прекратив ласки. Выгнувшись дугой, ведьма с такой силой сжала пальцы, что даже побелели костяшки, протяжно застонав от досады; каждая клеточка ее тела была так сильно напряжена, что требовала разрядки того, что ранее делал мужчина с ней; инстинктивно она даже хотела сжать ноги, чтобы напрячь мышцы таза и влагалища, но Герцог не дал сделать это, еще сильнее раздвинув ее ноги бедром:

- Нет-нет, - тихо рассмеялся он, расстегивая свои штаны, уже тяжело дыша от возбуждения, - Я еще не разрешал тебе… Не сейчас…

Приспустив брюки, Дьявол развернул девушку к себе спиной на бок, приподняв одно ее бедро, скользнув холодными глазами по ее лицу, - и несмотря на мороз в его глазах, он сгорал от огня, бушевавшего в его крови. Придержав член у основания, медленно ввел его в лоно, чуть приподняв один уголок губ, когда ведьма застонала, сильнее прижавшись к нему, прогнув спину. Внутри нее все было очень узко, но именно этого так хотелось Дьяволу, который тихо утробно прорычал, когда головка туго стала двигаться вперед. Двигая тазом, он коснулся пальцами подбородка девушки, развернув к себе ее лицо, после проведя кончиками по ее скуле. Склонив голову, мужчина с готовностью ответил на ее поцелуй, когда ее пухлые губы потянулись к нему. Медленно вобрав ее губы своими, Курт тут же остановился, проведя по ним кончиком языка, раскрывая. Проникнув в ее рот языком, он умело сплетался с ее язычком, поглощая жалобные стоны наслаждения, вкушая плоды страсти, пронзающие их тела.

Поднявшись, оберфюрер потянул бедра ведьмы на себя, проведя по округлым ягодицам ладонями, восторгаясь видом, что открывался ему. Введя член во влагалище, он вновь начал двигать тазом. Прогнув спину, подобно кошке, девушка простонала, что прозвучало, как музыка. Шлепнув ладонью по ягодице, Курт рассмеялся:

- Громче, девочка, я хочу слышать, как ты стонешь подо мной.

Щеки ведьмы опалило огнем. Слова Герцога заставили ее немного осознать, что он прав, - ей было хорошо, невероятно хорошо, и сдержать себя она никак не могла, как бы сознание не сопротивлялось этому. Еще толчок, и девушка вновь застонала, уткнувшись лбом в покрывало, пока напряжение внизу живота возрастало. Ей казалось, что соитие с мужчиной полно боли и унижения, где только к концу приходит наслаждение от физического контакта, но сейчас все было совсем по-другому. Напряжение в миг сменилось взрывом, произошедшим в районе таза, заставив ведьму сначала вскрикнуть, дернув головой, от чего ее волосы волной поднялись в воздух, а потом сильнее прогнувшись, чуть сжалась, сотрясаясь от мелкой дрожи.

Усилив толчки, когда оргазм накрыл девушку, мужчина еще раз шлепнул по округлой упругой ягодице, впившись в кожу пальцами, оставив красный отпечаток. Распухшая головка таранила матку, упираясь в нее, сжатая со всех сторон мышцами влагалища, готовая вот-вот излить семя из яичек. Не прекращая, оберфюрер положил ладони на поясницу ведьмы, уже хрипя от напряжения, а потом вдруг подался вперед, зарычав. Горячая сперма стала быстро наполнять лоно, смешиваясь со смазкой.

- Если будешь хорошо себя вести, больно тебе не будет, - прошептал Курт, опираясь одной рукой о кровать, вторую все еще держа на поясе девушки.