В себя Сан приходит уже в кровати, судя по ощущениям, которые может идентифицировать. Вокруг тихо, а ему в шею кто-то сопит, прижавшись всем телом и накрыв хвостами. Иногда он вздрагивает, что-то коротко тявкая, и сжимает пальцы на его груди, но почти сразу же отпускает, расслабляясь. Уён. Кто же ещё.

— Ёна… Где мы?

— У меня дома. Тебя перенести Чан помог, — сквозь сон вздыхает Уён, потираясь щекой о его ключицу. — Неделю ты у Сынмина лежал в изоляции. Я рад, что ты проснулся. Мне почти перестали верить.

Сан вздрагивает и открывает глаза — и его тут же слепит серебром полупрозрачного купола из странных узловатых нитей, переплетённых между собой в причудливые узоры, похожие на те, что на гобелене у Сонхва.

— Что это? Стоп… Неделю? Ёна? 

— Ой, ты и его тоже видишь? Тогда не удивительно, что тебя так переебало, — свечение притухает, а Уён садится в кровати и распушает хвосты, потягиваясь.

— Неделю. Ты был голодный целую неделю.

Сан озабоченно оглядывает Уёна — но тот выглядит здоровым и сытым, говорит и двигается спокойно, без резкой смены темпа.

— Я поел, всё хорошо. Хонджун разрешил. Ещё дней десять в запасе есть, а потом… — Уён предвкушающе улыбается и наклоняет голову, но тут же невесело хмыкает. — А потом придумаем что-нибудь. 

Купол над ними начинает тускнеть всё сильнее, мерцая, как перегорающая лампочка, и в конце концов пропадает. Уён, вздохнув, ложится обратно, распластываясь по груди Сана, и тычется носом в его нос.

— Рассказать тебе последние новости?

— Сначала… я схожу в туалет, — морщится Сан. — А потом расскажешь всё.

Тело, пробывшее без движения столько времени, откликается ему замедленной реакцией и дрожащими ногами, поэтому простой обыденный процесс занимает у Сана чуть ли не пятнадцать минут. Вернувшись, он застаёт Уёна деловито рассовывающим в наволочки, пододеяльники и под простынь какие-то маленькие пушистые комочки неопределённого цвета — то ли белого, уже ставшего грязным, то ли недостаточно серого. А потом комочки заканчиваются, и Уён, досадливо вздохнув, зарывается пальцами в мех одного из своих хвостов и резко дёргает. У него в пальцах остаётся очередной комочек.

— Чего застыл? Щит обновляю, залезай. Ты же не думал, что он просто так появился? И не смотри на меня так жалобно, это не доставляет мне неудобств или боли. Сан. Ну, Сан. Иди ко мне.

Он тянет руки, разложив хвосты по постели, призывно смотрит, и упасть к нему в объятья слишком просто, что Сан и делает, тут же оказываясь окутанным теплом. По комнате снова разливается тусклое свечение купола.

— Много чего произошло, — бормочет Уён ему в шею, устраиваясь поудобнее и накрывая Сана хвостами, и начинает тихо монотонно тараторить, будто зачитывает с суфлёра. — Но, думаю, о том, что мы сделали с птицами, ты знать не хочешь, да? Господин Ли появлялся ещё раз, Хонджун его чуть не прирезал случайно в порыве эмоций. Он был рад, что господин Ли остался в живых и его не раскидало по временным линиям после встречи с Минги, но ещё он был зол. Очень сильно, — вздыхает Уён, и Сан чувствует его губы на своей шее. — Что-то с ним произошло там, куда он перед нападением свалил, но он сказал, что позже всё объяснит. Чонхо тоже знает, что там случилось, судя по всему, потому что каждый раз смотрит на кэпа со вселенской тоской в глазах. Мне кажется, нам пока хватит пиздеца, поэтому я не лезу. Сонхва-хён взял отпуск и не появлялся в участке всю неделю, Хонджун смотрит в сторону его кабинета так, будто там кто-то умер. Но он живой и целый. Может быть, сейчас уже отошёл от этого всего и тусит с Юнхо, Ёсаном и Минги, кто знает. Он планировал.

Ёсан. Точно. Дракончик без стаи, которого когда-то приютил прадедушка Чанбина вместе с Уёном. Чуть не убивший звезду и случайно — а может, и специально — спасший Сана от птиц.

— Ты не позвал его к себе жить, — замечает он, и в груди разливается горечь. Блёклое подобие ревности уже не давит, теперь просто грустно, что обманутый и потерянный человек — дракон, не важно — вынужден жить с незнакомцем, а не со своим другом, с единственным, кого помнит.

— Я навещал его, пока не потребовалось моё постоянное присутствие рядом с тобой, потому что ты никак не приходил в себя, — купол над ними вспыхивает серебром, и Сан чувствует, как на секунду пропадает слабость в ногах. Всего на секунду — но и этого хватает, чтобы восхищённо вздохнуть. — Ага. Ощущаешь уже. Хорошо. Так вот. Он вполне освоился и, кажется, уже успел подружиться с Минги, — Уён высоко хихикает. — Во всяком случае, теперь он не ждёт от него чудес, вроде исцеления памяти — Сонхва ему объяснил, что и как, я даже не знал, что он столько знает о драконах. Сказал бы, что он нахватался от Чонхо, но они увиделись-то впервые едва ли пару дней назад в тот момент. А ещё Ёсан больше не плачет при виде Минги, что тоже хорошо. Я помню, как сложно у него всё с чувством вины… и не то чтобы ситуация исправилась, пока мы были порознь. В общем, Ёсан-и в надёжных руках, целых четырёх, а периодически и шести. Понимаю, почему Сонхва прятал от нас Юнхо — я бы такого охуенного друга тоже прятал, чтобы не делиться, — Уён хмыкает и трётся щекой о плечо Сана. — И чтобы Хонджун не думал, что ему ловить уже нечего.

Ах да, Хонджун.

— Что там у них? — вздыхает Сан. Снова раздаётся лисье хихиканье.

— Кэп игнорирует проблему, как обычно. Ведёт себя так, будто ничего не случилось, а потом его срывает на какой-нибудь мелочи. Например, недавно он опять разбил стену кабинета Сонхва — абсолютно случайно, просто задумался и смотрел туда не отрываясь десять минут подряд, я засекал. Причём я даже не уверен, думал ли он о Сонхва в этот момент, или о чём-то своём, просто залип на его стене — но стекло пришлось снова менять, оно рассыпалось в крошку и ещё оплавилось по краям, как в прошлый раз, — Уён ворочается, поудобнее устраиваясь и зарываясь в собственные хвосты. — Ты чего замер?

Сан нервно сглатывает, только сейчас замечая, что не шевелился последние несколько секунд, оцепенев. Нет, он в жизни не собирался недооценивать Хонджуна, но почему-то каждый раз оказывается, что всё-таки недооценивает. На что ещё способен их кэп, «маленькая чёрная дыра», кто он вообще и чего от него ждать?

Уён будто читает его мысли и прижимается крепче, тепло выдыхая в шею. Купол вспыхивает серебром.

— Никто из нас не знает, что Хонджун такое, даже он сам. Сонхва как-то наудачу раскладывал карты и увидел, что он был рождён звездой и морем, но единственное, до чего мы смогли додуматься — после четырёх бутылок соджу на троих! — это метеорит, который за пару лет до его рождения жахнул в районе Бермудского треугольника. Но где Бермудский треугольник и где Корея, да? Кроме этого, никто из нас не знает, на что он способен, включая самого Хонджуна. Он не всесилен, конечно, но пределы его возможностей заканчиваются где-то в другом мире, поэтому здесь… он может многое. Проще признать, что он неведомая хуйня, не подконтрольная ничему из того, что мы могли бы предположить. Кроме Сонхва, — хихикает Уён. — Но такая власть над Хонджуном больше похожа на проклятие, не правда ли?

Сан чувствует, как у него начинают гореть уши — то ли от информации, которая сваливается на него неожиданно тяжёлым грузом, то ли от того, что само предположение об отношениях хёнов вводит его в ступор.

— С тобой не посплетничаешь, — Уён бережно, по сравнению со своими обычными действиями, тычет его пальцами в бок и вздыхает. — Как чувствуешь себя?

«Полным вопросов», — хочется ответить Сану.

— Вполне нормально, если не считать, что ещё раз я в ближайшее время не встану, — произносит он вместо этого.

— Мы не думали, что ты так перегрузишься, — Уён начинает звучать очень виновато. — Сначала оказалось, что ты видишь мои хвосты и Чонхо, потом — что ты так восприимчив к паранормальщине… Даже то, что я тебя щитую, не помогло, а я старался, между прочим, — теперь он звучит ещё и обиженно, и Сан надеется, что эта обида — не на него. — Но потом! Меня ещё и попытались отлучить от тебя! Сынмин утверждал, что тебе нельзя никакой паранормальщины рядом, и я тебя чуть не потерял! — будто переживающий прошлую неделю заново, Уён переходит на откровенно лисьи звуки, и Сан невольно приобнимает его за плечи. — Хорошо хоть, потом вклинилась любовь всей его жизни, по совместительству начальница, которую он побаивается, вероятно, и сказала ему, что он ничерта не понимает. Я рад, что ты очнулся, — Уён в ответ обвивает его хвостами и цепляется за руки, вжимается носом в шею и шумно сопит, но через секунду отстраняется. — Тебе нужно поесть. Я принесу.

Сан мотает тяжёлой головой и откидывается на кровати, крепче прижимая Уёна к себе — он кажется оплотом безопасности и стабильности в маленьком шатком мире. Тот не возражает; напротив, притискивается вплотную — правда, спустя пару секунд отстраняется снова, глядя на него с немым укором.

— Поесть, Сан-и, — повторяет он. — Нужно поесть. Ты неделю не ел, в отличие от меня.

Деловито снующий по квартире Уён, то повышая голос, то понижая, бойко рассказывает ему всё, что произошло за пропущенную неделю, в лицах и во всех подробностях. Параллельно отправляет торопливое голосовое сообщение Хонджуну в какао: «Сан-и проснулся, дай нам ещё пару дней, ладно?» — и продолжает что-то делать в кухне, почти каждую минуту прибегая в комнату с распушёнными хвостами, чтобы убедиться, что Сан… всё ещё на месте? Живой? Не спит? Что-то из этого, потому что каждый раз, встречаясь с ним взглядом, Уён издаёт тихий радостный звук, прерывая свой рассказ, и иногда, наклоняясь над кроватью, бесцеремонно тычет пальцами Сану в щёки. Проходит едва ли десять минут — и из кухни начинает пахнуть чем-то почти запретно вкусным, на что пустой желудок отзывается требовательным бурчанием.

— В общем, все в порядке, и всё в порядке, тебе не о чем беспокоиться пока что. Хонджун всё разрулит, — Уён ставит поднос с миской, полной лапши в каком-то умопомрачительном соусе, ему на колени и плюхается рядом на кровать, укутываясь собственными хвостами. — Ешь давай. Сонхва с утра обещал в гости заскочить, кстати, у него там какие-то новости, расскажет сразу обоим. Он грозился привести с собой Сынмина, чтобы тебя проверить, но этот благородный человек отказался заходить в «лисье логово», сказал, что не избавится потом от запаха ещё неделю, — Уён весело хихикает. — Не знал, что у него настолько тонкий нюх. А может, и не у него вовсе, а?

Сан замирает, не донеся палочки до рта: значит, для таких, как Чан или Феликс, он тоже пахнет Уёном? Эта мысль почему-то требует больших усилий, чтобы её осмыслить.

— Ты ешь, ешь, — фыркает Уён, улыбаясь всем своим лицом, и пушит хвосты сильнее. — Я тебе много сплетен ещё могу рассказать, хочешь? Чонхо, кажется, скоро домой вернётся! Во всяком случае, Хонджун теперь активно этому способствует, потому что знает, куда конкретно копать. Он что-то рассказывал Чану о мёртвых звёздах, я подслушал, но так и не понял, имел он в виду того Юнхо, который звезда, или кого-то ещё, но это точно было не о Минги, он же жив и здоров, и, кажется, ситуация стабилизировалась, во всяком случае, он не гаснет теперь, и его свет ровный и мягкий, даже Ёсан видит его куда спокойнее…

Сан слушает его как подкаст, пережёвывая лапшу ноющими с непривычки зубами, и жмурится от удовольствия. И пусть в ногах всё ещё опустошающая слабость, а пальцы дрожат, ощущение, что он в безопасности и действительно будет в порядке, не покидает его.

— Эй, Ёна, — подаёт он голос, заставляя Уёна умолкнуть, вопросительно наклонив голову. — Спасибо. 

Лис долго молчит, а потом пожимает плечами и встряхивает ушами:

— Ты бы сделал для меня то же самое. Да ты и сделал, помнишь, как меня птица подрала? — он невесело улыбается и мягко касается пальцами щеки Сана, измазанной в соусе. А потом, вдруг придвинувшись, широко лижет кожу, прищёлкивая языком. — Вкусный. Доедай давай. Я позвоню Сонхва.

От его непосредственности и невозмутимости Сана пробирает приятной дрожью — а Уён поднимается с кровати и снова принимается бродить по квартире, расправив хвосты и что-то мыча себе под нос, пока набирает Сонхва. Правда, тот не спешит брать трубку, и после третьей неудачной попытки Уён раздражённо фыркает и откладывает телефон.

— Обещал же, что освободится через час! Ну и чёрт с ним, — он падает обратно в кровать и подбирается под бок к Сану. — Я так долго лежал тут с тобой и обнимал, теперь твоя очередь, — он протягивает руки, и Сан вздрагивает снова — но теперь его пробирает холодом.

— Что бы ты делал, если бы я не очнулся? — севшим голосом спрашивает он, привлекая Уёна в свои объятья.

Тот пожимает плечами и зарывается лицом Сану в изгиб шеи.

— Ты же очнулся. Зачем теперь об этом думать? Я и так достаточно…

Хочется обнять его так крепко, чтобы выдавить глупые грустные мысли из его головы. Но, услышав протестующий писк, Сан ослабляет объятья.

— Я никуда не денусь, ты же рядом. Значит, всё будет в норме, — шепчет он, перебирая волосы, опять выбеленные серебром.

Уён неожиданно громко фыркает, укрывая их обоих хвостами.

— Конечно, не денешься. Ты встать-то с трудом можешь. Лежи, восстанавливайся.

Пронзительный звонок домофона заставляет их обоих подскочить в кровати — и Уён, приглушённо матерясь, выпутывается из хвостов и шлёпает босыми ногами к двери.

— То есть, трубку ты не берёшь, а потом заявляешься вот так про… о-оу, — Сан слышит его озадаченный голос. — Привет. 

— Привет, — раздаётся тусклое и тихое. — Пустишь?

В комнату Уён возвращается с неожиданно грустным Хонджуном.

— Привет, Сан-а, как чувствуешь себя? — Сан замечает у него в руках бумажный пакет, из которого отчётливо пахнет апельсинами, и не может удержаться от смешка, который тут же стихает — всё-таки выглядит Хонджун слишком несчастным и подавленным.

— Кажется, получше, чем ты, — обеспокоенно отзывается Сан. Уён кивает, усаживая Хонджуна в своё компьютерное кресло, и забирает у него пакет. — Что случилось?

Он замечает то, что будто проглядывает через несколько слоёв реальности, как солнечный свет сквозь пыльное окно, затянутое матовой плёнкой: на открытых предплечьях Хонджуна тускло светятся белые татуировки, а в глазах то и дело проявляется по нескольку белых зрачков, как будто слепых. Хонджун пожимает плечами, и по комнате разносится тихий металлический скрип заржавевшей стали.

— Всё нормально, — бесцветно отвечает он. — Просто пришёл проведать.

— Как там Сонхва? — осторожно пробует Уён.

Хонджун тускнеет — а потом взрывается искрами и пронзительным звоном, пробирающим до костей. Уён, перепуганно взвизгнув, распушает хвосты и закрывает ими Сана, хотя как будто не от чего: Хонджун приходит в норму так же быстро, как из неё вышел, и обречённо и тихо стонет.

— Ну, угадай, как там Сонхва. Как он может быть, когда на него свалился твой друг-дракон, который успел очаровать и его самого, и Минги, и Юнхо, и даже Ли Тэмина, который скоро у них поселится, чтоб его? Сонхва в малине! — Хонджун с очередным коротким стоном трёт лицо ладонями и встряхивает головой, совершенно обыденно переводя тему. — К слову о Минги: он в норме, и, кажется, восстанавливается. Его свет теперь ровный и яркий, но не до неприятного. Надеюсь, ему не захочется уничтожать этот мир, когда он вернёт себе всю силу. Но, кажется, ему слишком у нас нравится. Хорошо, что он не один, а то долго не протянул бы — ты бы видел, он совсем не умеет защищаться… ни от чего. Нулевой иммунитет. С другой стороны, а чего бояться звёздам? Физические повреждения для него — что-то из области фантастики, как и болезни. У него просто такого раньше не было — и я не уверен, что будет. Чонхо… Чонхо сказал, что звёзды сами не болеют. Они… как переносчики. Помнишь, Сан болел? Минги мог заразить его, сам того не зная, когда упал. В общем, смерть от простуды Минги не грозит, и свет у него уже не погаснет, с ним всё в порядке. И с Сонхва тоже. И с драконом твоим — Ёсан, да? Он Сонхва в рот смотрит, ну, ты видел. 

Сан запоздало понимает: Хонджун говорит только с Уёном, будто его самого тут нет. Хорошо это или плохо, он не успевает для себя решить: Хонджун поднимает взгляд на них обоих и на секунду меняется в лице.

— Сан. И ты здесь.

— Всё это время, ага. Как мы выяснили, я ходить-то с трудом могу, куда бы я ещё делся отсюда? — он невесело усмехается. — Так, говоришь, я мог заболеть из-за Минги?

— По словам Чонхо, да, — кивает Хонджун, и теперь он выглядит совсем как обычно. — Ты нам нужен, Сан, так что приходи в себя, ладно?

Уён озадаченно дёргает ушами и наклоняет голову.

— Сан-а? Нужен? На кой?

— Он мост… — начинает Хонджун, и Уёна будто срывает. Его хвосты наливаются ярчайшим до белизны серебром, уши прижимаются к голове, а в оскале явно виднеются удлиннившиеся клыки.

— Хватит! Он и так едва не умер, я неделю его с того света вытягивал, а ты хочешь снова его перегрузить?! — набрасывается Уён на Хонджуна, шипя и скалясь.

Сан замирает: с того света? То есть, всё было так серьёзно? Уён тушуется под его взглядом, тут же замолкает и кидается под руку, зарываясь носом в плечо и взволнованно стрекоча, укутывает хвостами и, кажется, тут же напрочь забывает про Хонджуна и свою злость на него. Сам Хонджун выглядит едва ли испуганным, но зато очень виноватым. Это начинает уже раздражать.

— Если это сыграет роль, я готов подождать. И Чонхо с Минги тоже.

Чонхо? Минги? Сан непонимающе хмурится, и Хонджун вздыхает, зарываясь пальцами в волосы.

— В общем… Перед нападением птиц я попал кое-куда. В мир умирающей звезды. Они любят пооткровенничать, только перед смертью им не с кем — всё живое старается оказаться подальше от зарождающегося взрыва. А мне это, вроде как, навредить не может. Не знаю, почему, — он говорит бесцветно и тихо, отстраняясь от произошедшего так, как только может, но Сан всё равно слышит в тусклом голосе боль. — Они зовут вас витражами, если коротко. «Существо, преломляющее собой свет истинной сути», так мне сказала звезда. Мы зовём вас мостами — между миром без паранормальщины и нашим. В общем, разница терминологий. Суть одна: вы проводники, а вот насколько далеко, зависит от вас самих.

Что-то не даёт покоя, скребётся в висках и раздражающе требует обратить на себя внимание. Наконец Сан понимает.

— Мы — проводники, — осторожно уточняет он. — Почему «мы»? Это обозначение отдельного вида, или есть ещё кто-то кроме меня?

Он бьёт в нужную точку: Хонджун опускает взгляд и, кажется, краснеет, а Уён вздыхает прерывисто и прижимается крепче, зарываясь лицом в плечо.

— Со Чанбин из шестого. Но он не подходит, мы… мы пробовали. Он видит Чонхо, конечно — все сейчас его видят — но он не сможет. У него… другая направленность. Он потому и работает в шестом, а не в восьмом.

Сан вздыхает, почти физически ощущая, с каким трудом Хонджуну приходится подбирать слова, и кивает.

— Если это оставит меня в живых, то можно попробовать, — Уён под его рукой напрягается и мелко дрожит, и Сан непроизвольно обнимает его крепче. — Ёна. Всё будет в порядке.

— Разумеется, всё будет в порядке, — фыркает Уён. — Потому что без меня ты больше никуда не пойдёшь. Кэп, ему нужно ещё две недели как минимум, чтобы прийти в норму, ты это лучше меня знаешь. А тебе нужно две вечности, чтобы наконец разобраться с Сонхва, — он неожиданно начинает звучать резко и обиженно, то ли на Хонджуна, то ли на ситуацию в целом. — Что опять произошло? Выкладывай! Я всё равно потом Сану расскажу!

Хонджун вздрагивает от такого напора и поднимает на них глаза: серые до бесцветности, в сияющих крапинках звёздной пыли.

— Умеешь ты слезать с темы.

— Ты первый начал!

— Это всё равно ничего не изменит.

— А значит, ты даже не попробуешь, так, что ли?

— Так. Это безопаснее. И ему это не нужно.

— Как благородно ты всё за него решил, посмотрите-ка! Ким Хонджун! — Уён подпрыгивает на кровати и распускает хвосты веером, прижимая уши к голове. — Может быть, хватит? Почему то, что ты не можешь разобраться в себе, бьёт по Сонхва? — он срывается на высокое тявканье и отскакивает назад ровно за секунду до того, как чёрная когтистая рука Хонджуна хватает воздух, на месте которого только что была его шея. — И не хтонизируйся тут! Нашёл, кого пугать!

Правда, судя по тому, как трясёт Уёна, он напуган куда сильнее, чем показывает. Хонджун тихо ржаво скрипит, и бесчисленные чёрные провалы глаз на его лице смотрят не мигая прямо на Уёна, которого начинает колотить будто в припадке.

— Успокойтесь оба, ладно? — тихо просит Сан, прижимая к себе дрожащий ворох меха. Хонджун, как ни странно, слушается — и медленно тягуче выдыхает, отчего воздух в комнате становится ледяным и пахнущим кровью. — И, может быть, кто-нибудь объяснит мне, что происходит? 

Хонджун очеловечивается внезапно и быстро, хмурится и отводит взгляд.

— Всё в порядке. Всё будет в порядке. Поправляйся, в общем, я, наверное, пойду…

— Ты никуда не пойдёшь, пока не разберёшься хотя бы с собой, Ким Хонджун, — снова встревает Уён, тихо тявкая из-под руки Сана. — Не знаю, как тебе, а мне творящееся в участке не нравится, и это там даже Сонхва ещё не появлялся как следует! Что там между вами случилось?

— Между нами всё нормально, — с нажимом произносит Хонджун, сверля Уёна взглядом. — Если тебе неприятна рабочая атмосфера, можешь не появляться в участке, у тебя есть весомая причина, — он бросает взгляд в сторону Сана и вздыхает. — Две недели. Потом посмотрим.

— Ты год не можешь с ним поговорить нормально, двух недель маловато будет, — обиженно и тускло стрекочет Уён, снова прячась Сану под руку.

И Хонджун явно взрывается — Сан, кажется, даже чувствует, хоть и не слышит, этот оглушающий звук.

— Да поговорили мы! Как раз после этого всё и пошло наперекосяк! Я просто не хочу сделать ещё хуже, потому что тогда он уйдёт, и я сейчас не про работу!

Воздух вокруг Хонджуна идёт рябью, а его дрожащие руки пестрят движущимися белыми татуировками, яркими и слепящими. Сан невольно сглатывает, крепче обнимая Уёна — который, впрочем, как будто уже не боится.

— Зная тебя, ты сказал ему вообще не то, что думал, да? — совершенно не удивлённым тоном произносит он. Хонджун пытается испепелить его взглядом и, пожалуй, только присутствие Сана мешает ему это сделать.

— Тебе бы язык укоротить раза в четыре, Чон Уён.

— Только если ты возьмёшь его себе и научишься говорить, Ким Хонджун.

Несколько долгих секунд они смотрят друг на друга, сощурившись, а после Хонджун, будто сдаваясь, отводит взгляд и сжимает переносицу когтистыми чёрными пальцами.

— Я поговорю с ним ещё раз, когда он сам захочет. Нет смысла делать это раньше. Поправляйся, Сан-а. Я пойду.

Уён тихо расстроенно шипит, но не останавливает Хонджуна, и выбирается из объятий Сана только когда слышит, как хлопает входная дверь.

— Пришёл, наорал, ушёл, всё как всегда, — сопит он, возвращаясь, и метёт хвостами пол. Забравшись обратно в кровать, он сворачивается в большой пушистый клубок и привычно тычется носом Сану в бок, подставляясь под руку. — Что с ним делать, Сан-и? Он же столько всего знает и умеет, а в общении — дурак дураком, и не признаёт этого! — Уён начинает возмущённо сопеть и пушиться, и Сан непроизвольно приглаживает вставшие торчком уши. — Остаётся только надеяться, что он, вот такой, всё же нужен Сонхва, — невесело хмыкает он, ластясь. — Интересно, почему он всё-таки не пришёл…

Будто в ответ на его слова, раздаётся тихое жужжание телефона. Выбросив руку вперёд, Уён легко бьёт пальцами по экрану и звонко выдаёт:

— Привет, хён, ты на громкой!

— Рад, что Сан пришёл в себя, привет, Сан-и. Я не смогу приехать.

Его голос звучит так убито, что Уён снова из клубка становится сам собой и встревоженно сжимает в пальцах мех хвостов.

— Что случилось? Всё нормально?

— Да, просто очень устал. Тяжёлый день был сегодня. Без основной движущей силы приходится непросто, даже шестой отдел замотался, — Сонхва по ту сторону динамиков невесело усмехается, но даже это звучит тускло и безжизненно. Уён тихонько скулит, вжимаясь Сану в плечо.

— Я могу приехать, — он бросает быстрый вопросительный взгляд в сторону Сана, и тот кивает. — Что-нибудь привезти? Или кого-нибудь? Хочешь, я приволоку тебе в зубах мини-кэпа? — на его лице медленно расцветает хитрющая улыбка, и Сан, прыснув в кулак, пихает его в бок. — Ай! Так что?

— Не стоит! — Сонхва звучит напряжённо-звеняще, реагируя слишком быстро. Слышно, как он выдыхает — измученно, так что Сану становится совсем тревожно. — Правда, не стоит. Я к нему сам заеду, может быть, завтра. А может, и нет. Сейчас домой поеду, засиделся… — в динамиках слышен тихий звон стеклянной двери, а после — щелчок зажигалки. — Как вы там?

— Сану нужно ещё две недели, — дежурно отзывается Уён. — Я, наверное, могу хоть завтра выйти, но на полдня, дальше пусть меня шестой совместными усилиями заменяет, пришло время платить за тренировки! — он заливается нервным смехом и снова жмётся к Сану, то и ища поддержки, то ли ещё что.

— Я поговорю с Лино, может быть, он своих стажёров наконец в поле выпустит, — задумчиво тянет Сонхва немного неразборчиво, явно через мундштук. — Сколько им ещё стажироваться, в конце концов… А вы отдыхайте. Заслужили. Тебе Юнхо не писал насчёт Ёсана?

Уён встревоженно дёргает хвостами и косится на Сана, сводя брови.

— Не писал… а что с ним случилось?

— Уж не знаю, как, но он нашёл ему квартиру. Ему и Минги. На будущее. Сейчас они живут у него, все трое, Чонхо тоже, хоть и делает вид, что ему ужасно некомфортно и неудобно там находиться. Хотя, если его звезда выглядит точь-в-точь как Юнхо, могу его понять, — Сонхва говорит коротко, с паузами, затягиваясь между предложениями, и после этого выдыхает особенно долго, замолкая на несколько секунд, и этого Сану хватает, чтобы осмыслить всю информацию.

— Живут у него трое, но квартира только для Ёсана и Минги? Значит, возвращать будут только Чонхо? Но почему тогда Хонджун говорил о том, что меня будут ждать Минги с Чонхо, если звезду возвращать никуда не надо…

Голову будто сжимает обручем, а в виски вкручиваются раскалённые прутья, и Сан тихо шипит, жмурясь от боли. Шипение Уёна, больше недовольное, чем болезненное, сливается с его, а потом он чувствует ледяное прикосновение ко лбу — и едва не теряет сознание снова.

— Нет! Не уходи! — слышит он почти истеричное тявканье и кое-как заставляет себя открыть глаза. Уён, разом посеревший, хватает его за щёки пальцами, задевая уши когтями, и вжимается лбом в лоб с коротким тихим скулежом.

Сонхва в динамиках осторожно кашляет.

— Я сказал что-то не то? Сан в порядке? Может, тогда обсудим это всё в другой раз?

Уёну, кажется, плевать, что там в телефоне: он безразлично угукает, торопливо прощается, шлёпая ладонью по экрану и сбрасывая звонок на середине ответного прощания Сонхва, и тут же возвращает руку на щёку Сана.

— Ты можешь потом на меня обидеться, но сейчас я хочу быть единственной паранормальщиной, занимающей твои мысли, Сан-и. Про свои обязанности «моста» подумаешь позже, когда эти мысли не будут сводить тебя в могилу, из которой я тебя только достал, договорились?

Обязанности? Моста? Сан непонимающе моргает и сводит брови от очередной вспышки боли, на что Уён отрывисто звонко тявкает и сгребает его за волосы.

— Ну пиздец. Я такое даже в любовных дорамах презираю, а ты…

И, не договорив, кусает его за губу. Наверное, это планировалось поцелуем, но полу-лисья ипостась внесла коррективы — впрочем, Уён почти сразу исправляется, проходясь языком по укусу и целуя уже нормально. Его хвосты веером распластывает по кровати, когда он перебирается к Сану на колени и крепче обнимает за шею, и это дарит какое-то абсолютно неведомое до этого момента ощущение покоя и безопасности. Боль уходит, становясь тусклым воспоминанием о чём-то, что было либо во сне, либо слишком давно, и Сан, окутанный безмятежным теплом, подаётся ближе, отогреваясь, вздыхает свободнее и уже не чувствует слабости ни в ногах, ни во всём остальном теле. Хочется остаться так навсегда, с восьми- или девятихвостым Уёном в объятьях под серебряным куполом.

— Щекотно, — прыскает Уён ему в щёку через несколько минут.

Сан, ойкнув, убирает руки от хвостов — пересчитал на несколько раз, всё-таки восемь — и смущённо улыбается.

— Это не значит, что надо прекращать, — Уён тут же дует губы и чуть сжимает пальцы на его плечах. Его нос снова становится обычным человеческим, а волосы теряют серебро, но торчащие торчком треугольные уши, как и пушистые хвосты, никуда не деваются. — Как себя чувствуешь, лучше уже?

Вздохнув, Сан кивает, не в силах отвести взгляда. Всё в Уёне такое… притягательное, что хочется смотреть и трогать ещё и ещё. И, видимо, сам Уён замечает его взгляд — и грустно морщится, придвигаясь ещё ближе и не давая себя как следует рассмотреть.

— Хватит жрать меня глазами. Максимум, который ты сейчас можешь — это поцелуи, и то лёжа.

Сан было пытается возразить — судя по ощущениям, он даже встать сейчас может! Но стоит ему попытаться, как к кровати его придавливает разом потяжелевшим Уёном.

— Снова колдуешь? Договаривались же, Ёна, — укоризненно бормочет он, смиряясь со своей участью.

— Как раз сейчас не колдую, — лис вздыхает и слезает с его колен. — Стало тяжелее, да? Это… я как-то пытался разобраться, это работает как дешёвый стимулятор — сильно, но недолго. Хорошо хоть, откат маленький. Господин Со рассказывал, что в древние времена ополченцы иногда становились с кумихо парами, чтобы была возможность довести бой до конца и дотянуть до лекарей. Рискованно, но работало. Это, знаешь… — Уён вдруг смущается, но продолжает. — Влюблённый кумихо — щит, а взаимно влюблённый — сотня щитов для своей пары. Это не работает буквально, пуля не отскочит, если её выпустить тебе в грудь. Но ты не умрешь от неё, даже если она попадёт прямо в сердце. Если я рядом — ты выживешь, что бы ни произошло. Так работает щит. Единственное, от чего я не могу тебя защитить — это ты сам. Поэтому, пожалуйста, не беспокойся о Минги и Чонхо ещё хотя бы неделю, ладно? — неожиданно заканчивает он, сворачиваясь клубком под боком и укладывая голову на грудь.

Сан зарывается пальцами ему в волосы и легко чешет нежные складки ушей, прикрыв глаза, награждаемый довольным лисьим стрекотанием. Как будто бы всё становится хорошо, пусть до настоящего «хорошо» ещё жить и жить.