Вставало солнце. Небо озарилось красным неоном. Рваные тучи нависли над далёким Кёльном — одной из «вершин» Треугольника, городом, сохранившимся в первозданном виде. Местность в точке соприкосновения миров изменилась, знакомые ориентиры остались только на старых картах. Дорога между тремя городами стала долгой и опасной.

Руины микрорайона брошенного города казались опустевшими — ни людей, ни метацеридовых. Ветер гонял мусор по разбитой дороге. Трава проросла через трещины в асфальте. Деревья и кусты хаотично разрослись на городских улицах. Людей в Треугольнике осталось мало, загрязнять окружающую среду стало некому, и природа взяла своё. Скоро не останется буйной зелени нигде, кроме этого богами забытого, но по-своему красивого места…

Этот микрорайон стал новым пристанищем уцелевшим во время Слияния людям из Кёльна и окрестных населённых пунктов. Единственное в округе место, где можно укрыться от тварей. Выжившие обосновались в полуразрушенном доме, заняв несколько нижних этажей, кроме первого и подвального. Подвал оставался закрытым с тех самых пор, как появился Треугольник.

Порой я выменивал здесь еду и нужные боеприпасы на батареи для лазерного оружия — после столкновений с мародёрами этого добра обычно хватало на пару сделок. Бартер сменил оплату электронной валютой почти сразу после Слияния.

Сегодня же обменять было нечего, но в лагерь зайти пришлось: Вольфганг хотел показать что-то, что не взял с собой, и в спокойной обстановке объяснить, какого рода помощь ему нужна. Я принял бы это за ловушку, если бы не узнал дорогу к базе, но Вольфганг не стал петлять по обходному пути и пошёл напрямик.

Выбранный выжившими дом был единственным уцелевшим зданием на улице: остальные разрушил один из мелких смерчей, образовавшихся следом за самым большим. Некоторые стены постройки обвалились, стёкол в панорамных окнах давно не было, верхние этажи частично обрушились. Металлические балки острыми кольями торчали из дыр в стенах. Все входы, кроме одного, перегораживали нагромождения мусора, а единственный свободный проход закрывала хлипкая самодельная дверь.

Остановившись у двери, я громко постучал и, когда с другой стороны откликнулся часовой, назвал пароль. Нас пропустили в освещённый холодным светом ламп подъезд. В глубине здания тихо урчал генератор. Вольфганг поднялся на второй этаж и уверенно направился в обычно пустующую квартиру, ключ-карту от которой выдавали желающим задержаться гостям, способным оплатить убежище.

Из ящика стола Вольфганг достал папку. Я удивлённо вздёрнул бровь. Бумага — пережиток прошлого. Со второй половины двадцать первого века всю информацию хранили на электронных носителях. В документации приводилась по большей части непонятная мне информация, сплошь состоящая из малознакомых, а порой и абсолютно непонятных терминов. На одной из страниц красовался подробный рисунок длинной цепи, отдалённо похожей на ДНК или РНК.

— Ну и что это? — я поднял взгляд на Вольфганга.

— ДНК Метацериса. Ни один земной организм не имеет такой. Без неё Метацерис не смог бы распространяться, тем более — такими темпами, — пояснил тот и перелистнул страницы. — Точно такая же ДНК содержится в тканях Метацериса, заражающих живые организмы. Его действие можно сравнить с кордицепсом… за некоторыми исключениями. Не буду вдаваться в подробности, тебе это не нужно.

— Хочешь сказать, метацеридовые — зомби? — скептически фыркнул я.

— Нет. Метацерис не контролирует их, а лишь… меняет естественные показатели. Слушай дальше. Метацерис — сложный самостоятельный организм, но агрессивное поведение, какое мы наблюдаем сегодня, ему несвойственно.

— Откуда эти документы и выводы? Что за чушь ты несёшь?

— Я проигнорирую это. Напоминаю, ты мне обязан жизнью. Значит, пойдёшь, куда я скажу, и поможешь. Мне нужно собрать как можно больше данных: я хочу понять, что заставляет Метацерис проявлять необоснованную агрессию, — невозмутимо договорил Вольфганг.

— Да ты больной! — не выдержал я.

Каждый знает, что биомасса под названием «Метацерис» — опасная тварь, не только разросшаяся по научным комплексам в городах-вершинах, но и переносимая всеми метацеридовыми. Вряд ли кому-нибудь приходило в голову искать причины «необоснованной агрессии» этой дряни.

Кому-нибудь, кроме Вольфганга.

— По твоим меркам — возможно, — не стал отрицать он. — По моим же — скорее учёный. Наша первая задача — добраться до Кёльна. Доберёмся до комплекса — я объясню, что делать дальше. Если возникнут вопросы, ответы на них ты получишь непосредственно на месте.

— А если я откажусь выполнять твои указания? — с вызовом спросил я.

«Нет уж, к чёрту!»

Редкое место опаснее Вершин. Я скорее согласился бы пробраться на территорию головорезов, после Слияния взявших власть в свои руки, чем идти в Кёльн. А информация о Метацерисе не жизненно необходима, чтобы рисковать ради неё всем.

— Знаешь, как трудно найти человека, способного вернуться из Вершин живым? Таких на весь Треугольник единицы, и о своём прошлом никто не треплется. Выследить тебя было непросто, Харман, а собрать информацию — ещё сложнее. Я вышел на тебя через очень серьёзных людей, — спокойно сказал Вольфганг. — И если ты сейчас откажешься, я укажу им, где тебя искать.

Атмосфера накалялась. Я вскочил, выхватив плазменный пистолет, рывком прижал «учёного» к стене и приставил оружие к его голове. Он этого явно не ожидал.

— С кем ты связался? — прорычал я.

— С Дачсом, — быстро ответил Вольфганг.

— Чёрт возьми! Придурок!

Палец дрогнул на сенсоре. Провести чуть дальше — и плазма прожжёт голову этого идиота. Руки зачесались выстрелить, но лишнее убийство уже ничего не решало. Дачс, мой давний враг, не стал бы просто так давать информацию случайному человеку, а его выгода в этом деле понятна — найти меня, но не станет он доверять это Вольфгангу. Скоро сюда нагрянут его бойцы.

— Хочешь меня убить — стреляй, — с удивительным равнодушием вдруг вздохнул Вольфганг. — У меня всё равно только два выхода осталось, один другого не лучше.

Я отпустил его и убрал ствол. Укрыться от Дачса можно лишь в очень опасных районах, куда даже его люди не сунутся, и ближайший — Кёльн.

— Пока что нам по пути. Так и быть, я помогу тебе узнать о Метацерисе. А сейчас нам нужно валить, пока сюда не нагрянули сволочи Дачса. Единственное условие: если я задаю вопрос, на который ты знаешь ответ, ты отвечаешь. Честно.

— Договорились.

Забрав документы, мы вышли на улицу и чуть ли не бегом бросились к границе микрорайона. Алард держался рядом. На главную улицу выходить не рискнули, вместо этого петляя дворами и переулками. Частные коттеджи соседствовали со скоплениями небоскрёбов, но все здания здесь объединяло одно — разруха. Дома превратились в руины. Одни обрушились под беспощадным гнётом времени, другие разнёс смерч. Обломки лежали на разбитой дороге.

Этот микрорайон считался одним из лучших. Мне и не снились такие условия, даже когда я был мальчишкой. Не будь Треугольника изоляции, я провёл бы жизнь в грязных трущобах, скорее всего, став бандитом и перебиваясь грошами. Он изменил порядок вещей, изменил хотя бы маленький кусочек планеты. Пожалуй, я не отказался бы увидеть в развалинах весь мир, но после Слияния никто больше не пытался пробить брешь в другие изменения. Иначе не стало бы ни Треугольника, ни привычного большинству уклада жизни, ни человечества, а Земля погрузилась бы в хаос.

Это ли не светлое будущее для лишённых всякой надежды? Для тех, кто оказался в грязи, сокрытой за яркими голограммами, дополненной реальностью и неоновым светом? Нужно искать выход, а не прятаться за наркотическим дурманом и алкоголем, спасаясь от жестокой реальности и желая забыться. Но как жить, когда выхода нет? Нет спасения, нет будущего, нет шансов.

Треугольник мало что изменил. Люди по-прежнему сбиваются в стаи, грызутся друг с другом, бегут от реальности… Он не дал надежды слабым, но показал настоящую жизнь сильным. И потому я любил его куда больше мира, наполненного глупыми иллюзиями.

Мы добрались до окраин микрорайона. Алард в очередной раз просканировал местность и сообщил:

— Обнаружена неизвестная форма жизни. Движение на три часа.

Залаяли дворняги. И их не смог опознать дрон? Я мысленно «поставил галочку» провести диагностику его системы на привале, но из подворотни выбежали заражённые Метацерисом собаки, и всё встало на свои места. В базе данных ИИ не было информации о существах из параллельного мира и заражённых земных животных.

Метацерис не просто вступал в симбиоз, а менял организм настолько, что попытки извлечь его неизбежно приводили к смерти заражённого. В то же время он делал зверей сильнее, быстрее и опаснее. Может, собаки и не стали бы нападать, но после Слияния им не осталось даже помоев. Не будь в их телах пульсирующей синей биомассы, я не беспокоился бы, но Метацерис сделал и без того умных зверей хитрее.

Мы встали спиной к спине и направили оружие на собак. Алард взлетел выше и срезал первых врагов очередью из турели, израсходовав половину газа.

— Экономнее! — крикнул я.

Собаки полукольцом ринулись к нам. Ещё несколько животных зашли с тыла. Первого атаковавшего пса я снял одиночным выстрелом. Затрещала винтовка Вольфганга. Казалось, он не экономил ни газ, ни заряд батареи, но почти все выпущенные им плазменные заряды находили цель.

Твари бросались одна за другой, повисали на руках, хватали за ноги, пытались добраться до горла. Клыки оголодавших зверей скребли по броне. Прокусить её смогли бы лишь военные киборги или более крупные метацеридовые.

Собаки оттеснили нас к зданию, заставив разделиться. Одна из них прыгнула мне на спину. Я заметил её слишком поздно, отбиваясь от другой, и оказался на земле. Крупная собака подцепила зубами выступающую пластину брони и потянула на себя. Затрещала ткань костюма. Извернувшись, я со всей силы ударил зверя по морде. В тот же миг другой вцепился в кисть руки, защищённую только перчаткой.

Выхватив пистолет, я прострелил ему голову и толкнул труп на прыгнувшего сородича. Мельком заметил, как Алард навёл турель на тварей. Рывком сбросив с себя собаку и пнув в брюхо ещё одну, я подхватил винтовку, расстрелял преградившего путь отступления врага и перекатом ушёл с линии огня.

Длинная очередь смела нескольких зверей. Я вскочил и добил оставшихся. Тем временем Вольфганг забрался на потрёпанную машину и оборонялся.

— Алард, помоги ему, — приказал я.

Дрон открыл огонь по окружившим Вольфганга собакам. Скуля, остатки стаи бросились врассыпную. Нескольких настигла плазма, остальные удирали в руины. Алард стрелял им вслед.

— Отставить! Не трать боезапас, — махнул рукой я, но было поздно: турель зажужжала вместо очередного выстрела.

Я заменил пустую ёмкость на полную. Переделанные гражданские дроны вроде Аларда отличались от военных несовершенным искусственным интеллектом. Исправно выполняя приказы и поддерживая осмысленную беседу, они не имели достаточно развитого для самостоятельных боевых действий мышления. Единственный протокол, совпадавший с таковым у боевых дронов — защита хозяина. Почти все остальные действия, кроме реакции на угрозу и некоторых других, требовали команды. Проще всего было бы заменить плату, но достать новую можно только из военного дрона.

Вольфганг слез с машины и присел на корточки рядом с мёртвой собакой — исхудавшей, пронизанной «жилами» Метацериса.

— Бедные животные… — тихо вздохнул он.

Он напомнил мне друга детства, всегда любившего всё живое и страдавшего из-за смерти любого существа, не несущего однозначного вреда. Добрый ребёнок, мечтавший сделать мир лучше, не испортившийся под гнётом окружающей жестокости и никак не вписывающийся в помойку, которой стала эта реальность. После Слияния я не видел его, считая, что он погиб. Не может такой человек выжить в тяжёлых условиях, если не станет жёстче.

— Ты только что убивал их, а теперь жалеешь? — я скептически выгнул бровь, хоть под шлемом этого не видно. — Похоже на игру на публику. Хочешь казаться этаким учёным-пацифистом, чтобы скрыть собственную гнильцу.

— Кто бы говорил! — неожиданно зло огрызнулся Вольфганг. — Ты всё меришь по себе, да?

— Я не прикрываюсь масками. Я убийца, и не стыжусь этого. Что дальше? Может, мне ещё самому подставить горло тварям?

Вольфганг презрительно фыркнул.

— Ты не поймёшь моей философии. Не способен понять. Я вынужден убивать, чтобы защититься, но жалею об этом. А жалеешь ли о чём-то ты? — дерзко спросил он.

— Предпочитаю не тяготиться совестью и сожалением, — театрально развёл руками я. — И твои нравоучения мне не нужны, сопляк. Может, когда-нибудь обзаведёшься мозгами, а нет — сдохнешь.

Ответного выпада не последовало. Вольфганг проглотил и злость, и оскорбление, наверняка понимая, что больше никто во всём Треугольнике в Кёльн за ним не пойдёт, а лезть туда в одиночку — верная смерть.

Двадцать лет прожив в Треугольнике изоляции, повзрослев здесь, я не знал, что скрывается в Вершинах, кроме крупных очагов Метацериса. Никто не знал, потому как некому рассказать правду об этих городах. Уходившие туда в поисках знаний или ресурсов не возвращались, и тогда поползли самые разные слухи — бредовые и правдоподобные, основанные на фактах и полностью составленные из домыслов, противоречивые, но ничем не подтверждённые. А вместе с ужасами, которые рассказывали о трёх уцелевших городах, появился и страх.

Одни говорили, что Метацерис расползся по Вершинам, проник в каждое здание и некогда безопасные укрытия. Другие — что самые грозные метацеридовые собирались в Кёльне, Париже и Цюрихе, чтобы защищать крупные образования биомассы, и что её можно уничтожить, разрушив тем самым всю биосистему. Третьи считали, что города окутаны мистической аурой и несли бред — это в двадцать втором-то веке! Самых разных версий придумали много, но все они сходились в одном: что бы ни таили в себе Вершины, оно несёт только смерть.

Обстоятельства вынуждали меня рискнуть, и я вдруг понял, что сдаваться перед лицом опасности не стану. Можно ли верить слухам? Однозначно нет. Будь что будет — я готов бросить вызов Треугольнику изоляции, Метацерису и любой угрозе из Вершин! Не столько из-за вероятности оказаться в руках Дачса, сколько ради адреналина и победоносного чувства: «Я смог!» Зачем отказывать себе в удовольствии потешить своё самолюбие, сделав то, что не удавалось никому?

Рано или поздно в жизни каждого наступает момент, когда нужно сделать трудный выбор: с гордостью преодолеть сложное препятствие или присоединиться к слабакам, прикрывающимся здравым смыслом. Я этот выбор сделал, и не в пользу последних.

Из микрорайона мы вышли на шоссе. Машины так и стояли на дороге после Слияния миров, и в некоторых даже остались скелеты. Сколько ДТП произошло здесь, бесполезно считать. В нескольких метрах от нас лежала груда металла, некогда бывшая машиной, но слетевшая с дороги и разбившаяся всмятку об ограждение. Чуть дальше поперёк дороги стоял грузовик, у раскрытой и почти отвалившейся водительской двери которого сидел придавленный легковушкой скелет в истлевших остатках одежды. В ту роковую ночь на дорогах творилась полнейшая вакханалия.

Я тоже, как и все, тогда думал, что наступил Конец Света. Стоял у окна, глядя в неестественно синее небо, затянутое тяжёлыми тучами, и почему-то не чувствовал ни страха, ни сожаления, ни чего-то ещё. В те страшные мгновения осталась только апатия. Может быть, я не до конца осознавал масштабы и последствия катастрофы, а может, это была защитная реакция неокрепшей детской психики. Паниковали родители, но не я.

По-настоящему страшно стало даже не в подвале, где мы укрылись от смерчей, а после выхода на поверхность. Растерзанные трупы, брошенная военная техника, ошмётки синей биомассы и твари. Не заражённые животные — они появились позже, — а существа из параллельной реальности. Очень скоро я узнал, что метацеридовые — не самые опасные враги в Треугольнике. Потому что страшнее всех загнанный и обозлённый человек.

Одно успокаивало сейчас: в Вершинах врагом будет сам Метацерис. Сложный, но неразумный организм. Я пока не представлял, как бороться с биомассой, но если удастся собрать достаточно информации, кто знает, не найдётся ли ответ на этот вопрос? А сейчас стоит узнать кое-что другое.

— Эй, Вольфганг, а откуда ты вообще взял строение ДНК Метацериса и почему решил, что он не должен быть агрессивным? — поинтересовался я.

— Это… долгая история, — уклончиво ответил тот.

— До Кёльна два дня пути! Успеешь рассказать.

— Ты знаешь, что мы — не единственные разумные существа? И нет, я не об инопланетянах, а о… об организмах из другого измерения. Того, которое слилось с нашим.

Разумеется, о метацеристериях я не только слышал, но и пару раз сталкивался. Настроенные против людей гуманоидные твари быстро приспособились к новым условиям, научились использовать земные оружие и броню. О них никто почти ничего не знал, но все ненавидели их. Взаимно, да.

— О них не слышали только за Границами, — хмыкнул я.

— Метацеристерии — наши враги. Так считает большинство, — продолжал Вольфганг. — Но они тоже разные, как и мы. Один из них сам пошёл на контакт, а я не стал его убивать. В обмен на полезную информацию о Земле он рассказал о своём мире и Метацерисе. Мало, конечно, но сколько знал. Они в своё время совершили ту же ошибку, что и мы — не стали исследовать свою планету досконально. Зато хотя бы экологию не угробили. Апокалипсис за них устроили мы — их мир лежит в руинах и больше не пригоден для жизни, потому что «Портал» пробил брешь. Слияние для их реальности прошло болезненнее, чем для нашей.

Новая информация дополнила сложный пазл. Выходит, человек навлёк беду не только на себя, но и на метацеристериев, благоразумно не пытавшихся ломать границы мира? Теперь я понимал их ненависть. Люди заслужили её, как заслужили и свою медленно умирающую планету.

— Неопознанный объект на радаре! — сообщил Алард.

— Сканируй, — приказал я.

Раньше, чем тот успел собрать больше данных, в нескольких сотнях метров от дороги из леса на горизонте вылетел дрон-разведчик. Вольфганг вскинул винтовку и прицелился. Я не мешал: всё равно нас уже засекли. Выстрел! Прожжённый насквозь дрон упал в высокую траву. Попасть по маленькой движущейся цели с большой дистанции не каждому под силу.

— Круто стреляешь, — оценил я. — Из тебя вышел бы отличный снайпер.

— Я и был снайпером. Пока не задолбался таскать на себе двухметровую дуру.

Я уважительно хмыкнул. Далеко не каждый в Треугольнике отважится учиться снайперскому делу и носить громоздкую винтовку вместо более короткого и к тому же максимально облегчённого автомата или пары пистолетов. Чем выше мощность и дальность стрельбы, тем длиннее ствол и спрятанный в цевье ЭМИ-ускоритель.

Первое впечатление о Вольфганге, показавшемся мне слабым добряком, было ошибочным. Снайперу приходится нелегко: не все способны вынести груз чужой крови, зная, сколько смертей позади. Нужно или иметь железные нервы, или быть отморозком, каких большинство. Даже мне, впервые убившему человека, будучи ещё подростком, порой становилось тошно от осознания, что я отнимал жизни не только законченных моральных уродов и что сам вряд ли лучше их.

— Это был дрон Дачса? — уточнил Вольфганг.

Я кивнул и махнул рукой в сторону Кёльна, давая понять, что нужно идти, пока нас не нагнала толпа вооружённых до зубов мародёров. Мы двинулись дальше по дороге. Будь вокруг лес, можно было бы сойти с неё и затеряться среди деревьев, но в чистом поле от преследования нас скроет только расстояние.

И потому мешкать нельзя.