Тики Микк был тем самым типом людей, которые сначала делают, а потом думают. Жалел ли он об этом? Конечно же нет. Всю жизнь он придерживался этого принципа и еще ни разу не пожалел ни о чем. Следуя его логике, уж лучше сделать и потом жалеть о содеянном, чем не сделать и вспоминать упущенную возможность. По скромному мнению Тики, второй вариант был самым ужасающим.

Именно этим он руководствовался, когда без раздумий свалил вместе с друзьями в какие-то сомнительные ебеня. Жалел ли он об этом?

Тики задумчиво оглядывает старую комнату с минимум вещей, мирно спящих на матрацах друзей, и качает головой. Черт возьми, конечно же нет. Он уже и не помнит, когда в последний раз жалел о чем-то, что не осмелился сделать.

Наверное, это было лет десять назад, а потом что-то в нем изменилось и вот он здесь — в какой-то грязной и старой комнате сомнительной гостиницы, зато в кругу лучших и верных друзей.

Тики потягивается, чувствуя, как хрустит позвоночник и слегка морщится. Он с грацией картошки плюхается на — слава Господу — широкий подоконник и вытаскивает из кармана своих потертых штанов дешевую пачку сигарет. Второй рукой он шарит в поисках зажигалки и с какой-то обреченностью понимает, что она «где-то». «Где-то», но явно не в этом злосчастном кармане. Вот сука.

Он обреченно вздыхает, взвешивает все за и против, и все же лениво сползает с подоконника в поисках зажигалки. Та все же находится — в пыльной куртке Момо. Как именно зажигалка вообще у него оказалась Микк не знает, но если честно, желания знать у него никакого нет. Нашлась и ладно, подробности его не шибко волновали.

Тики возвращается на подоконник. Приоткрывает окно, поджигает сигарету и с явным наслаждением на своей не бритой физиономии затягивается. Когда-нибудь он точно помрет от рака легких, но пока что этот досадный факт его совершенно точно не волнует — прямо сейчас есть лишь он, сигарета и свежий ночной воздух.

Тики прикрывает глаза и практически сразу хмурится.

Взгляд сам собой натыкается на месяц.

И почему ему вспомнился тот странный седовласый ребенок?

«Наверное, потому что странный», — практически сразу же пришла мысль и Микк кивнул. Да, наверное. Все же «странное» в памяти запечатлеятся лучше всего.

Однако было такое чувство, словно бы он знал его. Словно бы он уже видел эти черты лица, явно разбавленные другими, но знакомые нотки все равно распознавались с поразительной легкостью.

Неа.

Тики удивленно моргнул и с подозрением покосился на сигарету. Так, нет, хватит. Лучше ему не думать об этом дерьме и пойти спать. Завтра тяжелый день, а его мозг забит какой-то херней, странным ребенком и не менее странным именем. Он, в конце концов, явно не педофил и становиться им желания как такового нет.

Микк тушит сигарету, выбросив ее в открытое окно, после чего плотно закрыл его.

Ложась на свое место, уже в полусонном состоянии он отметил, что нужно будет сменить марку курева. А то это уже ни в какие ворота.

Шорох.

Микк тяжело вздохнул, понимая, что хрен он так поспит. Мужчина принимает сидячее положение, оглядываясь. И верно — Изу начал ворочаться во сне, явно замерзнув. Тики, в который раз вздохнув, кажется, уже со счета сбился, сколько раз так вздыхает, собрал силу воли в кулак и встал, пробираясь к мальчику. Укрыв того одеялом, он вновь вернулся на свое место, лег на бок и закрыл глаза.

Ему снится седой мальчишка, ровесник Изу, с ленивым прищуром серых глаз и мягкой улыбкой на губах.

Ему снится какая-то несусветная муть, белый, абсолютно пустой город и серые люди.

Тики начинает думать, что потихоньку сходит с ума.

Микк резко вскакивает и шипит, ударившись головой о подоконник. Он оглядывается и не понимает, как вообще оказался под подоконником. А еще совершенно точно не помнит, что именно заставило его так резко проснуться.

Тики в каком-то обреченном жесте проводит рукой по лицу.

Ох, Ииусе, он только проснулся, а уже страдает. Это не так работает, по задумке после сна он должен был чувствовать себя бодрячком, а не вялым овощем, повидавшим некоторое дерьмо.

Черт возьми.

Тики запоздало осознает, что его лоб подозрительно мокрый. Не от пота, нет — он смотрит на свою красную ладонь и чувствует пульсацию боли, набатом стучащую в висках. Он широкими от шока глазами несколько секунд смотрит на свою окровавленную ладонь, а потом подскакивает, мельком с невероятным облегчением подмечая, что друзья еще спят.

Он практически влетает в обшарпанную туалетную комнату и замирает. У него на лбу — окровавленные очертания стигматов и Боже, Тики готов поклясться, что на некоторое время его глаза стали золотыми. Он отшатывается, упираясь спиной в холодную стену, и моргает. Отражение в зеркале совершенно нормальное. Микк с каким-то неверием смотрит на ладонь, ощупывает ей лоб и повторяет это действие несколько раз. Что за дерьмо?

Чтоб он хоть еще раз решил закурить эту марку сигарет? Да ни в жизнь.

Тики чувствует себя морально истощенным и медленно плетется к своему спальному месту, лелея надежду поспать еще несколько часов. В конце концов, сейчас выходные, так что будет грехом не воспользоваться этим.

Он с облегчением падает на матрац, закрывает глаза и…

…и не засыпает.

В этот момент Тики проклинает весь белый свет и действительно готов устроить ебаную кровавую баню, потому что серьезно? Хотеть спать и не заснуть? Какого черта, это ни разу не смешно!

Микк силой воли подавляет в себе желание взвыть и вновь садится. Ну, если сон все равно к нему не придет, то лучше заняться чем-то полезным. Например, купить другую марку сигарет, ибо без курева Тики долго не протянет, а ловить галюны ему как-то не особо хочется.

Он встает, потягивается, шарит рукой в кармане штанов и кивает, мол, заначка есть, отлично. Микк бросает взгляд в окно. Небо только-только начало светлеть, утро раннее, так что должно довольно свежо. Тики недовольно цыкает и смотрит на малыша Изу, закутавшегося в его кофту. Это… это дерьмовое положение, потому что у него просто рука не поднимется отобрать у ребенка ту единственную вещь, что дарит ему тепло.

Микк обреченно вздыхает и решает, что хрен с ним, потерпит. Там не должно быть так холодно.

И с этими весьма оптимистичными мыслями, он бодрым шагом выходит из их номера.

--

Ладно, Тики признает, что это была отвратительная идея, ведь на улице действительно очень холодно.

Тики начинает проклинать этот день.

Проклинать погоду, отсутствие запасной кофты, а еще галлюциногенные сигареты, которые и стали причиной этого похода. Но больше всего — отсутствие сна, которое и сподвигло его на эту поистине суицидальную затею.

Черт возьми, где его чувство самосохранения?

Тики резко останавливается и качает головой. Хорошо, не стоит врать хотя бы самому себе. Чувства самосохранения, как такового, у него никогда не было.

Что и привело его к этой идиотской ситуации.

Микк скрипит зубами, плотно сжимая челюсти, дабы та не стучала, ибо раздражает, и продолжает идти дальше, проклиная все вокруг с удвоенной силой.

— Мистер, вам помочь? — Раздается позади него голос и Тики резко разворачивается. И встает в ступор. Потому что, ну, напротив него — тот самый седой ребенок, явно подросший с их последней встречи. Боже, почему эта мысль звучала так, словно он встретил давнего знакомого, которого не видел добрых несколько лет? Кстати о знакомых…

Черты лица ребенка действительно выглядят знакомо, пускай и не все, может, Микк знал его родителей? В конце концов у Тики куча знакомых, мало ли, чем судьба не шутит, в конце концов.

А судорожное Неа в своей голове он стоически игнорирует.

— Малыш, — начинает он, однако вместо «как зовут твоих родителей? Твое лицо кажется мне знакомым», он спрашивает: — ты чего здесь в такую рань? — В голосе — уйма удивления, вперемешку с недоумением. Он удивлен тем, что задал совсем не тот вопрос, который планировал, а еще тем, что действительно, какого лешего ребенок находится здесь в такую рань?

— Я ищу Шугу.

— О, — выдает Тики. — Это многое объясняет, — нет, нихрена подобного. — Тебе нужна помощь?

— Нет, спасибо. Скорее всего, он в магазине сладостей. Шугу огромный любитель сахара.

Тики только хочет спросить, мол, а кто, собственно, такой этот Шугу, но не успевает.

— И вы не ответили на вопрос, мистер.

— Да? — Рассеянно спрашивает Тики и малыш серьезно кивает, смешно хмуря брови. — О, и правда, не ответил… Нет, малыш, мне не нужна помощь. — Он улыбается, стараясь заставить себя не дрожать. Ребенок скептически поднимает бровь (и у кого, интересно, он этому научился?) и говорит:

— Вы похожи на человека, который очень сильно замерз, — и с этими словами малыш вытаскивает из своего рюкзака за спиной синий свитер. Микк даже не успевает опомниться, как ребенок оказывается рядом и впихивает вещь ему в руки. Тики, еще приходя в себя, автоматически принимает свитер.

— О, малыш не стои…

— Потом вернете, — чуть улыбается странный ребенок, и Тики готов поклясться, что на миг серые глаза малыша стали золотыми.

Он моргает — а ребенка уже нет.

Черт возьми, это самый странный день в моей жизни, с каким-то философским спокойствием решает он, переведя взгляд на вещь, что ему всучили самым наглым образом.

От свитера отдавало теплом.

Тики ни за что не признается, что в тот момент на его лице возникла поистине невероятно-глупая улыбка.