Еще будучи Юанем, Цинцю прекрасно осознавал, что алкоголь влияет на него очень, очень плохо. Однако даже это, без всяких сомнений, полезное знание, которое из раза в раз пытается вбить сука-судьба в его инстинкт самосохранения, совершенно не мешает ему нажраться по самое не хочу, до самого «в вашем спирте крови не обнаружено». Чего греха таить, Шэнь это любил и практиковал, даже несмотря на хреновые последствия. Ладно, как раз таки из-за последнего нажирался он крайне редко. И хорошо, будем честны, его могло вынести с одного чертового бокала, так что пил Юань строго в компании лучших друзей, семьи, либо вообще в одиночку, словно какой-то алкаш.
Но, став Шэнь Цинцю, подобного он себе просто не мог позволить. Ну, знаете, ему как бы была уготовлена роль человека-палки от рук собственного ученика, так что да. Он был чертовски занят этим дерьмом, под грустным названием «Выживание: сдохни или умри».
И даже когда все более-менее улеглось, Шэнь Цинцю просто опасался пить. Потому что не хотел терять маску невозмутимости, ведь от алкоголя его разнесет нахер. Да и перед Ло Бинхэ, будем честны, ему попросту было стыдно показаться в таком… неподобающем виде, да.
Да, он мог пропустить по стаканчику с Шан Цинхуа, перетереть за жизнь и нелегкую долю попаданцев, но не более. Что б нажраться до беспамятства — нет. Ни за что, черт возьми.
Зато путем таких нехитрых посиделок, было выявлено, что это тело не выносит с одного бокала, в отличие от Юаня. И Цинцю правда не знал, радоваться ли ему этому открытию или не стоит. Так что он решил, что просто оставить этот факт и не будет возвращаться к нему ближайшую сотню лет точно.
И, ну, сотню лет он явно не протянул.
Потому что в один прекрасный день, по его осознанию ударила мысль, что он, на минуточку, умирал целых два гребаных раза. И хэй, давайте не забывать о всем том дерьме, всех тех павших в неравном бою нервных клетках во время прохождения канона. Так что он, черт возьми, заслужил возможность нажраться в говно.
Собственно, именно этим он и занялся.
В день, когда все условия благоспособствовали его анархичной затее, Шэнь Цинцю заперся в их с Бинхэ покоях, предварительно набрав закусок и несколько бутылок алкоголя. Его муж, как и Мобэй-цзюнь с Шан Цинхуа, были заняты, так что он был волен делать что хотел как минимум двое суток точно.
«Этот мастер слишком стар для этого дерьма. Слишком стар и слишком заебался», — примерно об этом думал Шэнь Цинцю, гипнотизируя бутыль в неких сомнениях. Стоит ли? В конце концов, он сам не знает, что может натворить. Нет, понятно, что нечто из ряда вон, но все же…
А потом он, взяв себя в руки, решил, что «сейчас или никогда». В конце концов, когда ему еще выпадет шанс расслабиться и просто в гордом одиночестве побухать в свое удовольствие? Вот именно, что хрен знает.
После половины бутылки его сознание помутилось, но все еще было не так плохо. Он размышлял относительно здраво, даже мог давать себе отчет в том, что делает. После целой бутылки стало немного не по себе. Не в том плане, что его тошнило, а скорее… чувствовалась некая раскрепощенность? Он все еще понимал, что делает, однако не так, чтобы остановить это. Но прекрасно осознавал, чего делать не стоит. В общем, логика пусть и барахлила чутка, но работала.
А потом случилась вторая бутылка, и Шэнь понял, что возможно половина второй бутылки была слегка… лишней.
И это мягко сказано.
Руки становятся до поразительного непривычными — словно ватные, как и голова, и ноги. Насчет последнего Шэнь Цинцю не уверен, потому что не вставал, но проверять, будем честны, он совершенно точно желанием не горит. Это было странно — ощущать себя пьяным. И как по закону жанра, он просто обязан был с головой окунуться в ностальгию. Вообще, в этом нет ничего плохого. Когда он трезвый. Потому что будучи пьяным, да еще и под воздействием ностальгии, Цинцю вполне себе мог совершить какую-то невообразимую поеботу.
В затуманенном разуме практически сразу всплыли картины из прошлого: как они со старшими братьями бухали, конечно, только по праздникам, да и то не всегда, но это были настолько теплые и приятные воспоминания, что он чуть было не разрыдался. А потом, как по цепочке, вспомнилась остальная семья — мама, отец, младшая сестра, старшие братья… Черт, Система просто обязана оценить то, что он позорно не разрыдался.
Но Система благоразумно молчала, явно не желая связываться с нажравшимся в говно пользователем, так что Шэнь Цинцю плюнул на это неблагородное дело и хотел было потянуться за еще одной бутылкой, как понял, что голова начинает болеть. Ох. Кажется, сегодня он собрал волосы слишком туго, а может, это все влияние алкоголя — честно, он не знает, так что просто вытаскивает заколку из волос, позволяя им водопадом упасть на плечи.
И так и замирает в этой нелепой позе, с заколкой в руках, уставившись в противоположную стену.
О.
О.
Цинцю моргнул и тупо уставился на свои волосы. Святое дерьмо, почему они такие длинные? Почему он раньше не обращал внимания на этот вопиющий факт? А хотя нет, этот старик запамятовал. Конечно, он обращал на это внимание, особенно на первых порах после попадания, однако потом появился Ло Бинхэ, его чудесный Белый Лотос, что добровольно вызвался помогать этому мастеру с непривычно-длинными волосами.
Шэнь Цинцю в который раз медленно моргнул, бездумно касаясь длинных прядей.
Когда Бинхэ упал в Бездну, ох и настрадался же он с этими волосами — столько раз порывался состричь их, да благоразумие было сильнее и всегда успевало вовремя.
Однако сейчас он чертовски пьян.
И никаким благоразумием тут даже не пахнет.
А потом на него снова накатывает ностальгия, только теперь уже не по семье, а по своей прежней внешности. Нет, Цинцю не жаловался, его вполне все устраивало — это тело было великолепно (если не сравнивать с Ло Бинхэ, конечно же), и от десятиминутной пробежки он не задыхался, как несчастный астматик. Однако эти длинные волосы… О, они его убивали.
Цинцю правда готов плакать, вспоминая свою прежнюю, практичную, невероятно-удобную, великолепную короткую стрижку. Он даже шмыгнул пару раз, а потом замер.
А что, собственно, мешает ему вернуть ее? Не так коротко, конечно, но…
Что ж, давайте признаем — последние капли благоразумия бессовестно покинули этого несчастного старика. И именно по этой причине он, напрягшись, призывает к себе Сюя (который чуть не убил его рукоятью, но это детали, которые совершенно точно не были важны), собирает волосы у шеи и, повторяя действия Сакуры, без колебаний их срезает.
О.
Ну, это было довольно просто.
Пушистые кончики приятно щекочут шею и Цинцю не может сдержать улыбки. Он чувствует невероятную легкость, словно целая гора свалилась с его плеч. Вообще, формально так оно и было — волосы у него были достаточно тяжелыми. И черт возьми, этому мастеру определенно нравится думать о длинных волосах в прошедшем времени.
Он хочет отбросить меч в сторону — усталость и сонливость берут свое, однако Шэнь Цинцю слишком упертый баран, чтобы оставить все так. Именно по этой причине он, шатаясь, тратит время на то, чтобы привести кровать в нормальное состояние. Сюя отправляется на место, закуски и бутылки — на стол, стоящий у стены, а отрезанные волосы… Ну, он конечно упрямый, однако на последнее сил уже не хватило. Именно по этой причине он просто бросает их на пол. Все равно нужно будет еще подравнять стрижку, но на трезвую голову. Вау. Надо же. У него все же осталось хоть немного благоразумия, поразительно.
[+15 баллов за новую стрижку]
Шэнь Цинцю лениво отмахивается от писка Системы и невнятно бурчит «иди нахер», почти любяще. Он с чистой совестью заваливается на кровать, наслаждаясь этой великолепной легкостью.
Да, возможно потом он пожалеет об этом, но это будет потом — прямо сейчас ему слишком хорошо, и вообще, последующие проблемы явно стоят этого охуительного чувства.
Почему-то о реакции Ло Бинхэ на подобную смену имиджа Шэнь Цинцю не подумал.
И, будем честны — он просто забыл об этом.
Упс.
- -
Ло Бинхэ чертовски сильно устал. Да, он наполовину демон, но это совсем не отменяло его человеческой половины, которая заебалась и истосковалась по учителю. Хотя нет. По шицзуню он истосковался целиком и полностью, тут без вариантов. Единственное, о чем он мог думать — так это о том, как быстрее завалиться спать, сжав в медвежьих объятьях мужа, который, конечно, этого не оценит, но даже если и так, Бинхэ просто жизненно необходимо сделать это.
Вообще, по-хорошему вернуться он должен был лишь через неделю, однако желание скорее увидеть учителя было отличным стимулом разобраться с внезапно возникшими проблемами. Ладно, не то чтобы это были проблемы — всего-то очередное заключение союза, просто… Там было очень много бумаг, от чего Бинхэ был готов взвыть.
Но к счастью, этот ужас закончился быстро. И всего лишь спустя два дня после ухода, Бинхэ вернулся в замок, вместо положенной недели. Или даже чуть больше. Честно, он сам не ожидал, что так быстро справится, но видимо не зря он возвел учителя в лик святых — помогло же.
Он искренне надеялся, что учитель будет рад его скорому возвращению. Да и по другому, в общем то, быть не могло — шицзуню явно было скучно одному, ведь Мобэй-цзюнь вместе с Шан Цинхуа благополучно укатили в медовый месяц и очень настойчиво просили (просил Мобэй, если точнее) не беспокоить их до самого его окончания. А Бинхэ и не против, Бинхэ только за — минус конкурент за внимание учителя.
Полудемон улыбнулся, стоило лишь подумать о муже. Он ускорил шаг, шагая по знакомым коридорам замка, едва пытаясь сдержать себя от того, чтобы просто не побежать сломя голову. Но нет. Шицзунь подобное не шибко любит, а огорчать учителя Бинхэ ну вот никак не хочет. Он просто хочет устроить любимому приятный сюрприз, а не доводить его до сердечного приступа, да и к тому же посреди ночи.
Дойдя до покоев, Ло Бинхэ глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и тихо приоткрыл дверь, ступая внутрь, все еще улыбаясь, уже представляя, как сожмет учителя в объятиях, а тот, сонный и ласковый, каким в бодром состоянии его практически не увидишь, прильнет к нему в ответ, бурча что-то невнятное, и утыкаясь носом ему в грудь.
Щеки Бинхэ, как и уши, в общем-то, приобрели очаровательный розоватый оттенок, а сам он с трудом сдержал порыв закрыть лицо ладонями.
Бинхэ думает, что сколько бы времени ни прошло, а перестать смущаться он ну никак не сможет. Да и не особо он горел этим, если честно.
Все еще прибывая в блаженном неведении, Бинхэ тихо подходит к кровати, уже заприметив на ней знакомый кокон, в который обычно заворачивался муж. Это вызвало очередной приступ умиления, а потом…
А потом взгляд Бинхэ зацепился за что-то на полу и сердце ухнулось куда-то в пятки.
Бинхэ тяжело сглотнул.
Волосы.
Это были чертовы волосы, которые Бинхэ не спутает ни с чьими другими.
Это были волосы его любимого шицзуня.
Только сейчас до Ло Бинхэ дошло, что на радостях от своего скорого возвращения, он даже не заметил запах алкоголя, витающего в комнате.
Вновь сглотнув ком, вставший поперек горла, полудемон на ватных ногах подошел к кровати, умоляя всех богов, которых он знал, что его догадка оказалась ошибочной, Бинхэ медленно и как можно более осторожно забрался на кровать, сев на колени, и потянулся к кокону, из которого виднелась макушка учителя.
Дрожащими руками он начал осторожно выпутывать шицзуня и…
Ох.
Ох.
Учитель мирно спал, уже умудрившись схватить руку Бинхэ и прижать ее к себе, на манер мягкой игрушки, при этом недовольно что-то проворчав, однако полудемон не смог разобрать, не только потому, что это было невнятно, но и потому, что все его внимание было приковано к волосам шицзуня.
Коротким волосам шицзуня.
Бинхэ показалось, что он задыхается.
А, нет, не показалось, он действительно не дышал все это время, отчего довольно громко и судорожно вздохнул.
— Бинхэ? — Сонно пробормотал учитель, разлепив глаза, и пытаясь сфокусировать взгляд на нем.
Учитель все еще был сонным. Сонным и пьяным. С короткими волосами, подчеркивающими его скулы и шею, и…
Бинхэ тяжело сглотнул.
Господи.
Боже.
Блядь.
— У-учитель? — Хрипло выдавил он, чуть ли не пожирая глазами сменившего имидж шицзуня. — Ч-что с вашими волосами, учитель?
— Волосами? — Сонно моргнул муж, все еще прижимая руку Бинхэ. Учитель одной рукой дотронулся до своих чертовски мягких-шелковистых-прекрасных-великолепных коротких волос, которые, Бинхэ был готов отдать душу на растерзание, на концах были до ужаса пушистыми. Полудемону потребовалась огромная сила воли, чтобы не сорваться, не сжать шицзуня в объятьях, уткнувшись носом ему в макушку и не запустив руку в его пряди. — Так удобней, — вырвал голос учителя его из мыслей, пожав плечами. — Муж будет ложиться? — Речь учителя становилась менее внятной, кажется, он вновь проваливался в сон, и уже толком не соображал, что говорит, но Бинхэ все равно яро закивал, осторожно вытащив руку из хватки любимого. Он практически в мгновение ока снял с себя верхние одежды и сапоги, и лег в кровать.
Учитель, еще не до конца заснувший, вяло начал выпутываться из одеяла, с чем Бинхэ ему помог, и накрыл им своего ученика, прижавшись всем телом.
Бинхэ показалось, что его сердце просто проломит ребра. Он судорожно выдохнул и запустил ладонь в короткие волосы учителя, пропуская пряди сквозь пальцы.
Боже.
Да, короткие волосы, вроде как, были не в почете, но Бинхэ просто не мог думать об этом, потому что прямо сейчас к нему прижался учитель, которому до безумия шла эта новая прическа и Ло Бинхэ, честное слово, был готов разрыдаться, потому что это было так прекрасно, что он сейчас ослепнет нахуй.
Бинхэ, радостно улыбаясь, уткнулся носом в приятно пахнущую макушку шицзуня, закрывая глаза.
Он будет любить шицзуня также сильно, как и всегда, и никакая прическа не изменит этого факта.
- -
Шэнь Цинцю проснулся. И пожалел, что вообще сделал это.
Потому что будь он хоть тысячу раз совершенствующимся, от похмелья это его, скажем честно, нихера не спасало.
Он тихо застонал в грудь мужа и…
Так, стоп.
Что.
Мужа?
И тут осознание накатило на него, подобно лавине.
Пиздец.
Просто, мать его, пиздец.
Вариант со смертью казался этому уставшему мастеру все более и более привлекательным.
Даром, что в третий раз, и вообще, Бог любит троицу, так что самое то.
Ладно, прямо сейчас он, как никогда раньше, чувствовал себя дохуя жалким. Дерьмо. Вот знал же, что это плохая идея — бухать, закон подлости достанет его (или это происки суки-Системы?), и…
Так.
Он нажрался? Нажрался. А значит, возникает вопрос: что он умудрился натворить?
…
О.
О.
В мыслях он орал капсом много нецензурщины, а на деле сил хватило лишь на судорожный вздох осознания. И Бинхэ, как на зло, вернулся раньше, а значит видел этого учителя в подобном непотребном виде и с обрезанными волосами…
«Блядство» — очень красноречиво пронеслось в мыслях.
У Цинцю больше не хватит слов, чтобы описать эту ситуацию. Нет, он конечно рад, что волосы у него теперь значительно короче, но… как он мужу теперь в глаза смотреть должен? Да и не только мужу, в общем-то, там еще дохуя людей и…
«Прощай, годами выращиваемая репутация», — грустно подумал Цинцю, даже шмыгнув носом. Черта с два он еще хоть когда-нибудь возьмет в руки алкоголь, нет, даже капли этого пойла у него во рту не будет и…
— Учитель? — Прервал его рассуждения хриплый и сонный голос Ло Бинхэ, и Шэнь Цинцю показалось, что все его внутренности покрылись ебаной коркой льда.
«Блядь», — как-то уж обреченно подумал он, однако даже не поднял на Бинхэ взгляд — наоборот, зажмурился, совершенно не собираясь отрывать лица от груди мужа. О, потом ему не будет стыдно, нет.
Ему уже стыдно.
— Да? — Хвала небесам, годы практики спасли его, ибо голос звучал не так жалко, как в мыслях. Это был обычный флегматично-прохладный тон, каким он обычно говорил. Волноваться совершенно не о чем, нет.
Окей, ладно, Шэнь Цинцю в панике. Зато честно.
— Что-то не так? — Совершенно невинно, как умел только он, спросил Бинхэ.
«У меня обрезаны патлы, ты действительно уверен, что это ты должен задавать подобный вопрос?»
— Да… Этот учитель просто удивлен, что муж вернулся так быстро, — ответил Шэнь Цинцю, потому что он сильнее того, чтобы ляпнуть мысли в слух.
— Шицзунь… не рад? — О нет. Черт, нет, Шэнь Цинцю прекрасно знает этот тон, так что совершенно забыв о всех хреновых мыслях и самокопании по поводу коротких волос, он оторвался от груди Ло Бинхэ, посмотрел ему прямо в глаза, и обхватил его лицо ладонями, нахмурившись.
— Этот муж рад, откуда вообще появились подобные мысли, Бинхэ?
Однако вместо ответа Бинхэ просто молча уставился на него и… начал краснеть? Что?
Нет, он знал, что ученик смущается довольно легко, но подобное на его памяти происходит впервые. Или может…
— О, — произнес Цинцю вслух, убрав ладони с лица Бинхэ и отодвинувшись, он кое-как подавил желание спрятаться под одеялом, вместо этого неуверенно дотронувшись до коротких прядей. — Мужу… не нравится, да? Наверное, это выглядит не очень приятн…
Но он не успел договорить, потому что Бинхэ резко притянул его к себе, поцеловал в макушку, а потом уткнулся в нее носом, приглушенно заговорив:
— Шицзунь, не говорите так, вы выглядите потрясающе, мне очень нравится ваша стрижка. — Ох. Цинцю определенно чувствовал, что щеки начали гореть. А потом Бинхэ запустил руку в его волосы, перебирая пряди и массируя кожу головы.
Шэнь Циную блаженно прикрыл глаза.
— Спасибо, — выдохнул он.
— Учителю помочь подравнять волосы? — Цинцю по голосу ощущал, что Бинхэ улыбается.
— Да. Но позже. Давай еще немного поспим.
Ло Бинхэ отвечать не стал, да и не требовалось это, ибо усилившиеся объятия были довольно красноречивым ответом.
— Бинхэ, ты меня задушишь!
— Ой, п-простите, шицзунь…