- Посидишь тут, - хмыкнул Штуббе, запихивая Моргенштерн в небольшое помещение дома с заколоченными окнами, но в отличие от "клоповника", куда ее раньше запирали, тут было вполне чисто, стояла кровать, у стены - стол и стул, - И не вздумай бежать, в случае побега, по тебе будут стрелять на поражение, - с этими словами одноглазый самодовольно ухмыльнулся, после чего вышел, оставив Эрику одну.

      Стоя спиной к двери, девушка слышала, как поворачивается ключ в замке, как майор дает указание охранять дом, его удаляющиеся шаги, и только сейчас ей стало по-настоящему страшно. Сев на край кровати, летчица поставила локти на колени, закрыв ладонями лицо, пряча слезы.

      Выйдя на свежий воздух, Рихард зевнул, прикрыв кулаком рот. Все было не так, как он планировал: в нем не было желания как-то навредить пернатой, но и бросать дело на самотек нельзя, нужно было все проверить; но то, как девушка вела себя, то, как отказывалась отвечать на вопрос, - невольно это навевало на мысль о том, что она была не чиста на руку. Уже черневшее небо рассыпало миллиарды звезд над головой, и, смотря на них, одноглазый вдруг вспомнил о доме. Эх, надо было сначала про отпуск намекнуть Дьяволу, а уже потом вычислять шпионов. Поругав мысленно себя за непродуманность, майор решил наведаться к Курту, да и попробовать поговорить с ним, чтобы съездить на недельку в Берлин. Но только ему стоило войти в компункт, как его взору предстала пугающая картина: на полу валялись обрывки бумаг, карт, книги, стекла разбитого окна, перевернутый стол, а также валяющийся Люгер полковника.

      - Эй, Дья... - Рихард кашлянул, поправляя себя, - Курт?.. Что..? Ты где вообще?

Пройдя чуть дальше, Штуббе увидел Герцога, сидящего в кресле в жилой комнате за столом с бутылкой коньяка в руке.

      - Курт, - майор настороженно огляделся, - Что про...

      - Сядь! - рявкнул на него полковник, пнув в его сторону еще один стул, который, проехав немного, упал на пол перед сапогами одноглазого.

      Не смея перечить, тот наклонился и, подобрав стул, держа его одной рукой, сел возле стола.

      - Пей! - с полным безразличием в глазах Герцог поставил перед Рихардом еще одну бутылку.

      Открыв дверь командирского пункта, Рихард буквально вывалился на улицу, запнувшись о порог, и от падения его успела удержать только балка перил, за которую он успел схватиться, но при этом больно стукнулся об нее плечом. Сказав пару крепких словец на русском, одноглазый ступил одной ногой на землю, отпуская свою надежную опору. Он не мог вспомнить, чтобы так пил за всю свою жизнь, голова отказывалась работать должным образом, а мысли в ней напрочь отсутствовали, но отказывать другу в моральной поддержке Рико не мог. Припомнив свое прозвище, Штуббе еще раз матернулся, но уже на родном языке, остановившись. От резкой, как ему показалось, остановки голова закружилась. Подавшись вперед, майор бы так и рухнул на землю, уткнувшись в грязь лицом, но от такой позорной участи его спасли товарищи, выходившие в этот самый момент из борделя. Они-то и довели Штуббе до его дома. И все бы ничего, но Мария-Елена, проснувшись утром, шла на зарядку, решив зайти к Рихарду, чтобы узнать, составит ли он ей компанию, и какого же было ее удивление, когда она увидела, что одноглазый был не то, чтобы пойти с ней, он вообще был не в состоянии ходить. Подшучивая над Штуббе, двое из его экипажа уложили своего командира на кровать, поглядывая искоса на стоявшую в стороне Айзенбах. Девушка не проронила ни слова, пока комната майора не освободилась, и в ней не осталось никого постороннего, а только она и одноглазый.

      - Рихард! - подойдя к кровати, Мария-Елена проговорила возмущенно-испуганно, не понимая, что случилось, что мужчина довел себя до такого состояния, - Что это значит?

      Громко икнув, майор рассмеялся, смотря на серьезное лицо девушки, почему-то ему показалось вполне смешным то, как она смотрела на него.

      - Все хор... ошо, - он снова икнул, отмахнувшись, закрыв глаз, но через секунду, вновь посмотрел на все еще стоявшую над ним радистку, говоря при этом вполне серьезно, хотя на его губах была умиротворенная улыбка, - Как же хорошо, что ты у меня такая... заботливая, добрая. Я так люблю тебя, - повернувшись на бок, одноглазый попытался сесть, но тело настолько не слушалось его, что он упал обратно на подушку, тут же расхохотавшись, - Ты у меня лучше всех.

      - Ты у меня тоже лучше всех, но я, как минимум недовольна твоими пьянками, - нахмурив брови, Айзенбах скрестила руки на груди, чей голос был переполнен серьезностью и раздражением, - Ты только глянь на себя! - девушка вздохнула, - Немецкий офицер, а валяется в хлам, как размазня какая-то! - на самом деле ей и правда было жаль Рихарда, он был очень хорошим человеком, которого она любила, но порой он был невыносим, и вот сейчас был один из таких моментов.

      Слова Марии-Елены пробили туман хмеля, достигнув разума майора; мужчина перестал улыбаться; повернув голову на нее, он взглянул на нее единственным глазом, слабо приподняв уголки губ, говоря уже тихо:

      - Прости, моя дорогая, но у меня был повод, - оперевшись одним локтем о кровать, одноглазый предпринял еще одну попытку сесть, но и она не увенчалась успехом; повалившись на подушку, протяжно рассмеялся, - Я так люблю тебя, - протянув руку к радистке, Рихард глядел на нее так, как смотрят щенки, с надеждой, с добротой, легким озорством, - Ты такая хорошая, - когда же девушка взяла его руку, он осторожно сжал ее пальцы, - Но Дьявол... Бедный Дьявол... Ты хорошая... Мне жаль, что так все получилось, - в памяти вдруг всплыл образ старого доброго друга Юргена, которого Штуббе считал братом; на душе стало в миг погано; закрыв лицо ладонью второй руки, сдавленно прошептал, - Мне жаль. Я не спас Райля... Теперь пернатая...

      Услышав про подругу, Айзенбах присела на край кровати, напрягшись. Сердце забилось намного сильнее, отдаваясь тяжелым гулом в голове.

      - Что пернатая?! - ее голос показался ей каким-то слишком громким, слишком взволнованным.

      Издав какой-то хныкающий звук, напоминающий тот, который обычно бывает у детей, которые начинают только плакать, Штуббе провел по лицу ладонью, уставившись в потолок:

      - Я не думал... Почему все так? - его пальцы стали холодными, хотя в комнате было достаточно тепло и даже душно из-за перегара, но они стали сильнее сжимать ладонь радистки, - Я думал, он застрелит ее, как свою первую жену. Я не хотел. Он хотел застрелить ее... Почему она не сказала?

      - Что? - перебила Мария-Елена, расширив глаза от начинавшего зарождаться ужаса, - Райль хотел застрелить Эрику?! - почему-то эта мысль была одновременно пугающей и абсурдной, потому что Юрген был давно мертв, и он никак не мог прямо сейчас навредить подруге.

      - Не-ет, - замотав головой, майор на пару минут замолк, лежа с закрытым глазом, борясь с головокружением, - Дьявол... Он совсем ошалел, - но, не смотря на все усилия, которые предпринимал мужчина, голова продолжала кружиться; закрыв лицо ладонями, Рихард буквально провыл, - Она нас всех предала, но... - тут же расхохотался, - Пернатая оказалась не той, за кого себя выдавала. Я думал, Курт застрелит ее. Он уже хотел. Он почти пошел, - привстав на одном локте, погрозил пальцем, говоря серьезно, - Я не пустил. А он хотел. Он даже у меня мой, - Штуббе прикусил губу, смотря на девушку, пытаясь доказать ей всю серьезность ситуации, и придумав, как это сделать, лег на кровать, показывая на кобуру, которая, к слову, была пустая, - Забрал. Понимаешь, забрал. Пистолет. Мой, - подняв брови, майор, выпятив нижнюю губу, обиженно смотря уцелевшим глазом.

      От всего того, что говорил Рихард, радистка не могла ничего понять, кроме того, что кто-то хотел застрелить Эрику за то, что она как-то предала всех, забрав у Штуббе оружие, но тот его не пустил... Или не так?

      - О чем ты?! - выпрямив спину, девушка похлопала удивленно глазами, - Каким образом она предала нас?

      - Он мой пистолет забрал, - теперь и в голосе майора звучала обида; он перевернулся на бок, опираясь о кровать, все же собрался сесть, - А я не хотел...

      - Как она нас предала? - поднявшись, Мария-Елена помогла мужчине, после чего уселась рядом с ним.

      Рихард в какой-то момент понял, что лучше бы он продолжал лежать и дальше, так как головокружение только усилилось. Закрыв глаз, он молчал, почувствовав невыносимое желание уснуть. Но шевеление рядом заставило его вынырнуть из приятного забытья. Айзенбах вновь повторила свой вопрос.

      - А ты знала, что Эрика вовсе не Эрика, а Эрик? - усмехнувшись, майор прицокнул языком, - Я нашел ее жетон, - хлопнув себя по нагрудным карманам, ища находку, одноглазый вспомнил, что он остался у полковника, - Курту отдал, так бы показал тебе.

      - Возможно, это была какая-то ошибка, - вспомнив про именные жетоны, девушка отвела взгляд в сторону, - Она же Эрика... Тут точно какая-то ошибка, - не зная, что придумать, радистка почувствовала, как на ее плечо легла голова Штуббе; повернувшись к нему так резко, что мужчина встрепенулся, устало взглянув на нее, - Погоди! Ты его отдал уже?

      Рихард довольно улыбнулся, кивнув, после чего снова закрыл глаз. Понимая, что одноглазому нужно выспаться, Айзенбах осторожно помогла ему лечь, слушая его бормотание, которое становилось с каждым словом все неразборчивее и неразборчивее.

      - Да, - промурлыкал в полусонном состоянии майор, обнимая подушку, - Дьявол про... - зевнув, он прошептал, - Документы ее... Из Берлина... Потом расстреляет... Как первую жену...

      - Какую еще жену?! - радистка положила ладонь на плечо мужчины, встряхнув его.

      - Первую...

      - Кого? - Мария-Елена нахмурилась, - Рихард, кого? Чья жена? Райля?!

      - Дьявола, - мурлыкнул тот, уткнувшись носом в подушку.

      - А Эрика где? - девушка еще раз встряхнула майора, но уже посильнее, - Рихард!

      - М? - пробубнил Штуббе, уже начиная засыпать, - Там... Под охраной.

      - Что ж, - погладив Штуббе по голове, Мария-Елена понимала, что от Рихарда ей больше ничего не добиться, да и мучить его ей не хотелось своими расспросами, ему нужно было отдохнуть, но кое-что она узнала, кое-что важное, от чего у нее по спине забегали мурашки; склонившись над засыпающим мужчиной, она поцеловала его в лоб, - Спи... Спи, - от ее прикосновения майор во сне улыбнулся, и это показалось ей одним из самых милых зрелищ, - Чтоб проснулся свежим, как огурчик! - и тут она не удержалась и сама улыбнулась, в шутку погрозив пальцем, после чего накрыла одноглазого одеялом, а как только он заснул крепким сном, выбежала из дома на поиски подруги.

      Найти Моргенштерн не было большой проблемой, труднее всего оказалось как-то попасть к ней. Летчицу заперли в небольшом доме, состоящим из двух комнат: в одной сидели солдаты, охранявшие заключенного, а вторая - была переоборудована как раз под место содержания - с этой стороны окна были наглухо забиты досками, а еще у стены стоял один из солдат на тот случай, если заключенному вздумается сбежать. Подойти и поговорить у окна не было возможности, поэтому Айзенбах пошла на хитрость. Покормив Гретель и ее щенков, радистка узнала на кухне, когда будут кормить Эрику и, подговорив повара, сама вызвалась отнести ей обед.

      Осторожно войдя в комнатку, скудно-освещенную пробивающимися солнечными лучами сквозь щелочки досок, что были на окнах, Мария-Елена еле сдержалась, чтобы не воскликнуть, увидев подругу, лежавшую на кровати в одежде. Та же, при виде радистки, привстала, не веря глазам, а потом подскочила на ноги, быстрым шагом приблизившись к вошедшей, узнав в той родное лицо. Как только поднос с едой оказался на столе, подруги крепко обнялись.

      - Ты как тут? - затараторила Моргенштерн, - осматривая шатенку, - Тебя тоже... вычислили?

      - Нет, - Айзенбах, отведя взгляд, не знала, как начать разговор, - Я поесть принесла...

      Эрика не знала, радоваться ей или же расплакаться, но новость о том, что подругу еще не рассекретили, немного, но приподняла ей настроение. Подойдя к столу, она невольно оглядела свой обед, почувствовав, как внутри просыпается голод.

      - Как ты узнала, что я тут? - отогнав мысль о еде, летчица резко повернулась к радистке.

      - От Рихарда.

      - Он сам сказал?! - удивившись, Эрика даже усмехнулась.

      - Да, - Айзенбах кивнула, а потом, чуть помолчав, добавила, - Он напился в хлам и раскрыл мне все карты.

      - Значит, ты все знаешь, - глубоко вздохнув, Моргенштерн опустила голову, прикусив губу от досады, - Меня ждет расстрел.

      В комнате наступило гнетущее молчание, и было слышно, как у крыльца переговариваются солдаты, выкуривая сигареты. Поймав взгляд подруги, Мария-Елена вдруг увидела в ее глазах смирение перед ужасающей участью, и в этот момент ей стало жаль Эрику. Не зная, что такого сказать, чтобы приободрить блондинку, радистка шагнула вперед, взяв ту за плечи, чуть встряхнув, заставляя посмотреть на себя.

      - Не бывает безвыходных ситуаций, ты слышишь?! - говоря это, Айзенбах, пока еще не знала, что делать, но была готова на все, лишь бы вытащить подругу из этой передряги, - Мы обязательно что-нибудь придумаем, и ты выберешься отсюда!

      Но в Эрике будто внутренний огонь погас; она смотрела на радистку так, будто бы уже смирилась со своим будущим. Покачав головой, летчица опустила взгляд, тихо проговорив:

      - Я не знаю... Не уверена, что сейчас тот самый случай, - набрав полную грудь воздуха, девушка медленно выдохнула, приказывая себе не плакать, - Я хочу рассказать Курту, кто я на самом деле, но не уверена, что он поверит мне. В любом случае он расстреляет меня, и сделает это лично, - она отошла от подруги, сев на край кровати, продолжая смотреть в пол, - И... я не знаю, что делать, - немного помолчав, подняла глаза на шатенку, - Курт сказал, что отправит запрос в Берлин насчет меня, и как только сюда придут документы на того летчика, то он застрелит меня, ведь там буду не я, а Эрик.

      И в этот момент Мария-Елена все поняла. Она присела на стул, говоря о том, что узнала от Рихарда, о том, что тот ей сказал: о первой жене Герцога, ведь Штуббе имел в виду именно полковника, застрелившего ее; но что конкретно послужило причиной этому, так и осталось загадкой. И от этого стало еще страшнее - Курт действительно мог расправиться с Моргенштерн, посчитав ее предательницей, так как майор говорил еще и о каких-то документах. Разговор прервал вошедший без стука солдат, сказавший, что радистке пора уходить. Провожая подругу взглядом, летчица вспомнила об Алексе, который находился все еще в Берлине. Сказав о том, чтобы Айзенбах связалась с ним, Эрика сама не понимала, зачем ляпнула это, махнув на прощание рукой.

      Нет, слова летчицы не оказались пустыми, как та думала. Мария-Елена действительно отправила радиограмму Алексу, постаравшись зашифровать ее так, чтобы только друг смог понять, что случилось беда.

      "Вчера ночью в дом оберфюрера Герцога залетела смертельно-раненая птица. Ее поймали и посадили в клетку. Никто не знает, что это за вид: белая с синими перьями у глаз. Решили узнать в столице про нее."

      Хартманн, сидя за столом в своем кабинете, опустил задумчивый взгляд на бумагу, лежавшую перед ним, пробежался по строчкам еще раз, потом - еще. То, что дело касалось белобрысой, он и так знал, но что она натворила в этот раз? Парень задумался. "Решили узнать в столице про нее." Неужели Курт раскусил как-то Эрику? Но она всегда была осторожна, если только она сама не ляпнула лишнего. Нет, не могла; знает же, что будет, если Герцог начнет в ней сомневаться, как было с Райлем. Связаться с Айзенбах, Алекс не мог, поэтому ему оставалось только догадываться о том, что на самом деле произошло.

      - Что произошло, герр Хартманн? - спросил Штрассе, сидя за обеденным столом, заметив чуть отстраненный взгляд своего собеседника.

      Алекс машинально взял кусок хлеба, который лежал нарезанным в вазочке из белого фарфора, но тут же положил его на край своей тарелки, больше не притронувшись. Смотря на еду перед собой, парень отклонился к спинке стула, положив одну руку на край стола, вторая же - механическая - безвольно висела. Послание радистки о том, что белобрысую раскрыли, обеспокоило его, ведь, если Курт начнет допрашивать ее, то она могла рассказать и о том, как попала сюда, а там и его на допрос отправят. Да и кто поверит в то, что они случайно попали сюда из будущего, но с благими намерениями?

      - Герр Хартманн? - генерал позвал чуть громче.

      Будто бы очнувшись, подполковник повернулся к мужчине, пристально смотрящего на него. Какое-то странное чувство беспокойство нахлынуло на Алекса, пробуждая в нем страх.

      - Что-то случилось? - ровным голосом поинтересовался Вильгельм.

      - Пришло не очень радостное письмо, - не сразу ответил парень, отводя взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на генерала.

      - Настолько не радостное, что оно отвлекает тебя? - с какой-то злой усмешкой кивнул сам себе мужчина, беря стакан с чистейшей прохладной водой.

      "А вдруг он все знает?" - промелькнула, как искры, мысль в голове подполковника. Снова посмотрев мельком на Штрассе, Хартманн почувствовал, как к горлу подступил неприятный ком горечи. Если это так, то его ждет та же участь, что и белобрысую, будь она неладна.