— Эй, хватит растворяться! Ты не закончил!

Уён, сидящий на столе Сана и зажавший самого Сана коленями, подаётся вперёд и бесцеремонно тычет Чонхо в грудь, заставляя его материализоваться обратно.

— Ты остановился на том, что эти странные чуваки заставили тебя с ними сотрудничать и притащили в отдел, — как только из глаз Уёна пропадает испуг, в них снова загораются озорные огоньки. — Кстати, возможно, один из них — водный элементаль, уж не знаю, насколько ваш мир подобен нашему, но описания похожи.

— Да, — вздыхает Чонхо. — Потом так и оказалось. Юнги-щи достаточно сложный в общении, но в итоге именно он и вернул Юнхо его свет в той мере, в какой было достаточно для выживания. А дальше он «очеловечился», что будет выходом и для вашей звезды тоже, кстати.

— А что стало с…

— У меня было условие, — рубит Чонхо, вскидывая на Уёна леденящий взгляд.

Как ни удивительно, Уён замолкает и примирительно поднимает руки.

— Ладно, ладно. Хорошо. Мы поняли. Ты подружился со звездой, а потом тебя выдернули сюда. И звезда внезапно один в один наш Юнхо. Окей, — он картинно закатывает глаза и съезжает со стола к Сану на колени, заставляя его подавиться воздухом от неожиданности и смущения.

— Но этот Юнхо — человек. Я бы увидел, будь оно иначе, — раздаётся тихий голос со стороны каморки.

От Сонхва веет усталостью и спокойной нежностью, он ласково гладит пальцами колоду и смотрит куда-то за Чонхо, за дверь, ведущую в коридор к шестому отделу.

— Ты что, прямо при нём гадал? — Уён поднимает брови и недоверчиво улыбается. — А он знает?

— Мы друзья, — Сонхва осуждающе поджимает губы. — Разумеется, знает. А ещё он в это не верит, так что расценивает как ничего не значащую ерунду.

— А на меня ты за это обижался, — тут уже поджимает губы Сан, продолжающий обнимать Уёна, который, кажется, не собирается слезать с его коленей и только крепче обхватывает за шею.

— Потому что ты работаешь среди таких как я, Сан-а, — ему по-лисьи высоко смеются прямо в ухо, и Сан морщится, отстраняясь и заслуживая этим лёгкий укус в мочку.

— Как это связано вообще…

— Так, что ты отрицаешь окружающую тебя действительность, а Юнхо — то, чего, может быть, никогда за всю свою жизнь и не узнает, — пожимает плечами Сонхва, и в его улыбке слишком много противоречивых эмоций, чтобы Сан мог распознать их за ту долю секунды, что она появляется на лице.

Чонхо тускнеет до прозрачности и отворачивается, отмахиваясь на взгляд Сана.

— Эй, я уверен, что с твоей звездой всё в порядке. Ты сделал очень многое, чтобы стабилизировать её состояние, — вскидывается Уён, на пару секунд отлепляясь от Сана и разворачиваясь к призраку. — И ты вернёшься, когда Хонджун найдёт способ, как.

— Надеюсь, это случится до того, как произойдёт что-нибудь непоправимое, — шелестит Чонхо, прежде чем окончательно пропасть.

Сонхва спускается к ним, на ходу бережно складывая колоду в коробочку.

— Что он рассказал? Вы полчаса сидели молча и пялились в пустоту, — он мягко улыбается и прячет расписанную рунами коробочку в карман кардигана.

Из груди Уёна вырывается нервный смешок:

— Рассказал, как познакомился со своей звездой. И как полюбил её. А потом потерял. Весело, правда? — его голос горчит почти до слёз, и Сан было вскидывается: Чонхо же говорил, что они друзья! — а потом вспоминает надломленный взгляд Чонхо, когда он увидел Юнхо. Ну, да, друзья. Уён вот тоже его друг.

Сонхва поникает весь и качает головой.

— Хонджун вернёт его обязательно.

— Кого там я верну? — человекоподобный смерч пролетает между ними, цепляя Сонхва полой пиджака, останавливается у стола, заваленного документами, и замирает, принимая человеческий и очень взъерошенный облик, который, правда, то и дело идёт рябью. Сан видит то волосы, вспыхивающие густо-красным, то проступающие на коже татуировки, выбитые белым и сияющим, то бесчисленные чёрные провалы глаз по всему лицу.

— Успокойся, — Уён испуганно жмётся к Сану — наверное, видит больше него. — Ты сейчас хтонизируешься окончательно.

— Пообщайся с вневременным существом пару минут, тебя и не так разворотит, — скалится Хонджун, и, кажется, теперь у него во рту не один ряд зубов, а целых четыре.

— Так он здесь? — Уён оживляется и почти выпускает хвосты — Сан не уверен, кому принадлежит мелькнувшая по полу серебристая тень, ему или Хонджуну, — Или уже ушёл?

— Будет через пару часов, если не соврал и не напутал, — Хонджун ослепляюще взрывается цветом и яркостью на долю секунды, но тут же тускнеет обратно до привычного Сану облика и с силой трёт пальцами виски. — Так лучше?

Он поднимает взгляд, и хотя в его глазах слишком много пустоты и слишком мало человеческого, а в волосах переливается звездная пыль, он уже больше похож на привычного Хонджуна.

— До этого тоже было неплохо, — подаёт голос Сонхва, и Хонджун резко разворачивается, сметая со стола часть документов.

— Пойдём! Пойдём к тебе, надо погадать. Ты уже оправился от пяти неудачных раскладов подряд?

Улыбкой Сонхва можно топить ледники — или, Сан искренне надеется, хотя бы сердце одного начальника восьмого отдела.

— Идём.

Едва утихает остаточный звон стеклянной двери, Уён фыркает Сану в плечо и слезает, наконец, с его коленей.

— Интересно, сколько ещё они будут ходить вокруг да около, — ехидничает он, и Сан, не сдержавшись, шлёпает его по бедру.

— Себе этот вопрос задай! Сколько ты морозился, прежде чем признаться, и то только потому, что тебя загнали в угол?

Виноватым Уён не выглядит вообще — скорее, становится ехидным ещё больше и довольно расплывается в улыбке, белея волосами, обрастая-таки хвостами и вжимаясь в бок Сана грудью.

— Справедливости ради, после того как я признался, ничего не поменялось толком, м-м? Ну, разве что кроме этого, — он хватает Сана за воротник и поднимается на носочки, чтобы поцеловать.

— Отвратительно, — раздаётся рядом.

— Я рад, что ты пришел в себя, — мурлычет Уён в сторону снова появившегося Чонхо, а потом снова тычется губами в губы Сана, будто ставит точку.

— А я уже нет. Устроили тут разврат, — Чонхо, материализуя свои руки, принимается собирать с пола документы Хонджуна, разглядывая их без малейшего стеснения. — Я не гомофоб, но приличия на рабочем месте стоит соблюдать.

Говорить такое Уёну — только усугублять ситуацию, и Сан чувствует что-то близкое к испугу, когда видит азарт и веселье в глазах напротив. 

— Нет, стой, пожалуйста, Ёна… — всё тщетно: Уён с коротким звонким тявканьем присасывается к его шее, ещё и кусает так, что Сану аж в ухо отдаёт, а после, отстранившись, разглядывает стремительно краснеющий след.

Чонхо картинно громко откашливается, продолжая разбирать бумаги под столом Хонджуна.

— Я вас хёну спалю, — обещает он, разглядывая очередную помятую бумажку, вылетевшую из какой-то папки. — Кто-нибудь знает, что он тут вообще пытался найти?

Оглянувшись на каморку Сонхва, Сан видит опущенные шторы и почти невидимую над ней тонкую струйку дыма от палочек благовоний. Что ж…

— Никому ты нас не спалишь, — вздыхает он, стараясь вытравить из памяти образ Хонджуна, сидящего в кресле напротив Сонхва и пожирающего его глазами.

На полупрозрачном лице Чонхо почти буквально читается бесконечно бессильное «о, нет, ещё одни», и он закатывает глаза, возвращаясь к перебиранию бумаг.

— Птицы, птицы, птицы… Слишком много птиц, — бормочет он. — Думает, они нападут на нас? Ради одной звезды, которая может угаснуть? Что они вообще хотят с ним сделать, съесть? В легендах съедали, но в моём мире, не в вашем…

У Сана холодеют виски: съесть? И Чонхо так спокойно об этом говорит?

— Они едят чужие сердца, Сан-а, и забирают себе чужие облики, засчёт этого и живут, — Уён, вздохнув, приобнимает его за плечи. — Наверное, звезды может хватить надолго, она же не человек. А это значит, можно спокойно жить, не охотясь, не год и не два, а лет десять или пятнадцать. Такое хорошее затишье, хватит, чтобы почувствовать себя живущим, а не выживающим, — задумчиво тянет он.

— Ты их сейчас оправдываешь, что ли? — неприязненно морщится Чонхо, и Уён распушает хвосты, прижимая уши к голове.

— Я объясняю причину их охоты, придурок! И если они знают, что Минги гаснет, то вполне могут начать охоту на него раньше, чем мы успеем подготовиться.

***

Хонджун выходит из каморки Сонхва с таким сложным лицом, что его можно складывать, как пазл. Спотыкается на лестнице, с удивлением смотрит на свои ботинки, будто обвиняя их в чём-то, и переводит пустой и растерянный взгляд на Сана с Уёном.

— Так. Давайте… Давайте, я расскажу, что будет здесь происходить ближайшие пару дней.

Даже Чонхо, успевший сложить документы на столе Хонджуна аккуратными стопками, настороженно замирает наполовину в стене и наклоняет голову, прислушиваясь, а Уён тут же прячет хвосты и убирает с лица потемневшую обратно чёлку. Хонджун, нервно теребящий в руках что-то, подозрительно похожее на спицу Сонхва, втягивает воздух сквозь зубы и снова вспыхивает белыми татуировками по всей коже на долю секунды.

— Хён, — слышится настороженное от Уёна и Чонхо, и Хонджун торопливо кивает, снова возвращая себе более человеческий облик.

Он проходит к столу, растерянно разглядывая бумаги, и достаёт из кармана пиджака помятое жёлтое письмо, складывая его на одну из стопок. Спица ложится сверху.

— Нам нужно поставить ловушки в участке, шестой отдел поделится. Сонхва раскинул на птиц, и, — он барабанит по столу, поджимая губы, — их много. Он увидел восемь, во второй раз девять. То, от чего вы избавились тогда — не вожак и не правая рука, так что потери их стаи невелики. Обращаться другими людьми они уже не могут, слишком слабы. Их гипноз действует на Сана и на Сонхва, так что придется и вас тоже уберечь, ну и ещё, возможно, Тэмин-сонбенним поможет с этим всем, на него Сонхва тоже раскинул. Правда, с ним толком не угадаешь, когда это произойдёт… Ладно, не об этом речь. Мы устроим засаду, и приманкой будет Минги.

Чонхо мигом бледнеет и кидается к его столу, случайно проходя насквозь до середины и размётывая сложенные им же документы:

— Ты рехнулся, Ким Хонджун?! Им даже делать ничего не придётся, мы просто убьём звезду!

— Спокойно, — голос Хонджуна леденеет и затихает, этого хватает, чтобы Чонхо сжал губы и осторожно вышел из стола, цепляясь полуматериальными частями самого себя за лакированные доски. — Если у Сонхва и Чана получится, то никто не умрёт, кроме, наверное, этих птиц.

— Шестой отдел поможет? — оживляется Уён, и его хвосты заинтересованно вздрагивают и раскрываются веером. Хонджун, усмехнувшись, кивает.

— В стороне точно не останутся. Схожу в медпункт, кстати, поспрашиваю, может быть, можно как-то уменьшить вашу подверженность гипнозу… — Хонджун запускает пальцы в волосы, которые стремительно меняют цвет с одного на другой, пока наконец не становятся радужно-выцветшими, и вздыхает. — Я быстро.

Кажется, он исчезает прямо посреди зала, и Сан вздрагивает, отпрянув к Уёну. Успокаивающее стрекотание льётся ему в ухо, тёплые знакомые руки обнимают за талию, а шею сзади щекочет мех хвостов, и, кажется, становится и правда более спокойно.

— Опять заколдовываешь меня?

— Даже не думал. Но ведь тебе стало лучше? — Уён тычется носом ему в ухо и громко сопит, дразня. — Хонджун разнервничался, вот его и колбасит, кстати, надо бы узнать у Сонхва, что он такой побитый от него вышел…

— Нет, не надо, — раздаётся из-за приоткрытой стеклянной двери. Шторы в каморке так и не подняты, и Уён расстроенно прижимает уши. — И курить я пока тоже не пойду.

— Ладно, — тявкает Уён, вжимаясь в Сана крепче. — Значит, не надо.

В воздухе, кажется, можно провести зажженной спичкой — и всё рванёт. Из каморки Сонхва слышится тихое шуршание, а потом — чёткий размеренный картонный стук, с которым карты ложатся на столешницу. Чонхо неодобрительно поджимает губы и качает головой:

— Нагнетать тоже не стоит. И так ситуация не из лучших.

— А что мы нагнетаем? — Уён вжимается щекой Сану в шею и громко фыркает. — Хонджун вернётся и расскажет, что делаем. А Сонхва-хёна это успокаивает, пусть раскладывает.

Но первым в отделе появляется не Хонджун, а его гость, который должен был быть только «через пару часов» по его собственным словам. Просачивается в приоткрытую дверь участка, приветливо щурит лукавые глаза и взмахивает рукой, пробегаясь быстрым взглядом по Сану с Уёном и останавливаясь на Чонхо.

— О, ты ещё здесь? — мягко, переливчато и абсолютно искренне удивляется он, вдруг оказываясь рядом с ними — и почти сразу же снова у двери. Сан растерянно моргает: показалось или всё же нет?

Он выглядит похожим на Минги, когда Сан увидел его в подвале: воздушный, почти светящийся в своей лёгкой бежевой рубашке, светлых джинсах и с тонкими косичками в волосах — будто подобие волшебного эльфа, не совсем освоившегося в их мире. И этот эльф смотрит с вежливым непосредственным любопытством прямо на их призрака.

— Ещё здесь. Вы удивлены? Я должен быть в другом месте? — Чонхо непонимающе хмурится и вздёргивает одну бровь, встряхивая красной чёлкой, на что странный гость беззаботно машет рукой и коротко смеётся.

— А, значит, ещё рано. А где маленькая чёрная дыра?

— Где что? — высоко тявкает Уён, поднимаясь за Саном на носочки, чтобы лучше видеть, и внимание гостя переключается на него.

— Не «что», а «кто», ну, ваш старший. 

— Х… Хонджун? — прыскает Уён. — Маленькая чёрная дыра? Хорошо, что он вас не слышал! А то мы бы быстро лишились вашей помощи по несовместимым с жизнью причинам.

— Да вряд ли. Он слишком долго со мной носился, чтобы вот так вышвырнуть за факт, который, к слову, частично даже правдив, — гость весело фыркает и подходит ближе. — Да и не будет он так грубо обращаться, он почтительный юноша.

— Почтительный кто? — раздаётся низкий рокочущий гул, наполняющий, кажется, всё помещение целиком. — Соблюдайте субординацию, господин Ли, и не порочьте мою репутацию среди моих же сотрудников.

Даже Сонхва выглядывает из своей каморки на это, хотя, наверное, его больше беспокоит собственная безопасность: стёкла стен начинают предательски звенеть, готовые рассыпаться мелкой крошкой. А Хонджун, у которого опять непонятно какое лицо, проявляется между столами, наполовину состоящий из ядовито-голубого дыма, который быстро уходит в вентиляцию и забирает с собой большую часть опасности, исходящей от него.

— О! Рад видеть вас обоих, — беззаботно улыбается господин Ли, переводя лукавый взгляд с Хонджуна на Сонхва. — И с годовщиной! Я же не ошибся?

Кажется, что в отделе замирает даже воздух, наэлектризованный так, что хватит малейшего движения, чтобы запустить цепную реакцию. Хонджун стремительно краснеет, потом бледнеет и идёт пятнами, и его синие волосы в одну секунду выцветают до серебристо-серого.

— Ошиблись, — цедит он, методично высверливая в господине Ли одну дыру за другой леденящим взглядом — даже, кажется, Сана цепляет, хотя он вообще не на линии огня. — Займёмся делом, пожалуй, раз уж вы прибыли раньше, чем объявили.

Сан успевает увидеть, как беззвучно шевелятся губы Сонхва, повторяя сказанное их странным гостем — а потом Хонджун разворачивается на пятках и отходит к своему столу, принимаясь раскладывать на нем бумаги разной степени сохранности и захватывая всеобщее внимание.

— Поскольку вы, господин Ли, живёте сразу в нескольких временных линиях, — он поджимает губы, и в Ли Тэмине, кажется, появляется ещё одна дыра от его быстрого колкого взгляда. — Вероятно, вам знакомы эти существа. Раз вы согласились помочь, то наверняка пересекались — ну, или пересечётесь — с ними хотя бы раз.

Господин Ли аккуратно берет двумя пальцами потрёпанное фото и озадаченно поджимает губы, разглядывая смазанные крылатые силуэты.

— Как будто мы виделись, да. Не уверен, чем кончилась наша встреча, правда, это было слишком давно, — тянет он, поворачивая фотографию под разными углами, будто пытаясь заглянуть за край. — Их было больше, около десяти, хм. Эти ребята каннибалы же, да? Вы поэтому их всех перебили?

Сан в ужасе замирает: перебили? всех?! они?! Уён, тоже замерший за его спиной, обнимает крепче и вжимается подбородком в плечо, издавая короткий испуганный звук, едва Сану-то слышный, что уж говорить об остальных.

А господин Ли невозмутимо оглядывает их всех и улыбается, как ни в чём не бывало.

— О, да ладно, этого ещё не произошло? Это в какое же время я попал в таком случае? — он очаровательно взмахивает ресницами и удивляется так искренне, будто его и правда это беспокоит.

Кажется, будто Хонджун скрипит не двумя рядами зубов, а двадцатью как минимум.

— В нужное, господин Ли. Вы не помните, когда случилось нападение птиц?

— Меня же там не было, — Ли Тэмин пожимает плечами и поворачивается к Сонхва, всё так же замершему в дверях своей каморки. — И тебя, кажется, тоже.

Его глаза вдруг становятся тёмными и страшными, бесконечно глубокими и затягивающими, и Сан ёжится, радуясь, что взгляд этих бездонных провалов направлен не на него. А Сонхва будто не ощущает дискомфорта, с какой-то почти смиренной обречённостью кивая и вытягивая из кармана пиджака свой неизменный мундштук.

— Я на перекур. Буду готов обсудить наш план позже.

— Хён? — тихо зовёт Уён из-за плеча Сана, но Сонхва медленно качает головой, спускаясь по лесенке — отказывается от компании. — Ладно…

В воздухе явно холодеет и начинает пахнуть озоном, когда Сонхва выходит за дверь.

— Хватит. Соберитесь.

Хонджун не говорит даже уже — он рычит сквозь зубы, вжимая ладони в стол так, что бумага под пальцами начинает опасно дымиться, а лампы под потолком — трещать. Оцепеневший Уён вцепляется в Сана как в своё единственное спасение и шумно дышит в плечо, и, кажется, у него опять в секунду белеют волосы и темнеет кончик носа.

— Никто не умрёт, спокойно. По крайней мере, никто не должен. Господин Ли, нам нужно всё, что мы рассказали вам о тех событиях.

Ли Тэмин тихо хмыкает и подходит к столу ближе, передвигаясь одновременно слишком плавно и как будто слишком резко, проявляясь то в одном углу кабинета, то в другом. Сан жмурится: от переизбытка не самых хороших эмоций кружится голова и подташнивает, и Уён, всё прижимающийся к его спине, уже не спасает.

— Есть план участка? Постараюсь обозначить, что и где происходило.

Хонджун кивает, рывком открывая один из своих ящиков. Через пару секунд на стол ложится большой плотный чертёж, исписанный вдоль и поперёк, но разглядеть на нем расположение объектов всё ещё можно, пусть для этого и приходится продираться через косые нагромождения надписей.

— Ну и бардак, — беззлобно усмехается Ли Тэмин, а потом легко царапает ногтем одно из окон на плане. — Вот это они разбили, когда началась облава. Один из них умер почти сразу же, осколком порезало шею…

Он рассказывает отстранённо и почти равнодушно о том, что произойдёт, будто оно уже произошло — хотя для него, наверное, так и есть. Сану становится всё неуютнее с каждой секундой, этот человек — человек ли? — вызывает у него необъяснимое беспокойство, а ещё — ощущение неприличного заглядывания в чьё-то сокровенное, в чужое, и справедливо ли вот так врываться в будущее? Правильно ли они вообще поступают, узнавая, что будет? Между тем Ли Тэмин продолжает вскользь ронять какие-то незначительные для него — и ужасающие для Сана — детали, цепляясь глазами то за Хонджуна, который, видно, изо всех сил старается сохранить человеческий облик, то за Чонхо, то и дело бледнеющего до прозрачности и идущего дымкой. Когда он задевает взглядом Сана, у него замирает сердце: что-то страшное и необъяснимое будто надвигается, останавливаясь совсем рядом. А потом Ли Тэмин моргает, и наваждение рассеивается.

— На тебя гипноз слабее действовал, я вспомнил, — вдруг буднично выдаёт Ли Тэмин, снова глядя на Сана в упор. — Это из-за твоего кумихо? — острый взгляд вспарывает Уёна, стоящего за плечом. — Убивать тоже он тебя научил?

«Убивать». Он говорит это так, вскользь, будто это что-то незначительное. Сан прерывисто втягивает в себя воздух, ошарашенно моргая и пошатываясь. Хонджун опасливо вскидывается и вздёргивает верхнюю губу, демонстрируя заострившиеся на секунду зубы:

— Не деморализуйте мне сотрудников, господин Ли.

Тот воздушно и улыбчиво вздыхает.

— Было бы кого. Они сильнее, чем кажутся, а некоторые сильнее тебя самого, и ты это знаешь, — он невзначай смотрит в сторону каморки Сонхва, пустующей уже достаточно долго, и закатывает глаза. — Больше я ничем помочь не смогу, это всё, что я помню. Давно это было. Кажется, что-то всё-таки случится с вашей звездой, но не плохое. Не помню, — Ли Тэмин беспечно пожимает плечами и пропадает на долю секунды, вдруг оказываясь у окна — а затем снова у стола. — Мне пора. Передавайте от меня привет волкам.

Он улыбается всем сразу, лучисто, открыто — так, будто не перевернул только что всё мировоззрение вверх дном и обратно. А потом проходит в конец коридора, к открытой двери, ведущей в подвал.

— Куда..? — Чонхо настороженно замирает, материализуясь перед лестницей, и вцепляется в перила, не давая Ли Тэмину пройти.

— Поздороваюсь. Хуже не сделаю, не волнуйся, — миролюбиво щурится тот. — А может быть, даже и лучше, как знать. Всегда было любопытно, какая она, ваша звезда. Я так редко их встречаю, даже обидно, что за столько жизней у меня было только два таких потрясающих знакомства, — мелодично растягивая слова, он теснит Чонхо ближе к лестнице и в конце концов просто растворяется в пространстве на мгновение, в следующую секунду оказываясь уже за его спиной.

— Мог бы — выгнал нахрен, — шипит Хонджун. Сан, во все глаза следящий за происходящим, разворачивается — и испуганно охает, отступая на шаг и только тогда осознавая, что Уён вцепился ему в плечо с такой силой, что наверняка останутся синяки. И, возможно, глубокие вдавленные следы от когтей: у него снова белые волосы, тёмный и загрубевший кончик носа и дрожащие пушистые уши, одно из которых щекочет Сану шею.

Пугаться есть чего: Хонджун снова идёт рябью, как воздух над костром, и фонит озоном. Его облик не удаётся зафиксировать взглядом, он стремительно и неуловимо меняется каждую секунду, обнаруживая то слепяще-белые татуировки по всей коже (Сан успевает заметить незнакомые созвездия на щеках и что-то тонкое и длинное, обвивающее запястья), то острые зубы в несколько рядов, то длинные волосы, похожие на перья.

— В следующий раз отправлю общаться с ним кого-то другого, — нечеловечески клекочет Хонджун, вцепляясь в стол длинными когтистыми пальцами, и встряхивает головой. На чертёж и на пол летит звёздная пыль.

— Ты не собираешься проверить, что с Минги? — подаёт голос Уён. Он звучит слишком неуверенно для себя, но Сан может его понять.

— Там Чонхо. И что бы Тэмин из себя ни воображал, он безопасен, — вздыхает Хонджун — и теперь его голос почти похож на человеческий. — Разве что нервы может потре…

Его прерывает ярчайшая вспышка. Кажется, будто участок заполняет сияющей белой пустотой, и она льётся в окна, в стеклянную каморку, стены которой начинают опасно звенеть, а ещё — прямо в сердце, заполняя его чем-то теплым и предвкушающим, и в этой белой пустоте, поглотившей и стол с чертежом на нём, и кипы бумаг, и стулья, Хонджун кажется крошечным бесконечно чёрным пятном в ослепительном ореоле. Маленькая чёрная дыра, вспоминает Сан — и не может удержаться от улыбки, пусть улыбаться и больно.

Дверь в отдел высоко скрипит, тяжело открываясь, но Сан не может разглядеть вошедшего. Может быть, Сонхва-хён вернулся, а может быть — он замечает, что его плеча больше никто не касается — Уён куда-то убежал.

Сияние вокруг становится почти мучительно болезненным, а пространство троится и плывёт, не давая сориентироваться. Сан почти падает, оступаясь на ровном месте, и спотыкается обо что-то у ног — небольшое, мягкое, тихо взвизгивающее под его коленом.

Ах. Так вот, где Уён.

Сан медленно берёт на руки трясущегося — от страха или от боли? — лиса и прижимает к груди, накрывая ладонью макушку и пушистые уши. Он кажется окоченевшим и слишком горячим одновременно, не двигается даже, только смотрит слезящимися глазами на Сана и моргает. А потом жалобно протяжно скулит, не открывая пасти.

— Х о н д ж у н ? — воздух густой, вязкий, и Сан пытается двинуться навстречу, но застревает в пространстве, как в патоке. Хонджун смотрит на него тысячью глаз и скалит сотни зубов, протягивает руку — или сразу несколько — ему навстречу, но будто боится коснуться. — Ч т о п р о и с х о д и т ?

Рука Хонджуна тянется дальше удушающей чернотой, разливается по ослепительной белизне бесконечным пятном и оседает у открытой двери участка, накрывая густым бездонным полотном что-то — или кого-то — у входа. Второй частью своего тела таких же неясных очертаний Хонджун тянется уже точно к Сану.

Его обволакивает спокойствием, таким безмерно всеобъемлющим, что Сану кажется, будто он открыл для себя все круги перерождений разом и увидел собственную смерть. А потом Хонджун кричит. 

Громко, страшно, больно. Крик ввинчивается в виски и прошивает насквозь, плавит кости и рвёт мышцы. Сан задыхается, давится собственными лёгкими, едва помня о драгоценной ноше, испуганно трясущейся у груди и колотящей хвостами по его бёдрам. Мягкий шепот в его голове звучит в унисон крику: «Скоро всё закончится» — и не обманывает. Всё действительно заканчивается — и Сан в наступившей тишине валится на пол, выворачиваясь боком и больно ударяясь локтем — зато лис в его руках не пострадал.

Свет пропадает, и участок снова смотрится обычным. У двери оказывается Сонхва, с тихим вздохом поднимающийся на ноги. Почему-то его кожа тоже вся в татуировках, как у Хонджуна. Сан успевает увидеть белые узоры на лице, а потом Сонхва наклоняет голову, завешиваясь волосами, будто ставшими длиннее, и подбирает что-то с пола. В руках на секунду мигают блеском осколки его спицы.

— Х-хонджун, т-ты… — Сан сглатывает, не в состоянии встать, и крепче прижимает замершего вдруг лиса, сворачиваясь вокруг него клубком. — Ты это называешь «безопасен»?!

«Это Минги», — вспыхивает у него в голове чужим голосом, и сгусток космической черноты, когда-то выглядящий как Хонджун, текуче перемещается к двери в подвал.

— Уён? — раздаётся сверху. Сонхва, пошатываясь, стоит над ними, и неуверенно указывает на лиса в руках Сана. Он кивает, стараясь не обращать внимания, что белые узоры на лбу и щеках его хёна никуда не делись, а значит — точно не наваждение, как и стеклянные обломки спицы, которые тот сжимает в руках.

— Хён, что с тобой?

— А что со мной? — Сонхва поднимает на него взгляд — глаза почти светятся, слепят золотом.

— Ты… жуткий, — Сан прикусывает язык — но что сказано, то сказано. Сонхва тускнеет, снова завешивается волосами и отворачивается.

— Если тебя это утешит, ты выглядишь не лучше. Надеюсь, скоро это пройдёт.

С трудом поднявшись, Сан осторожно ощупывает Уёна: опущенные уши, морда, расслабленные лапы, пушистые хвосты. Признаков жизни он не подаёт — хотя, забравшись в шерсть и нащупав нежное брюхо, Сан чувствует тепло, толчками разливающееся по маленькому телу, и едва заметное движение рёбер. Живой. Сан всхлипывает на вздохе и утыкается лицом в тёплый мех: живой.

— Где Хонджун? Я видел его, кажется, а потом… он пропал, — Сонхва звучит потерянно и тихо, выглядящий очень чужеродно посреди участка: длинные волосы, шаманские узоры на коже, зажатое в кулаке трубчатое переливающееся стекло, даже его неизменный кардиган будто выглядит иначе — то ли темнее, то ли пестрее обычного, в вышивке маленьких сияющих кристаллов. Сан впервые задумывается о том, что вряд ли Сонхва прозвали ведьмой на пустом месте. 

— Он в подвале, вместе с Минги, — сипит он, не отрываясь от Уёна. Лис, кажется, начинает дышать быстрее и глубже — приходит в себя, наверное. — Я так и не понял, что произошло. И не хочу понимать, хён, и убивать тоже никого не хочу…

Сонхва оказывается рядом быстрее, чем Сан успевает отследить.

— Убивать?

— Господин Ли сказал, что… что Уён научит меня.

Сонхва тихо ахает и осторожно касается его плеча, укоризненно глядя золотыми глазами на лиса, свернувшегося белоснежным клубочком у Сана в руках.

— Может быть, это не значит, что ты будешь обязан это делать?

Лис еле слышно тявкает и чуть шевелит хвостами.

— Смотри-ка, настоящая лиса, — едва улыбается Сонхва, протягивая руку, чтобы осторожно погладить между ушей. Сан замирает.

«Настоящая лиса», «маленькая чёрная дыра», «ведьма». Яркая вспышка звёздного света. И он сам, выглядящий не лучше Сонхва, по его же словам. Интересно, как именно.

— Мы все настоящие теперь? — неуверенно тянет Сан, но внутренне уже понимает: это правильный вывод. Никак иначе быть не может. Сердце сковывает холодом: это же не навсегда? Конечно, он не перестанет любить Уёна, если тот останется лисой насовсем, но… сколько вообще живут лисы? — Хён, а как я выгляжу?

Вместо ответа Сонхва достаёт телефон и включает фронтальную камеру.

— На, любуйся, — вздыхает он, поворачивая к нему экран.

Сан мельком смотрит на изображение, закрывает глаза и давит в себе панический крик. 

На первый взгляд он выглядит как обычно: то же лицо, те же взъерошенные после произошедшего волосы. Но стоит приглядеться, и… Сан видел как-то картинки, которые становились тем хуже, страшнее и тревожнее, чем дальше их разглядывать, но никогда не думал, что сам станет такой картинкой. Его лицо похоже на постоянно пересобирающийся пазл, полупрозрачно наслаивающийся друг на друга в несколько раз и просвечивающий сам под собой. Что ж. Будет хорошо, если это не станет являться ему в кошмарах.

— Ладно, я тоже действительно жутковато выгляжу, — вздыхает Сонхва. Сан открывает глаза: тот уже разглядывает в экране себя, поджимая губы и щуря золотые глаза.

— Надо найти остальных. Правда, теперь я побаиваюсь того, как могут выглядеть они.

Из подвала раздаётся далёкий задушенный крик, в котором, кажется, сосредоточена вся горечь этого мира. Сан замирает. Лис на его руках озадаченно дёргает ушами и тихо скулит, укрываясь веером хвостов.

— Голос похож на Чонхо, — у Сана холодеет в груди. — Он ведь…

— Это не может быть Чонхо, — напряжённо отзывается Сонхва, бросаясь к двери в подвал. — Потому что я тоже его слышал.

Ступеньки скользят под ногами, и Сан не падает только потому, что боится вместе с собой уронить Уёна, до сих пор не до конца пришедшего в себя. Стоило бы, наверное, оставить его наверху — но Сан попросту боится разлучаться.

Ли Тэмина внизу уже нет, хотя Сан не видел, чтобы он выходил. Вместо Хонджуна — распластанное по стене пятно всепоглощающей темноты, от которого сложно оторвать взгляд. А посреди коридора стоит сияющий тихим светом Минги и держит в объятьях вырывающегося Чонхо, запятнанного звёздной пылью с головы до ног.

— Нет! Пусти!!!

Он почти плачет, жмурясь и всхлипывая на вдохах, и судя по тому, как расширяются глаза Сонхва при взгляде в его сторону… Его теперь не только слышно, но и видно.

— Чонхо, я всё исправлю, только не уходи сейчас, — глубокий, мощный голос Минги заполняет всё пространство разом, отражается от стен и забирается прямо в сердце. Даже Уён поднимает голову, чтобы отследить источник звука.

— Верни меня обратно! Зачем я здесь?! У меня оставалась хоть какая-то надежда, пока ты..! Как я теперь попаду домой?

Минги выглядит несчастным и потерянным, но не выпускает его из объятий. А Чонхо снова кричит, его колотит как в припадке, и видно, что сил звезды не хватает на то, чтобы его удержать. Сан решается за долю секунды: вручает осоловелого Уёна Сонхва и подходит ближе, обхватывая Чонхо за плечи и зажимая его между Минги и собой. Ему в челюсть тут же прилетает чужим твёрдым затылком, но потом Чонхо впивается в его руки трясущимися цепкими пальцами. Кажется, он больше не хочет убежать.

— Теперь я целиком принадлежу этому миру, — сипит Чонхо, замирая и только иногда вздрагивая от срывающегося дыхания. — Я никогда больше не вернусь. Что вы оба наделали.

Его голос с каждым словом становится тише и бесцветнее, пока он наконец не умолкает и не утыкается лбом в плечо Минги. Тот осторожно накрывает ладонью красную макушку в сияющих искрах и растерянно моргает, поднимая взгляд на Сана.

— Ох. Ты…

— Жутко выгляжу, да? Знать бы, почему так. Я догадываюсь, но подтверждение бы не помешало, — тихо отзывается Сан, аккуратно отстраняясь.

— Я — достаточное подтверждение? — раздаётся тусклый голос Чонхо. — Звёздный свет показывает истинную суть. Или, в моём случае, воссоединяет эту суть там, где удобнее.

— И это…

— Нет, это не навсегда. Но не в моём случае. Нельзя обратно расслоить по мирам, когда тебя воплотило целиком в одном, — припечатывает Чонхо.

Сану даже стыдно за то, какое облегчение у него вызывает эта новость. Значит, всё вернётся. Всё… кроме Чонхо.

— Пусти, — вздыхает тот, отталкивая себя от Минги — и звезда послушно убирает руки.

Чонхо разворачивается и мельком окидывает взглядом Сана, Сонхва с лисой на руках и чёрное пятно у стены.

— Потрясающе выглядите, — кривится он. — Таким составом самое то — защищать звезду от толпы птиц. В шестом отделе, наверное, полный хаос сейчас творится, да? Спустите его уже с рук, инспектор Пак, он в порядке, ему просто нравится, что с ним носятся.

Он в секунду закрывается обратно, его лицо становится таким же непроницаемым, как обычно, будто ничего и не произошло.

— Давай его обратно, — Сан протягивает руки к Уёну, и лис мягко тычется носом в ладони, прежде чем перебраться к нему. — Может, тебе и нравится, что с тобой носятся, Ёна, но мне ведь тоже это нравится. А сколько это продлится, не знаешь?

Чонхо окидывает его придирчивым взглядом и скептически поджимает губы.

— Судя по тому, что твоё лицо уже больше похоже на человеческое, не слишком долго. Может быть, до конца дня. Может быть, на пару дней. Но ты выглядишь уже лучше, чем когда зашёл. И инспектор Пак тоже.

«Ты не видел нас, когда мы зашли», — хочется сказать Сану, но лис в его руках вдруг вздрагивает и начинает вырываться.

— Ёна?

— Пусти его. Сейчас обернётся.

Сан осторожно опускается на пол вместе с лисом и слышит краем уха шаги за спиной, а после — тихое встревоженное «Джун-а? Ты меня слышишь?», но даже не успевает удивиться тону и обращению: Уёна выламывает в позвоночнике под неестественным углом, и он тихо тоненько скулит, прижимая уши к голове.

Через несколько мучительно долгих секунд на полу подвала лежит Уён, свернувшийся клубком и заграбаставший себе руку Сана, которую тот не убрал. Тяжело дышащий, с распахнутыми глазами, мелко дрожащий Уён вполне человеческого вида, если не считать пушистые уши и хвосты, укрывающие его меховым одеялом.

— Жив? Слышишь меня? — Сан осторожно касается пальцами белой макушки, и Уён дёргается, как от удара током, заскулив. Сан поспешно убирает руку.

— Слышит. Скоро есть захочет, — бесстрастно роняет Чонхо.

Что ж за день. Сан отрывисто кивает на его слова, придвигаясь ближе к Уёну, и тянет его к себе, обнимая.

— Ну, теперь ему не обязательно есть собак.

Уён вдруг подтягивается выше, едва не забираясь к нему на колени, и вжимается носом в шею, принимаясь тяжело и глубоко дышать. И, кажется, его это успокаивает, потому что не проходит и пары минут, как он перестаёт трястись.

— Сан-а, это ты… — глухо ворчит он, прижимаясь всё крепче. — Ты в порядке? Меня ёбнуло… на другую сторону этой жизни, я… сколько лет прошло? Ещё помнишь меня?

— Прошло меньше получаса, — Сан зарывается пальцами в волосы и гладит загривок, разрешая сопеть себе в шею и дальше. — Всё хорошо уже. Голоден?

Гортанный тихий рык он скорее чувствует, чем слышит, в отличие от аккуратно и почти не больно впивающихся в шею зубов — Уён как будто просто обозначает намерения, но не собирается их воплощать.

— Не здесь. Не так. Подожду птиц.

Сан только вздыхает и поднимает голову, оглядываясь. Сонхва — у стены, поддерживает под руки Хонджуна, который уже больше напоминает человека, хоть всё ещё и недостаточно, чтобы смотреть на него без дрожи: сияющий какими-то непередаваемыми цветами через тонкие белые трещины по всему телу, моргающий сотнями глаз, раскрывающихся то на плечах, то на щеках, и ластящийся к Сонхва тонкими щупальцами-тенями, то обвивая его запястья и талию, то безвольно соскальзывая ими вниз. И Сонхва совсем его не боится, наоборот, гладит густую тьму и бережно держит в руках. Минги потерянно переминается на месте, глядя то на Чонхо, то на Уёна, и его свет становится всё тусклее, пока не гаснет совсем.

— Что я такое? — вдруг шёпотом спрашивает он. — Что мы все такое? Я поэтому здесь заперт?

Сан переводит взгляд на Чонхо. Звёздам опасно рассказывать, кто они такие, ведь так?

Но, видимо, сам Чонхо уже так не считает.

— Ты здесь заперт, потому что за твоим сердцем охотится группа каннибалов, — чеканит он, усаживаясь на диван в конце коридора. Его едва видно теперь, когда Минги не светится. — Ты представляешь для них бóльшую ценность, чем обычные люди, потому что ты звезда, и твоё сердце может дать им куда больше, чем моё или Сана.

— Я — кто? — Минги ошарашенно распахивает глаза и открывает рот. — То есть, вот этот свет, он… мой, а не того странного парня, который куда-то делся? Он даже представиться толком не успел…

— Кстати, где он? — подаёт голос Уён. — Где господин Ли?

Минги пожимает плечами, а Чонхо вздыхает со своего места и скрипит диваном, садясь глубже.

— Его снесло вспышкой. Вероятно, теперь он будет существовать в чуть меньшем количестве временных линий. Или в гораздо большем, раз уж свет Минги показывает истинную суть всех нас.

Хонджун текуче перемещается ближе к Чонхо и протягивает ему… предположительно, руку, больше похожую на постоянно изменяющее форму щупальце.

— Я верну тебя обратно, — шелестит он тремя голосами сразу. — Кажется, я знаю, как. А теперь нам всем нужно наверх. Минги, тебе тоже.

Тот кивает, и Сану кажется, что он снова начинает светиться. Удивительно, насколько быстро Минги принял тот факт, что является звездой — хотя, наверное, это не в последнюю очередь из-за того, в каком окружении он оказался. Пожалуй, если бы Сан обнаружил себя в обществе человекоподобной хтонической сущности, кумихо, ведьмы и призрака, возмущённого тем, что его воплотили, факт собственной нечеловеческой природы он бы воспринял куда легче.

***

— Инспектор Пак, идите домой. Я не могу рисковать.

Хонджун роется в ящиках своего стола, не глядя ни на кого из них: ни на Сана с Уёном, замерших у своих столов, ни на Чонхо, который держит за руку растерянного Минги, похожего на взъерошенного птенца. Призрачные глаза по всему телу Хонджуна смотрят только на Сонхва. Он уже почти человек — Сан может видеть его лицо, и руки не так похожи на бесформенные щупальца, но белые татуировки, сияющие из-под кожи, никуда так и не делись, как и глаза, а волосы продолжают менять цвет.

Сонхва поджимает губы и качает головой.

— Я не бесполезен. Я остаюсь, Хонджун.

— Конечно, ты не бесполезен. Но ты нужен мне живым, — бесчисленные глаза Хонджуна осуждающе щурятся, а потом снова распахиваются и смотрят не моргая. — У меня к тебе ещё вопросы, знаешь ли, и я бы не хотел оставлять их без ответа.

— У кого ещё к кому вопросы… — Сонхва вздыхает и отворачивается. — Птицы нападут не сегодня. Я останусь.

Хонджун шелестяще фыркает и качает головой, поджимая губы — или, во всяком случае, что-то на них похожее.

— Я зайду потом, — он машет рукой в сторону стеклянной каморки Сонхва. Тот, не оборачиваясь, кивает и поднимается по лестнице.

Густой и дрожащий от напряжения воздух можно резать: Сан ёжится, непроизвольно двигаясь ближе к Уёну, который в ответ обнимает его хвостами за бёдра.

— Кэп, мы должны знать, что происходит, или это не наше дело? — осторожно интересуется Уён. Не похоже на него — быть таким аккуратным в формулировках.

Хонджун дёргается и идёт рябью, а потом смотрит на них тысячью глаз.

— Пока — второе. Надо расставить ловушки, раз уж господин Ли великодушно указал нам, где это лучше сделать.