Хороший мальчик

— …Лейтенант, вы вступили в сговор с врагом. С действующим солдатом, незадолго до инцидента ведшим боевые действия против вашего отряда, — словно малому ребенку втолковывая, по новой произнес следователь. Будто Джейсон не знал и буквально только что не сказал то же самое, только другими словами. Зачем, блять, повторять? Какие, к черту, несостыковки?! — Зачем вы вернулись? Вы заключили сделку?

— Не было никакой сделки! — подался вперед Джейсон, прожигая взглядом затемненные стекла респиратора в надежде, что те вдруг чудесным образом вспыхнут от непомерного стыда их владельца и после криков он получит хоть пять минут тишины для своей пульсирующей головы.

— Мы пытаемся разобраться, — откликнулся человек с целыми стекляшками. — Мне нужно понять, что конкретно произошло. Почему вы, первый лейтенант и «лучший из лучших», не просто использовали, но и оказали содействие…

Джейсон передернулся, ногтями цапая пластик под руками, и рявкнул:

— Да засуньте своего «лучшего» себе в жопу! Я — не «лучший», не «из лучших»! Я человек ебучий, и любой человек на моем месте сдрапал бы из той дыры так быстро, как смог, или забился в щель при первой возможности! Если в такой ситуации под рукой оказался другой человек, который этих тварей убивал!.. Мне плевать, кто он! Плевать, поняли?! Хотите знать, что конкретно произошло?! Ситуация была не по вашему протоколу!

— Лейтенант…

— И хуй я клал на ваши инструкции! — заглушая слабую попытку осечь его, надавил Джейсон. — Плевать, что иракец! Почему не бросил?! Да потому, что Салим стоил пятерых таких, как ты! Если бы, блять, я оказался там опять с десятью вашими и Салимом, я бы доверил прикрывать спину ему! Потому что вы бы облажались к херам и сдохли на первом шаге!

— Лейтенант Колчек.

Джейсон осекся только после этого. И не от прозвучавшего звания, имени, а потому что запал спал — немного. Он высказался, мысль прервалась, и только в эту паузу он заметил, как человек опасливо откинулся и полуобернулся на стуле, как Джейсон сильно хмурился, как тон дошел до крика и сам он поднялся на ноги, опираясь на стол и натурально скалясь на ведшего допрос.

Пиздец.

Срыв, блять. Агрессия, вызванная переутомлением. Так ему и сказали, когда очухался от транквилизатора. Спасибо, хоть сразу не нейролептик. С одной стороны — блять, с другой — а че, блять, хотели, засадив их за столы на долгие часы и гоняя по протоколу допроса одни и те же вопросы по кругу, не дав даже стереть с рожи инопланетное дерьмо и скинуть нифиговую по общему весу снарягу с грузом. Они ж не вражеские засланцы, чтобы давить на них всем, что только под рукой есть и не давать опомниться! И теперь за их проеб Колчек отдувался — зудом в спешно сделанном уколе, тошнотой по побудке, заторможенностью и щепоткой прописанных биотиков.

С него содрали одежду вплоть до трусов — ладно, — но забрали даже кепку, наградив стопкой чистого комплекта со склада. Из надувного карантинного купала так и не выпустили, но хоть предоставили душ, койку и еду. Сильно клонило в сон. Больше Джейсон не агрессировал и вяло, но размеренно рапортовал одно и то же, теперь посылая на хуй только после четвертого часа допроса, четко и при всем своем уважении.

На какие-то там по счету сутки, без наглядной смены дня и ночи слившиеся с прочими в один невнятный, бесконечный отрезок времени, им разрешили пересечься друг с другом. Сразу всем. Видать, не только исчерпали список вопросов для перекрестного допроса, но и смягчили условия содержания, перестав думать, что в первый же миг выжившие устроят сговор с целью побега. Хотя о последнем — они бы могли. Хоть тот же Никки, больно нервно выглядящий без регулярной никотиновой дозы. Сигареты, видимо, в карантине, после контакта с инопланетной дрянью были не положены. Или Салим. Все еще не теряющий, наверное, надежды добраться до сына.

Джейсон, увидев Османа сидящим с подносом за столом и рассеянно глядящим в пустоту, застыл на долгие секунды.

К черту это все, стоило еще там, в хижине, извернуться хоть как-нибудь, чтобы Салима не загребли прилетевшие свои. Не спрятать в полуразрушенных домах — их бы прочесали, нашли, — не опустить обратно в расщелины, ведущие вниз — только не туда, блять, он бы ни за что туда Салима не пустил, — но хоть что-то! Но… было всего несколько минут. Уставший, Салим бы не смог быстро подняться на холм и скрыться в камнях. И он был далеко от ближайшего поселения. У него не было воды. И он был ранен когтями этих тварей. Страшно было отпускать человека на произвол судьбы с подобным. Джейсон его грудь мельком видел, когда Никки заклеивал рваные борозды. Страшная рана, болезненная. Это вам не ножом черкануть. Хуй вообще знает, когда бы Салим смог ее делом обработать, так что… хоть что-то хорошее во всем этом «захвате пленного» было.

Салим вдруг отвлекся от своих мыслей и поднял глаза, точно находя Джейсона. Лицо его неуловимо расслабилось и на нем появилась переполненная мягким чувством улыбка. Одна из тех, на которые чем дальше они шли в пещерах, тем больше расщедривался иракец, одна из, что перекрыли собой нелестное впечатление после потасовки, сменив жгучий жар и натянутое напряжение чем-то теплым, крепнущим и доверительным. Джейсон недоуменно моргнул. Он тоже был рад видеть его, но салимов взгляд все длился и длился, не теряя в своей теплоте. Джейсон первым отвел свой, со скрытой во внимательности неловкостью поворачивая голову к подходящему Нику.

Тот, едва подобравшись, пихнул его в бок.

— Рад, что ты живой. — Мельком глянул на Салима и вернулся к нему. — Знаешь, твой закуток для допроса был смежным с тем, где говорили с Салимом.

Джейсон неопределенно промычал, прежде чем кратко откликнуться:

— Знаю.

Он ведь слышал. Салим дважды повышал голос. Первый раз — когда требовал сначала свидания, затем — хотя бы простого звонка сыну. Второй — когда просил освободить свои руки, чтобы продемонстрировать наглядно, как может забить какой-то железкой не то что человека, а бешеное чудовище, насадив на кол.

Джейсон-то, в отличие от дознавателей, знал, как Салим ладно орудует железом и кулаками. Даже на своей шкуре успел почувствовать. И тот, второй раз, очень хорошо напомнил практически стертое добрыми словами и мягкими улыбками столкновение в коридоре. Этот голос… с угрозой точно знающего свою силу и опасность человека, не предостерегающий — обещающий, что окажешься под этим человеком, в его руках, сжимающих тяжелый металл… а способных сжать бедра. Не слишком осторожное, но вымеренное давление на горле, чтоб не убить, не сломать трахею или кадык, а ограничить и лишить свободного вдоха. Протяжная легкая боль, близкий, близкий, лихорадочный от борьбы жар и пот на теле, на лице, прохладноватый металл на горле, под руками, едва доступная струйка воздуха и такие горячие, темные глаза, обещающие что угодно: пыл и жар, боль и больное удовольствие.

Только рискни — встанет вплотную, прижмет к твердой стене; попробуй — мягкие губы зашепчут зло в самое лицо, так, что на своих подсохших губах ощутишь запальчивые слова с дыханием. И звон — не только в шумящей голове, а между ними, напряженными, готовыми сорваться от любой мелочи. А двинуть бедрами, обхватить ногами, пальцами вцепиться не в железо и ножевую кобуру, а в плечо и ворот, зубами схватить губы, вдохнуть запальчиво, задыхаясь, чужой воздух, ногтями провести по жестким волосам, и целовать — развязно, горячо, лихорадочно, с укусами, с шарящими по телам руками. До боли жаться и вжимать друг друга, чувствуя грубую ткань, жесткий шов на ширинке, чувствуя кожей любой стон, не то что слыша…

Слыша.

Джейсон моргнул, возвращаясь в действительность.

А это значит, что и Салим более, чем хорошо слышал его крики. Вот че Ник хотел ему невзначай так донести.

Джейсон тряхнул головой, отгоняя лишние мысли и поджал губы. Что он конкретного там наговорил? Что о нем Салим подумал после невзвешенного как для лейтенанта срыва? Хотя… хуже, чем после рассказа о КПП, о нем уже нельзя было подумать. А тогда Салим принял. И простил — его же за него самого. Так что… можно было не бояться… наверное?

Он робко взглянул на Салима вновь. Тот откинулся на спинку стула, внимательно смотря. А потом, видно, что-то найдя на лице Колчека и растолковав это как-то по своему, мягко, по-доброму улыбнулся. Его поднявшаяся рука заговорщески позвала его ближе. Джейсон, поверхностно вздохнув и покосившись напоследок на Ника, оставил друга, чтобы подойти на два-три шага.

— Джейсон, если это важно для тебя… Я могу назвать тебя «лучшим». Для меня ты и есть лучший, — поделился с ним Салим, глядя открыто и простодушно.

Джейсон приоткрыл рот и застыл соляным столбом.

— Джейсон… Хороший мальчик. Лучший мальчик, — неспешным шепотом прошелестело у самого уха.

Салим оказался совсем близко, и со словами ухо и щеку обдало теплым дыханием. Позади плеча, на лопатку легла раскрытая горячая ладонь, а к груди прислонилась чужая. Не худая, чуть мягче, обдающая живым теплом даже через общие слои одежды.

Уха коснулся кончик носа. Под медлительный вдох со стороны Салим прижался ближе, тягуче, рука по спине с нажимом провела вниз, собирая складки на футболке. Едва плотное касание стало намеком на сладкое, жаркое давление внизу, Салим отстранился обратно, оставаясь все же чертовски близко, так, что тепло вовсе не ушло. Согнутыми пальцами он подцепил подбородок Джейсона, заставляя посмотреть себе в лицо, сам приподняв голову. Взглянул из-под припущенных ресниц.

— Джейсон… Ты же хороший мальчик?

Джейсон сдавленно выдохнул. Сам потянулся, хватая руками, прижимая. Излишне резко притиснул к стене, бедром оказавшись между ног, двинувшись и прижавшись к горячему паху. Раскрытым ртом коснулся открытой шеи, губами обхватил бугорок кадыка, мазнул поцелуем по коже, ткнулся под подбородок. Сжавшимися губами надавил, с мелкими мурашками ощущая на них колкие точки щетины, тронул горячим языком под линией челюсти, чувствуя и вкус кожи, и дыхание, и пульс под ней.

Салим одарил его кратким низким стоном и прижал сильнее, ближе.

— Лучший мальчик… Джейсон. Джейсон, ты в порядке? У тебя странный румянец. Глаза темные. Тебе нехорошо?..

Джейсон, упустивший, когда это Салим встал, покрыл последний метр и добрался до него, мотнул головой, утыкая глаза в пол и как никогда желая нахлобучить уведенную у него кепку на голову. Приоткрыл рот и сухо кашлянул, поспешно сглатывая.

— Я… Это лекарство, может. Меня укалывали. Побочки. Ниче страшного, скоро буду в норме.

— Если так… Ладно, — согласился Салим, не переставая, правда, глядеть обеспокоенными глазами.

Джейсон нашел в себе силы вернуться к этим глазам, не вспыхнув, как огонь, и тонко и натянуто, но улыбнуться.

Салим мягко улыбнулся в ответ, поднимая руку и укладывая ему на плечо. От этого дружеского жеста напряженного Колчека едва не дернуло током. Замыкание.

Девять-один-один, тут перевозбудившийся первый лейтенант спалил американскую базу, потому что его тронул горячий иракец.

— Ты красный, будто уголь проглотил. Может, давление? Присядешь? Пожалуйста, Джейсон, мне за тебя неспокойно.

Спасибо, Салим.

Конечно, Джейсон позволил себя и увести, и усадить. Оставшийся где-то позади Ник смешливо хмыкнул и пошел в противоположный угол, к Кинг. Не то чтобы помещение вообще имело эти углы, обтянутое непроницаемым белым брезентом, но…

Он бы соврал, скажи, что ему не нравится внимание Салима, пусть малость смущающее. После всего, после времени порознь и допросов, взялась откуда-то вдруг неловкость. О чем им было говорить, как себя вести? С оружием в руках да под землей, где не было этих уродов в хим-балахонах, а лишь одна явная и верная, их сторона, было все как-то попроще.

Да к этому… Напряжение, видно, никуда не ушло после хорошего, даже медикаментозного сна и отдыха. И Салим, для Джейсона идеальный во всем, еще и находящийся в опасной близости, выдержки ему не прибавлял. А сам Джейсон…

Это же был Салим. Как он мог не хотеть этого человека? Он хотел его слова на ухо, добрый, понимающий взгляд, дружеские руки на плече, на горле, на себе. Он мог бы спровоцировать драку и получить как минимум два из пяти, но это бы принесло неприятности в первую очередь Салиму от сбежавшихся бы наблюдателей, а потому отметалось без раздумий. Ха. Даже если могло сработать, будто Колчек решится нанести даже один удар. Хотя только представить, как чужие бедра в выданных форменных штанах сдавили б его ноги, а сверху навис…

Салим катнул ему яблоко со своего подноса, чуть заговорщески улыбнувшись. Джейсон, вздрогнув от неожиданности, едва не упустив подарок с края стола, с заминкой ответил тем же. Подпер голову рукой и задумчиво и звучно откусил от бока. Глаза рассеянно проследили за чужой рукой, вернувшейся на место, ближе к самому человеку. О край раскладного столика шархнула цепочка.

— Это не так плохо, — обыденным тоном заговорил Салим, заметив его направленное внимание, возвращаясь при этом к еде. — Руки скреплены перед лицом, а не сзади. Есть цепь, пусть короткая. Не нужно постоянно держать их вместе.

— Послушать тебя, так тебе что с браслетами, что без них.

Салим пожал плечами.

— Не знаю, зачем это. Если мне в руки попадет оружие, я смогу использовать его и так. Но, кажется, они все же не верят в мою историю про мое импровизированное оружие. — Джейсон фыркнул.

— Придурки.

— Это итоговая характеристика от первого лейтенанта? Как лестно, — поддержал его насмешливо Салим, но после все же досадливо вздохнул. — Правда, неудобство это доставляет. Кожу трет.

— Сильно? — тут же обеспокоенно нахмурился Джейсон и протянул руку: — Дай, взгляну.

Салим первее, чем Джейсон успел действительно задуматься о своей просьбе и дернуться обратно, уложил на раскрытую ладонь одно из запястий, второе оставив на весу из-за цепочки, и озабоченно нахмурился.

— Нет, не сильно, и времени прошло еще не так много, но… Они не такие свободные, чтобы болтаться на руках. Одно и то же место натирает.

Джейсон приподнял металлическое кольцо вверх, едва видя получающийся зазор. Попробовал просунуть палец — вышло, чуть продавив горячую, смугловатую кожу. Салим непроизвольно вздохнул, и Джейсон оперативно поднял взгляд.

— Больно?

— …Неприятно. И одновременно — нет.

Джейсон проверил, едва-едва погладив малый участок кожи. Наткнулся на темный, внимательный взгляд. На что он тонко и довольно улыбнулся, взял вторую руку также, как первую, обхватив за запястья, и мягко провел зажатыми под наручниками пальцами по полукольцу на внутренней стороне рук. Салим, закрыв глаза, издал тихий, довольный мык. Джейсон чуть сильней надавил на кожу, медлительно проглаживая след, остановился, осторожно помассировал одну точку и чуть сдвинулся к другой.

— Yadayk laysat lisanki. La yumkin 'an yakunuu waquhayn fahasbu, bal yumkin 'an yakunuu hanunayn aydan^[1], — низко протянул, едва не мурча от вдруг проявившейся в голосе низкой хрипотцы, Салим. Джейсон, перетерпев внезапно возникшие мурашки, прикусил внутреннюю сторону губы. Незаметное тепло внизу живота однозначно потяжелело. Салим, глянувший на него из-под полуприкрытых глаз с выражением, виденным всего пару раз, с какой-то, как показалось, всезнающей хитрецой, нисколько не помог.

Кажется, в стороне шикнула что-то Кинг и двинулся стул. Но важно было не это. Важней был вопрос: а что, если бы Джейсон сейчас надавил посильнее, до краткой, явной, оттого сладковатой боли? Размял грубыми от давнишних мозолей пальцами кожу и, не дав укрепиться неприятному ощущению, заменил бы руки языком? Смочил бы теплом саднящие линии и подул, давая воздуху охладить. Оставил бы десяток поцелуев выше, на крепких, красивых руках, не закрытых рукавами, нащупал губами пульс на венах, на шее. Прикусил кожу на горле, ставя похожие саднящие следы и также зацеловывая сразу… Салиму бы это понравилось также?

Обернул бы короткую цепь вокруг одной своей руки, едва ли покрывшую полный оборот, а потому больно бы впившуюся, чтобы задрать над головами, открыв грудь, тело, всего. Коснуться бы, проследить самому заживающий след от когтей пальцами поверх шершавой футболки, а после, без ткани — уже поцелуями…

— Спасибо, Джейсон.

Джейсон медлительно отвел глаза от чужих рук. Кашлянул, иначе не был уверен, что голос не покажется подозрительно севшим.

— Я могу спросить что-нибудь для этого. Для ссадин каких-нибудь.

— Не думаю, что они будут так добры, как ты, — мягко прищурился в улыбке Салим.

— Скажу, для себя, — буркнул он.

Салим перехватил его руки, большими пальцами поглаживая запястья с ускоренно стучащей кровью. Джейсон усилием обрубил готовые вновь сорваться мысли, поднимая какой-то потерянный взгляд. Секунды три Салим просто смотрел в его глаза, прежде чем улыбнуться — вроде бы привычно, легко и мягко, а глаза остались такими, чертовскими.

Девять-один-один.

Падай и катись, Джейсон. Падай и катись!

Прокашлявшись и ловко вскочив, повернувшись через плечо, он хлопнул себя по штанам, в неловком возбуждении опустив глаза.

— Так… Я пойду и спрошу мазь, — отрывисто кивнул он и поспешил сбежать, создавая между собой и Салимом безопасное расстояние.

На деле получить нужный тюбик оказалось не тяжело — ссадины-драные мозоли, все дела, — гораздо легче, чем решиться после отыскать Салима и передать обещанное. Джейсон опасался, что снова зависнет на ровном месте и едва ли вынернет вовремя и без последствий в виде палаточного кола под брючиной, в этот раз — еще и без прикрытия стола.

Как бы было просто подрочить и решить весь этот вопрос. Было только две проблемы: первая — возможность уединиться в карантине едва ли была, если не ждать до отбоя, вторая — он не думал, что это решит дело. Возможно, на время, но и только, оставив Колчека вариться в собственном котле грязных фантазий.

Наверное, со стороны попытки Джейсона удержаться на расстоянии от конкретного человека в одном карантинном блоке из дай боже десятка помещений выглядели забавно. Или просто тупо. Первый свидетель его нервных замашек, Кинг, не выдержала на второй час мытарств туда-сюда.

Рейчел, подождав, пока лейтенант в который раз мелькнет неподалеку, вздохнула, будто вся тяжесть мира или как минимум стопка форм на подписание легли на ее плечи.

— Хватит мучаться. Просто подойди к нему и скажи: «мой язык не хуже рук».

— Чего? — свел брови оглянувшийся Джейсон. Ему хватило ума не удивляться, откуда вдруг Кинг узнала, кого он тут чурается, но не на то, чтобы понять предложенную идею. — Че это вообще значить должно? Опять че-то из местных поговорок?

— Поверь, Джейсон. Это поможет.

И Джейсон поверил. На свою голову. Настолько, что уже вскоре оказался перед тем, кого из лучших мыслей сторонился.

Отдать тюбик — это пол дела, другая половина застряла напрочь в горле, пока Джейсон мялся, словно влюбившийся пацан перед девчонкой в неделю перед балом. И в этом сравнении определенно что-то было, что-то, чего заполошные мысли не видели, занятые тем, чтоб не зароиться вокруг очевидной темы. Возможно, стоило вернуться к этому позже. Когда Колчек наконец на что-то да решится.

— Салим, я… хотел сказать… — старательно смотрящий в сторону Джейсон возвел глаза к потолку и тяжко вздохнул, решаясь на прыжок, на который ему сказали «гоп»: — Мой язык не хуже рук. Вот.

И сразу после произнесенного почувствовал себя по-дебильному. Повисла пауза, от неловкости кажущаяся растянутой до мыслимых пределов.

— Я, это… — подал было снова голос Джейсон, решив оправдываться на ходу, но его внезапно перебил спокойный тон:

— Не поверю, пока сам не узнаю.

— А? — Джейсон в недоумении вскинул голову, позабыв о неловкости и глядя прямо в глаза.

Салим неторопливо взял его за руки. И глянул этим своим черным взглядом.

— Покажи мне, Джейсон, — проникновенно произнес Салим, оказываясь все ближе. Глаза его показательно опустились на губы, прежде чем подняться обратно. — Насколько твой язык не хуже рук.

Джейсон гулко сглотнул, краснея до ушей.

— Опять какая-то… местная поговорка?

— Джейсон, — с игривой укоризной, но большей долей обещания чего-то в голосе вздохнул Салим, опаляя чужие пересохшие губы. — Пора нам побыть в тишине.

Отмена девять-один-один. Десять-сорок три^[2]. Джейсон готов дать свою рекомендацию: слушайте советы бывших ком целевой группы.