До семи лет Дилюк жил счастливой жизнью единственного ребенка в семье.
То есть, для самого Дилюка это счастливой жизнью не было, потому что одиночество бродило за ним по пятам. На тот момент он был глупым ребенком, право слово, ребенком, который оглядывался на деревенских детей, у которых были братья или сестры, и они выглядели такими счастливыми, когда играли вместе, даже если Дилюк и слышал от них, насколько сильно они ненавидят наличие братьев/сестер и как бы им хотелось быть единственными детьми в семье.
Подобного желания Дилюк не понимал.
Потому что ему, ребенку из семьи, в которую входили только его отец и он сам, было одиноко.
Конечно, будь он постарше, может, это желание иметь брата или сестру исчезло бы, но учитывая его упрямство… Дилюк в этом искренне сомневался. Потому что он был честен с собой и если вцепился в какую-либо идею, то после вряд ли бы от нее отцепился.
Хотя о своем желании отцу он не рассказывал. Потому что, ну, здравой частью мозга Дилюк понимал, что в самом деле, какое одиночество? У него есть отец, Аделинда, множество слуг и служанок, работники винокурни, дети, что жили недалеко от винокурни…
В общем, окружение у Дилюка было достаточно большим.
Но из близких людей были только отец и Аделинда. И оба этих человека, по понятным причинам, друзьями быть просто не могли, потому что они взрослые.
Подружиться с ровесниками Дилюк пытался. Пытался, и у него даже получалось, да только дальше стадии «знакомых» дело отчего-то не заходило, как бы Дилюк не старался.
Возможно, причиной этому служила его причастность к аристократам…
С детьми которых, кстати, он тоже толком не общался из-за их занятости, разве что только на светских мероприятиях.
Дилюк неплохо ладил с Джинн, перебрасывался парой слов с Эолой, которая была интересно девочкой, да только вот ее семья… Дилюк, не в обиду Эоле, считал всю ее семью (не считая ее саму, конечно же), сплошной тухлятиной.
Вслух и при всех он этого конечно же не говорил, однако с отцом все-таки поделился, на что тот посмеялся, но попросил ни с кем подобными мыслями не делиться.
Дилюк едва-едва ощутил себя оскорбленным. Совсем чуть-чуть. Потому что он и сам прекрасно знал, что подобное говорить не стоило, разве что только близким.
В общем, возвращаясь к теме, однажды Дилюк услышал весьма любопытную фразу.
Бойся своих желаний.
Позже, когда он станет взрослым и переживет то, что ему придется пережить, Дилюк мрачно покивает, услышав ее.
Но, увы, сейчас Дилюку всего семь лет и ему только предстояло встретиться и познакомиться с личностью, которая круто перевернет если не всю его жизнь, то большую половину этой жизни точно.
И, что самое печальное, взрослый-Дилюк никогда не сможет ответить, жалеет ли он об этом или нет, потому что воспоминаний, как хороших, так и плохих, было невероятно много, и они стабильно поддерживали друг друга, создавая эдакую «золотую середину».
Тот день запомнился Дилюку не только появлением в его жизни кое-кого, но и жуткой пасмурностью.
В Мондштате редко когда бывало пасмурно, чаще встречалась частичная пасмурность, но в тот день серые, мрачные тучи затянули все небо.
Возможно, будет думать Дилюк в будущем, сам Анемо Архонт знал, что скоро на его землях появится шпион Каэнри’ах.
Ближе к вечеру пошел дождь. Холодная стена дождя была еще большей неожиданностью. Помнится, они с отцом в тот момент сидели в гостиной у камина. Отец оторвался от книги, взглянул в окно, а после, цокнув, покачал головой:
— Какая ужасная погода, — произнес он под завывания ветра.
Дилюк, желая поближе посмотреть на разбушевавшуюся стихию, залез на подоконник, едва ли не стукнувшись носом об стекло.
— Пап, это Анемо Архонт чем-то недоволен? — Спросил он, не отрывая взгляда от колыхающихся деревьев.
— Кто его знает, — произнес отец, — может, действительно его проделки, а может просто погода разбушевалась.
Дилюк покивал на слова отца, однако отчего-то взгляда отрывать от этого зрелища не мог.
Однако ничего такого не происходило.
Спустя минут десять такого времяпровождения Дилюк ощутил, как начинают затекать ноги.
Он пошевелил пальцами, чуть наморщил нос. И только хотел отвернуться и, наконец, слезть с подоконника, как случилось это.
На миг ему показалось, что вспышка молнии ослепит его.
Но этого не произошло.
И тогда, в то мгновение, когда молния осветила участок земли, глаза Дилюка расширились.
Прямо напротив окна, где он сидел, располагался лес. Лес, среди деревьев которого отчетливо виднелся силуэт.
И Дилюк бы списал все на игры воображения, но своим глазам он верил. И силуэт совершенно точно шевельнулся, юркнув за ствол дерева.
— Пап, — опасливо начал он, сглотнув, — пап, там кто-то есть.
И с этих слов, с этого момента, жизнь Дилюка кардинально поменялась.
--
Наверное, больше всего в жизни Дилюк ненавидит ждать.
Он практически ощущает, как ожидание постепенно сводит его с ума, а желание броситься вслед за отцом возрастает с каждой секундой.
Отец никогда не воспринимал его слова как шутку или детский лепет, в отличие от других отцов, истории о которых Дилюк слышал от других детей. Это была очередная причина того, почему своего отца он просто обожал.
Как понял Дилюк, мало какой взрослый с такой серьезностью относится к словам своего чада.
Именно поэтому отец, поняв, что Дилюк не шутит, отправился проверять, что там могло быть. А Дилюк был уверен, там было что-то.
Или кто-то, ладно.
Отца не было уже полчаса и все это время Дилюк сидел, как на иголках.
— Господин Дилюк, не переживайте так, — мягко произнесла сидящая рядом Аделинда.
— Я и не переживаю, — буркнул Дилюк. — Просто… ну…
Аделинда кашлянула, но Дилюк был уверен, что она смеялась. О, ну спасибо, хотя бы постаралась скрыть это.
— Ваш отец сильный человек, господин Дилюк, с ним ничего не случится.
— Я знаю что папа сильный, но, — Дилюк качнул головой, — мне показалось, что тот силуэт такой маленький, понимаешь? Будто бы меньше меня.
Аделинда помолчала какое-то время, обдумывая его слова, а после заговорила:
— Возможно это из-за того, что он был далеко. В любом случае, скоро вернется мастер Крепус и мы все узнаем из первых уст, — успокаивающе улыбнулась она, и Дилюк не мог не улыбнуться в ответ.
Аделинда ему нравилась.
Она была для него, как старшая сестра. Или мать. Или что-то среднее, а может, и все сразу. Дилюк не знает. Сколько он себя помнил, о нем заботился отец, о матери он ничего не знал, как и не знал, что такое материнская забота.
Зато Дилюк прекрасно знал, что такое забота Аделинды, и мог полагать, что от материнской заботы это отличалось не особо сильно. Наверное.
Возможно.
Он был уверен и не уверен одновременно, да.
Может быть, Дилюк бы и продолжил рассуждать на эту тему, что несказанно отвлекало его от ожидания, да только…
— Аделинда! — Раздался из коридора громкий возглас отца и Дилюк едва не вздрогнул.
Аделинда резко поднялась с ковра, на котором они сидели перед камином все это время, и быстро направилась в коридор. Дилюк поспешил за ней.
Тон отца был встревоженный.
Что могло произойти? Что-то случилось?
Дилюк едва ли не выскочил в коридор, а после замер.
Аделинда, неизвестно когда успевшая достать полотенце, укутала им стоящего рядом с отцом мальчика.
Темная кожа, синяя макушка и ярко-голубая радужка со странным зрачком.
На мгновение Дилюку показалось, что в этом глазу вспыхнуло синее пламя.
Однако, когда он моргнул, наваждение спало.
Отец, заметивший его, вздохнул.
— Дилюк, иди в гостиную и подожди меня там, я скоро приду.
Дилюк неуверенно кивнул и нехотя развернулся, не в силах прервать игру в гляделки с незнакомым мальчиком.
Тот стоял, слегка подрагивая, и шмыгал носом.
Дилюк поджал губы.
Он все это время был на улице? В такой легкой одежде (Дилюк успел ее разглядеть прежде, чем Аделинда укутала незнакомца в полотенце), под таким жутким и холодным ливнем?
— Аделинда, сопроводи его в ванную, а после принеси что-нибудь горячее, куриный суп подойдет, — услышал он, уже уходя из коридора.
Да, куриный суп этому мальчику явно не повредит.
--
Дилюк был умным ребенком, в чем Крепус никогда не сомневался. Он был внимательным, а еще, в отличие от других детей, никогда не шутил с серьезными вещами, что автоматически повышало доверие к его словам.
Поэтому Крепус не стал списывать все на детский розыгрыш или фантазию, прекрасно зная, что с подобными вещами сын шутить не будет.
Он без промедлений отправился на улицу, накинув что-то сверху. Вряд ли это конечно поможет, но подавать плохой пример Дилюку совсем не хотелось.
Улица, как и ожидалось, встретила Крепуса стеной ледяного дождя.
Мужчина вздохнул и быстрым шагом направился в ту сторону, где Дилюк видел силуэт. Тратить время ему не хотелось, к тому же, если этот силуэт сбежит?
Хотелось знать, кто же ошивается у их виноградников в такую откровенно паршивую погоду.
И, честно, жизнь готовила Крепуса ко всему, но не к этому.
Он не ожидал увидеть ребенка.
Ровесник его сына, может, даже младше, сидел под деревом, съежившись и вздрагивая при каждом порыве ветра или удара молнии.
Сердце Крепуса сжалось при виде этой картины.
— Малыш? — Осторожно спросил он. Ребенок резко поднял голову. Крепус едва показал свое удивление, при виде столь… интересной внешности, но сейчас его волновало не это. — Ты почему сидишь тут в такую погоду?
Какое-то время мальчик молча глядел на него. Крепус уже начал волноваться, что ребенок его не понимает, что сделало бы ситуацию еще хуже, но стоило этим мыслям пронестись в голове, как ребенок, слава Барбатосу, заговорил:
— Папа сказал, что купит виноградный сок и вернется, — тихо пробормотал он, и Крепусу совсем не понравилось то, как хрипло звучал его голос.
— А когда он ушел за соком? — Спросил он, надеясь, что все не так плохо. Может, это лишь его воображение, привычка взрослого сразу думать о худшем…
— Было утро, когда он ушел, — ответил ребенок.
Черт возьми.
Крепус окидывает взглядом дрожащего, маленького ребенка и вспоминает о Дилюке. Если бы Дилюк…
Нет, нет, об этом и даже думать не стоит.
— Как тебя зовут? — Спрашивает Крепус, приседая на корточки.
Ребенок пару секунд прожигает его взглядом.
Крепус не может не удивляться его странной радужке, но искренне старается игнорировать это.
Пока что, по крайней мере.
— Кэйа, — отвечает малыш.
Мужчина кивает.
— Меня зовут Крепус. Я бы сказал, что было бы приятно познакомиться, но сам понимаешь, — он оглядывается, — обстановка явно не из лучших.
Кончики губ Кэйи дрогнули, будто в попытке улыбнуться.
И, Архонты, губы малыша были едва ли не синими.
Крепус прокашлялся.
— Вот что, Кэйа, как тебе идея переночевать у меня дома? Я живу недалеко, у меня еще сын твоего возраста есть, как тебе идея?
Кэйа чуть отвел взгляд.
— Я… я не помешаю вам?
Крепус клянется, что едва ли не задохнулся от такого вопроса. Почему этот малыш такой робкий?
Честно, Крепус хотел бы встретить его отца и хорошенько ему вмазать. Особенно за пунктик, что тот попросту бросил своего сына.
— Конечно нет, Кэйа, мне, да и Дилюку тоже, это только в радость будет. Дилюк давно мечтал, чтоб у него друг его возраста появился, так что он вообще рад будет, — говорит Крепус.
Конечно, сам Дилюк это ему не говорил, но Крепус слишком хорошо знал своего сына, чтобы не заметить этого.
— Ну так что, Кэйа, пойдем? А то дождь, кажется, усиливается.
Ребенок, слава Архонтам, наконец кивает.
— Только давай я тебя на руках понесу, хорошо? Так быстрее будет, да и ты, наверное, замерз, — осторожно предлагает Крепус, и Кэйа, видимо, поняв, что он личность упертая, смиренно кивнул.
Так что Крепус, больше не медля, осторожно, но быстро подхватил мальчика на руки и ужаснулся в очередной раз.
Во-первых, ребенок был ледяным.
Во-вторых, он был до жути легким.
И Крепус не знал, какому из этих пунктов он ужаснулся гораздо больше.
Прижав Кэйю к себе (но перед этим стянув с себя пальто и укутав в него ребенка), чтобы согреть его хоть как-то, Крепус быстро направился в сторону винокурни.
Он буквально ощущал, как трясется ребенок в его руках и это приводило его в бешенство.
Каким, просто каким ублюдком нужно быть, чтобы взять и бросить собственного сына? В чертовом лесу, да, не далеко от винокурни, но сам факт.
Крепус хотел протереть каменную плитку этим мудаком, честное слово.
К тому же, то, насколько легким оказался Кэйа…
Архонты, ребенок явно не доедал. Потому что Дилюк, который несколько привередлив в еде, и тот будет потяжелее.
А они практически ровесники.
Нет, Крепус точно убьет этого нерадивого папашу, когда (если) встретит его.
Он выдохнул.
Что делать с Кэйей, Крепус подумает завтра.
Для начала ребенка следовало накормить и отогреть. А завтра, наверное, стоило сходить в церковь к целителю, чтобы тот осмотрел ребенка.
Что ж, по крайней мере, это звучало как план.
Как неплохой план, да.
Не идеальный, конечно, и судя по всему, большую часть времени придется импровизировать, но это детали.
Ему нужно будет обязательно посоветоваться с Аделиндой.
И, возможно, с Дилюком.
Крепус лишь надеялся, что мальчишки поладят, а то получится неловко.
Но Дилюк же хотел себе друга, да?
Вот, пожалуйста.
Как и хотел.