Во рту у него песок. Он прилипает к открытой коже, бьется о линзы его маски, подбрасываемый мчащимися шинами. Он бесконечно простирается вокруг него. Перед ним. Между ним и его сыном. Робином. Джейсоном.

Бэтмен пытается разогнать бэтцикл еще больше, но он и так напрягается на максимальной скорости, поскуливая и содрогаясь между его бедер. Это недостаточно быстро. И вполовину не так быстро, как колотится его сердце, как бесконечный круг мыслей, гоняющихся друг за другом вокруг статической дымки в его голове. Как давно? Как долго Джейсон в его руках? У Джокера?

Слишком долго. Джокер жесток и непредсказуем. Он мог сделать с Джейсоном все, что угодно. Причинить ему боль. Убить его.

Нет.

Бэтмен не может позволить этому случиться. Он не допустит. Он не опоздает.

Пустыня исчезает под ним. Вдалеке появляется маленькое коричневое пятно, быстро увеличивающееся в размерах. Сердце Бэтмена сжимается. Вот где Джокер держит Робина. Вот где он найдет своего сына.

Мозг Бэтмена странно пуст, когда он позволяет бэтциклу выскользнуть из-под себя. В голове нет никаких разумных мыслей, только паника и целеустремленная решимость. Воздух горячий и плотно прилегает к его коже. Песок хрустит под ботинками. Впереди маленькая металлическая дверь — это все, что отделяет его от сына.

Бэтмен бросается к ней, и дверь поддается, как бумага, под его сильным ударом, даже не запертая. Есть полсекунды, когда Бэтмен приспосабливается к внезапной смене обстановки: застывший момент времени, когда глаза привыкают к внезапной темноте, бетону там, где когда-то был песок, близости стен. Затем его взгляд находит Джейсона, и внезапно его сын становится единственной вещью в мире, которую он может видеть.

Там кровь. Очень много крови. Настолько много, что на ужасный, непостижимый момент Брюсу кажется, что Джейсон, возможно, мертв. Кровь впиталась в бетонный пол, вытекает из разбитой губы его ребенка и ужасной раны на лбу, пачкая изодранный костюм Робина.

Желчь подкатывает к горлу и оседает там, горькая и прожигающая. Что-то, что могло бы быть криком, пытается последовать за ней, пытается вырваться из него, но в распухшем горле для этого нет места.

Веки Джейсона трепещут. Он не мертв. Не мертв. И это должно иметь значение, это действительно важно. Но Джокер склонился над его сыном, одна рука в перчатке запуталась в кудрях Джейсона, другая вцепилась в его бедро. Он уставился на Бэтмена с неподдельным изумлением. Костюм Джейсона порван, испорчен, местами содран. И ноги Джейсона обнажены, как и изгиб его бедра, и еще больше, и...

— Бэтси! — восклицает Джокер. Бэтмен видит прореху его ширинки, бледный участок плоти Джейсона. В ушах Брюса стоит жужжание, такое громкое, что почти заглушает Джокера. — Разве ты не знаешь, что невежливо приходить на вечеринку так рано? Теперь я знаю, откуда у мальчишки такие ма…

Кулак Бэтмена обрывает слова, жестоким ударом отправляет их обратно в глотку. Джокер падает спиной на бетон со странным сдавленным звуком, который может быть смехом, и Бэтмен следует за ним. Наносит еще один удар с размаху, от которого у Джокера перехватывает дыхание. Но этого недостаточно. Пустая красная дымка заполняет голову Брюса. Этого мало за то, что сделал Джокер.

— Ох, Б, — выдавливает Джокер, задыхаясь, — ты же знаешь, я люблю грубость, — кровь сочится из уголка его рта, когда он улыбается, желтые зубы окрашиваются в красный цвет. — Но я не думаю, что твоей маленькой птичке это понравилось.

Бэтмен рычит. Такое ощущение, что вся кровь отхлынула от головы. Его кожу покалывает. Его сердце колотится где-то в горле в лихорадочном, пульсирующем ритме. То, на что намекает Джокер... то, что он сделал...

И Бэтмен должен пойти к Робину, должен проверить своего сына, потому что тот неподвижно и безмолвно лежит на бетоне позади него, весь в крови и синяках, раненый и страдающий. Но Бэтмен не может смириться с тем фактом, что человек, который сделал это с ним, находится в его руках. Улыбается ему окровавленными зубами. Тянется к прижимающей его к земле запястью своей рукой, которая коснулась его сына.

Бэтмен отбивает руку в сторону и раздробляет ее двумя ловкими движениями. Джокер кричит один раз, высоко и громко, прежде чем звук переходит в прерывистый смех.

— Я задел за живое, Бэтси? Ты хотел быть тем, кто попробует его више...аааааааа, — он прерывается со стоном, когда Бэтмен ломает ему вторую руку. Желчь снова подступает к горлу Брюса. Густая, горячая и обжигающая.

— Это... ха-ха-ха, ха-ха… вот почему ты надел на него этот грешный маленький костюм…

Еще один жестокий удар в грудь Джокера. Бэтмен чувствует, как ребра прогибаются под костяшками его пальцев. Видит, как кровь стекает по губам преступника. Джокер с хрипом втягивает воздух, грудь вздымается под рукой Бэтмена. Брюс использует ту же руку, чтобы подняться, чувствуя, как двигается грудь Джокера, слыша прерывистый вдох. Джокер моргает, глядя на него, его рот шевелится, как будто он собирается снова заговорить, и Бэтмен обрывает его двумя быстрыми ударами — по одному в каждую ногу. Кость хрустит под подошвой его ботинка.

Где-то позади них кто-то издает тихий испуганный звук. Шум пронзает голову Брюса, как нож, острый и резкий. Это Робин. Это Джейсон. Он здесь, и ему больно, и он нуждается в своем отце — нуждается в Брюсе.

Бэтмен двигается, не задумываясь. Ему не нужно думать, он просто поворачивается к своему сыну. Мир вращается вокруг него, пока взгляд снова не находит Робина. Его ребенок распростерт на грязном бетоне, руки заломлены за спину и скованы жестокими металлическими наручниками. Он повернут лицом к двери, через которую ворвался Бэтмен, одна щека прижата к земле, маска порвана и пропитана кровью. На ногах тоже кровь, разбрызганная по голой коже. Одна из них вытянута под ужасным, неестественным углом, как будто ее вырвали из тазобедренного сустава.

Брюс давится внезапным приливом желчи. Спотыкается. Судорожно сглатывает, борясь с кислотой в горле. Это его сын. Это его сын.

Когда он подходит ближе, Робин вздрагивает. Это едва заметно, лишь подергивание кожи, но Бэтмен видит. Это разбивает ему сердце. Разбивает его вдребезги прямо в груди. Бэтмен не уверен, что ребенок может двигаться больше, чем одно легкое подергивание. Его так сильно избили, искалечили почти до неузнаваемости.

Ничто не могло помешать Бэтмену добраться до Робина: ни Джокер, ни кто-либо из обширной галереи противников Бэтмена. Альтернативная версия его самого могла бы прорваться из параллельной вселенной и сказать ему, что мир будет уничтожен, если он доберется до Джейсона, но Бэтмен все равно бы сражался зубами и ногтями, чтобы пробраться к нему.

Он падает на колени среди крови. Колеблется. Он не уверен, сможет ли прикоснуться к Робину — Джейсону — не причинив тому боли. Он не уверен, стоит ли ему это делать. Лицо Джейсона распухло, покрытое темными, зловещими синяками. На бледной коже шеи еще больше гематом: черные полосы, которые могут быть следами пальцев, фиолетовые круги, вдавленные в плоть, которые могут стать еще хуже. Грудь Джейсона неровно вздымается из-за неглубокого сбивчивого дыхания. Если бы не это и не дрожание темных ресниц, его можно было бы принять за мертвого.

Нет, он жив. Он жив, и Бэтмен собирается сохранить это.

Сначала наручники. Грубый металл обвился вокруг тонких запястий его сына. Когда Бэтмен тянется за ними, он с удивлением обнаруживает, что его руки дрожат. Он сжимает пальцы в кулаки, вынужден закрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы прогнать этот ужасный страх, эту слабость.

Джейсон не вздрагивает, когда Бэтмен наконец прикасается к нему. Неясно, действительно ли он в сознании. Одна из его рук представляет собой искалеченное кровавое месиво, пальцы скрючены и сломаны таким образом, что желудок Бэтмена сжимается не от чего иного, как от тошноты. Когда Брюс осторожно расстегивает наручники, хрупкая кожа под ними оказывается содранной, превращенное во влажное месиво из плоти. Бэтмен проводит пальцами по ранам так нежно, как только может, изо всех сил стараясь не представлять, как Джейсон тщетно борется со своими оковами и терпит неудачу.

— Робин, — бормочет он, осторожно кладя руки Джейсона на бетон рядом с ним. Он не может удержаться от того, чтобы не положить ладонь на распухшую щеку сына. Из-за этого лицо Джейсона кажется еще меньше. Он такой маленький, такой юный.

— Робин, — пытается он снова, неуклюже поглаживая потные, перепачканные кровью кудри сына. Одному богу известно, что скрывается под этой буйной массой волос. Возможно, лучше его не будить. Но все же...

— Джейсон.

Глаза мальчика открываются — прекрасные, поразительно голубые, но затуманенные болью. Мгновение он смотрит безучастно, его лицо искажено страхом.

— Нет, — стонет он так тихо, что Бэтмен, даже находясь так близко, едва слышит его. — Пожалуйста, пожалуйста, остановись… я не могу...

Слова невнятно слетают с вялого языка. Струйка алой крови стекает по подбородку. Брюсу кажется, что мир вокруг него рушится. Нет, не мир. Вселенная.

— Все в порядке, приятель. Все хорошо, Джей, я здесь. Я с тобой, милый. Он больше не сможет причинить тебе боль.

Джейсон снова стонет. Его глаза испуганно закатываются, прежде чем, кажется, наконец фокусируются на Бэтмене, склонившемся над ним.

— Б? — шепчет он, и сердце Брюса сжимается так сильно, что он чувствует медный привкус крови на языке.

— Да, малыш, это я. Я здесь.

— Папа, — всхлипывает Джейсон, и Брюс не знал, что ему может быть еще больнее, однако это так. — Пап, прости. Мне так жаль.

— Не надо. Не надо, Джей, все нормально. Я вытащу тебя отсюда.

Он должен. Им нужно уйти отсюда, подальше от Джокера, от крови и тяжелой вони страха, пота и — о, боже — секса.

Джейсон не отвечает. Бэтмен осторожно отстегивает свой плащ и накрывает им сына. Он старается не смотреть на кровь, синяки и... другие жидкости на задней стороне бедер своего ребенка. Он терпит неудачу. Приходится зажмурить глаза и сжать горло, чтобы удержаться от рвоты. Он все еще видит это, как клеймо, выжженное на тыльной стороне его век. Он знает, что будет продолжать видеть это до своей чертовой смерти.

Возникает пьянящее чувство облегчения, как только накидка скрывает худшее, хотя он знает, что оно все еще там, под тканью.

Медленно, так неспешно, так осторожно, и в то же время недостаточно, Бэтмен переворачивает сына на спину. Джейсон задыхается, захлебываясь ужасным звуком боли, и Бэтмен вздрагивает. Руки Джейсона беспомощно лежат рядом с ним, голова свободно болтается на шее. Бэтмен придерживает еë одной рукой, с ужасом осознавая, какая она маленькая, как легко помещается в его ладони.

Джейсон снова давится, его бледное горло дергается, кровь скапливается во рту. Бэтмен осторожно наклоняет голову набок, чтобы выпустить маленькую струйку багрового цвета. Ему приходится снова закрыть глаза, чтобы не видеть синяков — засосов — на маленьком горле Джейсона.

Рука скользит по костюму Бэтмена. — Б? — Джейсону удается с болью прохрипеть. — Моя…м…моя… мама… м…

Впервые Бэтмен ощущает чужое присутствие в помещении. Возможно, это позорное осуждение его навыков, что он не заметил Шейлу раньше, но Брюса это не волнует. Она не важна — не для него, не тогда, когда Джейсон рядом и нуждается в нем. Но Джейсон спрашивает о ней, а Бэтмен не может оставить человека, даже если он не так уж невиновен.

Он осторожно наклоняется над сыном, прижимается дрожащим поцелуем к его липкому от крови лбу. — Я вижу ее, — шепчет он, — она здесь, сынок.

У них не так много времени. Джейсону нужно в больницу, и бог знает, какие еще уловки могут быть припасены в рукаве у Джокера, но он должен освободить Шейлу, иначе Джейсон никогда его не простит.

Бэтмен замечает женщину в тот момент, когда отводит взгляд от Джейсона. Она привязана к одному из высоких бетонных столбов, которыми усеян склад, ее руки заломлены за спину, в зубах зажата тряпка. Лицо красное и опухшее, залитое слезами, но никаких очевидных травм, которые может увидеть Бэтмен, нет. Почти невозможно вызвать в нем хоть какое-то сочувствие к ней. Не тогда, когда он знает, что она сделала. Не тогда, когда она продала своего родного сына из жадности.

Когда Бэтмен делает шаг к ней, она вздрагивает, как будто боится, что он может навредить ей. На мгновение Бэтмен задумывается над этим. Было бы безумно приятно почувствовать, как хрустят ее кости под его кулаком.

Он этого не делает. Вместо этого он вытаскивает бэтаранг и использует его, чтобы освободить запястья Шейлы. Она пошатывается, спотыкается. Тянется, чтобы со вздохом вырвать кляп. Бэтмену все равно. Он уже поворачивается обратно к сыну.

— Мне жаль, — выдыхает Шейла. Бэтмен чувствует, как рука хватает его плечо. Он с рычанием стряхивает ее. — Я не... я не знала, что он... О боже...

Раздается звук рвоты, ужасный, влажный, булькающий звук. Брызги летят на бетон. Горло Брюса сжимается от этого звука.

Он снова присаживается на корточки рядом с сыном. — Она свободна, — шепчет он, проводя пальцами по спутанным волосам Джейсона. Тот только хрипит в ответ. — Я собираюсь вытащить тебя отсюда. Я заберу тебя.

Он не ждет ответа. По-хорошему все равно не получится. Нет никакого способа сделать это, не причинив боли, а времени у них в обрез. Так что так осторожно, как только может, Бэтмен поднимает Джейсона на руки. Мальчик хнычет, такой маленький и страдающий, и сердце Брюса разрывается от каждого малейшего звука, от каждого болезненного толчка, с которым он ничего не может поделать.

— Он... о боже, он...

Пальцы впиваются в плоть руки Бэтмена. Шейла тянется к Джейсону в его объятиях, и рычание, которое даже не похоже на человеческое, вырывается из его горла.

— Не прикасайся к нему! — огрызается он, и женщина вздрагивает, отпрянув от него, бледная, как призрак в тусклом свете. Прижавшись к его груди, Джейсон скулит, и Бэтмен прячет лицо сына у себя в шее. Оно мокрое, не то от крови, не то от слез, Бэтмен не может сказать.

— Не... — выдыхает он. — Просто убирайся отсюда.

— Уже уходите? — смех, пронзительный и нездоровый. Джейсон вздрагивает всем телом, и руки Бэтмена автоматически напрягаются. — Но вечеринка... еще не закончена, Бэтси. У нас…хах…у нас еще есть мой последний... мой последний сюрприз.

Он не должен поворачиваться. Он не должен смотреть. Он должен просто убраться отсюда к черту и оставить этого долбаного клоуна на произвол судьбы, которая ему уготована. Но Бэтмен ничего не может с собой поделать. Он должен знать.

Джокер все еще лежит там, где он его оставил. Его конечности раскинуты в гротескном ореоле вокруг него. Он пристально смотрит на них троих с ужасающим вниманием, но, когда он ловит взгляд Бэтмена за белыми линзами, его глаза отводятся. Бэтмен не может не последовать за ними к тикающим красным цифрам, горящим во мраке.

Бомба. Джокер установил гребаную бомбу.

— Уходим! — рявкает он, уже бросаясь к двери, крепко прижимая Джейсона к груди. Позади себя он слышит, как Шейла следует за ним, улавливает ее прерывистое, испуганное дыхание. Затем Бэтмен выбегает на песок, бежит, не замедляясь, не утруждая себя тем, чтобы посмотреть, куда он направляется, просто зная, что он должен уйти подальше.

Вслед за ними снова раздается смех. Бэтмен почти не слышит его из-за собственных отчаянных вдохов и хруста песка под двумя парами ног. Затем…

***

В ушах Бэтмена звенит. Острая боль пульсирует в голове. Темно... или... нет, глаза Бэтмена просто закрыты. Он моргает, чувствуя, как ресницы бьются о линзы маски.

Над ним бескрайнее небо, начинающее тускнеть по мере того, как солнце опускается за горизонт. Где он? Земля под ним на ощупь шершавая, почему-то мягкая и в то же время твердая. Воздух вокруг кажется сухим и слишком горячим, и…

Все сразу встает на свои места. Он в Эфиопии, и он не один: Джокер, Шейла, Робин. Джейсон. Это Джейсон. Он ранен. Джокер…Джокер причинил боль его сыну.

Бэтмен подтягивается так быстро, что у него кружится голова. Где Джейсон? Где его сын?

Вспышка красного, костюм Робина, два тела — два человека — лежащие чуть поодаль от него. Бэтмен карабкается вперед, не вставая с колен. Скользит и останавливается рядом с сыном. Джейсон безвольно лежит, его конечности странно сплетены вокруг него, плащ обмотан вокруг лодыжек. Лицо спокойно и неподвижно.

Сердце Брюса с глухим стуком останавливается в груди, за ребрами ноющая пустота. Он срывает с рук перчатки и швыряет их на песок, а затем прижимает дрожащие пальцы к коже под челюстью сына.

Пульс есть, слабый и медленный. Рядом с ним стонет Шейла. Бэтмен пристально смотрит на грудь Джейсона. Поворачивает голову и прикладывает ухо ко рту сына, наблюдая за его грудью.

Он не дышит. Джейсон не дышит.

Блять. Блять. Весь мир уходит из-под ног Брюса. На секунду он тоже не может дышать. А после…

— Супермен! — Бэтмен кричит, неосознанно, инстинктивно, звук вырывается из него, как будто исходит от кого-то другого. Он разрывает горло в клочья. Во рту привкус меди. — Супермен! Кларк, пожалуйста! Помоги мне!

Нет никакой гарантии, что Кларк его услышит. Еще меньше гарантии, что он придет. Чрезвычайных ситуаций может быть сколько угодно: злодей, которого нужно остановить, стихийное бедствие, требующее эвакуации, возможно, кошка, застрявшая на чертовом дереве. Джейсон может умереть здесь, на песке. Джейсон может…

Внезапный порыв ветра вздымает за собой песок, превращая песчинки в мелкие осколки. Затем тяжелый, глухой удар и громкий, знакомый голос.

— Бэтмен?

Брюс почти тает от облегчения. Он пришел. Супермен здесь, и он может позаботиться об этом. Он может спасти Джейсона.

Быстрые шаги, затем Супермен опускается на колени рядом с ним, его лицо бледнее, чем Бэтмен когда-либо видел. — О, Рао , что случилось? Робин? Бэтмен, что произошло?

Брюс качает головой. Отчаяние так прочно застряло у него в горле, что ему трудно произносить слова. — Он не дышит. Забери его... забери его, пожалуйста. Ему нужно в больницу. Ему нужно…

Супермен поднимает Джейсона на руки прежде, чем Брюс успевает закончить свою бессвязную мольбу. На секунду плащ Бэтмена цепляется за Джейсона, запутываясь вокруг одной ноги, прежде чем соскользнуть на землю с легким облаком песка. Это оставляет Джейсона ужасно незащищенным, бледным и уязвимым в тускнеющем свете. Лицо Супермена искажается чем-то, что может быть ужасом. Бэтмен тянется за плащом, желая накинуть его обратно на сына, но Супермен уже ушел, исчезая вдали красно-синей полосой.

***

— Что произошло, Брюс?

Голос по-прежнему знакомый, хотя он смягчился, превратившись в Кларка Кента, утратив резкость, присущую Супермену, когда он является человеком из стали. Брюс не отрывает взгляда от своих рук, зажатых между бедер, чтобы унять их дрожь. Ком в горле кажется огромным, как мир. Когда он пытается проглотить его, он причиняет боль, зазубренный и тяжелый, будто камень.

— Он... — Брюсу приходится снова сухо сглотнуть. Горло сжимается. Он скорее чувствует, чем видит, что Кларк сидит рядом с ним. Тепло его бедра тянется к ноге Брюса. — Он нашел свою мать, свою биологическую мать в Эфиопии. Он был зол на меня... за то, что я отстранил его от работы...

— Я уверен, что у тебя были на то веские причины, — мягко говорит Кларк, когда Брюс делает слишком долгую паузу.

Брюс дергает одним плечом в знак отказа. Он вынужден сильнее сжать руки, чтобы сдержать горячую волну ненависти к самому себе, захлестнувшую его грудь. Если бы он не посадил Робина на скамейку запасных, если бы он доверял ему, возможно, этого никогда бы не случилось.

— Он убежал, чтобы найти ее. Я был в Ливане, охотился на Джокера. Мы встретились там. Вместе поехали в Эфиопию. Черт возьми, я ... это я, блять, привез его сюда.

Рука опускается на плечо Брюса, теплая и ободряющая. У него нет сил стряхнуть ее.

— Мы нашли его мать, Шейлу. Она работала в благотворительной организации. Разворовывала деньги. Джейсон… он только хотел узнать ее получше, он просто хотел… провести время со своей матерью.

Прерывистый вдох.

— Она продала его. Джокер шантажировал ее, поэтому она... продала ему Джейсона. Ее родного, черт возьми, сына. К тому времени, как я нашел их, этот урод держал его у себя больше часа. Я не... боже... я даже не знаю, что он с ним делал. Пытал и...

Брюс снова сглатывает после своих слов. Он не хочет думать о том, что это чудовище сделало с его сыном. Он не хочет произносить эти слова.

— Он собирался убить его, — и ему больно это говорить. Больно признавать, как близко Брюс был к тому, чтобы потерять Джейсона. Если бы он пришел чуть позже…

Не то чтобы Джейсон сейчас был в безопасности. Скорее всего, пройдет еще несколько часов, прежде чем Брюс что-нибудь услышит от врачей. Джейсон был в плохой форме, когда Супермен принес его в больницу. Нет никакой гарантии, что он выживет.

Эта мысль ощущается пустотой в его голове, как будто она высасывает все внутри него, поглощает его, превращая будущее во всепоглощающую черную дыру. Он чувствует себя совершенно потерянным. Такое чувство, что его вывернули наизнанку, выскребли до нитки и собрали обратно кем-то, кто понятия не имеет, что делать.

— А Джокер? — нерешительно спрашивает Кларк. — Что с ним случилось? Где он?

Брюс пожимает плечами. — Мертв.

Его голос звучит ровно и ужасающе даже для его ушей. Брюсу все равно. Ему все равно, что думает о нем Кларк.

— Мертв? — повторяет Кларк. Затем, понизив голос почти до шепота, продолжает, — Брюс, ты не... ты убил его?

— Я должен был это сделать! — рявкает Брюс, не утруждая себя тем, чтобы говорить тише. Он должен был знать, что это то, о чем будет заботиться Кларк. В другой жизни, возможно, это то, о чем Брюс тоже заботился бы, но не в этой. Не сейчас. — Я должен был переломать каждую косточку в его гребаном теле!

Еще один глубокий вдох. Теперь Брюс не может унять дрожь, как бы сильно ни сжимал руки.

— Нет, — продолжает он тихо и горько, — его убила собственная бомба. Та, которой он убил бы Джейсона.

Теперь он не может не смотреть на Кларка. На лице друга появляется странное выражение, которое Брюс не может прочесть.

— Ты мне не веришь? Ты можешь винить меня, если хочешь, Кларк. Я тот, кто позаботился о том, чтобы он не смог выбраться. Я сломал ему руки и ноги. И немного ребер тоже. Он никак не мог выбраться с того склада. И ты можешь винить меня в этом, если хочешь, Кларк. Мне все равно.

Лицо Кларка кривится. — Брюс...

Брюс вскакивает со стула прежде, чем Кларк успевает закончить то, что он собирался сказать, начать лекцию, вертевшуюся у него на языке. В груди Брюса полыхает дикая, неугомонная энергия. Он хочет ударить что-нибудь. Хочет уничтожить.

— Мне плевать, Кларк! — он кричит, слишком громко, слишком сердито. Кларк просто сидит там, неподвижный и молчаливый перед лицом его ярости. — Мне, блять, плевать! Он изнасиловал его.

И слово прерывается рыданием. Это ужасное, ненавистное слово, вонзающееся, как нож, в горло Брюса, тянущее за собой этот ужасный, рваный всхлип. Это больнее, чем почти все, что Брюсу пришлось пережить, просто думать об этом, думать и знать, что это относится к его сыну.

— Ему шестнадцать! Он… боже, он, блять, просто ребенок, а этот больной сукин сын...

Еще один всхлип. Брюс прижимает дрожащую руку к глазам. Он чувствует, как Кларк встает, как чужая ладонь касается его руки, на удивление легкая.

— Брюс...

Брюс бьет его. Вкладывает весь свой страх, гнев и ненависть в один жесткий удар. Кларк уклоняется, поворачивает голову, чтобы смягчить прикосновение, позволяя Брюсу отбросить себя в сторону. Если бы он этого не сделал, мужчина сломал бы себе руку.

— Брюс, — снова говорит Кларк, громче, тверже. — Я не виню тебя, хорошо? Это не так. Я не... я не говорю, что рад этому. Я не в восторге от всего, что произошло. Но я тебя не виню. Я понимаю.

Это немного помогает. Но Брюсу слишком больно и горько, чтобы принять это.

— Нет, не понимаешь, — говорит он с мокрым от слез лицом, чувствующий себя отвратительно. — Как это вообще можно понять? Он всего лишь ребенок. Он просто, черт возьми, ребенок.

Кларк не отвечает на это. Брюс не уверен, есть ли что сказать.