Дорогая, дай мне знать (остаться мне или уйти)

9 НОЯБРЯ 1985


Дорогой Уилл,


Уилл,


Привет, Уилл,


Это Майк. Как дела в Калифорнии? В Хоукинсе всё в порядке. Все пытаются вернуться к нормальной жизни, что бы это ни значило. Но всё по-другому.


Странно, что тебя или Оди нет рядом.


Как будто, куда бы я ни повернулся, я ожидаю увидеть тебя. Миссис Стоукс (та новая учительница истории, помнишь?) сказала нам разбиться на пары для проекта, и я чуть не повернулся, чтобы встать с тобой в пару. Потом я вспомнил, что тебя здесь нет.


Дерьмо, это звучит так, будто ты мёртв или что-то в этом роде. Это глупо. Я даже не знаю, зачем я это делаю.


Чёрт, я не это имел в виду. Чёрт возьми. Давай я попробую ещё раз.



Привет, Уилл,


Это я, Майк. Я подумал, мы могли бы стать друзьями по переписке или что-то в этом роде, ну, знаешь, когда я не краду Церебро у Дастина, чтобы попытаться поговорить с тобой и Оди (он раздражающе оберегает его. Его девушка однажды спасла мир, и он считает её такоооой классной, бррр). Нэнси занята разговором по телефону с твоим братом, так что об этом тоже не может быть и речи. Значит… друзья по переписке?


Боже, почему это так неловко?


В Хоукинсе всё по-другому. Я имею в виду, всё стало иначе, когда ты ещё был здесь, но сейчас ещё хуже. Думаю, все пока только переваривают то, что произошло этим летом… чёрт, да что там, за последние несколько лет. Я в том числе. И я чувствую, что ты тоже. Мы прошли через многое, и я не знаю, что с этим делать.


Иногда я чувствую себя немного глупо из-за того, что так переживаю из-за этого. Типа, могло быть и хуже, верно? Я не тот, кто застрял в Изнанке, как ты. Я не рос в лаборатории, где на мне ставили эксперименты, как Оди. Я никого не потерял, как Макс и Оди. Но я всё равно чувствую себя дерьмово. Мне по-прежнему всё время страшно, и я чертовски зол, что всё это случилось с нами — с тобой и со всеми остальными. Это несправедливо и чертовски хреново. Всё это просто грёбаное дерьмо. Я не знаю, как быть дальше.


Может быть, мне стоит поговорить с кем-нибудь обо всём этом. Но, честно говоря… ты единственный человек, которому я могу всё это рассказать. Пожалуйста, не говори Оди.


Послушай, Уилл… это всё… я просто… хочу, чтобы ты знал, что мне жаль. За… за то, как я с тобой обращался. Ты прошёл через столько дерьма, и это несправедливо. И вдобавок ко всему я был дерьмовым лучшим другом. Я даже не знаю почему. Правда в том, что ты так много значишь для меня и…


Чёрт. Я не знаю, что я пытаюсь сказать. Я правда не знаю, я просто…


— Майк!


Голос матери нарушает концентрацию Майка, и он стонет, проводя рукой по волосам. — Что, мам? — кричит он, надеясь, что она услышит его наверху.


— Ужин готов! — отвечает его мать и… вот и всё, что он смог написать Уиллу сегодня. Он надеялся закончить письмо сегодняшним вечером, чтобы он мог оставить конверты для Уилла и Оди на почте по дороге в школу, но такими темпами… Он никак не сможет закончить письмо для Уилла.


Что-то в его груди болезненно сжимается — может быть, от чувства вины или даже от небольшого облегчения. И, честно говоря, Майк не уверен, что делать.


Но Уилл поймёт. Он всегда так делает. И Майк в любом случае получит письмо, адресованное Уиллом ему. Письмо, которое он написал прямо сейчас, всё равно глупое. Последнее, что Уиллу нужно слышать, — это то, как дерьмово чувствует себя Майк. Он должен извиниться перед другом, чтобы всё снова стало нормальным и могло вернуться к тому, как было раньше.


Он просто… должен найти правильные слова. Они сами придут к нему. Так всегда бывает.


Так что, вздохнув, Майк встаёт и бежит наверх, едва не столкнувшись с сестрой по пути к обеденному столу.


— Майк! — восклицает Нэнси с раздражённым выражением лица. Её вьющиеся волосы немного растрёпаны, а под глазами тёмные круги, как будто она плохо спала последние несколько дней.


«Наверное, допоздна разговаривала с Джонатоном», — с горечью думает Майк и закатывает глаза.


— Извини, — бормочет он себе под нос, подходя к столу.


Нэнси фыркает, следуя за ним. — Что с тобой не так?


— Ничего, — парирует Майк. — Что с тобой не так?


Его сестра просто смотрит на него, и на мгновение кажется, что они вернулись в 1983 год. Ещё до всего этого дерьма и беспорядка с Изнанкой, когда их худшими проблемами были школьные хулиганы и надоедливые братья и сёстры. Ещё до того, как у них был общий (и действительно чертовски ужасный) опыт борьбы за свои жизни с монстрами и почти потери своих друзей и друг друга. До того, как они оба вспомнили, что действительно любят и заботятся друг о друге.


Но этот момент исчезает так же быстро, как и наступает, и гнев Нэнси, кажется, сдувается, как воздушный шарик. Её взгляд смягчается, когда они садятся за стол напротив друг друга. — Я тоже по ним скучаю, — говорит она осторожным голосом, используя общую тему в качестве перемирия.


Майк мог бы принять это. Мог бы признаться своей старшей сестре, что он не просто скучает по их друзьям, но и, откровенно говоря, не уверен, что будет делать без Оди. Без Уилла. Нэнси, как никто другой, поняла бы это. Она, вероятно, скучает по Джонатану также сильно.


Но Майк слишком устал, чтобы думать обо всём этом или вести какой-то глубокий, содержательный разговор с Нэнси. Может быть, она и поняла бы его, но, с другой стороны, может быть и нет. Она знает Джонатана всего пару лет. Майк же знает Уилла почти десять лет.


Поэтому он просто пожимает плечами. — Мы увидимся с ними на рождественских каникулах, — бормочет он, поглядывая в сторону их мамы. Она лишь поджимает губы. В конце концов, они ещё не убедили её разрешить им посетить Калифорнию в декабре.


Но она согласится. Она должна.


Майк действительно не уверен, что он будет делать, если этого не произойдёт.


1 ДЕКАБРЯ 1985



Его мама не соглашается.


Видите ли, дело в том, что она всё ещё хочет притворяться, что они одна большая, счастливая семья, и что в доме Уилеров всё чертовски идеально. Она по-прежнему хочет поддерживать образ прекрасной жизни, и что у Теда и Карен Уилер трое прекрасных, идеальных детей, которых они любят и о которых заботятся.


Может быть, Майк просто капризный подросток, но он думает, что это чушь собачья.


Это ерунда, потому что он знает, что и он, и Нэнси исчезали на несколько дней подряд, а их родители даже не подозревали об этом. У них даже нет брата или сестры, чтобы прикрыть их, как Эрика иногда прикрывает Лукаса — Холли ещё слишком мала, чтобы влезать в их сумасшествие. О нет, это всё чудесное воспитание Теда и Карен Уилер, которые либо чертовски забывчивы, чтобы заметить отсутствие своих детей, либо им просто наплевать.


Но нет, Нэнси и Майк должны быть рядом на Рождество. «Потому что Рождество для семьи, а не для парней и подруг.»


(Неважно, что Уилл, Оди и даже Джонатан и миссис Байерс видели худшие стороны Майка и прошли через ад вместе с ним. Или тот факт, что уже много лет Майк чувствует себя в доме Байерсов как дома, а не в своём собственном. По мнению Майка, они такие же члены его семьи, как его родители и сёстры.)


Однажды вечером, в начале декабря, всё рушится. Майк пытается снова — последняя отчаянная попытка убедить своих родителей отпустить его. Ответ всё тот же и, хотя он спорит практически до посинения, это ничего не даёт. На самом деле, это работает против него, потому что теперь он наказан и его лишили карманных денег на следующие две недели. А это значит, что никаких телефонных разговоров с Оди и никаких дополнительных денег, чтобы купить Уиллу тот комикс, который Майк присматривал последние несколько недель.


Вселенная действительно чертовски ненавидит его в этом году.


Как только его наказали, Майк врывается обратно в свою комнату и захлопывает дверь, надеясь, что его родители поймут намёк и оставят его в покое до конца ночи. В его голове крутится слишком много тревожных и злых мыслей, и Майк не уверен, хочет ли он кричать или плакать, швырнуть что-нибудь или, может быть, всё вышеперечисленное. Он знает только то, что всё это несправедливо, и он скучает по своей девушке и своему лучшему другу так сильно, что это причиняет боль.


Он хочет, чтобы всё просто было нормально и чтобы он перестал чувствовать себя так… как будто чего-то не хватает и он больше не знает, как быть самим собой. Он скучает по тому, как было раньше, потому что сейчас всё так хреново, и ему тоже так хреново, и всё это просто один большой грёбаный беспорядок.


Если бы Уилл был здесь, он бы знал, что делать. Он всегда тот человек, к которому Майк обращается, когда с родителями возникают проблемы, или когда Майк чувствует себя дерьмово из-за самого себя, или когда жизнь просто очень, очень тяжела. Уилл — это просто Уилл. В нём всегда было что-то такое, что заставляло Майка чувствовать себя гораздо легче, даже в самые худшие дни.


«Но больше нет», — думает Майк и не может удержаться, чтобы не взглянуть на стопку наполовину написанных писем на своём столе.


Дорогой Уилл,


Привет, Уилл,


Эй!


Уилл, знаешь что?


Я скучаю по тебе. Очень скучаю.


Какой же Майк дерьмовый человек, неспособный отправить даже грёбаное письмо тому, кого он называет своим лучшим другом. И это не из-за отсутствия желания поговорить с Уиллом — о нет, бывают дни, когда Майку кажется, что он скучает по Уиллу даже больше, чем по Оди (можно ли ему так говорить?).


Но Майк знает. Он знает, что если заговорит с Уиллом, если даже начнёт открываться ему, то он просто… не сможет остановиться. Каждая уродливая, сбивающая с толку, пугающая мысль в его мозгу выплеснется прямо из него, потому что это Уилл, а Майк никогда, никогда не мог солгать Уиллу. Даже если он пытался, друг всегда видел его насквозь.


«Но тебе ведь нечего скрывать, — возражает ему тревожный голос в глубине сознания. — Или… есть?»


«Конечно, нет, — думает Майк. — Что мне скрывать?»


(На этот вопрос Майк не уверен, что у него есть ответ.)


Долгое время тревожные мысли кружатся в его голове, и он крепко жмурится, борясь со слезами, которые щиплют ему глаза. Это глупо, всё это так глупо. Он должен быть в порядке. Да, сейчас всё по-другому, и этот год был чертовски ужасным, но с ним всё должно быть хорошо.


И, может быть, если он продолжит притворяться, что всё в порядке, в конце концов, так оно и будет на самом деле.


Поэтому, судорожно вздохнув, Майк тянется к ближайшей кассете и вставляет её в стереосистему. Лучше заглушить волнующие мысли музыкой. Это поможет ему не думать обо всём, что произошло, и о том, как он скучает по Оди и Уиллу, как и о том, насколько всё изменилось.


Словно по воле судьбы, знакомые аккорды любимой песни Уилла Байерса начинают заполнять тишину комнаты Майка.


Дорогая, дай мне знать,


Остаться мне или уйти?


Что-то снова скручивается в груди Майка. Часть его хочет выключить песню, но он не может заставить себя сделать это.


Вместо этого, он лежит на своей кровати и смотрит в потолок, позволяя себе потеряться в песне и во всех хороших воспоминаниях, которые приходят вместе с ней.


13 ЯНВАРЯ 1986.



Рождество приходит и уходит, и неожиданно для самого себя Майк наполовину заканчивает свой первый год в старшей школе. Ура.


Все постоянно твердят: «Всё наладится», но это не так. На самом деле всё становится ещё хуже, потому что не только Уилл и Оди на другом конце страны, но и Лукас в баскетбольной команде, и Макс едва смотрит на кого-либо из них. Неважно. Подумаешь, что Отряд начал распадаться. А чего он ожидал? Он сказал об этом Уиллу прошлым летом. Неужели они надеялись навсегда остаться детьми? Они правда ожидали, что всё навсегда останется прежним?


(Все эти перемены заставляют Майка мечтать о том, чтобы начать все заново. Если бы он знал, что принесет ему старшая школа — потеря лучших друзей и девушки, жизненные перемены и взросление, — он бы сделал так много вещей по-другому. Он бы проводил больше времени с Отрядом, а не только с Оди. Он не был бы таким ослом со своими друзьями — с Уиллом.


Майк хочет всё исправить или, по крайней мере, получить хоть какой-то шанс, чтобы всё вернулось на круги своя, но у него такое чувство, что ничто уже никогда не будет прежним.)


Положительным моментом является то, что Дастин остаётся самим собой, и Майк цепляется за последние остатки этой нормальности, проводя с ним как можно больше времени.


К счастью, его друг, похоже, не возражает. В конце концов, они оба в этом застряли. У них обоих отношения на расстоянии. Они оба неуклюжие и занудные, в отличие от Лукаса. Они оба по-прежнему аутсайдеры, чьи единственные друзья — другие члены клуба адского пламени.


Всё по-прежнему отстой, но, по крайней мере, это не относится к Дастину.


Дома дела тоже обстоят не намного лучше. Но его мама и папа хотя бы соглашаются позволить ему посетить Калифорнию на весенних каникулах, при условии, что Майк будет вести себя хорошо и согласится сократить свои карманные выплаты вдвое, чтобы помочь оплатить поездку. Это честная сделка, поэтому Майк мудро прекращает ссориться с родителями и просто старается держаться тихо. Его мама задаёт много вопросов, явно замечая несвойственное ему поведение и склонность изолироваться от всех, кроме нескольких избранных людей. Она пытается помочь, но, честно говоря, Майк не хочет ничего об этом слышать.


Всё, что его волнует, — это то, что скоро наступит март. Ему просто нужно дожить до марта.


(Потому что это всё исправит, верно? Может быть, всё не вернётся на круги своя, но в марте он увидит Оди и Уилла и проведёт с ними время. Он уладит дела с Уиллом и наверстает упущенное за последние несколько месяцев. И, конечно же, он будет рядом с Оди, что всегда здорово. И, может быть, тогда Майк снова почувствует себя самим собой.)


Как только его родители заказывают билет на самолёт в Калифорнию, Майк спешит в свою комнату и хватает блокнот и ручку. На это у него ушло около трёх месяцев, но в конце концов ему удаётся написать письмо Уиллу… Уиллу и Оди. Почти одно и то же, верно? Он просто так сильно хочет рассказать им обоим о своей поездке в Калифорнию, и писать два письма кажется немного бессмысленным.


На этот раз слова даются легко.


УГАДАЙ, ЧТО.


(Кстати, это Майк.) Я, наконец, убедил своих родителей позволить мне навестить тебя! Мои весенние каникулы начинаются двадцать первого марта, так что моя мама поговорила с твоей мамой, и они договорились, что я приеду навестить тебя на ВСЮ НЕДЕЛЮ. Я не знаю, как мне удалось убедить своих родителей. Мы много ссорились из-за несостоявшейся поездки на рождественские каникулы, так что, думаю, они чувствовали себя виновато или что-то в этом роде.


Но СЕРЬЁЗНО, целая неделя в солнечной Калифорнии! Это будет самое лучшее время. Я хочу сделать и увидеть всё — например, пляж, Диснейленд или Голливуд, все эти странные штуки, которые есть в Калифорнии. Я даже не знаю, живёшь ли ты рядом с пляжем, Диснеем или Голливудом, мне всё равно. Я просто очень хочу тебя увидеть.


Я скучаю по тебе. Хоукинс — это… просто теперь всё по-другому. Я думал, что, может быть, к этому времени я уже привыкну, но этого не случилось. Всё изменилось, и это отстой, и я ненавижу это. Я ненавижу, что тебя здесь нет. Я ненавижу, что всё так сильно поменялось.


Может быть, я смогу убедить миссис Байерс усыновить и меня, чтобы мне не пришлось уезжать. Я уверен, что Дастин простил бы меня (в конечном счёте) за то, что я бросил его, верно?


В любом случае, я пишу это очень быстро, потому что я должен встретиться с Дастином для школьного проекта, так что извини, что так коротко. Но я обещаю, что скоро ещё напишу тебе и позвоню!


С любовью,


Майк.


С улыбкой Майк складывает листок бумаги и быстро засовывает его в конверт. Судя по его часам, он… уже на пять минут опаздывает на встречу с Дастином, поэтому он быстро записывает адрес на конверте.


Уилл Байерс


4819 Лонзо Уэй


Ленора-Хиллс, Калифорния 93249


(Вот. Уилл и Оди поймут, что письмо предназначено им обоим, верно? Очевидно, что Майк приезжает навестить их обоих, просто так проще — вписать в письмо одно имя.)


Осталось найти марку и всё будет готово…


— Майк, — раздаётся раздражённый голос позади него, и Майк оборачивается, чтобы увидеть Нэнси, стоящую в дверях, скрестив руки на груди. — Не мог бы ты, пожалуйста, сделать музыку потише?


(Типичная Нэнси.)


— Извини, — рассеянно произносит он, но всё равно нажимает кнопку «СТОП» на стереосистеме.


Нэнси бросает на него удивлённый взгляд. — Всё в порядке, — успокаивает она, а затем поднимает бровь. — Я не знала, что ты слушаешь «The Clash».


— На самом деле нет, — Майк пожимает плечами, хватает своё письмо и идёт к двери.


— Э-э, да, конечно, — усмехается Нэнси. — Ты слушал эту песню без остановки в течение последнего месяца. Честно говоря, ты хуже Джонатана. Он любит эту песню.


«Как и Уилл», — думает Майк в глубине души, но ничего не говорит. Вместо этого он просто снова пожимает плечами. — Я этого не знал, — лжёт он, проходя мимо сестры. — Это хорошая песня.


Нэнси не выглядит полностью убеждённой, но, к счастью Майка, она готова отступить. — Да, — соглашается она. — Это так. Просто… сделай мне одолжение, включай музыку потише, ладно? Ты же знаешь, мне иногда приходится делать звонки для газеты, и мне трудно расслышать из-за всего этого шума.


— Прости, Нэнси, — быстро извиняется Майк, и он правда искренен. — Я буду тише, обещаю! Но мне пора идти, увидимся позже, пока!


Он выходит за дверь прежде, чем Нэнси успевает вымолвить ещё хоть слово, и только после того, как он добирается до дома Дастина, он понимает, что так и не купил марку для письма Уиллу.


11 ФЕВРАЛЯ 1986



Уилл,


Это Майк. Привет. Я… эм… Я сожалею о том, каким был этот год. Я был мудаком, я это знаю. И я был ужасным другом… ужасным лучшим другом.


Правда в том, что ты для меня самый важный человек в мире, и, честно говоря, это немного пугает. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, так всегда было. И это просто… правда пугающе. Потому что есть вещи, которые… которые я не понимаю. Вещи, о которых я не готов рассказать. И, может быть, именно поэтому я так долго с тобой не разговаривал. Это дерьмовое оправдание, я знаю.


Но если последние несколько месяцев меня чему-то и научили, так это тому, что ты нужен мне в моей жизни. Ты мой лучший друг, понимаешь? И я не знаю, что бы я делал без тебя. Без тебя всё было по-другому. Я не был прежним без тебя.


Я знаю, что у меня плохо получается говорить это и еще хуже показывать, но я люблю тебя. Ты мой лучший друг, Уилл, и ничто и никогда этого не изменит. И… если честно, правда в том, что…


— Пишешь письмо Оди?


Майк вздрагивает и быстро прикрывает письмо, глядя через стол на Дастина. — Э-э, да, — врёт он. — Кому же ещё?


Дастин дерзко ухмыляется, прежде чем открыть свою упаковку молока. — Ах, первая любовь, — произносит он. — На этой неделе день святого Валентина. Я уверен, что ты будешь стараться изо всех сил, чтобы показать Оди, как сильно ты её любишь.


Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо.


Как он мог забыть о дне святого Валентина? Чёрт возьми, Майк облажался. Он так чертовски облажался, потому что сегодня вторник, а День святого Валентина выпадает на грёбаную пятницу. Чёрт, чёрт, чёрт, он облажался, он так облажался.


Дастин, должно быть, заметил панику Майка, потому что подозрительно прищурился. — Ты… помнишь, что на этой неделе день святого Валентина, верно?


Майк колеблется. — Я… конечно!


— Ты колебался.


— Я не колебался, — протестует Майк, на что Дастин стонет.


— Майк, — вздыхает он. — Это день святого Валентина. Это праздник любви, о чем ты явно забыл! Ты не можешь просто ничего не делать для Оди, даже если она в Калифорнии!


— Я собираюсь кое-что сделать для Оди, — огрызается Майк.


— О, да? — бросает вызов Дастин. — И что же?


Майк снова колеблется, и он стонет, опуская голову. — Я заглажу вину перед ней, когда приеду в следующем месяце, — бормочет он. — Добавлю это к списку вещей, которые нужно компенсировать.


(Указанный список также включает:


Ровно три телефонных звонка с Уиллом Байерсом с тех пор, как он уехал.


Ровно одно письмо Уиллу Байерсу с тех пор, как он уехал.


Отсутствие рождественского подарка Уиллу Байерсу.


По крайней мере, добавление «Забыть о Дне святого Валентина» делает его не только дерьмовым лучшим другом, но и дерьмовым парнем.)


Дастин только усмехается. — Проблемы в раю, да?


— Можно и так сказать, — вздыхает Майк и тянется за письмом Уиллу, аккуратно складывает его и кладёт в рюкзак. — Наверное, мне просто… трудно понять, что я хочу сказать. Теперь всё по-другому.


Чего Дастину не нужно знать, так это того, что у них с Оди на самом деле всё хорошо. Даже великолепно. Она всё время шлёт письма Майку, а Майк сразу же шлёт в ответ. Это здорово — получать от неё вести, и Майк так рад, что она вписалась в новую школу, что она адаптируется и счастлива. Оди заслуживает счастья, даже если его нет рядом с ней.


Нет, Дастину не нужно знать, что на самом деле Майк переживает из-за своих отношений (или их отсутствия) с Уиллом. Или как они двое за год превратились из неразлучных лучших друзей в практически незнакомых людей. Или как каждый раз, когда Майк думает об Уилле, его желудок скручивается в узел, а на сердце тяжело, потому что он скучает по Уиллу и тоскует по тому, какими они были раньше.


Или что Майк не может понять, как, чёрт возьми, сказать всё это, потому что, хотя он так много хочет сказать, он не должен этого говорить. Потому что как только он скажет эти вещи, как только он признается в них Уиллу и самому себе, пути назад уже не будет. Дастину не нужно знать, как чертовски напуган Майк переменами и потерей своего лучшего друга. Конечно, может быть, его дружба с Уиллом сейчас висит на волоске, но если Майк позволит себе быть честным и настоящим хоть на мгновение, то эта последняя маленькая ниточка будет разорвана на части.


И да, может быть, существование в этом подвешенном состоянии — отстой, но, по крайней мере, так он может притворяться, что всё в порядке. Как будто он не замечает, как близок он к потере лучшего друга или как сильно это разрушит его, если он действительно потеряет Уилла. Лучше притвориться, что всё в порядке.


«Друзья не лгут», — напоминает голос в его голове. Это звучит отдалённо похоже на Оди, и от этого Майку становится ещё хуже. Он даже не хочет думать об этом. Если он перестанет притворяться, он потеряет не только Уилла, но и Оди.


(Честно говоря, в данный момент он, вероятно, заслуживает того, чтобы потерять их обоих, но Майк слишком большой трус, чтобы что-то с этим сделать. Он просто будет продолжать нарушать правило номер один Отряда, даже если это убивает его изнутри.)


— Я уверен, что в конце концов ты придумаешь, что сказать, — успокаивает Дастин. — Ты всегда так делаешь. И это Оди. Она будет рада просто тебя увидеть.


— Да, — Майк заставляет себя улыбнуться, — наверное, ты прав. Спасибо, Дастин.


Его друг лишь ярко улыбается ему в ответ. — В общем, я думал о потенциальной стратегии для Адского клуба в эту пятницу…


21 МАРТА 1986.



У Майка раскалывается голова.


Последняя неделя приносит нескончаемую головную боль, что как нельзя «вовремя». Из всех недель, чтобы чувствовать себя дерьмово, это обязательно должна быть неделя перед весенними каникулами — перед его поездкой в Калифорнию. Он чувствует себя каким-то наркоманом, глотая таблетки направо и налево в отчаянной попытке заставить голову перестать стучать, но ничего не помогает.


Однако головные боли — это даже не самое худшее за прошедшую неделю.


Нет, безусловно, худшей частью были кошмары.


На самом деле Майку не привыкать к кошмарам. В четырнадцать лет (почти пятнадцать через пару недель) он уже прошёл через такое дерьмо, которое большинство взрослых не могут даже представить. Он видел, как монстры из совершенно другого измерения приходят и разрывают людей на куски. Он был вынужден спасать свою жизнь от существ, жаждущих его крови, и видел, как его друзья и люди, которых он знал, пострадали и даже потеряли жизни.


Такие вещи могут испоганить жизнь. Ему снятся кошмары с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет и он впервые увидел, как полицейские и пожарные вытаскивают точную копию тела Уилла из карьера. Конечно, иногда кошмары прекращаются. Когда он убаюкан ложным чувством безопасности и покоя, они стихают. Если ему повезёт, кошмары будут сниться не каждую ночь, а раз в неделю, в месяц, раз в несколько месяцев. Обычно требуется что-то столь же ужасное — например, повторное появление монстров с Обратной стороны, чтобы вызвать худший из его кошмаров.


Но по какой-то причине — какой-то богом забытой причине, — его кошмары решили вернуться на этой неделе. И они повсюду, чёрт возьми.


Он снова в лаборатории, прячется и боится за свою жизнь вместе с Хоппером, миссис Байерс, Оуэнсом и бессознательным Уиллом и надеется, что Боб каким-то образом доберётся до компьютеров. Он просто ребёнок, боже, он всего лишь ребёнок. И его лучший друг в опасности, а Майк ничего не может сделать, кроме как стараться не плакать и надеяться, что он выживет.


Он в хижине Хоппера, когда Истязатель Разума находит их. Он хватает Оди за ногу, и она кричит, кричит и кричит, а Майк, блять, бессилен что-либо сделать, кроме как смотреть. Сколько раз ему придётся наблюдать, как ей причиняют боль? Разве она недостаточно натерпелась? Боже, как бы он хотел сделать что-нибудь, что угодно, чтобы помочь ей, но он никогда не сможет защитить её.


Он в карьере, прячется с Лукасом, Дастином и Оди за пожарной машиной и наблюдает, как из воды вытаскивают тело Уилла.


«Это не реально, это не реально, это не реально», — говорит себе Майк, потому что Уилл жив. Это не Уилл. Это не Уилл.


Тем не менее, он уезжает на велосипеде так быстро, как только может, и кажется, что за ним кто-то стоит, тихо посмеиваясь, пока Майк плачет всю дорогу домой. Потому что он потерпел неудачу, несмотря на то, что Отряд так старался, даже при том, что Майк так старался найти Уилла. Его лучшего друга больше нет, и Майк не смог ни защитить его, ни найти, ни уберечь…


«Это не реально, — снова пытается убедить себя Майк. — Это не может быть правдой».


«Это реально, — бормочет в ночи низкий незнакомый голос. — Скоро ты потеряешь его. И всех остальных, кого ты любишь, Майкл».


И где-то вдалеке Майк клянётся, что слышит слабое тиканье снова, снова и снова в каждом из своих снов.


Каждую ночь на этой неделе он просыпается в холодном поту и борется с желанием взять телефон и позвонить Оди и Уиллу прямо здесь и сейчас. Просто чтобы убедиться, что с ними всё в порядке и они живы.


Он никогда себе этого не позволяет. Глупо будить кого-то из них так поздно ночью из-за кошмара — Майк точно знает, что и Оди, и Уиллу тоже тяжело. Нет, с ним всё в порядке. Кошмары пройдут, как и всегда. Майку просто нужно продержаться до конца дня, а потом он будет дома, свободный и готовый утром отправиться в Калифорнию.


Достаточно просто.


За исключением того факта, что Майк чувствует себя так, словно весь день стоит на ногах и едва может сосредоточиться на занятиях. Слабое тиканье из его кошмаров, кажется, преследует его повсюду, и из-за того, как мало он спал на прошлой неделе, он даже начинает видеть предметы.


Всего на мгновение, но в туалете для мальчиков появляются старые дедушкины часы. Тиканье, кажется, становится громче, и Майк клянётся, что слышит, как кто-то шепчет: «Скоро, Майкл. Ты потеряешь его. Ты потеряешь их всех. Это то, чего ты заслуживаешь».


Но в туалете больше никого нет.


И дедушкиных часов тоже.


Майк брызгает себе на лицо водой и каким-то образом умудряется продержаться остаток дня. Он возвращается домой ровно в девять вечера и сразу ложится спать, совершенно измученный. У него кружится голова, и всё, чего он хочет, — это отдохнуть.


Кошмары возвращаются, и ночь перед отъездом Майка в Калифорнию — это ночь прерывистого сна, сдавленных криков и повторного переживания всех ужасных воспоминаний за последние несколько лет. Проснувшись, он чувствует себя ходячим зомби, но всё равно надевает свою безвкусную яркую одежду, которую купил специально для этой поездки.


Кошмары это или нет, но Майк полон решимости извлечь максимум пользы из следующих нескольких дней. Всё это будет стоить того, когда он окажется на месте. Он просто должен добраться до Калифорнии.


В спешке собирая вещи и торопясь в аэропорт, Майк не замечает маленького пятна крови на своей подушке и определённо не помнит, как проснулся посреди ночи с капающей из носа кровью.


28 МАРТА 1986



Никто не ожидает, что это будет Майк.


Все думают, что это будет Макс или Нэнси, обе уже ставшие мишенью. Или, может быть, Оди, чьё детство в лаборатории Хоукинса делает её идеальной жертвой. Или Уилл, который за последние три года пережил более чем достаточно травм.


Никто не ожидает, что это будет Майк.


Чёрт, да даже Майк не ожидает, что это будет Майк.


Честно говоря, головные боли и кошмары прошлой недели остались лишь далёким воспоминанием. У него не было ни одного с тех пор, как он покинул Хоукинс на прошлой неделе, и хотя на весенних каникулах всё очень быстро пошло прахом, Майк в последние несколько дней чувствовал себя счастливее, чем за последние несколько месяцев. Он больше похож на самого себя: менее сердитый и менее растерянный. Он снова чувствует себя счастливым.


Он также чувствует себя немного виноватым, потому что он не должен смеяться на заднем сиденье фургона с Уиллом, когда Оди, все их друзья и семья в опасности, но Майк ничего не может с собой поделать. На протяжении всего их небольшого путешествия он не раз сердился и переживал. Ему позволено смеяться и наслаждаться временем со своим лучшим другом.


(Немного странно, что Майку снова нужен конец света, чтобы исправить разрушенную дружбу с Уиллом, но он никогда не искал легких путей.)


Среди всего хаоса этой сумасшедшей поездки по Калифорнии Майк честно забыл о своих головных болях и ночных кошмарах. Он не обращает особого внимания, когда Макс осторожно отводит Оди и Уилла в сторону, чтобы поговорить о её симптомах, он слишком занят, проверяя, всё ли в порядке с Нэнси.


И вот, осознание приходит слишком поздно.


Они используют старую хижину Хоппера в качестве своей базы для операции. Большинство из них сейчас скрываются от правосудия, их обвиняют в укрывательстве предполагаемого убийцы, поэтому им приходится залечь на дно. Очень немногие люди знают о хижине Хоппера, и поскольку дом Байерсов больше не доступен для них, старая хижина кажется лучшим местом для привала и разработки плана.


Проблема с хижиной Хоппера в том, что она на самом деле не такая уж большая, а в их группе сейчас около дюжины человек, так что Майк быстро начинает испытывать лёгкую клаустрофобию. Когда в разговоре наступает затишье, он выскальзывает через парадную дверь и садится на ступеньки, заставляя себя просто дышать.


Через некоторое время знакомый голос произносит: «Привет», и Майк поднимает глаза, одаривая своего лучшего друга лёгкой улыбкой.


— Привет.


— Там довольно людно, — замечает Уилл, садясь рядом.


— И не говори, — смеётся Майк. — Взрослые ещё даже не пришли, а нас уже много.


Уилл тихо смеётся и подпирает голову рукой. — Странно возвращаться, — признаётся он. — Слышать обо всех этих новых людях… пытаться наверстать упущенное… всего слишком много. Хоукинс всегда ощущался как дом, но… теперь не так сильно. Как будто я больше не знаю своего места здесь.


Это предложение чертовски больно слышать.


И это печально, потому что, честно говоря, Майк может понять. Он был в Хоукинсе всё это чертово время и всё равно больше не уверен в своём месте.


Но Уилл? Он всегда был одной из лучших сторон жизни в этом городишке. Это как… Хоукинс — не Хоукинс без Уилла. Конечно, для Уилла есть место. У него всегда будет место здесь, в Хоукинсе… с Майком.


Скрученный узел в животе Майка снова появляется, и он проглатывает комок в горле. — У тебя всегда будет место в Хоукинсе, — уверенно заверяет он. — Всегда.


Уилл поворачивается к нему лицом, и в тусклом, мерцающем свете крыльца Майк замечает, что его взгляд немного отстранённый. — Правда? — спрашивает он непривычно холодным голосом. — Тогда почему мы больше не друзья, Майк?


Эти слова подобны удару под дых.


— Что? — Майк моргает. — Уилл, ч-что… о чём ты говоришь? Конечно, мы друзья. Лучшие друзья!


— О, действительно? — усмехается Уилл. Выражение его лица необычайно суровое и так не похоже на Уилла, что узел в животе Майка скручивается ещё болезненнее. — Потому что я думал, что друзья не лгут, Майк. Но оказывается, ты лгал мне, всем нам всё это время!


— Это не так! — протестует Майк. — Уилл, о чём, чёрт возьми, ты говоришь? Я не лгал тебе!


Уилл только смеётся. Он встаёт на ноги и спускается по ступенькам, оказываясь прямо перед Майком, и вытаскивает что-то из кармана — письмо, понимает Майк.


Письмо.


— Подожди, где ты…


«Уилл, это Майк», — читает Уилл, и душа Майка уходит в пятки. Холодок пробегает по его спине, когда друг продолжает читать письмо — письмо Майка, которое у него так и не хватило смелости отправить Уиллу.


Письмо, которое он начал ещё в феврале и закончил за два дня до отъезда в Калифорнию. Письмо, которое, будь Майк посмелее, он мог бы взять с собой, чтобы передать Уиллу в качестве извинения или объяснения, или чего-то ещё.


Письмо, в котором он, наконец, признался самому себе в правде. Что… что его любовь к Уиллу не похожа на его любовь к другим друзьям. Правда в том, что Майк Уилер любит Уилла так, как он должен любить Оди.


И сейчас, стоя прямо перед ним и читая слова, которые никогда не должны были увидеть свет, слова, которые Майк с трудом писал последние несколько месяцев, слова, которые могут изменить или разрушить самые важные отношения в его жизни — их читает ему вслух единственный человек, с которым он никогда не хотел делиться ими.


Майк чувствует себя больным.


«И, честно говоря, правда в том, что я люблю тебя. Больше, чем друга», — усмехается Уилл. Он поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с Майком, на его лице явное отвращение. — «Я люблю тебя так, как люди говорят, что я должен любить девушек — любить Оди. Я люблю тебя так, и это пугает меня, Уилл. И вот почему…»


— Остановись, — хрипит Майк и внезапно встаёт на ноги. Его щёки пылают, слёзы щиплют глаза, а сердце бешено колотится в груди. — Просто прекрати, Уилл! Я понял! Как ты думаешь, почему я никогда не посылал тебе это? Почему никогда не говорил тебе правду?! Просто заткнись!


— О, Майк, — Уилл комкает листок бумаги и отбрасывает его в сторону, делая шаг навстречу. Он выглядит совершенно непохожим на себя: злым, испытывающим отвращение и преданным. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты трус, который лжёт своим друзьям. Ты лицемер, который проповедует о том, что должны делать хорошие друзья и что друзья не лгут, когда на самом деле ты прячешься от своих друзей, вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Ты притворяешься лидером, тем, кто объединяет нас, но на самом деле ты просто испуганный, жалкий маленький мальчик.


В этот момент, когда голос Уилла становится более глубоким и хриплым, до Майка доходит, что именно происходит.


— Блять, — ругается он, и его инстинкт «бей или беги» срабатывает.


Он отворачивается от Уилла — нет, от Векны, — и бежит со всех ног.


— О, Майк, — раздаётся голос Векны, всё ещё немного смешанный с голосом Уилла. — Нет смысла убегать. Пришло время тебе присоединиться ко мне.


«Чёрт возьми, нет», — думает про себя Майк, но не оглядывается назад. Вместо этого он бежит так быстро, как только может, изо всех сил стараясь избегать корней деревьев и всего остального, что может поставить ему подножку. Вокруг кромешная тьма, и Майк едва видит, что перед ним. Он понятия не имеет, куда бежит и как собирается отсюда выбираться.


Позади себя он слышит шелест ветра и хруст листьев, когда это существо, замаскированное под Уилла, следует за ним. Слабое тиканье, которое преследовало его во сне, становится всё отчетливее, и Майк просто продолжает бежать.


Он бежит, пока мир вокруг него не превращается в красноватый, грохочущий адский пейзаж — без сомнения, дом Крила, в котором Макс оказалась во время своей встречи с Векной. Майк не уверен, хорошо это или плохо, учитывая, что теперь это родная территория монстра, и…


— Ты не должен быть здесь, Майк, — произносит знакомый голос позади него, и Майк напрягается, останавливаясь как вкопанный.


— Ты не Уилл, — шепчет он, но не может не обернуться. И действительно, Уилл Байерс стоит в нескольких футах от него, с любопытством глядя на Майка. — Не… не подходи! Отвали от меня нахрен!


— Ты не хочешь того, что говоришь, Майк, — мягко говорит Уилл — Векна — и делает шаг ближе. — На самом деле ты желаешь нас. Тебе не нужно продолжать притворяться или прятаться. Мы можем дать тебе это.


— Просто заткнись! — огрызается Майк и поворачивается обратно, делая шаг в сторону от Векны. Но прежде чем он успевает это сделать, вылетает лиана — быстрая, как молния, — и обвивается вокруг его лодыжки.


Она тянет и тянет его прямо к Векне, просто смотревшему на него под прикрытием тёплых карих глаз Уилла Байерса. — Пришло время, Майк, — спокойно произносит существо. — Тебе пора присоединиться ко мне.


— Нет, нет, отпусти меня! Дерьмо! Отпусти меня! — Майк кричит и сопротивляется ещё сильнее, когда лиана тянет его назад, прижимая к одной из тёмных колонн. Тут же другие растения цепляются за него, обвивая его руки, туловище и шею.


— Бедный Майк Уилер, — шепчет Векна голосом Уилла. Лианы тянут Майка за горло, и он хрипит, слабо сопротивляясь, но безрезультатно. — Совсем один. Притворяешься, что всё в порядке, когда на самом деле провёл месяцы в абсолютном одиночестве и страхе, прячась от себя и от других. Неудивительно, что твои друзья не могут — не хотят — тебе помочь. Ты заслужил это.


Лианы снова затягиваются вокруг Майка, и Векна ухмыляется, его внешность меняется с Уилла на его истинную форму. — В конце концов, ты нарушил правило номер один, — издевается Векна. — Друзья.Не.Лгут.


Тогда до Майка доходит, что… это конец. Он понятия не имеет, где кончилась реальность и начались видения. Насколько он знает, Уилл никогда не следовал за ним на улицу — это всегда был Векна. Никто не узнает, что Майк был проклят. Никто не придёт, чтобы спасти его. Нет, он умрёт страшной, ужасной смертью в полном одиночестве.


— Да, — соглашается Векна, как будто он каким-то образом может прочитать мысли Майка. Честно говоря, он, вероятно, может, что объясняет, как он узнал о письме Уиллу. — Ты умрёшь здесь, Майк. В одиночку, как ты был уже несколько месяцев. Это то, чего ты заслуживаешь, и никто не будет скучать по тебе, когда тебя не станет.


Лианы затягиваются вокруг шеи Майка, он кряхтит, всё ещё борясь изо всех сил, но без толку. Большая когтистая рука Векны опускается на его лицо, и он в ужасе наблюдает, как монстр запрокидывает его голову. Глаза Майка закатываются вверх.


«Вот и всё», — думает про себя Майк и закрывает глаза, не в силах бороться со слезами. Есть так много вещей, которые он хотел бы сделать, так много слов, которые он должен был сказать, вместо того, чтобы прятаться от семьи, друзей и от самого себя.


«Простите», — думает он, хотя не знает, зачем это делает. Никто его не услышит. Никто никогда не узнает, как ему жаль. Никто никогда не узнает, что он должен был сказать им. Нет, Майк Уилер умрёт здесь, в Изнанке, и…


Дорогая, дай мне знать,


Остаться мне или уйти?


Майк открывает глаза.


Там, в нескольких футах от того места, где Векна поймал его в ловушку, находится выход — его путь обратно в реальный мир.


И там, в реальном мире, все его друзья — Макс, Лукас, Дастин, Оди, Нэнси и Уилл. Его тело парит высоко над друзьями, выше, чем даже крыша хижины Хоппера. Но его друзья неумолимы.


Каждый из них выкрикивает его имя, и, несмотря на головокружение и слабость, Майк уверен, что слышит всех своих друзей. Их крики смешиваются со знакомыми аккордами любимой песни Уилла Байерса — и Майка.


Майк снова закрывает глаза. Он так устал, а его конечности словно желе. Было бы очень, очень легко просто сдаться и опустить руки. В конце концов, жил ли он вообще эти несколько месяцев? В последнее время он не чувствовал себя самим собой, так есть ли вообще какой-то смысл пытаться бороться сейчас?


— Майк, пожалуйста! — кричит кто-то — Уилл, как предполагает Майк. Похоже, что говорящий плачет, но звуки становятся всё более нечеткими. Все слова сливаются воедино, но звучит так, как будто его умоляют вернуться. Остаться.


Тёплое чувство охватывает Майка. Он вспоминает все моменты, проведённые в подвале, когда он смеялся с самыми близкими друзьями, смотрел новые фильмы о «Звёздных войнах» или завершал очередную партию D&D.


Он думает о ночных разговорах, которые они с Нэнси вели не раз, обсуждая всё: начиная с Демогоргона и Изнанки, заканчивая отношениями Нэнси с Джонатаном и тем, что они всегда будут прикрывать друг друга.


Он вспоминает о Снежном бале и о том, как прижимал Оди к себе, неспособный полностью осознать чувства, которые он испытывал к ней в тот момент. Он думает о том, как он был счастлив видеть, как Лукас и Макс улыбаются друг другу, как Нэнси увлекает Дастина в танец, чтобы он не чувствовал себя обделённым, снова видеть Уилла в безопасности, здоровым и счастливым.


И он думает о детской площадке. О качелях с маленьким мальчиком с каштановыми волосами и дурацкой причёской, совсем одного. Он думает о своём предложении: «Привет! Я Майк. Хочешь быть моим другом?», которое в итоге оказалось лучшим, что Майк когда-либо делал.


Ну же, дай мне знать:


Остаться мне или уйти?


Майк открывает глаза. Каким-то образом ему удаётся освободить одну из своих рук, и он срывает одну из лиан, прикреплённых к телу Векны, точно так же, как, по словам Макс, она это сделала. Этого достаточно, чтобы напугать монстра, и он отшатывается от Майка, на мгновение ошеломлённый. Лианы вокруг Майка ослабевают, и он падает на землю.


Нельзя терять времени. Майк вскакивает на ноги и бежит.


Музыка всё ещё играет, и чем ближе Майк к реальному миру, тем громче она звучит. Вблизи он может видеть своих друзей более чётко. Они безумные. Отчаянные. Напуганные.


Нэнси рыдает и кричит ему. Оди отчаянно пытается использовать свои силы, чтобы сделать что-нибудь, что угодно, чтобы спасти его. А Уилл…


Уилла почти не узнать. Он стоит почти прямо под Майком и кричит до хрипоты, и в глубине души Майк не может не вспомнить то время, когда их роли поменялись местами, и Уилл был одержим каким-то злом из Изнанки. По лицу его лучшего друга текут слёзы, и он кричит, умоляя Майка вернуться.


«Я иду, — думает Майк и не осмеливается оглянуться на Векну, чтобы понять, почему монстр не преследует его. — Я никуда не уйду».


Он уже почти у портала, почти свободен, когда в последний раз слышит Векну.


Не похоже, что он стоит за спиной Майка. Как и в ночных кошмарах и видениях Майка, кажется, что он снова находится в его сознании.


От его слов по спине Майка пробегает холодок.


«Это не конец, Майк, — шепчет Векна низким и хриплым голосом. — Скажи Одиннадцать, что за ней придёт Один».


Майк добирается до портала как раз в тот момент, когда Векна произносит свою последнюю угрозу, и внезапно адский красный пейзаж исчезает.


На мгновение всё вокруг становится чёрным. Затем Майк открывает глаза и тяжело дышит, пытаясь сориентироваться в окружающей обстановке. Следующее, что он помнит, это то, как он падает обратно на землю и приземляется на кого-то с болезненным вскриком.


— Дерьмо, — ругается Майк, пытаясь сесть и оглядеться. Его сердце колотится в груди, и он не может перестать дрожать. Ужасающий образ Изнанки исчез, и на его месте появился дом. Он сделал это. Он жив.


Человек, на которого он упал — Уилл, потому что, конечно же, это Уилл, — тоже садится, и Майк поворачивается, встречаясь взглядом с лучшим другом.


— Майк, — выдыхает Уилл, и следующее, что Майк осознаёт, это то, что руки Уилла обнимают его, крепко сжимая. — Ты в порядке, ты жив… С тобой всё хорошо.


Остальные быстро подбегают к ним, но Майк не обращает на них никакого внимания. Вместо этого он полностью погружается в объятия Уилла, позволяя просто держать себя и быть здесь. Он в безопасности, по крайней мере, сейчас. Он жив. Он здесь с Уиллом, с Оди, с Нэнси и со всеми своими друзьями.


«Бедный Майк Уилер, — эхом отдаётся в его голове голос Векны. — Совсем один. Притворяешься, что всё в порядке, когда на самом деле провёл месяцы в абсолютном одиночестве и страхе, прячась от себя и от других».


«Хватит, — думает про себя Майк и утыкается головой в плечо Уилла, сотрясаясь тихими рыданиями. — Больше никаких пряток».


7 АПРЕЛЯ 1986



Они побеждают.


Снова.


Только это не совсем похоже на победу, хотя каким-то образом они дожили до нового дня. Нет, это больше похоже на затишье перед бурей.


Грядёт что-то ещё, и все они это знают. Слишком много вопросов без ответов, слишком много вещей, которые просто не имеют смысла, слишком много неизвестного, чтобы всё закончилось.


«Это никогда не закончится», — думает про себя Майк, и он даже не удивляется тому, как чертовски горько это звучит. Майк не дурак. Может, он и юн, но не дурак. И он не позволит себе снова погрузиться в ложное чувство безопасности, как это было последние три года.


Это ещё не конец. Грядёт нечто худшее — гораздо хуже, чем Демогоргоны, Истязатель Разума и даже Векна. Никто из них не знает, когда, как и что произойдёт, но никто не может отрицать правду.


И поэтому даже спустя несколько дней после того, как Векны не стало, а его тело превратилось во что-то вроде пепла на Обратной стороне после ужасающей битвы с Оди, остатки его проклятия всё ещё остаются. Кошмары не прекращаются, за исключением того, что теперь они вызваны не каким-то психопатическим монстром-мутантом. Теперь они вызваны собственным извращённым, испорченным мозгом Майка, пытающимся переварить всё то дерьмо, через которое он прошёл.


Майк чувствует себя немного глупо, просыпаясь посреди ночи со слезами на глазах и пугающей неспособностью дышать, но он не единственный. Это видно по тёмным кругам под глазами Макс. Достаточно одного взгляда друг на друга, и Майк уверен, что они оба понимают, что их всё ещё преследуют Векна и собственные воспоминания.


Он замечает это и у Нэнси и, как ни странно, это немного успокаивает его. Однажды ночью, всего через несколько дней после победы Оди над Векной, Майк, спотыкаясь, добрался до их кухни после особенно пугающего кошмара. Было слишком поздно, чтобы он кому-то звонил, но, чёрт возьми, ему было уже всё равно. Ему нужно было с кем-то поговорить — с Оди, Уиллом, Макс, с кем угодно, кто выслушал бы и, возможно, понял.


К своему удивлению, он увидел Нэнси, прислонившуюся к стене и тихо разговаривающую с кем-то — вероятно, с Джонатаном.


В этот момент до него дошло, что Майк был не единственным человеком в его семье, который пострадал от проклятия Векны. Нэнси тоже была одной из несчастных жертв монстра, и, очевидно, ей было так же тяжело, как и ему.


Поэтому Майк покинул кухню ещё до того, как сестра успела заметить его присутствие.


Путь к исцелению и возвращению к нормальной жизни очень долг. Майк знает это, наблюдая за тем, как его друзья борются со своими демонами и на собственном примере. Он знает, что последствия проклятия Векны так просто не исчезнут. И более того, Майк знает, что он уже давно не в порядке. В течение нескольких месяцев, прежде чем существо даже нацелилось на него, он не чувствовал себя самим собой. Он лгал себе, своей семье, друзьям, своей девушке, и это делало его несчастным.


Майк пообещал себе, что больше не будет прятаться, как только ему удалось выбраться из транса Векны живым. Это обещание он намерен сдержать.


Он начинает с малого. По крайней мере, он должен объясниться с Оди.


И вот они сидят вдвоём. У неё тоже не всё в порядке, и Майку неприятно осознавать, что он причинит ей ещё большую боль. Но откладывание этого на потом только навредит им обоим, а Майк слишком заботится об Одиннадцать, чтобы так поступить с ней.


Они расстаются. На этот раз официально и навсегда. Он не говорит ей всей правды о том почему, но он думает, что Оди всё равно может что-то заподозрить. Несмотря ни на что, они расстаются в хороших отношениях, подтверждая свою дружбу и искреннюю заботу друг о друге.


Через неделю после поражения Векны приближается пятнадцатый день рождения Майка, и его мама, теперь полностью посвящённая во всю эту неразбериху с Изнанкой и то дерьмо, через которое прошли её дети, спрашивает, готов ли он что-нибудь устроить со своими друзьями. Майк отказывается. В конце концов, его день рождения выпадает на понедельник, и он действительно не в настроении праздновать в большой компании людей.


Однако он спрашивает, может ли Уилл прийти и остаться на ночь, даже если это будний день. Байерс и Хоппер временно поселились в доме на окраине Хоукинса, планируя навсегда вернуться в город. Майк никогда не был так благодарен за что-либо в своей жизни.


Естественно, его мама соглашается, и Майк приступает к работе. У него есть план и всего пара дней, чтобы воплотить его в жизнь. Он передает приглашение Уиллу, который с радостью принимает его, и в то воскресенье вместе с мамой отправляется в магазин, чтобы купить все свои и Уилла любимые закуски и даже пару украшений.


Дни рождения Уилла и Майка достаточно близки друг к другу, поэтому они отмечали почти каждый день рождения вместе, просто разделяя разницу в неделю. Майк решает, что празднование пятнадцатилетия не должно отличаться, даже если они немного опоздали.


Школьный день проходит, и всё на самом деле… не так уж плохо. Эдди и другие члены клуба адского пламени отвратительно поют ему «С днём рождения» во время обеда, а Дастин, Лукас и Макс преподносят ему совместный подарок — новейшее издание комиксов «Люди Икс». Они стараются точно так же, как старается Майк, и это согревает его сердце.


К тому времени, когда Нэнси отвозит их домой в тот день, Майк чувствует себя встревоженным и не может перестать стучать ногой по машине сестры.


— Майк, — говорит Нэнси раздражённым тоном. — Прекрати.


— Прости, — он закатывает глаза, — просто… накопилось много энергии.


Нэнси не выглядит убеждённой, и когда загорается красный свет, она поворачивается, чтобы посмотреть на него. — Ты в порядке? — спрашивает она, приподнимая бровь. — Ты… ты был тихим, даже… ещё до того, как всё произошло. А потом… Векна, преследующий тебя…


Голос его сестры затихает, и Майк грустно улыбается ей. — Не совсем, — признаётся он. — Как и ты, я полагаю?


Нэнси морщится. — Да, — соглашается она. — Я тоже.


— Может быть… — Майк колеблется. — Может, мы могли бы поговорить об этом. Позже, я имею в виду. Немного угнетающе говорить об этом дерьме в мой день рождения.


Это вызывает смех у его старшей сестры. — Мне нравится эта идея, — мягко произносит Нэнси. — И… ты же знаешь, что я всегда здесь для тебя, Майк… Верно?


Майк кивает. — Да, — отвечает он негромким голосом, — я знаю. И я… я тоже здесь ради тебя, Нэнс. Что бы ни случилось.


Нэнси просто улыбается, и хотя ни один из них не произносит этого вслух, они знают, что невысказанное «Я люблю тебя» крутится у обоих в голове. Остаток пути до дома они проводят в молчании, и, наконец, Нэнси заезжает на подъездную дорожку позади машины их отца.


— Похоже, Уилл уже здесь, — комментирует она, бросая взгляд на их открытую входную дверь.


— Клянусь, если мама позволит ему спуститься в подвал, — бормочет Майк и, хватая свой рюкзак, шагает к дому. — Клянусь…


— Мама не собирается портить тебе сюрприз, — говорит Нэнси, закатывая глаза. — Расслабься.


Майк ничего не говорит в ответ и открывает дверь, держа её открытой ровно настолько, чтобы Нэнси могла последовать за ним внутрь. Конечно же, Уилл на кухне с их мамой, и Майк вздыхает с облегчением.


— О, а вот и именинник, — радостно восклицает его мама, заключая Майка в объятия. — Мы с Уиллом как раз говорили о его пребывании в Калифорнии!


Майк бросает на своего лучшего друга извиняющийся взгляд, молча прося прощения за то, что оставил их наедине, на что Уилл только посмеивается. — Привет, Майк, — здоровается он. — Привет, Нэнси.


— Привет, Уилл, — Нэнси машет рукой и открывает шкафчик, чтобы взять стакан. — Мам, ты не возражаешь, если я схожу к Джонатану сегодня вечером? Я уже закончила с домашним заданием.


— Конечно, дорогая, — отвечает женщина, затем поворачиваясь к Майку и Уиллу. — Ладно, Майк, я пойду и закажу пиццу для вас. Все остальные закуски в подвале, так что просто… крикните, если вам что-нибудь понадобится, хорошо?


— Спасибо, мам, — говорит Майк и обменивается со своей мамой улыбкой — настоящей, а не натянутой, которой он улыбался ей несколько месяцев. Затем он жестом приглашает Уилла следовать за ним вниз. — Чувак, извини, что оставил тебя с ней наедине.


— Всё в порядке, — смеётся Уилл, его глаза слегка прищуриваются. Что-то трепещет в груди Майка, и его щеки внезапно становятся тёплыми. — Было приятно снова увидеть твою маму и наверстать упущенное. Ну, знаешь, когда в нас не стреляют военные и не нападают Демобаты.


Майк фыркает, быстро спускаясь по ступенькам, и оглядывается на Уилла. — Тут ты прав, — соглашается он.


— Кстати, с днём рождения, — добавляет Уилл. Он снова улыбается — на этот раз немного застенчивее. — Я, эм… У меня есть кое-что для тебя. Впрочем, это может подождать, если ты пока не хочешь.


— Позже будет отлично, — тихо говорит Майк, останавливаясь на последней ступеньке. Он надеется, что Уилл не может видеть за его спиной, в противном случае сюрприз будет испорчен. — Вообще-то… сначала у меня есть кое-что для тебя.


Уилл бросает на него вопросительный взгляд, а Майк просто ухмыляется, отступая в сторону и пропуская его в подвал. Благодаря помощи его мамы весь подвал украшен для вечеринки по случаю дня рождения: в комплекте с воздушными шарами, яркими лентами и большим плакатом.


— С запоздалым днём рождения, — говорит Майк и оборачивается, встречаясь взглядом с другом. — Я подумал, что мы могли бы отпраздновать оба наших дня рождения… как мы делали в детстве.


Шок на лице Уилла сменяется нежностью, и он снова смотрит на Майка, улыбаясь широкой, сияющей улыбкой. — Майк…


— Я был действительно дерьмовым другом в этом году, — выпаливает Майк. Его щёки становятся ещё теплее, чем раньше, и он идёт в подвал, бросая свой рюкзак на пол. — И я… я просто хотел, чтобы ты знал, как мне жаль… и, эм…


Он колеблется, а затем лезет в рюкзак, неловко вытаскивая конверт и плохо завёрнутый подарок, который он так и не успел подарить Уиллу. — Вот, — шепчет он. — Возможно… будет проще, если ты прочтёшь это.


Уилл моргает, и хотя он выглядит смущённым, он берёт письмо, вскрывает конверт и начинает читать.


Существует, вероятно, несколько десятков различных версий этого письма — все они засунуты в ящик стола Майка наверху и полны слов, которые он никогда не думал, что у него хватит смелости сказать. Ему потребовалось слишком много времени, чтобы написать это письмо для Уилла, и он, наверное, уже перечитал его сотню раз. Он выучил наизусть каждое слово.


Дорогой Уилл,


Это я, Майк, но… ты, конечно, уже знал это. Это письмо… мне потребовалось много времени, чтобы написать его. Честно? Я месяцами пытался написать тебе что-нибудь, точно так же, как я это делал для Оди, но я никогда не мог найти нужные слова.


Во-первых, я просто хотел сказать, что мне очень жаль. Я был ужасным другом в этом году, и этому нет оправдания. Ты не заслуживал того, как я с тобой обращался, или всех действительно ужасных вещей, которые я тебе говорил, или того, как я игнорировал тебя месяцами подряд. Мне очень жаль, Уилл. Я правда очень сожалею и хотя ничто из того, что я могу сделать или сказать, не исправит этого, я чувствую, что должен, по крайней мере, объясниться перед тобой.


Дело в том, что… ты самый важный человек в мире для меня, Уилл. Ты человек, который знает меня лучше всех. Человек, который всегда был рядом со мной. Человек, который понимает меня так, как никто другой. И это, честно говоря, очень пугает.


Последние несколько месяцев были… мягко говоря, не очень хорошими. Я не буду притворяться, что мне пришлось пройти через столько же, сколько тебе, Оди или даже Макс, но… всё произошедшее вывело меня из равновесия. Думаю, я притворялся, что со мной всё в порядке, и, кажется, мне это удавалось, потому что ты был рядом.


Но потом, когда ты ушёл, было ощущение, что… чего-то просто не хватает. Я действительно не знал, что делать с собой, или кем я был, или кем я хотел быть. Я был зол и действительно сбит с толку, и я не знал, как себя вести.


Я хотел поговорить с тобой. Боже, я так хотел поговорить с тобой. У меня наверху есть несколько десятков писем, которые доказывают это. Но я никогда не мог до конца понять, что сказать или как выразить то, что я чувствовал.


Мне потребовалось много времени, чтобы осознать это, и ещё больше времени, чтобы принять. Было намного проще продолжать прятаться от всех, лгать и притворяться, что всё в порядке. Я думал, что если не позволю себе или кому-либо ещё увидеть правду, всё будет хорошо, что, в конце концов, всё вернётся на круги своя, и я смогу в конечном счёте вернуться к нормальной жизни и снова почувствовать себя самим собой.


Очевидно, это не сработало, и, к моему удивлению, потребовался долбаный демонический монстр с Обратной стороны, чтобы показать мне, что прятаться — не лучший выход.


Итак, момент истины.


Правда в том, что я люблю тебя. Как… как я должен был любить Оди, потому что она была моей девушкой. Так, как я должен любить девушек и только девушек, по крайней мере, так говорят все в Хоукинсе. Я люблю тебя так и, думаю, люблю уже давно.


Я говорю тебе это не потому… не потому, что ожидаю от тебя чего-то. Я не знаю, чувствуешь ли ты то же самое, или… что ты такой же, как я… и, кроме того, после того, как я встречался с Оди и скрывал это так долго, мне, вероятно, просто нужно время, чтобы разобраться в своём дерьме, прежде чем втягивать в это кого-то ещё. Но я должен был дать тебе знать. Я должен был сказать тебе правду.


Ты много значишь для меня, Уилл, и всегда будешь значить. Неважно, романтически или платонически, ты самый важный человек в моей жизни, и мне надоело прятаться и притворяться, что это неправда. Так что… да. Это всё, что я хотел сказать.


С любовью,


Майк.


P.S. С (запоздалым) днём рождения! Надеюсь, тебе понравится микстейп. Я хотел подарить его тебе на день рождения, но всё вышло из-под контроля и очень быстро пошло наперекосяк… Так что, я надеюсь, что эта вечеринка тоже компенсирует это.


Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Уилл, наконец, поднимает взгляд на Майка, с нежным выражением лица и слезами на глазах.


— Майк, — тихо произносит он.


Майк неловко улыбается ему, прежде чем опустить взгляд. — Я, эм… Я понимаю, если это делает вещи неловкими, — быстро говорит он. — Но если ты… Если ты не… Я не расстроюсь, клянусь. Я просто… Я в любом случае хочу, чтобы ты был в моей жизни. Ты мой лучший друг на свете, и я…


Внезапно губы Уилла прижимаются к его губам, и единственная мысль, проносящаяся в голове Майка: «Вот чёрт».


— Извини, — произносит Уилл, быстро отстраняясь. Его глаза широко раскрыты, а на щеках ярко-красный румянец. — Я, эм… Я знаю, ты сказал, что тебе нужно время, чтобы разобраться во всём, прежде чем встречаться с кем-то ещё, но… я… я правда… чувствую то же самое… и, эээ…


Уилл проглатывает комок в горле. Его щёки почему-то краснеют ещё больше. — Я гей, — тихо говорит он. — Я… я никому больше не говорил, но я… правда давно хотел это сделать. И…


Он снова прочищает горло, лезет в свою спортивную сумку и вытаскивает слишком знакомую свёрнутую картину из их поездки из Калифорнии. — Я сделал это для тебя, — мягко говорит Уилл с застенчивой улыбкой. — С днём рождения.


Майк смотрит на картину, затем на Уилла и с нерешительной улыбкой берет её, разворачивая бумагу. И там перед ним сцена, которую Майк помнит ясно, как божий день.


На картине изображены качели — те самые, что до сих пор висят в начальной школе Хоукинса. А на качелях два маленьких мальчика — Майк и Уилл — улыбаются друг другу, как будто им плевать на весь остальной мир.


И в нижней части картины Майк видит слова:


Майку.


Сказать «да» было лучшим, что я когда-либо делал.


С любовью,


Уилл.


— Я тоже тебя люблю, — тихо говорит Уилл, и Майк поднимает глаза, встречаясь взглядом со своим лучшим другом. В глазах Уилла блестят слёзы, и он одаривает Майка ещё одной застенчивой улыбкой. — И… если ты… если ты не готов прямо сейчас, тогда я не против подождать… столько, сколько тебе нужно. Я никуда не уйду, пока ты мне не скажешь.


— Никогда, — шепчет Майк, и невозможно отрицать бабочек в животе или чувство облегчения в его душе. Он делает шаг к Уиллу, тоже застенчиво улыбаясь. — Я не хочу, чтобы ты куда-то уходил. Я… я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, на… на сколько ты решишь остаться.


Глаза Уилла прищуриваются, когда он снова улыбается, и он тоже делает шаг вперёд. Между ними почти не осталось места, и он прислоняется лбом ко лбу Майка. Ни один из них не собирается целоваться, но момент не становится менее интимным. — Я никуда не уйду, — говорит Уилл, его голос мягкий и нежный. — Я буду рядом до тех пор, пока ты этого хочешь.


«Навсегда», — думает Майк про себя, но не произносит этого вслух. Вместо этого он просто застенчиво улыбается Уиллу и обнимает его, наслаждаясь близостью их объятий.


Почему-то у Майка возникает чувство, что Уилл точно знает, что он хочет сказать.