Много или немного воды утекло с того дня, когда Кира на глазах у несчастной Юли поцеловала Марину, не суть важно, так как то, что случилось потом, было куда интереснее внезапных лобызаний со стороны едкого прошлого светловолосой. С того дня, именно после этого неприятного момента кареглазая решила держаться особняком. Нет, чувства девушки к Марине ничуть не остыли, а даже наоборот, увеличивались с каждым днём, но часто так бывает, что человек причиняет боль близкому не потому, что не любит, а как раз таки наоборот.

Возможно, Юля просто хотела уменьшить терзающие её чувства и ревности, и злости, и отчаяния, поэтому сама решила ограничить себя: избегала Марины, старалась проводить с ней как можно меньше времени, в то время как в душе жаждала обратного. Поначалу было нелегко. Ведь свести общение до минимума было бы гораздо проще, если бы светловолосая не жила в одной комнате с Юлей. Но по счастливому стечению обстоятельств так оно и было. В школе девушки почти что не пересекались: Марина много времени проводила в Совете Шестнадцати, в окружении толпы безумных фанатов, или просто рядом с девушкой ошивалась Кира.

Каждый раз, когда Юля видела так ненавистный ей объект, у неё скрежетали зубы, из глаз летели опасные искры, а в голове прокручивались все способы убийств. Но гнев тут же сменялся противной и ноющей болью, стоило девушке только вспомнить, как Кира на её глазах посмела поцеловать Марину. Конечно, не сама светловолосая была инициатором поцелуя, но всё равно невыносимо трудно было стать свидетелем этой терзающей душу сцены.

Если Марина находилась в комнате Совета Шестнадцати, то Юля спокойно могла посидеть в одиночестве в своей комнате. Случалось так, что раз или два в неделю, а иногда бывало и гораздо чаще светловолосая засиживалась в Совете до поздней ночи и холодными декабрьскими вечерами, а иногда и ночами возвращалась в комнату. Однажды Яна спросила у девушки, почему она так долго торчит в Совете. На это Марина с улыбкой отвечала:

— Я же не хочу, чтобы она в такой холод избегала меня где-то на улице.

Светловолосая не раз предпринимала попытки поговорить с Юлей, но кареглазая не позволяла: либо отшучивалась, когда была с Мариной наедине, и говорила, что всё в порядке и ни о чём говорить не стоит, либо язвила и огрызалась, когда светловолосая была с Кирой. В итоге ни одна попытка не увенчалась успехом. Впрочем, Марине к провалам было не привыкать, так что она терпеливо ждала той минуты, когда кареглазая всё-таки позволит старосте сделать шаг навстречу.

Когда же Кира не менее едко огрызалась в ответ, светловолосая всё больше и больше понимала, что это уже не тот человек, которого она искала. Но ведь не могли же поиски быть напрасными? Если девушка вернулась, значит, это обязательно должно было иметь смысл. По крайней мере, именно так хотелось думать Марине.

Светловолосая попросту благодарила судьбу за то, что у неё были и Яна, и Арчибальд — даже несмотря на то, что у Марины была аллергия на котов. Яна, даже если и не могла сказать что-то нужное, она всегда могла что-нибудь ляпнуть невпопад, чем хоть немного поднимала настроение своей подруге. Сероглазая сказала однажды:

— Я не всегда знаю, что сказать, но я всегда могу быть рядом, если тебе это нужно.

Часто Марина, тронутая заботой своей подруги, чуть-чуть улыбалась и отвечала:

— Ты знаешь мой ответ.

Яна знала и поэтому улыбалась ещё шире.

В то время, как Марине помогала Яна, Юле помогала Таня. Зеленоглазое такси, как девушка называла Таню, когда ей было грустно, всегда приезжало вовремя. И правда, Таня хоть и была самым обычным человеком, но зато не давала почувствовать Юле все те отрицательные эмоции, которые копошились в исцарапанной душе девушки.

Ещё одним приятным моментом был день рождения Вали. Девушка-гора отметила его скромненько — ну, как скромненько… — и со вкусом. Праздновался день рождения в боулинге. Именинница не рассчитала силы, поэтому шаром сбила не только все кегли, но и пробила стену. Юля сделала вид, что она этому удивилась, хотя это было достаточно предсказуемо.

И вот спустя несколько недель наступили долгожданные зимние каникулы. Однако на каникулы могли попасть не все. Проводились зимние экзамены, и если ты не набрал по предметам нужного количества баллов, то ходил на дополнительные занятия на этих самых каникулах. С каким-то неестественным для Юли остервенением, девушка взялась за подготовку к экзаменам. Кто-то шутил, что кареглазая наконец-то взялась за учёбу. На самом деле всё было гораздо прозаичнее: Юля хотела забить свою голову чем угодно, лишь бы перестать мучиться мыслями о Марине.

Экзамены были сданы — у Юли были на удивление отличные результаты, — и теперь справедливо начинались каникулы. Как обычно: многие ученицы паковали чемоданы и улепётывали на новогодних крыльях к родителям, дабы отпраздновать в семейном кругу. Валя с Владом уехали в первый же день каникул. Девушка-гора решила познакомиться с родителями своего будущего мужа. Затем следом уезжал и Витя. Юля от нечего делать вызвалась проводить его до З.-младшего. Оттуда уезжал нужный парню автобус. Конечно, брат Марины мог поехать и на машине, но на автобусе веселей, пояснял парень кареглазой.

— Присматривай тут за моей сестрёнкой, ладно?

— Есть у неё нянька. Я тут причём? — окрысилась Юля и недовольно посмотрела на Витю, так как парень посмел задеть ту тему, которую меньше всего хотела затрагивать кареглазая. — Вон любовь её из отпуска вернулась, хай и смотрит за своей ненаглядной.

— Только не говори мне, что ты тоже по девочкам, — улыбнулся парень. — А то ты так ревностно реагируешь на всё то, что касается моей сестры, что я…

— Да как ты…

— Да шучу я! Хватит меня дубасить, — стараясь увернуться от беспрерывно сыплющихся ударов, прохрипел Витя — кажется, Юля попала ему локтём в живот.

— Зато шутить перестанешь!

— Покраснела, — улыбнулся парень.

— На улице холодно, вот щёки и красные!

Витя смеялся, глядя на безуспешные попытки девушки оправдаться. Юля злилась и обещала натянуть парню трусы на уши, если он не перестанет всепонимающе улыбаться. Парень миролюбиво поднял руки и с самым что ни на есть серьёзным выражением лица произнёс, что нисколько не сомневается в том, что говорит кареглазая, особенно когда девушка мило проговорилась: разговор зашёл о фруктах, и Юля сказала, что она любит мандарины. Вспыхнув как паровоз, она поспешно стала отнекиваться, но Витя лишь улыбался и кивал головой в ответ.

В общем, успев по пути к автобусу переговорить на все будничные темы, Юля, зная, как сильно этот вопрос донимал Яну, без зазрения совести спросила о том, гей Витя или не гей, на что парень вновь загадочно улыбнулся и ответил как-то смутно, а затем добавил:

— Ты же не можешь выбрать несколько раз за всю свою жизнь: афроамериканцем ли быть или азиатом. Думаю, ты понимаешь, к чему я веду.

Кареглазая в задумчивости поскребла репу, поднатужилась, но в итоге поняла, что имел в виду Витя, только тогда, когда парень уже садился в автобус.

Стуча в стекло автобуса — парень как раз сидел возле окна, — девушка, радостно размахивая руками и нагоняя метель вокруг себя, затараторила:

— Я поняла!!! Вить, я поняла!

Парень, сперва не понявший, о чём идёт речь, удивлённо моргал глазами, пожимал плечами, разводил руки в стороны и качал головой, однако спустя пару минут — Юля уже начинала злиться оттого, что её, королеву Едасити и Хавчиклэнда, не понимают — парень всё понял и, кивнув, мол, да понял я, понял, умчал в снежную даль.

***

Следующей должна была уезжать Ира. Но, к сожалению кареглазой, Юля не смогла проводить девушку, так как голубоглазая уезжала рано утром. Её отец, человек, который любил рано вставать — считал, кто рано встаёт, тому бог подаёт, — приехал за девушкой аж в пять утра. Не сказать, что Ира уж больно удивилась, когда отец разбудил её за полчаса до выхода, но как-то не привыкла она вставать в половину пятого — обычно она ложилась в это время, когда была бессонница.

Голубоглазой повезло: вещи у неё были собраны с вечера. Кучи книг, которые девушка успела накупить в книжных магазинах З.-младшего, заняли весь чемодан Ани, так как у Иры места уже не было. А рыжая, чувствуя себя героем, решила помочь подруге и одолжила чемодан, который визжал как истеричка, так как трещал по швам — книг было очень много.

Именно Аня успела проводить Иру, а затем, зевая, поднялась в свою комнату, легла на кровать — девушка не помнила, чью — и тут же вырубилась. А проснулась в скором времени оттого, что кто-то бесцеремонным вихрем ворвался в комнату, снёс стул, навернулся, чуть не сломал шею и смачно ругнулся. Да, эта была Юля, которая получила сообщение от Иры. В нём как раз говорилось о том, что голубоглазая просит прощения за то, что девушки так и не смогли попрощаться.

— Она и правда уехала, — всхлипнула кареглазая.

— Да…

— АНЯ! ГОСПОДИ ИСУСЕ!!! Я тебя разбудила? Прости, — взгляд как у кота из Шрэка у девушки явно не удался, но рыжая и так не злилась на Юлю.

— Ничего страшного, — сонно улыбнулась Аня.

Юле было грустно, что Ира уехала ещё и потому, что благодаря голубоглазой — а не только Тане — девушка могла не находиться постоянно в себе. Ира попросту не позволяла кареглазой грызть себя. Разумеется, она не знала, что произошло и почему Юля частенько выглядит такой удручённой, да это для Иры и не особо важным было. Не обязательно выпытывать у человека, что с ним, можно просто быть рядом и помогать ему. Частые вечера с Аней и Ирой, на которых девушки устраивали малиновое чаепитие и уничтожение печенек, оказали благотворное влияние на душу Юли. Также голубоглазая снабжала девушку книгами. Уходя в мир других историй, Юля позволяла себе на несколько часов забыться. Когда и это уже не помогало: кареглазая читала на автомате, но ничего не помнила уже через одну страницу — Ира решила расширить кругозор девушки и открыла ей мир книг. Голубоглазая рассказала о том, из чего состоит книга, что в ней может находиться и как это всё правильно называется. Поначалу кареглазая думала, что может быть необыкновенного в книге? Обложка, страницы и всё. Оказалось, что это не так. Структура книги гораздо более сложная, чем может показаться на первый взгляд. Чего стоят одни только внешние элементы книги в твёрдом переплёте! Непосредственно сам книжный блок, который и составляют скреплённые в корешке тетради; накидки и вкладки — листы того же формата, что и листы книги, но отпечатанные либо другим способом печати, либо на другой, обычно более качественной бумаге, накинутые на корешок той или иной тетради или же склеенные вместе с нею; приклейки и вклейки, которые являются листами большего формата, чем формат книги, но всё же сфальцованные под этот формат и, как и накидки с вкладками, отпечатанные либо на другой бумаге или большим числом красок; наклейки, передний форзац, задний форзац или нахзац — тут Юля не могла не улыбнуться, но из уважения к Ире промолчала и продолжала внимательно слушать, — каптал и переплёт. И ведь это голубоглазая лишь только упомянула о малой части. А ведь ещё и книги в суперобложках, и книги в мягких обложках. В общем, от обилия новой информации у Юли начинала ходить кругом голова, поэтому обычно Ира, которая увлекалась своей тирадой, замолкала лишь через час, потом поила несчастную девушку чаем и отправляла спать. Именно за это кареглазая была безмерно благодарна Ире: она поила её чаем, рассказывала интересные вещи, давала читать книги и, самое главное, помогала хоть ненадолго отойти от сердечных терзаний.

— Кто мне теперь про книжки рассказывать будет? — всхлипнула Юля, сидя на кровати рядом с Аней.

— Если хочешь, я могу рассказать. Только я знаю меньше, чем Ира… — предложила рыжая и улыбнулась.

— Спаси-и-и-ибо! Я знала, что ты меня не бросишь! — Юля кинулась обниматься к Ане, и та, искренне смеясь, обняла кареглазую в ответ. — Ты никогда не бросаешь, да-да, — уверенно кивнула Юля, но, увидев огорчение на милом лице девушки, смутилась и виновато произнесла: — Я что-то опять не так ляпнула, да?

— Нет-нет, — поспешно ответила рыжая. — Просто ты сказала про «не бросаешь», а я задумалась и…

— Так, я поняла. А ну, цыц! Не грустить в моём присутствии! И не в моём присутствии тем более! Ты меня поняла, мисс? — наклонившись к девушке и подозрительно сощурив глаза, спросила Юля.

— Да, конечно! — тепло улыбнулась Аня.

— Эх, и ты так больше не будешь стихами говорить?

Аня дёрнулась, словно от невидимого удара, но ответила:

— А хочется?

— Просто это было… круто! Я прям чувствовала, как душевно возвышаюсь над самой собой! Я не знаю, как точнее это передать, но… Когда ты говорила стихами, у меня в душе не оставалось места для пошлого и низменного, как-то так, — чуть запинаясь, выговорила Юля.

— Хм…

— Прости, если я задела то, что не должна была.

— Хочешь что-то особенное? — вдруг спросила девушка, подняв свои глаза, впервые заискрившиеся от неожиданного и обжигающе-яркого желания.

— Про любовь? — нервно хохотнула девушка.

— О наболевшем хочешь? — горько усмехнулась Аня.

— Ага. Что мне терять? Хоть стихи послушаю, — улыбнулась Юля.

— До какого времени

Бродит в жилах кровь?

До какого возраста

Мучает любовь?

До какого возраста —

Говорите вы?

Да пока не вешают

Люди головы!*

— Не дождётся… — пробубнила себе под нос Юля, думая, что Аня её не расслышит, однако девушка оказалась неправа, так как рыжая, понимающе улыбнувшись, спросила:

— Марина не дождётся?

Юлю словно током шибануло. Она взглянула в тёплые изумрудные глаза Ани и поняла, что кому-кому, а этой девушке врать бесполезно, да и не хочется совсем.

— Да… А сама стихи сочиняешь ещё?

— Стихи не сочиняются, они вынашиваются в душе или же рождаются за одно мгновение. Стихи — это дети, которые хранят в себе всё то, что человек в тот или иной момент чувствовал, — Аня аккуратно поправила Юлю.

— Здорово… а своё про любовь?

— Обещаешь, что никому не скажешь? — словно маленький котёнок Аня посмотрела на Юлю.

— Обещаю, — и кареглазая не соврала.

— Ах, как умело могут люди

Обнять, предать и обмануть,

Преподнести Вам страсть на блюде

И с головой в неё нырнуть!

Но лишь немногие умеют

Так нежно, чутко, не тая,

От вздоха одного робея,

Шепнуть: «Я навсегда

Люблю

Тебя».

— Это…

— Не надо слов, — улыбнулась Аня.

Юля удивлённо взглянула на девушку, но потом, словно до неё снизошло озарение, чуть-чуть улыбнулась и, кивнув, промолчала.

Кареглазая ещё немного посидела с рыжей, однако пора было спускаться к завтраку. Аня отчего-то отказалась идти вместе с кареглазой, так что Юля, изумлённо застыв у двери, спросила, в чём же дело. Оказалось, что и Аня собиралась уезжать на Новый год домой, и девушке необходимо было собрать вещи. Когда кареглазая спросила, когда уезжает рыжая, Аня виновато покачала головой и ответила, что не скажет.

— Ты не обижайся только, ладно? Я просто не хочу, чтобы она знала…

— Яна?

— Ты ведь ей не скажешь?

— …Знаешь, скажу, — улыбнулась Юля и, попрощавшись с удручённо вздохнувшей девушкой — Аня не отговаривала кареглазую, так как это все равно было бесполезно, — спустилась в столовую.

***

— Манать, Татьяна Зеленоглазовна Таксичка! — Юля негодовала и грозилась сожрать не свою булочку. — Какого пьяного стаканчика и нетрезвого лысого гнома ты валишь домой? И на тех каникулах ты была дома, и на этих будешь?! Ну, ты даже не такси мне больше…

— Юль, прости, что так получается. Просто Новый год всё-таки семейный праздник… — виновато смотрела в сторону Таня. — Эх, если хочешь, я останусь, ладно.

— Стоп! Нет!

— Ты не хочешь, чтобы я осталась? — улыбнулась девушка.

— Да нет же! — крякнула Юля. — Я хочу, но ты не должна идти ради меня на такие жертвы. Не волнуйся, у меня тут останется опора и поддержка, муахаха! Так что я не пропаду!

— Точно? — с сомнением взглянув на какой-то уж чересчур самоуверенный вид девушки, спросила Таня и на всякий случай отодвинула свою булочку подальше от кареглазой, так как та уже каким-то загадочным образом успела приблизиться к продукту хлебного производства.

— Так точно!

— И кто же будет этой опорой и поддержкой? Я же уезжаю.

— Ну…

— Ира?

— Она уехала, — хныкнула Юля.

— Аня?

— Она уезжает, — в глазах блеснули слезинки.

— Инна?

— Она никогда не уедет…

— Не надо так, — осуждающе покачав пальцем перед лицом Юли, произнесла Таня.

— Да шучу я, — буркнула девушка.

— Остаётся только Яна.

— Она частенько с Мандариной ходит… — последнее девушка выговорила уже в стол: сложив на нём свои руки, девушка положила на них голову, и теперь звук её голоса долетал до зеленоглазой как-то отстранённо.

— Может, я останусь?

— Нет, — резко сказала кареглазая. — Я сама уеду. Вот.

— Уверена? — с сомнением спросила Таня.

— Только маме вечером позвоню и всё улажу.

***

Юля, стуча зубами от нечеловеческого холода, в данный момент представляла собой ледышку. Не хватало только, чтобы две небольшие сосульки свисали из ноздрей, хотя до этого было недалеко. Вот уже битый час кареглазая тряслась на ветру вместе со своей подругой Таней. Родители зеленоглазой либо прогадали со временем, либо были похищены пришельцами, либо были восприняты драконами как еда, либо что-то ещё. Юля успела перебрать в своей ледяной черепной коробке все возможные и невозможные варианты.

Сейчас же Таня старалась дозвониться хоть до кого-нибудь из родителей, дабы спросить, где их арбуз носит. Сперва ни один из родителей не брал трубку, потом оба мобильных телефона были недоступны, и лишь спустя какое-то время трубку подняла мама. О чём-то поговорив, покричав, поизвинявшись с мамой, Таня, грея озябшие кисти, подошла к Юле с виноватым видом:

— Слушай, они только через минут тридцать прибудут… Может, пойдёшь в общежитие? Зачем ты со мной тут стоять будешь? Холодно же, а я не хочу, чтобы ты заболела.

— Да ладно, — деревянным голосом произнесла Юля. У девушки зуб на зуб не попадал, так что слова, а уж тем более словосочетания и фразы давались с большим трудом.

— Что… что ты делаешь?

— Я пытаюсь есть.

— Ты пытаешься есть мороженое? — саркастически хмыкнула Таня. — Тебе же холодно.

— Чёрт! Упало! Я уронила мой любимый пломбирчик! — заголосила Юля.

— Отлично.

— Что тут отличного?

— А вдруг это судьба? Ты уронила то, чем могла подавиться. Так что радуйся. Да и слава богу, что уронила. Я бы всё равно забрала у тебя его.

— Жестокая! — буркнула кареглазая.

— Ну, не сердись. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу? — улыбнулась девушка. — Понимаю, что это не загладит моей вины перед тобой, ведь я же уезжаю. А видеть тебя такой грустной и подавленной я просто не могу. Сердце разрывается.

— Кто грустный? Кто подавленный? — вновь забубнила Юля. — Да я счастливее всех счастливых! Посмотри на меня!

И с этими словами девушка подскочила чуть ли не на метр, забегала вокруг Тани, стала выкрикивать самые разнообразные слова — со стороны это выглядело так, будто кареглазая вызывает демона — и дурачиться, как она это обычно делала, вот только радость была липовая, движения скованные, да и сама Юля выглядела так, словно к её рукам и ногам привязали ниточки, и теперь за них водят.

Таня, которая больше не могла смотреть на то, как мучает себя Юля, заставляя себя усиленно радоваться и работать в автономном режиме, резко остановила девушку и, притянув к себе, крепко-крепко обняла. Первый раз за последний год у кареглазой на глаза навернулись настоящие слёзы. В глазах тотчас же противно и горячо защипало, но, прикусив нижнюю губу, девушка подавила рыдания, так что Таня, обнимавшая девушку, ничего не заметила, а когда Юля вытирала глаза, то подумала, что она это от ветра.

— Спасибо тебе, Друг. С самой-самой большой буквы… — шёпотом произнесла кареглазая, чтобы не выдать свои чувства. Девушка не любила плакать на людях.

— Чудо ты… — улыбнулась Таня и, потрепав подругу по взлохмаченным ветром волосам, добавила, посмотрев в сторону: — Могу я спросить?

— Да. Ты — что угодно.

— Тебе ведь… нравится Марина, да? — как зеленоглазая ни старалась, а интонация всё равно подкачала.

Однако Юля обратила больше внимания непосредственно на сам вопрос, нежели на интонацию и голос девушки. Понятное дело, что были люди, которые догадывались о чувствах Юли, но никому прямо кареглазая это не говорила. И вот настал тот день, когда правда должна была выплыть наружу. И не потому, что так было нужно, а потому, что уж кто-кто, а Таня имела право знать об этом — не из-за того, что стала Юле лучшей подругой, хотя и это сыграло свою роль, а из-за того, что зеленоглазая рассказала потом девушке.

— Да, — тихо, но уверенно ответила Юля.

— Помнишь, я говорила тебе, что я на самом-то деле ужасная подруга? Помнишь? — что-то тягуче-больное было в этом последнем вопросе. Кареглазая кивнула.

— Я должна тебе признаться…

— Хуже, чем есть, уже не будет, — усмехнулась Юля. — Да и неважно, что ты скажешь. Всё равно останешься мне подругой. Иначе что я за друг, если не умею прощать?

— Всё равно я должна рассказать. Истоки этой истории уходят на несколько лет назад. Мне, Марине и Яне было по шестнадцать, а Кире — семнадцать — она просто поздно в школу пошла, но это неважно. Мы были одной большой и дружной компанией: всегда ходили вчетвером и в школу, и гуляли вместе, и вообще были не разлей вода, пока я не поняла одну вещь. Меня неумолимо и уверенно начало тянуть к одной небезызвестной тебе особе… думаю, ты уже догадалась, что речь идёт о Марине, — улыбнулась Таня, а затем, на пару секунд замолчав, продолжила: — Да, так глупо: влюбиться в собственную подругу. Поначалу я пыталась это в себе как-то утихомирить, так как считала, что это неправильно. А если бы я сказала ей… я, возможно, лишилась бы подруги. Поэтому я решила молчать. Но один факт, который заставил меня пересмотреть моё решение в корне, всё изменил. Оказалось, что не я одна у нас «по девочкам». Яна до сих пор, когда со мной говорит, вечно ляпнет что-то в духе «во это был квартет лесбиянок, ё-маё». Кира с Мариной начали встречаться. Боже! Как мне было хреново, когда я узнала об этом… я просто не находила себе места, я рвала и метала. Признаюсь, хотела даже сделать с собой что-то, но наш секс-символ меня поддержал. Яна была рядом… пока я не совершила одну ужасную, глупую, эгоистичную и злую ошибку. Какой же я была идиоткой… Я решила: либо Марина достанется мне, либо никому. И решила подстроить всё так, чтобы они расстались с Кирой. У меня была фотография, где мы с Мариной… — Таня чуть смутилась, но всё равно продолжила: — целуемся. На самом деле это было на спор — Марина очень любила спорить. Она была боевой девчонкой, активисткой, душой команды! Она могла бы соперничать с Яной и переплюнула бы её! Она была такой весёлой… но потом вся её внутренняя сила обернулась арктической неприступной крепостью. Она осталась такой же сильной, но больше не веселилась…

Юля молчала, так как не решалась перебивать зеленоглазую, хотя у девушки были сотни вопросов. Да что там перебивать! Кареглазая даже дыхнуть боялась.

Тем временем Таня продолжала свою исповедь:

— Я подстроила всё так, что к Кире попала эта фотография. Причём выставила всё в таком свете, словно Марина ей изменила или что-то типа того. На самом деле я уже тогда понимала, как глупо это выглядит со стороны. Ведь любовь не напугает какая-то фотография. Но результат превзошёл все ожидания… Как рассказала мне Яна, а ей, в свою очередь, поведала сама Марина, Кира пришла к ней и, предоставив фотографию, сказала что-то типа: «Ты дала мне обещание не врать! А сама… Если ты так хотела быть с ней, то почему не сказала мне об этом сразу? Я-то думала…» И пошли-поехали все эти причитания, обвинения и т. д. Но тогда Кира была такой невинной овечкой, и все её обвинения звучали и правда очень громко для души Марины. А потом… на следующий день Кира уехала. Ни записки. Ничего. Просто взяла и уехала. Я была поражена до глубины души… Либо Кира настолько сильно любила Марину, что ей невыносимо было видеть её со мной, либо даже не знаю…

— Тань, — Юля ласково дотронулась до плеча подруги.

— Я не закончила, Юль, — грустно усмехнулась девушка.

— Когда я увидела тебя с Мариной, я готова была рвать и метать, а тебе устроить что-нибудь очень пакостное, чтобы даже твоего духу рядом с Мариной не было. Только потом… не знаю, поверишь ли, я поняла, какой же я была дурой и как же я ошибалась. Потому что в твоём лице я обрела настоящую подругу. И я пойму, если ты сейчас даже ударишь меня или…

— Дура, — только и сказала Юля, дала Тане подзатыльник, а затем крепко-крепко обняла её. — Я же сказала, что ты всё равно останешься моей подругой. Несмотря ни на что.

— Юль… я так рада, что ты у меня есть.

— Пф, ещё бы, — не удержалась и съязвила девушка. Таня чуть улыбнулась.

***

Кареглазая сдала свою подругу родителям, только после этого она позволила всем эмоциям, которые толпились за дверью Юлиной души и очень некультурно себя вели, ввалиться и начать наперебой делиться своими подэмоциями, из которых вываливались мысли, неожиданные чувства и, как результат, новые эмоции.

Сказать, что Юля была в шоке, это ничего не сказать. Девушка настолько углубилась в себя, что даже перестала обращать своё королевское внимание на холод, который орал и кричал, чтобы про него не забывали. Морозный ветер бил по щекам, но и на это Юля не обращала внимание.

Что касается Тани, то подруга, конечно, её удивила, нечего сказать, но и обижаться на зеленоглазую девушка почему-то не могла. Может, другие эмоции и чувства просто не позволяли обиде влиться в их сумасшедший коллектив, а может, кареглазая и правда не держала зла на подругу. Ведь нужно иметь недюжинное мужество, чтобы признаться в таком. Да и для того, чтобы простить, тоже нужны силы.

В общем, Юля была благодарна Тане за то, что она ей всё рассказала.

Хаос мыслей пытался развалить девушку на сотни крохотных Юльчиков, однако кареглазая мужественно продолжала с ним бороться. То, что Кира ей и так не нравилась, для девушки не было новостью, но то, что она посмела так нагло и бессовестно кинуть Марину, даже не дав светловолосой высказаться, просто поднимало в Юле волну праведного гнева.

— Долбаная истеричка, — скрежетала кареглазая, думая о Кире.

Теперь Юля смогла дотронуться до той неизменной бездны, которая царила в душе Марины всё то время, пока она искала Киру. Только теперь она понимала, насколько ей был важен этот человек, но сердце всё равно отчаянно кричало, мол, как именно Кира удостоилась такой чести — быть столько времени преданно разыскиваемой Мариной.

— Она не заслужила такого! — в сердцах крикнула Юля, уже подходя к своей комнате.

— Ты со мной разговариваешь? — раздался знакомый голос, как только девушка открыла дверь.

Теперь кареглазая, увидев Марину, стала смотреть на неё чуточку иначе. Ведь сейчас Юля знала правду — как она думала, ведь даже от Тани была сокрыта самая главная часть этой истории — и теперь не понимала, как стоит вести себя дальше. Но, несмотря на хаос в голове, в сердце у девушки царил порядок. Уж кто-кто, а сердце точно знало, чего оно хочет.

— Привет, — бросила Юля и прошла в комнату.

— Привет, — раздалось в ответ. — Замёрзла, я смотрю? Я себе ванну только что набрала. Так что иди-ка ты сейчас вместо меня. Я потом схожу.

Забив на все свои же собственные предостережения, Юля так преданно и благодарно посмотрела в серо-зелёные глаза Марины, что светловолосая, не выдержав столь откровенного взгляда, отвернулась и как бы невзначай сказала:

— Да.

«И к чему я это?» — пронеслось в мыслях у Марины.

***

— Боже, мам, да возьми ты трубку! — Юля, стоя в одном полотенце — зачем церемониться, если можно позлить Марину? — посреди комнаты, пыталась дозвониться до матери. Та не брала трубку. Но, стоило кареглазой проорать что-то типа: «Бл#*%ть, да подними же ты эту грёбаную трубку!» — как мама тотчас же произнесла:

— Это ты мне?

— Ой, мам. Привет, мам. Конечно нет, мам. А ещё, это я так, на заметку, чтобы ты знала! Я тебя очень люблю, ага-ага-ага, — поспешно затараторила кареглазая.

Впрочем, женщина сменила гнев на милость и произнесла:

— Ладно, жить будешь.

— Слушай, мам…

— Да, солнышко?

— Ма-а-а-ам! — крикнула Юля так, что у Марины аж книга из рук выпала. Впрочем, девушка и так не читала — хотя очень старалась, — а смотрела на кареглазую.

— Хорошо! Просто «да»!

— Я тут так подумала…

— Молодец, не разучилась ещё! — съязвила женщина.

— Вы меня заберёте на Новый год домой?

— Ты же не хотела, — изумилась мама.

Марина, рука которой уже потянулась за книгой, упавшей на пол, замерла в паре сантиметров от корешка. Светловолосую словно молнией шарахнуло, только она не подала виду.

— Я тут просто подумала…

— Если хочешь, чтобы что-то получилось так, как ты желаешь, сделай сам, — под нос себе произнесла Марина и, встав с кровати, подошла к Юле, развернула девушку к себе, и произнесла:

— Я хочу, чтобы ты осталась.

У Юли отнялся дар речи. Рука, что придерживала полотенце, бессильно опустилась, покоряясь судьбе, а полотенце, лишившееся своей поддержки, рухнуло на пол к ногам Юли и Марины. Щёки светловолосой тронул едва заметный румянец, но девушка призвала на помощь всё свое терпение, спокойствие и выдержку, продолжила смотреть прямо в карие глаза и даже бровью не повела.

Юля быстро пробормотала в трубку:

— Мам, я пошутила, я остаюсь. Целую. Люблю. Тираннозавриков тебе, — и положила трубку.