Был ли Шисуи-чан гениальным ребенком? О, однозначно. Какаши даже не сомневался в этом, и, на самом деле, он говорил это с самого начала. Еще года два назад, когда Шисуи был только годик, он понял, что малыш этот далеко не такой же, как и другие дети шиноби.

Сначала Какаши сомневался. Думал, что Шисуи — тоже перерожденец из другого мира, однако тот не подавал никаких признаков, доказывающих это. Он вел себя как ребенок, насколько это вообще было возможно для этого мира, но с поправкой на то, что ребенок гениальный.

Хатаке тоже был гением, однако потом он вспомнил прошлую жизнь и что-то пошло не так. Включая как и резкое формирование мировоззрения и ценностей, так и формирование характера. А еще крио-способности, да. Которые он так и не раскрыл никому, кроме своего призыва.

И это было удивительно.

За два года слаженной команды он правда был удивлен, что все складывалось относительно… гладко. Рин и Обито, хоть и позже него (по понятным причинам), все же получили звание чунинов, чему все определенно были рады.

Они по-прежнему ходили на миссии, однако иногда сенсей отлучался по другим делам, ему явно выдавали какие-то важные задания, которые мог выполнить только Минато.

В общем и в целом, пускай и время было военное, однако все свои миссии они выполняли без особых затруднений или рисков, что было удивительно.

И да, Какаши просто чуял подвох.

Но каждая их миссия по прежнему оставалась не особо сложной и не рискованной, всегда удачно выполненной и это заставляло Какаши напрягаться еще больше. Не может быть такого, что за два года они ни разу не были на волоске от гибели или проваленной миссии. За белой полосой следует черная, и Хатаке прекрасно усвоил этот урок, еще будучи Кэйей.

Потому что перед смертью мастера Крепуса он чувствовал примерно те же ощущения, что совершенно точно не радовало.

Какаши начинал ощущать себя параноиком, и никакие доводы, что для шиноби это нормально, его не успокаивали. Потому что это чувство он знал. Знал, и совершенно точно повторения не желал, но конечно, не ему решать.

— Какаши-нии, — отвлек его от потока не самых веселых мыслей Шисуи. Ребенку уже исполнилось три года, он несомненно подрос (а еще впитывал в себя все плохое, что было в Какаши, Шисуи-чан уже практиковался в лисьем прищуре и хитрых улыбках), однако по прежнему лип к Хатаке. Обито, вроде как, смирился с неизбежным. Да и ситуацию сгладило то, что Шисуи все таки начал звать его «дядей». — Бабушка Томоко сказала расстелить плед.

В руках малыш держал свернутый большой и мягкий плед. Какаши этот плед был прекрасно знаком, в самый первый пикник, который их команда устроила вместе с Гаем, Асумой и Куренай, Обито притащил именно его. Хатаке даже не сомневался, что места хватит на всех.

Он без особых проблем расстелил плед, тихо посмеиваясь с попыток Шисуи помочь. Малыш искренне старался, однако в силу роста он мог лишь путаться (буквально, кстати, потому что в процессе он слегка запутался в пледе, а потом Какаши, шутки ради, завернул его в рулетик, как любила Кли) и делать важный вид, что вот, поправить уголок пледа — тоже важное и ответственное дело.

— Какаши-нии, Какаши-нии, посади меня на плечи, — попросил Шисуи, потянув ручки к нему.

Хатаке театрально приподнял бровь.

— И зачем это?

Шисуи закатил глаза, от чего Хатаке кое-как сдержал веселое фырканье.

— Хочу первым Рин и дядю Обито увидеть! Ты высокий, так я точно их первый увижу и вам скажу, — искренне ответил малыш и Какаши по-доброму усмехнулся. Он прекрасно знал, что это совершенно точно отговорка, Шисуи просто хотел покататься на шее, однако уже натыкаясь от других на «ты уже взрослый для этого», стал прибегать к хитростям. И хитрости эти он использовал на Какаши, потому что тот никогда не отказывал покатать его. Да и, по правде говоря, осознав это, Шисуи стал просить покатать его только Какаши, по вполне объяснимым причинам.

— Ну раз так, — протянул Хатаке, а после, наигранно вздохнув, посадил-таки Шисуи себе на шею, от чего тот довольно заулыбался.

Рин и Обито, к слову, ушли за напитками, про которые все успешно забыли. На полянке в лесу остались только Томоко-сан, Шисуи и Какаши, которые все расставляли и обустраивали для пикника. Минато-сенсей и Кушина-сан, вроде как, должны были подойти чуть позже, принеся с собой еду (Томоко-сан так же принесла некоторые блюда, но больше она все же специализировалась на выпечке) и, конечно же, фруктовые шашлычки, который Какаши и Кушина-сан приготовили еще утром (Кушина-сан нещадно била полотенцем сенсея, который честно пытался стащить кусочек, но у него не получилось).

— Какаши-кун, балуешь этого хитрого сорванца, да? — По-доброму улыбнулась Томоко-сан. Женщина была доброй и Какаши искренне проникся к ней уважением, поскольку та в одиночку растила Обито, а теперь еще и Шисуи. Конечно, с Шисуи-чаном ей помогал как внук, так и его сокомандники, однако сам факт.

Бабуля Обито была прекрасным человеком, без всяких сомнений.

Даже не видя Шисуи, Хатаке был уверен, что тот хитро прищурил глазки, довольно улыбаясь. Все-таки да, Шисуи-чан действительно впитывал в себя не самые лучшие стороны Какаши (по его скромному мнению), точно губка. Да и вообще искренне старался копировать поведение Какаши, что искренне забавляло, однако тот же Обито с этого бесился и едва ли не выл от отчаяния.

— Разве что самую малость, — весело улыбнулся Хатаке, на что Томоко-сан покачала головой, однако уголки ее губ подрагивали, руша весь наигранно-серьезный образ.

Какаши любил возиться с детьми и был не против потакать им. Тем более, это были дети шиноби. А Шисуи так вообще ребенок гениальный, его уже начали тренировать и совсем скоро можно будет забыть о детстве. А еще, что также является не менее важной новостью, у Шисуи появился двоюродный младший брат. Какаши его еще не видел, однако по словам Обито это невероятно очаровательный ребенок, но подпускать его к Итачи-чану он не горит желанием (и это ложь, о чем оба знают), потому что Какаши и его испортит.

Хатаке на это только посмеивался, но не настаивал. Он умел ждать, да и Шисуи, который практически постоянно вертелся рядом, ему хватало. Шисуи-чан, к слову, искренне не понимал (или делал вид, потому что Какаши прекрасно замечал хитрый блеск в черных глазах), почему же дядя Обито не хочет познакомить отото и Какаши-нии.

Кстати говоря, рождение двоюродного брата Шисуи воспринял очень хорошо. Он намеревался стать для Итачи таким же крутым братом, как и Какаши для него («Но Какаши-нии, не переживай, для отото ты тоже будешь самым крутым нии-саном, как и для меня»). Он даже не думал ревновать, наоборот, Шисуи стремился познакомить его и Итачи, что не могло не умилять.

Но это также является еще одним поводом того, что детство Шисуи скоро закончится. Ему придется рано повзрослеть, не сколько из-за войны и того факта, что он родился в клане Учиха, как гениальный ребенок-шиноби, сколько из-за желания защитить младшего брата. Какаши видел такой взгляд, Какаши его знает. Когда-то давно Дилюк смотрел на него точно также.

И пусть по силе они были на равных, Дилюк всегда стремился загородить Кэйю своей спиной. Забавно, кстати, но эта привычка так и осталась при нем. После того, как они более-менее помирились (это было больше похоже на сухой нейтралитет), то могли пару раз вместе зачистить лагерь хиличурлов. И Кэйа не раз замечал, как одергивает себя Дилюк, чтобы по старой, но такой въедливой привычке вновь заслонить Кэйю собой.

Они лишь прикрывали спины друг друга, потому что так нужно. И ничего более. Но да, внутренне Кэйа посмеивался от забавных дерганий мастера Дилюка.

Какаши чуть дергает головой, смаргивая воспоминания. Он чувствует руки Шисуи у себя в волосах и запоздало предупреждает:

— Только давай обойдемся без косичек, хорошо? — Шисуи в ответ промычал что-то невнятное и Какаши обреченно вздохнул, потому что было поздно. Ребенок уже начал заплетать косички.

В прошлый раз, когда Хатаке случайно уснул на прогулке вместе с Рин, Обито и Шисуи, последний умудрился заплести ему множество мелких косичек как минимум на полголовы, воспользовавшись тем, что Рин и Обито отвлеклись. Когда Какаши проснулся, то был слегка… в шоке, но ругать ребенка не стал, потому что на его памяти бывали истории и похуже (где-то в другом мире с недоуменным видом икнула Кли).

Обито и Рин смеялись, пока расплетали это великолепие, и еще долго припоминали это событие.

Видимо, ему снова придется пережить это. От таких грустных мыслей Какаши вздохнул, однако деятельность Шисуи-чана была прервана — недалеко наконец появились Рин и Обито, чего ребенок, конечно же, не мог упустить.

— Какаши-нии, бабушка Томоко, смотрите, смотрите! — Громко воскликнул ребенок, указывая в сторону его сокомандников.

Томоко-сан по-доброму улыбнулась, а после, подойдя к Какаши, сняла не сопротивляющегося малыша.

Может Томоко-сан и была в весьма почтенном возрасте, однако того же Шисуи она поднимала и могла нести без особых проблем.

И это, по правде говоря, внушало еще больше уважения и удивления.

Какаши лениво повел плечами, размявшись, и направился сокомандникам навстречу.

Что ожидаемо, Обито, завидев его, весело расхохотался, только чудом не уронив бутылки с напитками.

— Архонты, — тихо вздохнул Хатаке, забрав у веселящегося Учихи напитки, от греха подальше.

В Тейвате у каждого региона был свой язык, что не удивительно. Язык Мондштата — один из немногих, который Кэйа знал просто замечательно, по вполне понятным причинам, на первый взгляд язык этот казался слегка грубоватым и резким. Конечно, в грубости он не мог сравниться с языком Снежной, но все же.

А вот каэнрийхский — его родной, глубоко в сердце любимый язык, отличался мягкой тягучестью, плавностью и мягкостью. Достаточно было узнать его имя, чтобы понять, каким был его язык. Кэйя.

Воспоминания о Каэнри’ах оседают горечью на языке, а сердце сжимает от нежности и боли к Родине.

Язык мира, в котором он теперь находился, чем-то напоминал инадзумский, но Какаши не был до конца уверен, отличия все же были. Он более-менее бегло мог говорить на каждом языке из семи регионов (бонусом шел каэнрийхский, конечно же), потому что, ну, воспитание аристократии того требовало.

Это определенно помогало в понимании языка этого мира, пускай за его плечами и были целых пять лет нахождения тут, но все же.

Временами Какаши корит себя за то, что не может забыть языки. Все остальные — тот же язык Ли Юэ, постепенно стирались из памяти за ненадобностью.

Но не мондштадский и не каэнриахский, нет.

Какаши шепотом в одиночестве говорил сам с собой на языке своей Родины, перебегая на язык дома, потому что по-прежнему скучал, как бы ни пытался свыкнуться с новой жизнью, как бы ни пытался обманывать себя. Он все равно возвращался к этому, с отчетливым страхом забыть.

Забывать он ничего не хотел. Это был его выбор, и он не хотел забывать свое прошлое. Было бы гораздо легче, если бы он просто переродился без памяти о прошлой жизни, потому что Какаши понимал, что это неправильно.

Жить тут пять лет (или десять, если считать время до того, как он вспомнил прошлую жизнь), но все равно тосковать и вспоминать свою прошлую жизнь, прошлый мир. Мир, где он был проклят, мир, где он умер, замерзнув на смерть, превратившись в одну из очередных ледяных статуй, повторив судьбу своего народа.

Никакое он не спасение, право слово.

Какаши в очередной раз за день качает головой и проводит рукой по волосам, отчетливо чувствуя пару десятков мелких косичек. И когда Шисуи только успел? Наверное, это такой намек, что ему следует как можно реже уходить в себя, предаваясь воспоминаниям.

В свое оправдание Какаши мог заявить, что ситуация стала гораздо лучше, чем была до этого.

Наверное.

Он предпочитал думать более оптимистично, хорошо?

Хатаке поставил бутылки на плед, поставил весьма устойчиво, дабы те не упали. Хотя, даже если б они и упали, ничего страшного бы не случилось — бутылки были закупорены на совесть.

Какаши по прежнему скучал по вину из одуванчиков.

— Бакаши! — Окрикнул его Обито, видимо, закончив помогать Рин с раскладыванием остальной провизии. Все уже были в сборе, осталось дождаться только Минато-сенсея и Кушину-сан.

— Да? — Отозвался Хатаке, вопросительно глянув на подошедшего к нему Учиху. Тот все же не удержался и фыркнул, однако честно постарался держать лицо невозмутимо.

— Давай помогу расплести это… это, — предложил Обито, на что Какаши кивнул, согласившись.

Они устроились на пледе и Обито принялся за работу.

Шисуи, который остался практически сам по себе (Рин и Томоко-сан занялись какими-то своими женскими делами), подобный расклад не оценил и притопал к ним, с довольным видом завалившись Какаши на колени.

Хатаке готов был поклясться, что в этот момент Обито закатил глаза.

Было странно осознавать, что его характер определенно пережил изменения. Однако Какаши уже не мог сказать, притворство ли это или действительно настоящий он — уж слишком привык к множеству масок, слишком запутался. 

Альбедо, наверное, один из немногих, кто мог понять его, как бы слащаво это ни звучало. И, раз уж на то пошло, алхимику Кэйа доверял даже больше, чем себе, потому что как раз-таки в себе он запутался окончательно и бесповоротно, даже не думая доверять.

А вот Альбедо, с поразительно-стальными нервами, спокойно распутывал его, аккуратно, не давя.

Какаши скучал по Альбедо.

Сейчас, чувствуя чужие руки в своих волосах, он вспоминал, как Альбедо проделывал точно такие же махинации, когда Кли играла в парикмахера и заплетала ему волосы в несуразные и запутанные косички.

Конечно, они менялись ролями, потому что Кли любила заплетать волосы им обоим, но все же.

Закрыв глаза, чувствуя руки в своих волосах и ощущая вес головы на коленях, Какаши представил, что находится дома. Что это не Обито распутывает ему волосы, а Альбедо, что это не Шисуи сопит на его коленях, а Кли.

Но это была жалкая иллюзия, потому что Альбедо всегда действовал медленно и осторожно, явно наслаждаясь этим моментом, в то время как Обито действовал не совсем аккуратно, то и дела слегка дергая прядки волос. Кли, в отличие от смирно лежащего Шисуи, всегда возилась, в попытке найти более удобное положение и много разговаривала, о любой чепухе, ей просто нравилось говорить, а Кэйе и Альбедо нравилось слушать ее несуразную и местами нелогичную речь, тема которой перескакивала с одной на другую.

— Готово! — Громко воскликнул Обито, от чего Какаши слегка вздрогнул.

— Спасибо, — мягко кивнул он, потерянно оглядывая каким-то образом заснувшего Шисуи. Архонты, ребенок определенно устал и заснул, не дождавшись прихода Минато-сенсея и Кушины-сан.

На какое-то мгновение Какаши задумался.

А ведь Шисуи-чан еще не пробовал фруктовых шашлычков, да?...

— А вот и мы! — Раздался веселый голос Кушины-сан. Какаши даже не думал вставать, потому что подобный случай уже был: как-то раз Шисуи точно также засыпал у него на коленях, а потом, когда Хатаке попытался встать, ребенок вцепился в него, словно клещ, по-прежнему мирно сопя в две дырочки. Отцепить его было практически невозможно, а будить, откровенно говоря, не хотелось, вот и пришлось Какаши около двух часов разгуливать с Шисуи-чаном на руках.

Но видимо сегодня удача была на стороне Какаши, потому что ребенок, зевнув, поднялся с его колен, сонно потирая ручками глаза.

— Кушина-сан и Минато-сан уже пришли? — Недоуменно моргнул он, повернувшись к Хатаке. Какаши в ответ кивнул, и вся вялость Шисуи мигом сошла на нет.

Ребенок радостно улыбнулся и живенько подскочил с насиженного места, не забыв при этом потянуть за собой Какаши, ухватив того за руку.

— Какаши-нии, я же попробую твои фруктовые шашлычки, да? Да? — В нетерпении затараторил ребенок, наслушавшись от Обито об этом блюде.

— Конечно попробуешь, Шисуи-чан, — вместо него ответил Минато, достав-таки шпажку и протянув ее просиявшему ребенку.

Какаши весело фыркнул, глядя на эту картину.

Он глубоко вдохнул, довольно прищурившись.

Хатаке искренне хотел, что бы подобные посиделки случались чаще.